4 В неглубоком прошлом Гл. 4 Дело врачей

Дело врачей

Приключения не заставили себя долго ждать. Надя жила в квартире двоюродной тети, уехавшей с мужем на заработки на Дальний Восток. Ей строго-настрого запретили снимать телефонную трубку - и самой не звонить, и не отвечать на звонки. Но телефон почти никогда и не звонил - все, кто мог позвонить, знали, что хозяева отсутствуют. И вдруг звонки стали раздаваться каждые полчаса. Надя, соблюдая запрет, трубку не снимала. Когда ей стали надоедать непрерывные звонки, она уменьшила звук до минимума и накрыла телефон подушкой.

На следующий день на работе Надю неожиданно позвали к телефону. Надя перепугалась - ей звонила только мама, но о времени звонка мама всегда извещала задолго до своего звонка. «Что-то страшное...». Руки у Нади тряслись, когда она, добежав, наконец, до городского телефона, сняла трубку:

- Алле!

- Наденька! Это ты? - в трубке раздался приятный, но совершенно незнакомый Наде мужской голос.

- Я.

- Здравствуй, моя хорошая. Тебя беспокоит твой дальний родственник, дядя Саша. Я проездом в Минске.

- Здравствуйте, - ответила Надя, не в силах припомнить, кто же такой этот дядя Саша. Вроде бы у нее есть несколько родственников по имени дядя Саша, но ни на одного из них ее собеседник не походит.

- Я вчера звонил на квартиру Екатерине Сергеевне. А ты трубку не сняла. Я уже начал беспокоиться - вроде бы ты не на дежурстве в больнице, должна быть дома, а трубку не снимаешь...

- Они мне запретили пользоваться телефоном...

- А... Так вот, оказывается, в чем дело. А я перепугался - не случилось ли чего. Ну, рассказывай, как у тебя дела.

- Спасибо, вроде бы нормально.

- Рад слышать, что у тебя все в порядке. А то я переживаю - вдруг у тебя какие неприятности. Ты понимаешь, что я имею в виду тот случай, когда в вашем отделении скончалась больная. Там ведь во всем разобрались, правда?

- Да

- И ты не виновата?

- Нет...

- Ну и замечательно! Прямо от сердца отлегло. Наденька, ты же знаешь, как хорошо я к тебе отношусь. И позволь дать тебе, из самых лучших побуждений, добрый совет: не стоит тебе бегать по начальству и выяснять, что же там произошло на самом деле. Так ты можешь нарваться на серьёзные неприятности. Я, конечно, помогу, если что. Но даже мне это будет непросто. Договорились?

Растерявшаяся Надя ничего не ответила. Ее собеседник продолжил:

- До свиданья, Надя. И, если будут трудности, рассчитывай на мою помощь.

- До свиданья...

От этого странного разговора осталось чувство тревоги. Но на работе было не до раздумий. Придя вечером домой, Надя почувствовала, что ужинать не сможет, хотя и проголодалась за рабочий день. Обычно Надя, сильно устававшая за рабочий день, засыпала моментально. А в этот раз и сон никак не шел...

И вдруг среди ночи, то ли во сне, то ли в тревожной дреме, Надю словно прошибло насквозь. Она поняла, в какие события оказалась втянута.

Надя вспомнила, как кто-то из знакомых рассказывал про действовавшую лет двадцать назад организацию врачей-вредителей. В свое время эта организация была разоблачена, и даже было такое уголовное «Дело врачей». Но, опасаясь справедливого наказания, эта организация врачей-вредителей, с помощью Берии, или под руководством Берии, или вступив с Берией в сговор, отравила Сталина. Сразу же после смерти Сталина, Берия, выполняя данное врачам-вредителям обещание, уголовное дело закрыл. Потом Берия был разоблачен как английский шпион и расстрелян. Но... Врачи-вредители остались безнаказанны - ведь Берия успел закрыть «Дело врачей».

Теперь, когда Надя сделала открытие, все стало на свои места, все необъяснимые подробности получили свое ясное и чёткое объяснение. Конечно, такие милые, добрые, честные, порядочные люди, как Николай Викторович, Сергей Борисович и, тем более, - Леночка, быть врачами-вредителями не могут! А что... А что, если их запугали?

Ведь у каждого из них мог оказаться свой «Дядя Саша». А у них семьи, любимая работа, достигнутое положение.

Надя поняла, что надо действовать. И действовать должна именно она, не ожидая ничьей поддержки. Она вскочила с кровати, нашла чистые тетрадки, авторучку, и принялась писать. Описать все связно оказалось непросто. Сначала Надя явно указала в своих записях на подозреваемую организацию, но потом, вспомнив фильмы и детективные повести, сообразила, что выявление круга подозреваемых - это прерогатива следствия. И там они сами разберутся. А ее дело - ясное и недвусмысленное изложение известных ей фактов, без каких-либо потуг интерпретации. Ввиду этого свою записку Надя переписала заново, но от этого записка стала только лучше - меньше стало грамматических и синтаксических ошибок, и изложение стало более связным. К утру записка была готова.  Встал вопрос - куда эту записку нести. Подумав, Надя решила, что начать стоит с милиции - ведь милиция относится к Министерству Внутренних Дел, в котором и занимаются разными преступниками. Надя выбежала из дому.

В отделении милиции Надя не сумела толком объяснить, что ей нужно, и дежурный ее внутрь не пустил, направив к участковому. Участковый внимательно выслушал сбивчивый рассказ Нади, взял ее записку и обещал передать записку начальству для подробного изучения и выполнения на основе содержимого записки оперативно-следственных действий.

- Иди, стрекоза, - ласково напутствовал ее пожилой участковый дядя Вася, - мы сами разберёмся, что к чему. Жди, мы вызовем тебя.

Ждать пришлось долго. Надя каждый раз старалась пройти мимо опорного пункта, несколько раз видела этого толстого усатого добродушного участкового. Но тот делал вид, что не замечает ее, из чего Надя делала вывод, что в милиции пока еще не разобрались, что к чему.

Дождалась Надя только очередного звонка дяди Саши. Но Надя теперь была убеждена в том, что дядя Саша если и не является сам врачом-вредителем, то уж точно работает по их заданию. Вследствие этого, в разговоре Надя держалась скованно, что, конечно же, невозможно было утаить от дяди Саши.

После этого разговора Надя чаще стала проходить мимо опорного пункта, но все с тем же результатом - участковый, даже если и попадался ей на глаза, внимания на нее не обращал. Когда Надя, в очередной раз, безрезультатно проходила мимо опорного пункта, неожиданно перед ее носом возник некто. Надя вгляделась - перед ней стоял молоденький гладенький милиционер:

- Лейтенант милиции Чижов, - представился гладенький милиционер, - попрошу ваши документы.

Надя в этот миг поняла, что означает выражение «душа ушла в пятки» - сердечко у нее захлебнулось, а ноги похолодели, и стали плохо держать. Затем она сообразила, что временная прописка у нее не просрочена, а паспорт - с собой, в сумочке.
Трясущимися руками она достала паспорт и протянула милиционеру. Тот быстро пролистал паспорт и, к величайшему Надиному облегчению, вернул Наде паспорт со словами:

- Надежда Михайловна, пройдемте со мной. У меня есть к Вам несколько вопросов.

Испуганная Надя проследовала за гладеньким милиционером в опорный пункт. Войдя, она в надежде оглянулась в поисках знакомого уже ей участкового. Но участкового не было - они оказались в опорном пункте вдвоем. Как ни убеждала себя Надя в том, что бояться ей нечего, тревога не покидала ее.

- Присаживайтесь, - гладенький милиционер услужливо подставил ей стул возле своего стола. А сам при этом расположился с другой стороны стола.

Как бы не обращая внимания на Надю, он начал с интересом и увлечением вытаскивать из ящика своего стола какие-то бумаги, просматривать их, убирать обратно в ящик, вынимать другие бумаги. При этом он время от времени поглядывал на Надю, будто желая удостовериться, не убежала ли она. Надя никак не решалась задать ему главный вопрос - вопрос о его вопросах...

Наконец, гладенький милиционер произнес:

- Надежда Михайловна, наверное, нам придётся провести внешний досмотр. Я не могу понять причину вашего столь пристального внимания к опорному пункту, в котором мы находимся. Я не первый раз обращаю внимание на то, как Вы регулярно проходите мимо нашего опорного пункта. Быть может, Вы сама, или с кем-то в сговоре готовите вооруженное нападение?

В обычных обстоятельствах Надя посмеялась бы над нелепостью высказанных ее собеседником предположений. Но сейчас ей было не до смеха.

- Нет, что Вы, - испуганно и смущенно пробормотала Надя, - я всего лишь написала записку и отдала ее участковому дяде Васе. И беспокоюсь, прочитал ли он ее? А спросить боюсь...

- Записку? - улыбнулся гладенький милиционер, - любовную записку?

Но что-то было неискреннее, не располагающее в его улыбке.

- Нет-нет... Ну это как бы... жалоба... - Надя растерялась, не зная, как охарактеризовать написанное ею.

- На соседей?

- Нет.

- На сожителя?

- Как это? На какого сожителя?

- Судя по вашему паспорту, Вы не состоите в зарегистрированном браке. Следовательно, Вы живете с каким-то мужчиной без регистрации.

- Я живу одна.

- Как жаль. Такая красавица, и одна... Ладно, перейдём к делу. О чем ваша жалоба, на кого?

- Я работаю в больнице... У нас иногда случается...

- Работа больниц не входит в компетенцию участкового. Область его компетенции - разбитые стекла и разбитые носы. А про то, на что Вы намекаете, надо заявлять в Прокуратуру.

- Дядя Вася и обещал разобраться, и отнести мою записку, или как ее называть: жалобу...

- Заявление...

- Ну, пускай - заявление. Он обещал отнести мое заявление туда, где его рассмотрят и начнут следствие...

- Это настолько серьезно?

- Мне кажется, - да.

Гладенький милиционер, видно, ухватился за сообщенные Надей сведения.

- Я не знаю о том, чтобы Василий Семёнович передавал какие-либо документы наверх, по инстанции. Давай-ка посмотрим здесь...

Милиционер, взяв ключи, открыл сейф. Сейф был почти пуст, только сиротливо лежали на полке два измятых пожелтевших протокола.

- Так... Здесь пусто, - гладенький милиционер, видно, уже увлекся. Он подбежал к другому столу, открыл ящик и с удивлением произнес: - Твою мать... Сколько же у него хлама!

Он начал вытаскивать из стола скомканные бумаги, обрывки газет, огрызки яблок, фантики от конфет, кусочки фольги, из которых торчали завернутые в эти кусочки куриные кости. Надя поняла, что это - стол участкового, и попыталась возразить против такого бесцеремонного вторжения:

- Может, подождать, пока дядя Вася вернётся...

- Ерунда! Не бери в голову - бери в рот. Мне можно тут рыться, я - старший по званию.

Наконец, милиционер извлек из глубин ящика стола стопку бумаг и показал Наде:

- Ты писала?

- Я, - Надя обратила внимание на то, что собеседник давно уже обращается к ней на «ты», что ее слегка успокоило.

- Все! Можешь идти, если что-то на самом деле серьезное, я сам займусь.

Надо полагать, Надины записки на самом деле содержали нечто серьезное и пошли в дело - через несколько дней ей на работу вновь позвонил дядя Саша.

- Наденька, - увещевал ее дядя Саша, - я очень беспокоюсь из-за того, что ты связалась с этим генеральским племянником. Это же карьерист, он по трупам пойдет. Когда ему понадобится, - он тебя использует, а потом отправит на зону хоть на пять, хоть на десять лет, и глазом не моргнет. Он жизнь тебе испортит, и не только тебе. Представь, во сколько искалеченных судеб обойдётся каждая звёздочка на его погонах...

«Вот как ты запел...» - подумала Надя, не веря ни одному слову дяди Саши. А ведь недавно еще для нее это было невозможно - она верила каждому услышанному ей слову, тем более - от старших. Между тем, дядя Саша продолжал:

- Ты, племяшка, еще очень молодая, а я вот застал нелегкие годы. Знаешь, сколько честных принципиальных коммунистов пострадали в те годы от таких же карьеристов, просочившихся в органы. А ныне эти карьеристы вновь поднимают голову. Но сейчас настали другие времена, и у них ничего не получится. Завтра я позвоню тебе, скажу точно, к кому следует обратиться, чтобы прекратить следствие...

- Я не буду ни к кому обращаться, - сухо ответила ему Надя, - и прошу Вас больше мне не звонить...

Тем не менее, дядя Саша, как и обещал, позвонил на следующий день.

- Наденька, милая, - говорил он, волнуясь, а, скорее - изображая волнение, - я разузнал все. Тебя собираются закрыть на двенадцать лет. Ты подумай только - на двенадцать! Мама этого не переживет, а Любочка - представь, каково ей будет. Но еще не поздно, я обо всём договорился. Тебе надо будет найти следователя. Записывай фамилию...

- Я не буду ничего записывать. И если Вы не прекратите мне звонить, я обращусь в Прокуратуру! Нет... В КГБ!!!

- Что?!

Наде показалось, что дядя Саша рассмеялся, но точно она в этом не была уверена, поскольку бросила трубку.

...

Надя шла поздним вечером, почти что ночью, по парку - она всегда ходила этой дорогой после вечерней смены. Автобусы в столь позднее время ходили редко, можно сказать - уже и не ходили, и пешком, через парк, добраться получалось быстрее. Вдруг Надя вспомнила, что у нее при себе пятидесятирублевая бумажка - она в обеденный перерыв бегала в Универмаг, в надежде что-нибудь прикупить, вернулась ни с чем, а деньги забыла выложить.

И тут кто-то навалился на нее сзади. От неожиданности ей сначала показалось, что она просто обо что-то споткнулась или зацепилась обо что-то в темноте. Но когда ей зажали рот, она поняла: «на меня напали». Кто-то стал стягивать с нее трусы, сначала она немного успокоилась, вспомнив, что деньги у нее не в трусах, а в сумочке. А сумочку она крепко прижала к груди. Но в следующий миг ей раздвинули ноги и она почувствовала резкую боль между ног. «Меня насилуют... Их несколько!». Она попыталась закричать, но рот у нее был зажат. Пыталась вырваться, извиваясь, но ее зажали с такой силой, что это было бесполезно...

Резко встряхнув, Надю усадили на скамейку:

-Ты, сучка, слушай сюда. Тебя дядя Саша по-хорошему предупреждал...

Но в широко раскрытых глазах Нади не было никакого понимания...

- Да она вырубилась...

- Ничего, очухается - сама поймет что к чему...

- Поймет такая лохушка! Как бы не так...

- Все равно валить пора. Сейчас менты нагрянут.

Надю отпустили, и она безмолвно повалилась набок, продолжая прижимать к груди сумочку.

Придя в себя, Надя первым делом открыла сумочку - Пятьдесят рублей были на месте. «Как хорошо, что все обошлось... Обо что же я так споткнулась?». И тут Надя вспомнила то, чего так не хотелось вспоминать... «Нет, это мне приснилось. Этого не было, я просто так сильно стукнулась обо что-то головой, что...». Как ни пыталась Надя себя убедить и успокоить, она все в большей и большей мере осознавала, что то непоправимое, что с ней произошло - случилось наяву...

Это - конец. Будущего у нее больше нет - между этим моментом и будущим встала темная глухая непроницаемая стена. Лучше бы она не приходила в себя, лучше бы ее сразу, на месте прирезали...

Но, поскольку она осталась в живых, придётся встать и идти домой. Она не думала о том, как сейчас выглядит - просто поплелась по аллее, превозмогая боль. Попался навстречу наряд милиции. Надя инстинктивно сжалась, но милиционеры безмолвно расступились, пропуская ее.

- Парни, так вот какая у них спецоперация...

- Догнал бы этих сучар и перестрелял к е****м...

- У тебя-то голова одна, которая на х** тебе не нужна. А о своих ты подумал? О Нинке, о мамке с батей?

- Б****!!!

...

Надя поняла, что на работу ей не стоит ходить. Да и какой смысл ходить на работу, если ни смысла, ни цели в жизни, ни самого желания жить больше нет. Но она все равно продолжала функционировать, даже завтракала, обедала и ужинала, и по ночам даже слегка дремала. Хотя время от времени у нее возникал вопрос: А зачем?

На работе она оформила по максимуму отпуск за свой счет. Обычный очередной отпуск брать не стала, поскольку давно уже решила, что этот отпуск использует для поступления в институт. Опять же, Надя понимала, что жизнь кончена, никакой институт ей больше не нужен. Но, тем не менее, очередной отпуск отчего-то расходовать не стала...

За первые дни отпуска Надя все же немного пришла в себя, сходила к врачам провериться. Ей предлагали подать заявление об изнасиловании, но она отказалась, представив, как тяжело будет пережить и перечувствовать вновь все случившееся с нею.

Настало время выходить на работу. Надя раздумывала о том, чтобы вместо этого уйти в монастырь. Но потом решила, что опозоренная обесчещенная женщина не достойна быть невестой Христовой. К тому же, она не верила в Бога и не могла себе представить, как будет изворачиваться и обманывать ближних.

Выйдя на работу, Надя поняла, насколько она нужна на работе, и насколько работа нужна ей. Коллеги по работе встретили ее возвращение с безразличием и отчужденностью. Вообще-то с ней и прежде никто особо не стремился общаться . Но если раньше Надя объясняла это для себя своей провинциальной неразвитостью, теперь ей стало казаться, что коллеги откуда-то узнали о случившемся с нею и презирают ее.

Только комсомольский секретарь Лена, заметив, что с Надей происходит что-то не то, попыталась с Надей поговорить, выяснить ее проблемы и попробовать помочь. Но выяснить ничего не удалось. Надя только расплакалась, почувствовав опять столь редко встречавшиеся в ее нынешней жизни доброту и участие. Надя ещё больше замкнулась в себе и ещё больше сил стала уделять работе - единственному, что оставалось теперь в ее жизни.

Продолжение: http://proza.ru/2021/12/20/182
Начало: http://proza.ru/2021/12/05/374