Декабрь 1912 года. Царское Село

                Фрагмент из романа «Держава»
 
Декабрь 1912 года. Царское Село

1.
Заканчивался насыщенный событиями 1912 год. Декабрь. До православного Рождества оставалась меньше недели, а в Европе уже отпраздновали наступление нового 1913 года. Там уже январь , однако, зима ни в Европе, ни в Петербурге никак не заладится. То с севера дохнёт стужей. То с юга нагрянет нежданная оттепель. То с Балтики налетят метели, укутав толстым белым покрывалом столицу Российской империи, размесившуюся на крайнем западе огромной Державы, распахнувшейся на одиннадцать часовых поясов от Финского залива до Берингова пролива, за которым лежит земля Аляска, от утери которой и поныне щемит русское сердце . 
Вот и опять после зимних штормов и метелей вскрылись льды в заливе и в устье Невы, а следом и оттепель, и слякоть на улицах огромного северного города, заложенного на шестидесятой параллели энергичным царём Петром Алексеевичем, провозгласившим себя императором Петром I.
Однако в Царском Селе, куда неожиданно, ночью, как по тревоге, направили роту, в которой второй месяц служит недавний юнкер , выпускник Павловского военного училища, новоиспечённый подпоручик Иван Мотовилов, не так сыро, как в Петербурге, и снега вдоволь, едва ли не на полметра укрыл Царскосельский парк и пока не тает. Шесть часов утра, зябко, сыро, но от снега заметно светлее.
С раннего утра рота выставлена в усиленный караул, по какой же причине не ясно.  Солдаты, направленные в помощь дворникам, энергично расчищают дорожки в парке. К девяти часам, когда, наконец, рассвело, солдаты закончили расчистку, забросили лопаты на плечо, словно винтовки и, построившись в колонну по двое, прошли мимо подпоручика. От их пропотевших шинелей валит пар.
Вот показался автомобиль – дорогой чёрный американский лимузин «Кадиллак » и притормозил у входа в парк.  Из автомобиля вышли двое мужчин средних лет оба в штатском, в добротных зимних пальто и шапках. Закурили папиросы и принялись разминать затёкшие ноги. Обменялись несколькими фразами на немецком языке и, направляясь в парк, приблизились к подпоручику, вытянувшемуся перед ними словно по команде «Смирно!»
Неожиданно подпоручик Мотовилов поймал на себе пристальный, а затем удивлённый взгляд одного из них.
– Взгляни Иоганн, этот юный офицер поразительно похож на моего Фридриха! Удивительно, не правда ли?
– И в самом деле, – согласился с ним второй мужчина. – Похож. Что ж, бывает. Однако, Генрих, поспешим. Его Величество просыпается рано и уже вышел на утреннюю прогулку в сопровождении Министра двора графа Бекендорфа – организатора предстоящей встречи.
Мужчины говорили  негромко и по-немецки, однако подпоручик, хорошо владевший немецким языком, уловил суть разговора и то, что один из них, тот, что ростом пониже, названный на немецкий манер Иоганном, был русским и говорил с заметным акцентом. Однако его спутник, названный Генрихом, несомненно, был стопроцентным немцем, к тому же его круглое холёное лицо с правильными чертами, украшали подкрученные к верху тёмные усики «а-ля кайзер».
Они прошли мимо подпоручика, однако немец не удержался, обернулся и улыбнулся, ещё раз взглянув на русского офицера.



«Похож! Ну,  словно одно лицо! Очевидно ровесники, и ростом под стать моему Фридриху!»
2.
– Ваше Величество, Николай Александрович! – послушайте меня, наивернейшего Вашего подданного, сделайте этот трудный, очень необходимый шаг. Сделайте во имя России! Сделайте! – Выцветшими старческими глазами граф умоляюще посмотрел на Божьего Помазанника, Императора Всероссийского, Короля Польского, Великого Князя Финляндского и прочее, прочее…
Император тяжко вздохнул, поправив любимую им форменную утеплённую фуражку, незаметно смахнул с глаз горькую слезу, и прислонился спиной к берёзке, так словно искал в ней последнюю опору.
Висевшее на плече ружьё, с которым император любил побродить по парку, зацепилось за ветку и с пожелтевших листьев посыпались на шинель дождевые капли, попав ненароком за воротник. Император вздрогнул от холода и замотал головой. 
– Нет, Владимир Борисович , – так по-свойски император назвал Министра двора, –  не могу! Не могу! – повторив, простонал он. – Как я посмотрю им в глаза? Что я скажу Аликс ? Что она скажет дочерям, Алексею? Как я смогу жить без них? Отправить в монастырь? Всех сразу! Навсегда! Нет, не смогу…
– Государь, вы же меня знаете с детских лет! Вы же знаете о моей преданности престолу! Вы же знаете, что мои остзейские  предки и сам я – наипреданнейшие слуги империи. Ни при каких условиях я не пожелаю ничего дурного ни императору, ни Великой России! Вот и предок Ваш Пётр Великий пошёл на такое, хоть и нелегко ему было отправить жену в монастырь и извести сына …
Император закрыл лицо ладонью.  Пальцы его дрожали.
– Ваше Величество, сделайте это! Сделайте ради России! – взмолился красный от напряжения граф, на которого легла тяжкая участь донести до страдающего императора неумолимое требование времени. А оно, это Время, было таковым, что на Европу и, прежде всего на Россию надвигались тяжёлые испытания, в которых спасти империю и корону будет ох как нелегко, если такое теперь возможно…
Для осуществления задуманного, подсказанного ему императором Вильгельмом II во время июньской встречи российского и германского императоров, прибывших на своих яхтах в Ревель по случаю закладки нового крупнейшего на Балтийском море коммерческого порта и военно-морской базы , Фредерикс выбрал удачное время. У императрицы случилось очередное недомогание, и она осталась вместе с детьми в Петербурге, в Зимнем дворце, в то время, как Николай Александрович пожелал быть в Царском Селе.
Фредерикс промучился всю осень, наблюдая за стремительным сближением России с Францией, за которой стояла могущественная Британская империя и набиравшие силу Соединённые Штаты Америки. Сближение это ускорилось спустя два месяца во время визита французского премьер-министра Пуанкаре  в Россию, и встреча его с императором состоялась опять же на яхте «Штандарт ». 
1912 год подходил к концу и граф, мучимый недобрыми предчувствиями, наконец, решился на судьбоносный разговор с императором. В поддержку ему в Россию прибыл тайный посланник германского императора. Далее медлить было нельзя…
– Ну, хорошо! – сдался, наконец, измученный император. – Ради России…
«Это ведь не отречение» – с некоторым облегчением подумал он. – «Я ведь ещё не стар. Мне  всего сорок четыре. Есть ещё силы, и молодая здоровая супруга родит здорового наследника, который так необходим России. Да и пример Петра Алексеевича наводит на размышления…
А как же Аликс, девочки, Алексей?..» –  Вспомнив о них, император едва не разрыдался, однако тут же отвлёкся, и глаза его заблестели. На ветви высокой старой липы опустилась и раскаркалась стая столь нелюбимых им ворон. Царь скинул с плеча двустволку, заряженную мелкой дробью, и дуплетом пальнул по воронам. Выстрелы оказались удачными. Уцелевшие вороны разлетелись в разные стороны, а пять или шесть поражённых птиц, цепляясь за полуголые ветки, попадали на землю.
Между тем, уловив, что время пришло, Фредерикс сделал знак и на тропинке, прикрытой раскидистыми елями, показались ждавшие момента двое мужчин в тёмных пальто, шапках и начищенных до блеска сапогах. Спешным шагом, близким к строевому, они приближались к императору и Министру двора графу Фредериксу.
– Здравия желаю, Ваше Величество! Полковник Угрюмов! – Вытянувшись перед императором, представился первый мужчина. – Отличные выстрелы! – посмотрев на ворон, одна из которых ещё трепыхалась, поспешил заметить полковник, изрядно взволнованный встречей с государем.
– Доброе утро, Ваше Величество! – представился императору второй мужчина, полковник германской разведки барон Генрих фон Гутлов, судя по фамилии мекленбуржец, предки которого восходили к поморским славянам.
– Кто эти люди? Почему они здесь? – спросил император у графа.
– Офицеры разведки, Ваше Величество. Русской и германской.
– Ах да! Господина Угрюмова я узнаю, хоть и вижу его не часто и только в мундире, – припомнил император. – Как же они здесь оказались? Зачем здесь полковник германский разведки? – Император недоверчиво посмотрел на Министра двора и перевел взгляд на полковника Гутлова.
– Ваше Величество, господина Гутлова по просьбе вашего кузена императора Вильгельма  пригласил я, – признался  Фредерикс. – После Ваших слов «ради России», которые подтверждают Ваше согласие, господа офицеры охарактеризуют политическую обстановку, которая складывается в Европе.
– Ах, Владимир Борисович, – с грустью покачал головой Император, – вот и вы ведёте переговоры с Вильгельмом за моей спиной. Нехорошо…
– Ни в коем, случае, Ваше Величество! – побледнел Фредерикс. – Какие уж тут переговоры, обычная просьба, последовавшая со стороны императора Вильгельма после вашей августовской встречи с Пуанкаре. Император Вильгельм сильно обеспокоен. Переговоры с французским премьером были секретными, но кое-что стало известно и ему.
– Развелось кругом болтунов и предателей, – вздохнул император Николай Александрович и вопросительно посмотрел на полковника Угрюмова. – Развелось… 
– Ваше Величество, нам грозит большая война, в которой империя обречена на заклание! – глядя в глаза императору, по-военному кратко доложил полковник.
–  С кем же? Как скоро? Какая империя обречена? Причём здесь заклание? – удивлённо посмотрел на полковника император, однако Угрюмов понимал, что император лукавит и всё-то ему известно и ясно ...
– Неужели опять с Японией?
– Нет, Ваше Величество, на этот раз с Германией и Австрией и не позже чем через год, от силы – два, – не моргнув глазом, признался полковник Угрюмов.
– Именно так, герр Император, – вздохнув, подтвердил полковник Гутлов.
– Но я не хочу воевать с кузеном Вильгельмом! – Картинно возмутился император. – Насколько я знаю, и он не желает этого!
– Кайзер этого не желает, – подтвердил Гутлов. – Кайзер искренний друг России. Отец кайзера император Фридрих III служил России! – с гордостью добавил полковник, упомянув императора Фридриха III  личного друга Русского императора Александра III  – отца Николая II . Полковник Гутлов полагал Александра III самым сильным из русских императоров, несмотря на то, что в его царствование Россия не вела ни одной войны. Тем не менее, Александр III заявил, что «у России нет союзников кроме её армии и флота» и последовательно наращивал военную мощь империи.
Впрочем, даже сейчас полковнику хотелось поправить покойного императора – «а как же Пруссия? Ведь мы не воевали с Россией полтора века, да и то в Семилетнюю войну  против России нас втравила коварная Британия, привыкшая «таскать каштаны из огня чужими руками». Не воевали, а заключали династические браки, стало быть – союзники!»
Впрочем, не время и не место, когда рядом с тобой российский император Николай II – кузен императора Вильгельма II.
– Вступить в войну с Германией на стороне Англии и Франции Вас, Ваше величество, через своих прислужников Пуанкаре и Асквита заставят иностранные банкиры. – с жаром продолжил тайный посланец императора  Вильгельм II. – Эти толстосумы, возомнившие себя хозяевами всего Мира, намерены сорвать на войне огромный куш!
– Да это так, Ваше Величество, – поддержал Гутлова полковник Угрюмов. – У британских, французских, американских Ротшильдов, Варбургов, Голдманов, Шиффов и прочих банкиров Россия в больших должниках. Не мне Вам говорить, сколько миллионов и миллиардов франков, фунтов и долларов мы им задолжали. Пуанкаре и Асквит  Вам об этом напомнят, – наполняясь уверенностью, напомнил императору полковник Угрюмов, заранее готовившийся к этой сверхсекретной миссии и запросивший через Министра двора справку по российским долгам у Министра финансов.
– Ваше Величество, очень скоро они этого потребуют, – тяжело вздохнув, подтвердил Фредерикс, – а у Вас, Ваше Величество, мягкий характер и это, прежде всего, оттого, что в Вашем сердце тяжелейшая рана. Однако, излечив эту рану, вы вернёте себе стойкость Ваших предков и спасёте Россию и Германию, не допустив братоубийственной войны и последующей катастрофы для обеих империй!
– Хорошо сказано! – подтвердил полковник Гутлов, отлично понимавший русскую речь, но предпочитавший пока говорить по-немецки, поскольку все четверо хорошо владёли языком Гёте, Шиллера и кайзера Вильгельма II. Однако, после этой короткой фразы, будучи сентиментальным, как и многие немцы,  барон растрогался и неожиданно перешёл на язык великороссов к тому же с правильным Петербургским произношением, обременённым лишь незначительным акцентом.
– Кайзер Вильгельм II – Император Германский, Король прусский, наследник империи Карла Великого  и Священной Римской империи германской нации тоже не хочет войны с Россией. Наши народы породнены на протяжении веков и если воевали друг с другом, то либо по недоразумению, либо нас стравливали наши общие враги, прежде всего Британия и Франция.
Вот и Вам, Ваше Величество, крупно нагадили британская разведка и королева Виктория, в генах которой затаилась страшная болезнь под названием гемофилия. Эту страшную болезнь внесла в династию русских императоров внучка королевы Виктории фрейлен Алиса, которую у нас прозвали «Гессенской мухой».
Прозвище «Гессенская муха» возмутило императора, однако Николай Александрович вовремя подавил это чувство, припоминая обиды от венценосной супруги, помешанной на чарах «святого старца» Григория Распутина , который, согласно донесениям от Жандармского управления, был полнейшим развратником и, вполне возможно, успел совратить императрицу…
– Так что же вы, барон, не знали о её болезни? Ведь Александра Фёдоровна родом из Германии! – простонал император.
– Клянусь, Ваше Величество, мы этого не знали! И мы были введены в заблуждение, не знали того, что было известно англичанам. Об этом не знал и Ваш кузен император Вильгельм II, в противном случае он бы не допустил Вашего венценосного брака. Вот почему, страдая от таких огорчений, он готов помочь Вам и посватать девушку из знатного и благородного рода герцогов Мекленбургских .
Древний род Никлотингов восходит к князю Ругов Рёрику, а значит и к династии Рюриковичей, правившей прежде Россией. Вот и пришло время породниться Вашей венценосной династии с Никлотингами,  во имя спасения Великой России!
Помимо красоты и прочих достоинств целомудренная фрейлен, которой недавно исполнилось девятнадцать лет, обладает отличным здоровьем и согласно астрологическим прогнозам родит здорового наследника. Желаете взглянуть на её фотографии? – Полковник Гутлов расстегнул верхнюю пуговицу пальто и опустил руку во внутренний карман штатского пиджака.
– Довольно слов, барон, давайте-ка сюда фотографии вашей протеже, – потребовал граф. – Пусть Его Величество государь-император посмотрит фотографии в спокойной обстановке.
Не спешите с ответом, Николай Александрович, – Фредерикс по-отечески положил руку на плечо императора и заглянул в его печальные глаза. – Все мы желаем добра Вашему Величеству и России!
Император понимал, что перед ним разыгрывают спектакль,  а принцесса, имя которой пока не названо, но это нетрудно узнать, ознакомившись с родословной герцогов Мекленбургских, тщательно отобрана из сотен других претенденток. В кандидатуре принцессы, предки которой восходят к ругам, а, стало быть, к славянам, возможно и к самому князю Рюрику, имевшему жён до прихода на Русь, прежде всего заинтересованы немцы.
Мысленно император, уже едва не решился на развод с Александрой Фёдоровной и на ссылку в лучшие монастыри своей «дефектной» супруги, дочерей, которых, зная об их беде, никто из представителей благородных семей не возьмёт в жёны, и любимую свою «кровинушку горькую» цесаревича Алексея, которого жальче всех…
– Но ведь это невозможно! Невозможно! Невозможно ни ради чего! – едва не разрыдался государь, ссутулился и быстрым шагом пошёл прочь, припоминая страшные предсказания Святого старца Серафима Саровского российским государям.

«Идет последнее царствование, государь и наследник примут насильственную смерть».

«Уж не мне ли, грешному, последнему государю российскому, уготована такая ужасная участь?» – содрогнулся император и, поскользнувшись, едва не упал. Распрямился, поправил съехавшую на затылок фуражку. А вот и другое предсказание Святого старца.

«Будет некогда царь, который меня прославит, после чего будет великая смута на Руси, много крови потечет за то, что восстанут против царя и его самодержавия, но Бог царя возвеличит».

 «Как же понимать? Примут смерть насильственную государь и наследник, но Бог царя возвеличит? И смута, и кровь, и восстание? Неужели же всё обо мне?..» - мучился император, в царствование которого был канонизирован Святой старец Серафим Саровский 
«Жуткие предсказания! Жуткие! Увы, очевидно, такая мне и семье моей судьба уготована…»

* *
 – Извините, господа, император оставил нас. Тяжело ему, – тяжко вздохнул Фредерикс. – Не отчаивайтесь, я попытаюсь вразумить Государя.
Граф задумался о чём-то своём, вздрогнул и взмолился.
– Господа, я взял на себя огромную ответственность. Ради Бога, сохраните всё в тайне… Не дай Бог дойдёт до императрицы. Изведёт и себя и императора.
Хотел ещё что-то сказать, но не решился, лишь замотал головой.
– Разумеется, граф, и мы надеемся, что ни одна душа не узнает о нашем визите и о том, что здесь произошло, – напомнил Министру двора полковник Угрюмов. – Это и в ваших интересах, граф, и в наших.
– Да, да, в наших интересах, – пробормотал растерянный Фредерикс. – Я сохраню тайну, господа. – Уж и не знаю, примет ли государь наши предложения. Нам остаётся только ждать. Надеюсь, – вымученно улыбнулся он, и, втянув голову в плечи, побрёл следом за императором.

3.
– Герр Угрюмов, как вы думаете, император примет наши предложения? – спросил полковник Гутлов когда они остались одни и повернули к выходу их парка, где под сенью огромной раскидистой ели их ожидал автомобиль.
– Увы, герр Гутров, не уверен. У императора огромное горе – больной и, тем не менее, любимый наследник Цесаревич Алексей. И дочерей он любит, и супругу любит, несмотря на грязные сплетни за его спиной. Боюсь, что решимости своего предка царя Петра, о котором в качестве примера упомянул граф Фредерикс, когда укрываясь за елями, мы ожидали своего часа, Николаю Александровичу не набраться, – с горечью посетовал полковник Угрюмов.
– Не уверен, герр Иоганн, что предок вашего императора именно царь Пётр I. Да и вернулся ли истинный государь в Россию после двух с лишним лет, проведённых в Англии и Голландии? – Гутлов загадочно посмотрел на Угрюмова.
– Что вы имеете в виду? – насторожился полковник Угрюмов. – Продолжайте, я слушаю.
– Утверждать, что в Англии или Голландии могли подменить молодого царя на похожего на него человека, я не могу, однако мне довелось прочитать некоторые секретные документы конца семнадцатого – начала восемнадцатого веков, хранящиеся в ведомстве, где я служу.
– И что же в этих документах? – требовал ответа полковник Угрюмов.
– Доподлинно не изложу, однако, по возвращении царя в Россию, царица не признала в нём супруга, так он изменился, к тому же вернулся с дурной болезнью, которой его одарили в тавернах, пабах и прочих кабаках гулящие английские и голландские девки.
– Да, это так. И в России многие заметили, что по возвращении царь сильно переменился. Много пил, пристрастился к табаку. Был вспыльчив и крайне жесток, – согласился Угрюмов, – но о подмене не могло быть и речи. Это не возможно! И тут же поймал себя на крамольной мысли – «А если всё было именно так?» – и содрогнулся от ужаса.
– Что с вами? – Заметил Гутлов резкую перемену в Угрюмове.
– Озноб, – поёжился Угрюмов. – Холодно, сыро…
– Возможно, что и не возможно, – скаламбурив, продолжил Гутлов, – но факты налицо. Жену запер в монастыре, единственного сына и наследника замучил до смерти. Мог ли так поступить муж и отец? – привёл свои «железные» доводы немецкий полковник. – Так, что на императоре Петре I и его новой супруге , которую царь подобрал в армейском обозе после взятия Ревеля , династия Романовых пресеклась. Новая императрица, страдавшая, как и император, дурной болезнью, рожала больных детей и все они умирали в младенчестве. Выжили лишь Елизавета и Анна. Анну выдали замуж за герцога Гольштейна Карла Фридриха, но и она умерла в двадцать лет вскоре после рождения единственного сына и вашего будущего императора Петра III, который тоже не отличался, ни физическим, ни психическим здоровьем. Елизавета взошла на российский престол, но оказалась бесплодной.
Династию возродила немецкая принцесса из Померании, признанная Екатериной Великой , но прежде родившая наследника и будущего императора Павла I. По крови и по духу Павел был стопроцентным немцем, поскольку и супруг будущей императрицы Пётр III  –  немец! – с удовольствием заключил Гутлов. – Разве не так, герр Иоганн?
– Да вы слишком хорошо знаете историю России, герр Гутлов. Вам бы преподавать историю в нашей академии! – с нескрываемым раздражением и сарказмом похвалил Гутлова полковник Угрюмов.
– К этому обязывает моя профессия, – торжествуя в душе и, тем не менее, скромно, ответил полковник немецкой разведки фон Гутлов, заслуги которого высоко ценил император Вильгельм II, поручив столь деликатную миссию..
– Ну что ж, в свою очередь могу добавить, что принцесса Катрин или Екатерина, как её назвали у нас при крещении в Православную веру, была родом не из Гессена, а из Померании, стало быть, из Поморья, а значит по крови скорее славянка, чем немка! – решительно возразил полковник Угрюмов. – Недаром, же вы, Генрих, рассказали мне про немецкую поговорку, бытующую в Мекленбурге и Померании: – «какого немца не потри, увидишь в нём славянина». Так что закончим эту тему, и не будем осуждать императора Петра I и его пороки. У кого их нет, пороков? Да и секретные бумаги, хранящиеся в вашем ведомстве. Мало ли что в них может быть, Да и кто их составил, не фальшивка ли? Одни домыслы, да и только. Не о прошлом сейчас вспоминать, о будущем надо задуматься. Согласен с вами, нагадили нам англичане и не мало ещё нагадят. Как говаривал упомянутый нами император Пётр I – «такой вот, европейский политик…» А тут ещё Распутин  – не иначе, как кем-то подослан к императрице.
Околдована им Александра Фёдоровна. Видит в нём едва ли не мессию. Покорна ему. Ради спасения малолетнего сына от страшной болезни готова для поганого Гришки на всё! Вы ведь слышали о распутстве нашего Гришки Распутина? Такой вот и у меня получается каламбур, дорогой Генрих, – грустно улыбнулся полковник Угрюмов. – Так и чешутся руки прогнать вон его из столицы, а то и повесить на первом столбе этакого мерзкого типа, выпрыгнувшего к нам из сибирской глухомани, ну словно чёрт из табакерки!
– Сочувствую вам, Иоганн, – признался Гутлов. – У нас в Германии этого бы не допустили.
– Э, гер Гутлов, не отрекайтесь! – усмехнулся Угрюмов. – Это у вас появились социал-демократы и либералы. От вас, от этого Маркса  и его последователей, эта зараза перекинулась в Россию. Мы ещё от пятого года  никак не опомнимся, а на горизонте новая беда – война, в которой нам, похоже,  предстоит сражаться друг против друга. Неужели же не чувствуете?
– Чувствую, Иоганн, не меньше вас чувствую. Ваш император слабый человек, в этом я окончательно убедился после встречи с ним. Французские, английские и американские банкиры опутали Россию долгами. У вас ужасное казнокрадство, которое доведено до минимума у нас в Германии ещё стараниями «железного канцлера» Бисмарка . У вас большая часть денег оседает в карманах и на банковских счетах чиновников, которых следует перевешать едва ли не через одного! – помахал кулаком полковник Гутлов. – Россия сильно отстала от Европейских держав, пытается наверстать упущенное время, а для этого нужны деньги, много денег.
– Согласен с вами, Генрих. Россия вся в долгах и её кредиторы, так нелюбимые вами Ротшильды, Варбурги, Голдманы, Шиффы  и прочие толстосумы, перечислять имена которых слишком долго и неприятно, ныне правят с помощью денег англосаксами по обе стороны океана. Ведь и они выходцы из Германских земель, – не упустил возможности уколоть Гутлова полковник Угрюмов. – Эти изверги не упустят случая стравить нас в братоубийственной войне. 
– Увы, Иоганн, похоже, что наша с вами миссия не достигнет успеха, – вздохнул полковник Гутлов. – Эти, как вы их назвали – толстосумы, используют своё влияние, заставят поступить вашего слабого императора так, как им будет выгодно, а значит воевать за их интересы. Недаром же Россию уже втянули в военно-политический союз, который англичане и французы назвали Антантой , – добавил он, не заметив колкости русского полковника, и оправдывая себя в душе тем, что перечисленные банкиры, список которых можно продолжить, не немцы и не христиане, посмотрел в глаза полковнику Угрюмову.
– Но ведь и вы объединились в союз с Австро-Венгрией и Италией. Антанта – ответная реакция со стороны Англии и Франции, – выдержав взгляд Гутлова, возразил полковник Угрюмов.
– Да это так. Это наш ответ, хоть мы и опередили Англо-французский союз. Однако хочется сказать, останьтесь хотя бы в стороне, когда в Европе начнётся новая драка за передел колоний и ещё чего-то. У Германии, возрастающего экономического и политического могущества которой так боятся англичане и французы, хватит сил поставить на колени Францию, как это уже было в 1871 году, когда в Версале, где в память о Карле Великом короновался император Вильгельм I , рождалась Германская империя!
Нам хвати сил приструнить Британию и заставить её поделиться своими колониями, но это если Россия останется в стороне, не вступит в войну на стороне наших врагов. Войны на два фронта нам не выдержать, да и России не выстоять. Не мы, так ваши внутренние враги и не только социал-демократы, но и те, что притаились возле императорского трона, низвергнут империю в хаос. Подавай им республику на манер французской! – распалялся полковник Гутлов.
«Сильно сказано!» – задумался полковник Угрюмов. – «А ведь он прав. Развелось в Петербурге либералов…»
– Что же вы молчите, герр Иоганн? – спросил коллегу полковник Гутлов.
– Мне нечего вам ответить, Генрих. Сегодня сделан важный шаг в интересах наших держав, однако удастся ли осуществить задуманное, от нас не зависит.
Возможно, что государь, налюбовавшись фотографиями вашей протеже, которая и в самом деле хороша, всё же примет правильное решение. Как же всё сложится, покажет время, которого, увы, становится всё меньше и меньше…
– Завтра я возвращаюсь в Берлин, – напомнил полковник Гутлов. – За те два дня, герр Иоганн, которые мы провели вместе, у нас установились дружеские отношения. Давайте посидим этим вечером в одном из петербургских ресторанов. Выбирайте где.
– Вот что, Генрих, – задумался на мгновенье полковник Угрюмов. – Хороших ресторанов в Петербурге много, однако, я хочу вам предложить посетить настоящую русскую баню. Я знаю такое отличное заведение.
– Баню? – удивился Гутлов. – Но я собираюсь принять ванну по возвращении в Берлин. Да и что нам делать в бане?
– Попаримся, как следует, отогреем старые кости, –  пошутил Угрюмов. – Ведь вы ещё не бывали в настоящей русской бане?
– Не бывал.
– Вот и побываете. А как попаримся, там и отужинаем, завернувшись в простыни, словно римские патриции.
– Что же нам там подадут, в бане? – засомневался Гутлов.
– Всё, что душе угодно, не пожалеете, – пообещал полковник Угрюмов своему немецкому коллеге.
– Ладно, идём в вашу баню, – согласился полковник германской разведки – специалист по России, которому и в самом деле захотелось попариться в русской бане. 
– Господин офицер, назовите своё имя, – проходя мимо подпоручика, который был так похож на его сына – молодого лейтенанта Фридриха фон Гутлова, попросил немецкий полковник на хорошем русском языке.
– Подпоручик Мотовилов, Иван Григорьевич! – Ответил русский офицер, догадавшийся, что перед ним старшие офицеры в штатском, а тот, что спросил – немец, и отдал им честь, резко и изящно приложив ладонь руки к форменной офицерской фуражке.
– Сколько же вам лет, подпоручик?
– Скоро исполнится двадцать!
– Похож, ну словно одно лицо! – улыбнулся офицеру немец. – Только Фридрих на год моложе.
– Встречается немало похожих людей, Вот и российский император, как две капли воды похож на английского короля , – заметил его русский спутник. – Чему же удивляться?
  – Удачи, вам, подпоручик, – пожелал молодому офицеру с отличной выправкой полковник Гутлов и последовал за Угрюмовым к автомобилю, возле которого, прогревая мотор в ожидании господ, прохаживался шофёр, облачённый  в чёрную кожаную куртку и кожаный шлем, скроенный на манер тех, которые носили пилоты первых русских самолётов.

4.
После отъезда двух господ в штатском, рота простояла в карауле ещё сутки, а затем из Петербурга прибыли грузовики немецкого производства и командир роты капитан Ерёмин отдал команду – «По машинам!»
Подпоручик Мотовилов разместился сопровождающим в кабине третьего от головы колонны грузовика и чтобы в пути не задремать, принялся размышлять над событиями прошедших суток.
Собственно никаких особенных событий не случилось. Разве что припомнился разговор двух мужчин в штатском, причём на немецком языке, которые прибыли, очевидно, из Петербурга на роскошном американском лимузине последней модели.
«Показался я немцу похожим на его сына. Бывает. Зачем-то спросил моё имя?» –  размышлял Иван Мотовилов, военная карьера которого начиналась весьма успешно. Обычно выпускникам юнкерских училищ присваивали воинское звание прапорщик и только тем, кто оканчивал училище с отличием, присваивали звание подпоручик.
– Ваше благородие, зачем нас послали в Царское Село? Неужели у государя недостаточно своей охраны? – прервал мысли Мотовилова шофёр – тридцатипятилетний унтер-офицер, служивший в автомобильной роте по контракту. Освоил вождение и ремонт автомобиля, был весьма доволен своей новой уважаемой профессией и жалованием, на которое мог содержать семью.
– Этого я не знаю и капитан наш, похоже, тоже не знает. Поступил приказ, а приказы, как известно, не обсуждаются, – ответил шофёру подпоручик. – Тебя-то как звать?
– Шаров я, Иван Евсеевич, – назвался шофёр, облачённый в обычную армейскую форму, не то, что тот франт весь в коже, что шоферил на «Кадиллаке».
– Значит тёзки мы. Я тоже Иван, Иван Мотовилов.
– Вот и познакомились на обратном пути. Когда ехали в Царское Село, вы всю дорогу молчали, вроде как дремали.
– Вроде как, – согласился  с шофёром Мотовилов. – Вижу, братец, крест у тебя на груди. За что получил? – Поинтересовался молодой подпоручик, не имевший пока наград.
– Воевал в Порт-Артуре с япошками. Служил в артиллерии, был наводчиком, – с удовольствием ответил Шаров. – Вообще-то родом я с Дона, стало быть, казак. Однако в Артуре был определён в артиллерию. Теперь вот служу шофёром, живу в Петербурге.
Семейный, жена и двое малых ребятишек. Службой своей доволен. Ценит меня начальство, как опытного шофёра и механика. Хорошо знаю улицы города и окрестные пути-дороги. Могу наладить любой мотор. Машина это не лошадь, которой задал овса и погоняй. Машина – механизм сложный, тут нужен немалый опыт, – нахваливал себя словоохотливый шофёр. – После Рождества начальство обещает перевести на должность механика, тогда буду трудиться в гараже, а выезжать разве что по особому случаю.
– Скажи-ка лучше, Иван Евсеевич, как думаешь, почему Россия проиграла войну японцам? Ведь всё у нас было, и могучий флот, и многочисленная армия, и опытные генералы. Однако же одолели нас японцы, которых грозились «закидать шапками»? Почему же мы проиграли?
– Известно, Ваше благородие, почему, – вздохнул Шаров. – Изменниками и казнокрадами оказались многие наши генералы, в особенности из немцев – Стесель , Фок, Рейс и другие. За сдачу Порт-Артура и измену судили Стеселя, да жаль не повесили. После сдачи Артура все нижние чины, многие офицеры и генералы, не пожелавшие дать клятву больше не воевать, побывали в плену. Я тоже пробыл в плену в Японии почти год, а когда вернулся, в России случилась революция – восстание рабочих и крестьян . Вот как это было, ваше благородие. Да и сейчас у нас много генералов из немцев. Случись война, да не дай бог с Германией…
– Почему же, Иван Евсеевич, ты думаешь, что будет война с Германией? Ведь полтора века у нас с ними был мир. – Прервал Мотовилов шофёра.
– Я, ваше благородие, грамотный. Газеты читаю, да и разговоры в гараже ведём между собой. Немцы объединились в союз с Австрией и Италией против союза Англии с Францией. Вот и мы вступили на стороне французов в эту, как её, Антанту. Слово какое-то не русское…
– По-французски означает «согласие», – пояснил Мотовилов.
– Спасибо, запомню, обязательно расскажу в гараже. Только если вступают страны в военные союзы, то думается, что это к войне, – подытожил грамотный, читающий газеты шофёр и механик Иван Шаров, которому довелось воевать в Порт-Артуре.
«Увы, это так», – задумался подпоручик Иван Мотовилов и всю оставшуюся до казарм дорогу молчал, рассеянно посматривая на заваленные тающим снегом петербургские улицы, которые продолжали расчищать вконец измотанные дворники, а в сознании всё тот же мучительный вопрос.
«Что ждёт тебя, Россия-матушка?..»