Июнь 1937 года. Всемирная выставка в Париже

              (Фрагмент из романа-трилогии «Держава»)

Июль 1937 года. Всемирная выставка в Париже
 
1.
Летний Париж 1937 года заполнили многочисленные туристы, съехавшиеся в столицу Франции со всех концов Света, чтобы осмотреть крупнейшую за последние годы Всемир-ную Выставку , которая открылась в конце мая. Однако самый большой наплыв посетите-лей ожидался в августе – сентябре, когда после осмотра выставки и достопримечательно-стей «культурного центра» Европы, которым по-прежнему считался Париж, состоятель-ные туристы отправятся на Лазурный берег  загорать, купаться и поправлять здоровье, пошатнувшееся после посещения парижских ресторанов.
В то яркое и щедрое на солнце незабываемое лето Франция наслаждалась миром и благополучием, не подозревая, что уже менее чем через три года кованые сапоги герман-ских солдат будут топтать знаменитые Елисейские поля , а имперское знамя со свастикой накроет свободолюбивую страну.
Андрей Булавин, откомандированный на выставку в конце июня сроком на месяц в качестве консультанта и экскурсовода широко представленной в советском павильоне экспозиции, посвящённой строительству социализма в СССР, к началу августа должен был вернуться в Москву и отчитаться за командировку.
В августе Булавину был обещан первый за последние пять лет месячный отпуск. Ан-дрей и Катя собирались провести отпуск в Крыму вместе с подросшими детьми, и проф-союзные путёвки были им уже выделены в один из домов отдыха в Ливадии. Вот только бы не сорвалась намеченная поездка, тем более, что в это же время в Крыму планировали отдохнуть Иван и Татьяна Мотовиловы вместе с детьми.
Ивану Григорьевичу предоставили семейную путёвку в Ялту, в дом отдыха Наркома-та обороны, а это недалеко от Ливадии.
– «Будем отдыхать семьями. Скорей бы домой и в Крым!» – радовался Булавин, предвкушая отдых на море вместе с друзьями.
Парижа Андрей, по сути, так и не видел, побывав лишь в одной ознакомительной экс-курсии по центру города с пешеходной прогулкой по Елисейским полям и посещением Лувра .
С раннего утра до закрытия выставки Булавин находился в павильоне возле масштаб-ной экспозиции – панорамной карты индустриализации СССР, на которой были представ-лены природные богатства страны, крупнейшие промышленные предприятия, электро-станции, рудники, шахты и главные стройки второй пятилетки.
Экспозиция, вызывавшая восхищение посетителей советского павильона была вы-полнена из уральских самоцветов всех оттенков в виде огромной карты СССР, а рубино-вую звезду в том месте, где находилась  столица СССР Москва, украшали усыпанные бриллиантами золотые серп и молот.
Этот символ труда – союза рабочих и крестьян держали в могучих стальных руках рабочий колхозница. Огромный, излучавший сильнейшую энергию монумент, которому суждено прославиться в веках, гордо возвышался над советским павильоном, вызывая не-поддельное восхищение простых людей из рабочих кварталов Большого Парижа и лютую ненависть врагов Советской России всех мастей. 
Булавин хорошо владел французским языком, который изучал с детства, вначале до-ма с гувернанткой, затем в гимназии, и вероятно по этой немаловажной причине был ко-мандирован на Всемирную выставку во Францию. Несмотря на наплыв иностранных ту-ристов, парижане всё же составляли большинство посетителей советского павильона, ко-торый пользовался наибольшим успехом. Ещё бы, СССР – новая, неведомая, огромная по территории страна, многие годы замалчиваемая, и так неожиданно возникшая на месте бывшей Российской империи!
С французами, с парижанами Андрей быстро находил общий язык, с глубоким чувст-вом достоинства советского гражданина и на хорошем французском языке подробно рас-сказывал любознательным посетителям об СССР, демонстрируя загоравшимися на экспо-зиции лампочками важнейшие экономические объекты, возведённые в годы первой и вто-рой, ещё не закончившейся пятилетки.
С иностранцами было сложнее. Немецким языком Булавин владел сносно, а вот с англичанами и американцами приходилось изъясняться по-французски, а если не понима-ли, то жестами, а иногда и по-русски. Понимали, поскольку и в Англии и в Америки про-живали эмигранты из России, покинувшие страну в разные годы и по разным причинам.
Перед командировкой во Францию, советских служащих предупреждали, что Париж в недалёком прошлом – центр белой эмиграции, где проживает немало выходцев из Рос-сии, настроенных враждебно к советской власти и к СССР. Об этом служащим павильона регулярно напоминали командированные на выставку сотрудники государственной безо-пасности НКВД , среди которых к радости Андрея оказался и старший лейтенант государ-ственной безопасности  Василий Семёнович Воронин, оказавший ему неоценимую по-мощь после возвращения из польского плена летом 1923 года.
Командировка подходила к концу и послезавтра Булавина сменит Алексей Руднев, который приедет на выставку вместе с женой. Алексей продолжит знакомить посетителей выставки с индустриализацией страны, а Ольга расскажет посетителям выставки о куль-турной жизни советских граждан, искусстве и образовании. Оба владели французским языком, что, как и в случае с Булавиным, стало главным аргументом для командировки в Париж, куда стремились многие служащие наркоматов.
За месяц, проведенный на выставке, Андрей Булавин повидал немало известных лю-дей, о появлении которых в советском павильоне обычно предупреждали ответственные за безопасность и порядок офицеры НКВД, откомандированные на выставку вместе со специалистами. В гражданских костюмах, они не выделялись среди прочего персонала павильона. Их знали в лицо и им беспрекословно подчинялись.
В один из первых дней работы выставки, Андрей не мог этого видеть, поскольку при-был в Париж месяц спустя, советский павильон посетили президент Франции и премьер-министр Великобритании с многочисленной свитой. Для столь высоких гостей сделали исключение, закрыв на время вход в павильон для прочих граждан. В дальнейшем ника-ких исключений не делали. Посещали выставку и русские эмигранты, из бывших бело-гвардейских офицеров, давно сменившие мундиры и фуражки на гражданские костюмы и шляпы.
Как правило, молча, осматривали экспозиции и экспонаты выставки, не задавая во-просов. Сняв шляпы, подолгу с грустными лицами стояли возле карты-панорамы СССР, вздыхали и так же, молча, уходили, покрыв шляпами седеющие головы. Грустная картина. Андрею их было жаль…
Другое дело сплочённые группы французских рабочих – членов французской компар-тии   и профсоюзных активистов. Общаться с ними на живом французском языке достав-ляло огромное удовольствие. Жизнерадостные приветливые люди, интересующиеся жиз-нью трудящихся в СССР. Сегодня  утром во главе своих соратников уже второй раз совет-ский павильон посетил Морис Торез , с которым Булавину удалось пообщаться.
Возле представительной делегации собрались журналисты и фотокорреспонденты, снимая на плёнку и записывая в раскрытые блокноты всё, что скажет лидер французских коммунистов, поскольку после прихода к власти в Германии Адольфа Гитлера  и начала Гражданской войны в Испании,  компартия Франции стала быстро набирать политиче-ский вес, и с этим следовало считаться.   
Расставались словно старые друзья, обменявшись крепким рукопожатием. В тот день Андрей перезнакомился едва  ли не со всеми сопровождавшими Тореза активистами, к сожалению, тут же забывая их фамилии и имена.
Однако, один из тех французов через некоторое время вернулся и, увидев Булавина, поспешил к нему.
– Я Жак Деко, рабочий с завода Рено. Помните, был у вас вместе с товарищем Торе-зом? – приветливо улыбался француз.
– Как же, товарищ Деко, помню! – оживился Булавин, не ожидавший повторного ви-зита улыбчивого француза и естественно не запомнивший его фамилии. – Чем могу быть полезен? Не стесняйтесь, спрашивайте, товарищ Деко.
– У меня отпуск, две недели. Поехать мне некуда. Родственников в деревне не оста-лось, а к морю – не по карману. Вот и хожу, брожу по выставке. Побывал почти во всех павильонах. Интересно, но советский павильон самый впечатляющий! – с удовольствием признался Жак. – Утром было слишком шумно, всё внимание было приковано к товарищу Торезу. Многое упустил, хочется осмотреть экспонаты поподробнее. Вы, товарищ Анд-рей, прекрасно говорите по-французски, словно коренной парижанин. С вами приятно общаться.
– Овладеваю парижским произношением на ходу, – улыбнулся Булавин. – Целыми днями общаюсь с посетителями павильона.
– В восемнадцатом году я побывал в России. Немного повоевал со швабами,  потом нас отправили на военных кораблях в Одессу. От портовых рабочих выучил несколько русских слов, да и те, в основном бранные, – признался Жак.
– Товарищ Андрей. Вам сколько лет?
– Весной исполнилось сорок.
– Угадал! – обрадовался Жак. – И мне послезавтра исполнится сорок лет! Ровесники!
– Поздравляю вас, Жак! От всей души поздравляю! – Булавин с удовольствием пожал крупную рабочую руку Жака Деко.
– Хотелось бы пригласить вас к себе домой, отметить это событие. Жена будет рада.
– Увы, Жак, не получится, – развёл руками Булавин.
– Сожалею и понимаю вас, товарищ Андрей, – вздохнул Деко, так и не объяснив, что скрыто за этим «понимаю».
– К сожалению, моя командировка заканчивается, и на днях, возможно уже завтра, я возвращаюсь в СССР, – добавил Булавин
Внезапно их ослепила магниевая вспышка фотокамеры.
– Корреспондент «Фигаро» Шарль Буланже, – назвался незаметно подкравшийся к мним репортёр, которого Булавин, кажется, уже видел утром во время посещения совет-ского павильона Морисом Торезом. – Надеюсь, что завтра или послезавтра фотографию напечатают в газете. Вы так увлечённо беседовали, что я не мог удержаться!
– Предупреждать надо! – недовольно буркнул Деко.
– В следующий раз, – ухмыльнулся Буланже. – Так о чем же вы разговаривали?
– Идите своей дорогой, мсье фотограф. Нам не досуг читать буржуазные газеты, – Деко сурово посмотрел на фотокорреспондента.
– Что ж, не настаиваю! – Буланже кивнул головой и уверенно направился к следую-щему экспонату.
– Товарищ Булавин! – послышался голос Воронина. – Хочу вас предупредить.
Жак Деко оглянулся и, увидев приближавшегося к ним мужчину, попрощался с Була-виным.
– До свидания, товарищ Андрей. Можно я загляну к вам ещё раз?
– Приходите, Жак. Буду ждать.
– О чём это ты говорил с французом? – спросил Воронин.
– Рабочий с завода Рено. Утром был здесь вместе с товарищем Торезом. Опять при-шёл. Приглашал меня на свой юбилей. Послезавтра ему исполнится сорок лет.
– Завтра тебе, Андрей, возвращаться в Москву, – напомнил Воронин. – Устал?
– Есть немного, – признался Булавин. – Почему завтра?
– Позвонили из Москвы. Смена ужё в пути. Вечером будут здесь.
– Хорошо, что завтра. Соскучился по жене, детишкам. В августе отпуск. Отдохну. 
– Тебе повезло, а мне здесь торчать ещё месяц, – посетовал Воронин. – Немалая ле-жит на нас ответственность. Вот что, товарищ Булавин, на выставке объявились Деникин с Красновым . Те самые, белые генералы, о которых теперь пишут в книжках о Граждан-ской войне.
Деникин проживает здесь, в Париже и, похоже, от прежних дел отошёл или близок к тому. К нам уже заходил в мае. Походил по павильону, ни о чём не расспрашивал. Потом выпил стопку водки в буфете и смотрел фильм «Чапаев ».
Наш фильм пользуется огромным успехом у французов. Приходят смотреть семьями. Через час будет очередной сеанс, так что народу прибудет, а нам, чекистам, уйма хлопот, – тяжко вздохнул Воронин. – Краснов перебрался в Германию, спутался с национал-социалистами, верховодит эмигрантским казачеством, самых нетерпеливых посылает вое-вать в Испанию. Тот ещё сукин сын!
Сейчас они в немецком павильоне, общаются с какими-то немцами. Среди них из-вестная актриса Ольга Чехова.
– Русская?
– По матери да. Отец её, немец Книппер, проживал в России, а Чехова уже давно жи-вёт в Германии. Дальняя родственница нашего писателя Антона Павловича Чехова . Фа-милия у неё от первого брака с племянником Антона Павловича. Слышал о такой актри-се?
– Нет, не слышал, – признался Булавин.
– Я тоже узнал о ней недавно. Кинофильмы с её участием у нас не показывают. Гово-рят, что её высоко ценит Гитлер. Полагаю, что и к нам зайдут. Через, – Воронин взглянул на часы, – час с четвертью у нас будет показ кинофильма «Чапаев», а затем выступление ансамбля песни и пляски Красной армии. Думаю, что эти мероприятия ни Чехова, ни Де-никин с Красновым всё-таки не пропустят.
Большая на нас лежит ответственность. Как-никак белые генералы, заклятые наши враги. Их здесь не тронь, а нагадить могут, да ещё как! – вытер платком вспотевший лоб озабоченный старший лейтенант государственной безопасности НКВД Василий Семёно-вич Воронин. – Так что будь, Андрей, наготове!

2.
Подробно осмотрев германский павильон, Краснов вернулся к отдыхавшему в буфете Деникину. Антон Иванович здесь уже побывал в мае, в день открытия выставки, а теперь, ожидая коллегу, если так можно было назвать бывшего, как и он сам белого генерала, прозябающего в эмиграции, удобно разместился за отдельным столиком и просматривал свежие немецкие газеты, потягивая хорошее баварское пиво.
– Ну как, Пётр Николаевич показалась тебе немецкая выставка? Понравилось? – от-ложив газету, поинтересовался Деникин.
– Антон Иванович, я ведь живу в Германии. Вижу не только то, чего здесь понастави-ли. Приезжай ко мне, сам увидишь, как поднялась Германия после того, как канцлером стал Гитлер. Какой там повсюду навели «железный немецкий порядок». То ли ещё будет!
Это у вас, в Париже, бардак. Бездомные по подворотням бродят, милостыню собира-ют, воруют. Проститутки повсюду шастают, дурят доверчивых мужиков. Педерасты к мальчишкам пристают. Коммунисты в парламенте заседают, профсоюзы наглеют, – пере-числяя замеченные им пороки, загибал пальцы Краснов. – Но и это не всё. В Париже пол-но агентов НКВД. Антон Иванович, а ты не боишься, что выкрадут тебя, как генерала Ку-тепова  и доставят в Москву? – хитро прищурив глаз, посмотрел Краснов на Деникина.
– Брось так шутить, Пётр Николаевич. Нехорошо! – возмутился Деникин. – У фран-цузов тоже порядок, ну а на проституток не обращай внимания. В Германии они тоже есть, только не выпячиваются. То, что бомжей у вас заставляют копать канавы, хорошо. Извращенцев у вас сажают в тюрьму – приветствую. Правильно делают. Дай Бог и у нас ими займутся.
Насчёт агентов НКВД не знаю. Наверное, они теперь повсюду. Однако ничего я те-перь не боюсь. Не тот возраст чтобы бояться и прятаться, – признался раздражённый Де-никин. – Сам поберегись, а меня е пугай !
Выпьешь пива? – спросил, отдышавшись, Деникин и заглянул в свою недопитую кружку.
– Водки бы выпил, а пива не хочу. Жарко и так весь взмок.
– Почему водка, а не коньяк?
– Коньяк не люблю, особенно ваш, французский. Пахнет клопами. Хочется настоя-щей русской водки, которая появилась в Германии и куда лучше местного шнапса, – при-знался Краснов.
– Так уж и клопами? – покачав головой, не согласился Деникин, которого через сло-вечко «ваш» Краснов огульно зачислил во французы.
«Впрочем, пожалуй, он прав. Я ведь и думать начинаю по-французски…», – с гру-стью подумал Антон Иванович, живший в Париже уже много лет. – Ну, если тебе хочется водки, то идём в русский павильон.
– Подождём наших друзей и пойдём в гости к русским, теперь советским, – пробур-чал Краснов. – Посмотрим, что они привезли в Париж. Чехова даёт интервью местным ре-портёрам, а Готфрид с женой и Робинсом ещё не всё осмотрели. Ты ведь уже был в рус-ском павильоне. Как там? Издали впечатляет.
– И внутри, Пётр Николаевич, есть на что посмотреть. Видимся мы с тобой не часто. Последний раз встречались, кажется, в тридцать втором году в Брюсселе?
– В сентябре тридцать второго, – припомнил Краснов. – Провожали группу русских офицеров в Южную Америку, в Парагвай, где обосновался генерал Беляев . Говорят, ос-новал в тех краях казачью станицу. Землёй его наделило правительство Парагвая. При-глашает к себе всех желающих заниматься земледелием. Да только климат в том Парагвае ненашенский, не приживутся там наши люди. Да и какие из них земледельцы. Разбредутся по тамошним городам, а то и вернуться обратно, – посетовал вечно чем-то недовольный Краснов. – С Беляевым был знаком ещё до войны. Он и тогда был большим фантазёром. Дай Бог ему удачи… 
– Вот, Пётр Николаевич, начитался немецких газет. Не знаю, что и думать. – Ты там, рядом, лучше нас знаешь, что и как. Скажи, друг любезный, будет Германия воевать? Ко-гда и с кем? – понизив голос, спросил Деникин.
– Ну и вопрос ты задал, Антон Иванович? – озадачился Краснов. – Так тебе и скажи, когда и с кем!
– А ты скажи, как думаешь, не стесняйся.
– Чего мне стесняться. Как думаю, могу и сказать. Не знаю, но думаю, что будет, –  Краснов перешёл на шёпот. – Сильно обидела немцев, эта чёртова Антанта, ободрала как липку. Всех колоний лишила, Эльзас с Лотарингией французы отняли. Даже поляки с Литвой, и те общипали Германию. Литва при содействии французов захватила Мемель , а поляки коридор, видите ли, к морю проделали . Где этот видано?
– Значит, война всё-таки будет? – настаивал Деникин.
– А ты как думаешь, Антон Иванович?
«Неужели опять война, а что за ней – подумать страшно…» – задумался Деникин. – «С Францией и Англией – это понятно. Хочется немцам отыграться, вернуть ими утерян-ное. Но куда же, смотрят Лебрен  с Болдуином , а теперь и Чемберлен ? О чём думает английский король ? Почему не препятствуют вооружению Германии британские, амери-канские, да и французские банкиры, наделяя Гитлера огромными кредитами? Как их по-нять? Неужели метят в Россию. Хоть и в советскую, но всё-таки Россию? Неужели опять хотят стравить нас с немцами, как в четырнадцатом году?..»
– Ну что, Антон Иванович, вижу, что задумался, ушёл в себя, – прищурил Краснов хитрый глаз. Сам додумай, а меня больше не спрашивай. С большевиками, жидами, ком-мунистами и прочей «левой» сволочью надо беспощадно бороться везде и всюду! Вот и я казачков посылаю в Испанию чуток поразмяться. Скоро это нам пригодится…
– А не твой ли, Пётр Николаевич, казачёк ухлопал в тридцать втором году нашего президента Думера ? – Не удержавшись, спросил Деникин.
– Нет, не наш, – уверенно солгал Краснов. – Тот был сам пот себе. Говорят, стишки сочинял, вот и умишком тронулся.
Для тебя, Антон Иванович, прихватил я одну занятную книжицу. Немцы их тут раз-дают бесплатно с прочими книжками, журналами и газетами. Ты видно не обратил на неё внимания. Возьми, почитай. Книгу эту писал Гитлер, когда прежние власти засадили его в тюрьму. Называется книга «Моя борьба ». Почитай на досуге. – Краснов протянул Дени-кину довольно объёмистую книгу в скромном чёрном переплёте. – Допивай своё пиво, и идём, поищем Готфрида. Правильный генерал, тёзка канцлера. Рассказывал, что побывал в России, учился у большевиков военному делу. Привёз из России жену-красавицу. От многих довелось слышать, что наши бабы краше всех!
В Париже они впервые. Им всё интересно. Жена Готфрида подружилась с нашей ак-трисой Чеховой, которой увлекается сам Гитлер, а у той новый муж. Бельгиец, миллионер, у него в Африке рудники. Идём, познакомлю с ними.
Деникин заглянул в пустую кружку.
– А книга? Куда её девать? У меня и положить её некуда.
– У входа в павильон всем желающим раздают красивые пакеты для сувениров. В па-кет и положишь. Удобно, – посоветовал Краснов.
      
3.
За пять неполных лет, прожитых в Германии, Анна побывала с мужем во многих мес-тах, в том числе и заграницей – в Дании, Швеции, Австрии и Венгрии, однако в Париже оказалась впервые. Париж ей понравился. Весёлый, жизнерадостный город в сравнении с серым и довольно унылым Берлином.
Здесь, не обременяя мужа, у которого в Париже были свои дела, ей удалось самостоя-тельно побродить по тихим парижским улочкам, полюбоваться набережными Сены, по-смотреть на сокровища  Лувр, и, конечно же, посетить парижские магазины, которые по-разили её разнообразием модной женской одежды и всевозможных аксессуаров, чего ещё не хватало, в общем-то, небедной Германии. Готфрид не скупился на деньги, и Анна по-купала то, что ей нравилось.   
Незаметно пролетели пять дней, отведённые Готфридом для Парижа и вот, утром по-следнего дня пребывания во французской столице, в одном из универмагов, её неожидан-но взял за руку импозантный мужчина средних лет, оказавшийся англичанином. Назвался Генри и передал Анне на грубоватом и несколько странноватом немецком языке, по-скольку она не владела английским, привет от Джона Роджерса.
Англичанин был ей незнаком, однако полковника Роджерса, с которым Анна позна-комилась семнадцать лет назад в Варшаве, когда к Висле приближались орды большеви-ков, ей не забыть, ни как опытного любовника, который был вдвое старше её, ни как бри-танского советника и профессионального разведчика, втянувшего молодую активную польку в свои дела.
Ослеплённая ненавистью к русским большевикам, угрожавшим Варшаве, Анна дала согласие работать на британскую разведку, поставив свою подпись под документом, ко-торый остался у полковника Роджерса.
На протяжении последующих лет, уже в Харькове, куда Анна перебралась по совету Роджерса,  время от времени, через разных посредников, до неё доходили весточки от Роджерса вместе с не слишком большими деньгами и указаниями, которыми следовало руководствоваться агенту британской разведки.
Однако самого Роджерса она так и не увидела. В конце концов, Анна оказалась в Ка-зани, где ей посодействовали с трудоустройством в секретную военную школу, и кто бы мог предположить такое, предложили сотрудничать с ОГПУ. Отказаться, не навлекая на себя большие неприятности, Анна не могла. Проинформировать невидимого и недоступ-ного Рождерса тоже и, хорошенько поразмыслив, она согласилась.
В ней неожиданно проявился особый азарт, без которого и боец не боец. Ещё бы, те-перь она служит одновременно двум борющимся между собой разведкам, и это обстоя-тельство следуем максимально использовать во благо, прежде всего, Польши, за которой стояла могущественная Британия.  Дальше был Готфрид, замужество и отъезд в Герма-нию…
В последующие годы Анне могло показаться, что русские о ней просто забыли, а анг-личане потеряли её из виду и всё такое прочее, что подчас вызывало небеспричинное бес-покойство. В течение первых дней  и месяцев, проведённые в Берлине, она с тревогой ожидала контактов с русскими агентами, но их пока не было, и постепенно Анна успокаи-валась, полагая, что либо время ещё не пришло, либо о ней и в самом деле забыли, и в это хотелось верить.
И вот неожиданная встреча в Париже с посланником от Роджерса, которому теперь под шестьдесят и он, наверное, уже седовласый генерал и руководит своими агентами из Лондона.
      – Скажите, Генри, что ещё кроме привета просил передать Роджерс? – с замиранием сердца спросила посланника Анна.
– Пока больше ничего. Велел посмотреть на вас и прислать ему вашу фотографию.
– Фотографию? – удивилась Анна. – Откуда у вас моя фотография?
– И не одна. Только что незаметно от вас сделал несколько снимков и убрал фотоап-парат в карман. Не беспокойтесь. Мистер Рождерс в курсе ваших успехов, баронесса фон Готфрид, – улыбнулся ей англичанин.
– Но я должна передать ему нечто очень важное!
– Не надо, фрау Готфрид. – Роджерс в курсе всех ваших дел. Ждите дальнейших ука-заний. Они обязательно будут, а пока прощайте и постарайтесь поддерживать хорошие отношения с Чеховой.
– Как! Вам и это известно?
– Известно, фрау Готфрид. Сэр Роджерс знает о вас всё, даже то, что вам самой пока неизвестно, – улыбнулся красивой тридцатишестилетней даме вежливый англичанин по имени Генри. – Впрочем, если вдруг сегодня вы увидите меня ещё раз, а я наблюдаю за вами третий день, не подавайте виду, что мы знакомы.
– Не подам, – несколько растерялась Анна.
– И всё-таки, фрау Готфрид, вы как-то странно смотрите на меня? – заметил Генри.
– Ваш немецкий язык меня несколько смущает. – У мужа есть один знакомый швед. Бывает у нас, говорит по-немецки как вы. Объясняет, что разговаривает с нами на швед-ском языке, который близок к немецкому, однако я его не всегда понимаю и тогда он ста-рательно подбирает отдельные немецкие слова. Скажите, Генри, вы швед?
– Согласен с вами, немецкий и шведский языки близки, – как-то неопределённо отве-тил Анне странный англичанин, назвавшийся Генри. – До встречи, фрау Готфрид, но не на выставке, в другом месте и в другое время…
Купив какую-то мелочь, англичанин покинул магазин и смешался с толпой парижан.
«Надо же, следит за мной уже третий день, а я его не замечала! К тому же «напустил тумана», пообещав встретиться в другом месте и в другое время?» – задумалась удивлён-ная и взволнованная Анна.

* *
Шёл пятый год, как Анна вышла замуж за Готфрида, которому в конце апреля, когда вся Германия отмечала день рождения вождя германской нации, присвоили долгожданное воинское звание генерал-майор.
Событие это широко отпраздновали в родовом имении баронов Готфридов под Гам-бургом при большом стечении гостей. Помимо родственников на банкете присутствовали несколько полковников и генералов Вермахта , зять Адольфа штандартенфюрер  СС Фридрих фон Гутлов и самая желанная гостья – любимица фюрера актриса Ольга Чехо-ва .
С Чеховой, которая была в числе особ, приближённых к фюреру, баронесса Анна фон Готфрид мечтала подружиться. К этому её побуждали особые и далеко не собственные интересы…
Они уже встречались несколько раз и не только в театрах, на премьерах её новых фильмов, и на банкете в честь присвоения Готфриду генеральского звания. И вот теперь по счастливому стечению обстоятельств обе оказались в Париже на Всемирной выставке, куда Чехова приехала вместе со своим новым супругом бельгийским миллионером и крупным промышленником Марселем Робинсом, который владел рудниками в Бельгий-ском Конго  и поставлял в Германию цветные металлы. Впрочем, поговаривали, что и этот брак ненадолго. Робинс был третьим мужем Чеховой, крупным, довольно вялым и избалованным мужчиной – полным антиподом своей стройной и энергичной супруги.   
Других детей, кроме дочери от первого брака, которая осталась в России, Чехова не заводила и в этом было, пожалуй, её единственное сходство с Анной, у которой не могло быть детей, несмотря на надежды и старания Готфрида в первые два года их супружеской жизни. Зато обе женщины были красивы и на них обращали внимание.
Готфрид пребывал в отпуске и после Парижа супруги намеревались продолжить от-пуск в Италии на Лигурийском побережье , где в собственном особняке с вечнозелёным парком на берегу тёплого Средиземного моря проживал граф Алонсо ди Орсини – пото-мок старинного итальянского рода, с которым были знакомы с четырнадцатого века, дру-жили и породнились предки барона Готфрида.
Капитан, рыцарь тевтонского ордена барон фон Готфрид и командор ди Орсини из Генуи впервые встретились в войске эмира Крыма Мамая во время похода на Московию. С тех пор связь двух родов не прерывалась. 
  Вот и сейчас старший сын Адольфа Карл, которому исполнилось двадцать лет, был обручён с семнадцатилетней дочерью Алонсо ди Орсини Джулией, и их свадьба была на-мечена на следующее лето, когда Джулии исполнится восемнадцать лет.
Как-то, знакомя Анну с родословной своего древнего рода, Адольф рассказывал ей о походе на Москву эмира Крыма Мамая, давшего обещание Папе Римскому принять вме-сте со своим народом католическую веру после победы над еретиками, которыми в Риме полагали всех православных и прежде всего русских. Случилось это в четырнадцатом ве-ке, когда Польское королевство страдало от натиска рыцарей Тевтонского ордена, уступая немцам свои исконные земли.
Слушая мужа, Анна пыталась фантазировать.
«Вот что бы произошло, если Польское королевство в союзе с Литвой, который оформился несколько позже, присоединилось в эмиру Крыма Мамаю в войне с ненавист-ными москалями?» – размышляла она, вспоминая историю Польши. – «Князь литовский Ягайло, который после унии  стал польским королём, обещал поддержать эмира Крыма, однако своего обещания так и не выполнил»», – сожалела Анна. – «Русские одержали верх над Мамаем и его многочисленными союзниками. Не сдались католикам и спустя двести лет, когда поляки хозяйничали в Москве и разоряли русские земли. Потом из Мос-ковии выросла огромная империя, поглотившая большую часть Польши вместе с Варша-вой, а теперь вот он, этот монстр СССР! Кто сможет совладать с ним?..»
Анна взглянула на громадный советский павильон, увенчанный статуей мужчины и женщины с молотом и серпом в могучих руках, и поежилась от пробежавшего по спине холодка.
– Что с тобой, дорогая? – заметив перемены в супруге, озаботился Готфрид.
– Озноб. В немецком павильоне довольно прохладно. Вы не находите, фрау Ольга?
– Пожалуй, – согласилась с ней Чехова, – хотя некоторым наоборот, жарко, – взгля-нула она на утиравшего пот Краснова. Здесь мы, кажется, всё осмотрели, пора посетить русский павильон. Мы ведь с вами, Анна, русские.
Я покинула Россию давно, многое успела забыть, вы же сравнительно недавно. Ду-маю, там нам будет интересно, тем более хочется посмотреть последний русский фильм, который нахваливают во французской прессе не меньше, чем знаменитый «Броненосец Потёмкин».
Я знакома с Эйзенштейном. Талантливый режиссёр, а вот братья Васильевы, снявшие фильм об ужасной Гражданской войне, мне пока незнакомы. Просмотр фильма состоится сегодня, –  взглянула на дорогие швейцарские золотые часы, – семнадцать часов. О, уже через час! Так что следует поторопить наших мужчин. Заговорились с двумя бывшими русскими генералами, которые доживают свой век за пределами России. Оба весьма из-вестные люди в эмигрантской среде. На них, как и нас часто оглядываются. Узнают. Ино-гда мужчины снимают шляпы и кланяются. Это русские. Таких эмигрантов в Париже не-мало.
– Мадам Чехова, подарите, пожалуйста, ваш автограф! – окликнула известную актри-су хорошенькая француженка средних лет. – Я смотрю все ваши фильмы. Я влюблена в вас! – Женщина протянула Чеховой открытку с её фотографией и мягкий карандаш. – Подпишите, пожалуйста!
Чехова приняла из рук поклонницы открытку и подписала её на обратной стороне, добавив дату.
– Возьмите, мадам.
– И мне не откажите, Ольга Константиновна, – обратился к Чеховой по-русски муж-чина средних лет.
– Вы русский?
– Увы…
– Ну почему же, увы? – удивилась Чехова. – Давайте открытку.
– С вашей фотографией у меня нет.
– Мсье, возьмите у меня! – с готовностью предложила француженка. – У меня есть ещё одна фотография.
–  Мерси, мадам.
– Мадемуазель, – чуть покраснев, поправила мужчину француженка, добавив, – ма-демуазель Сесиль, – и протянула открытку, которую перехватила Чехова и, оставив на ней свой автограф и дату, передала открытку русскому эмигранту, которого тут же подхвати-ла под руку энергичная и болтливая француженка и увлекла за собой.
– Сегодня же уляжется с ним в постель, – усмехнулась Чехова. – После войны в Ев-ропе ощущается большой дефицит в мужчинах. Впрочем, пора уходить, иначе так и по-сыплются просьбы подарить им автограф, – забеспокоилась Чехова и поспешила к мужу.
– Марсель, идём. Хочу в русский павильон!
– Там есть буфет? – озаботился Робинс, отвлекаясь от беседы с двумя переполненны-ми воспоминаниями престарелыми эмигрантами из бывших русских генералов.
– Есть, я там уже побывал, когда Анна ходила по магазинам, пил пиво. Неплохое, на-зывается «Жигулёвское», – ответил бельгийцу Готфрид.
 – Тогда идёмте. Господа, вы с нами? – пригласил всех Робинс.
– С вами, мсье Марсель, и с вашей очаровательной супругой! – поспешили согласить-ся Готфрид и бывшие русские генералы, с которыми генерал Вермахта был знаком по во-енным журналам и вот познакомился воочию в Париже на Всемирной выставке.

4.
Вот и посетители, о которых предупреждал Воронин. Андрей узнал в пожилом муж-чине бывшего белого генерала Деникина. Краснова в лицо не помнил, однако догадался, что рядом с Деникиным был именно он.
«Надо же, те самые белые генералы, против которых сражались и побеждали недавно расстрелянные по обвинению в троцкистском заговоре  против руководства СССР мар-шал Тухачевский, командармы Уборевич, Якир, Корн, комкоры  Путна, Фельдман, Эй-дельман и Примаков. И вот они – Деникин и Краснов здесь, в Париж, на Всемирной вы-ставке, в советском павильоне, сытые, ухоженные, в дорогих костюмах и шляпах на посе-девших головах», – переживал разволновавшийся Андрей Булавин, воевавший под коман-дованием Тухачевского с армией Деникина на Украине и с польскими войсками под Вар-шавой.
Не поверить в обвинения, выдвинутые против крупных советских военачальников, Андрей не мог, но и поверить в их измену тоже. Обвиняемые были расстреляны, когда Булавин только собирался в Париж на выставку.
На дугой день он встретился с Рудневым в его доме на Малой Полянке. Таясь от жен-щин, шептались, словно заговорщики, хотели написать Мотовилову в Читу, спросить, быть может, он знает чуть больше о том, что происходит в армии. Однако не решились, боялись подвести. Письмо могли и вскрыть…
– Вот что, Андрей, ни с кем не заговаривай об этом. Похоже, что и у нас идёт борьба за власть. Маршал Тухачевский – амбициозен, и, поощряемый со стороны, вполне мог пойти на заговор. Не исключаю, что, взвесив все последствия, мог и одуматься, однако его опередили. Вот так, друг мой. Забудь, побереги себя, – с тяжёлым сердцем, с камнем на душе, советовал старому другу Алексей Руднев.
Булавин взял в себя в руки, поправил галстук и приготовился к встрече с бывшими белыми генералами, которых, окажись они в России, немедленно бы задержали, судили и расстреляли как заклятых врагов Советской власти. Но здесь не Россия и Деникин с Крас-новым чувствуют себя в полной безопасности.      
Вместе с Деникиным и Красновым к экспозиции, которую представлял Булавин, при-ближались две пары – мужчины средних лет и их дамы, одна из которых, по словам Воро-нина, была известной немецкой актрисой Ольгой Чеховой.
«Она?» – попытался угадать Булавин, обратив внимание на красивую шатенку, дер-жавшего под руку крупного импозантного мужчину с холёным лицом южного типа, кото-рого можно была принять за испанца или итальянца, однако Марсель Робинс был бель-гийским миллионером.
За первой парой показалась вторая – мужчина в светлом двубортном костюме и свет-лой шляпе тирольского фасона с непременным пером фазана. Под руку с ним шла в мод-ной красной шляпке яркая блондинка, лицо которой показалось Андрею знакомым.
«Где же я мог её видеть? Неужели ошибся и эта блондинка актриса Чехова, фотогра-фию которой я мог случайно увидеть в газетах?», – задумался Булавин, время от времени покупавший и просматривавший французские газеты. 
  – Адольф, Ольга, посмотрите на это чудо! – указав на изготовленную из самоцветов панорамную карту СССР, – опередила мысли Андрея блондинка, не менее стройная и кра-сивая, обращаясь к шедшей с ней рядом шатенке, назвав имя которой, подтвердила догад-ку Андрея.
«Угадал. Она, Чехова!» – Булавин по новому, посмотрел на знаменитую немецкую актрису с русскими корнями, фильмов с участием которой, к сожалению, пока не видел.
– Да, здесь русские явно переборщили нас! – взглянув на огромную карту России, выполненную из множества драгоценных и полудрагоценных камней, согласился с блон-динкой её спутник. – Твоя Россия, Анна, очень богатая страна, где есть всё, в том числе такое изобилие самоцветов. Не жалеешь, что уехала со мной в Германию?
– Что ты, Адольф, конечно же, нет! – улыбнулась супругу блондинка.
«Боже мой, да ведь эта женщина та самая Анна Ласка – родственница пана Шкирня-ка!» – едва не ахнул от неожиданности Андрей Булавин. – «Конечно же, она вместе со своим немцем Готфридом!» – вспоминал Булавин рассказ Мотовилова о немце, который увёз с собой красивую официантку, обслуживающую слушателей секретных военных кур-сов под Казанью. – «Прошло пятнадцать лет, с того времени, как он увидел её на хуторе пана Шкирняка, а она почти не изменилась. Такая же красивая. Живёт теперь в Германии. Муж её немецкий офицер. Тот самый барон фон Готфрид, который передал через Ивана мне привет! Вот бы удивился, узнав, что я здесь на выставке и представляю одну из ос-новных экспозиций советского павильона!
По выправке видно, что военный, хоть и в гражданском костюме. Не то, что холёный увалень возле Чеховой. Возможно Готфрид уже генерал. Неужели прав Руднев, предпо-ложив, что жизнь в СССР в корне изменила Ласку? Неужели её и в самом деле направили в Германию наши чекисты? Сообщить Воронину? А если этого делать нельзя? Вот за-гвоздка…»
– Мсье, экскурсовод, – вы что, оглохли? – дошло, наконец, до сознания Булавина, что к нему обращается бывший русский генерал Деникин, изволивший говорить по-французски.
– Простите, мсье, задумался, – извинился Булавин, заметив подходившего к стенду и внимательно наблюдавшего за ними старшего лейтенанта государственной безопасности Василия Воронина. – Слушаю вас.
«Пришёл поддержать. Спасибо, Василий Семёнович. Хорошо, что она меня не узнала. Пусть любуется рубиновой звездой, серпом и молотом с бриллиантами».
– Скажите, любезный, сколько может стоить всё это? – спросил Деникин по-французски и окинул взглядом огромную панорамную карту СССР.
– Этого я вам не скажу, мсье. Полагаю, что немало, – ответил Булавин на хорошо от-точенном за последнее время французском языке.
– Показуха! На такие вещи большевики не скупятся, – недовольно буркнул Краснов, говоривший по-французски значительно хуже Деникина, а неосторожным словом «боль-шевики» раскрыл свою настоящую сущность.
– Землю у казаков и крестьян отобрали, понаделали колхозов. Ну и сколько собирает теперь ваша Советская Россия зерна? Или это тоже секрет? – в издевательском тоне во-прошал бывший атаман Всевеликого Войска Донского.
– Мсье, в павильоне есть экспозиция, рассказывающая о достижениях СССР в облас-ти сельского хозяйства. Обратитесь, туда. Там вам подробно ответят на все вопросы, ка-сающиеся сбора зерна в СССР, – сдержанно посоветовал Краснову Булавин и встретился взглядом с Чеховой.
– Очень красиво! – кивнув на панораму, не удержалась от восторга Чехова, с гордо-стью за страну, в которой родилась, где оставались её родственники, мать, дочь, Михаил, на которого она по-прежнему немножечко обижалась. Всё-таки первый муж…
«В немецком павильоне одни плакаты с фюрером и толпами его обожателей, фото-графии факельных шествий, да станки, машины и ещё что-то совсем неинтересное. По-стоянно прокручивают осточертевший «Триумф воли» этой выскочки Рифеншталь . Скучно. Впрочем, и здесь полно плакатов»,  – задумалась Чехова, любуясь игрой самоцве-тов, подсвеченных электрическими лампочками. Оглянулась, посмотрела на супруга.
Забыв на время обо всём, Робинс с профессиональным интересом изучал карту на предмет размещения полезных ископаемых, щедро разбросанных по громадной террито-рии России. Территория этой новой «Terra Incognita », которую назвали СССР, почти в тысячу раз превышала территорию его родной Бельгии и в десять раз превышала террито-рию Бельгийского Конго – самой крупной колонии в Африке, где он владел рудниками, приносившими большой доход.
– Скажите, мсье, а почему на плане не отмечены урановые рудники? – поинтересо-вался Робинс. – Неужели в такой огромной стране нет залежей урана?
– Мсье, полагаю, что есть. Просто они не отмечены, – вежливо ответил Булавин.
– Жаль, я мог бы предложить вашей стране африканский уран, который уже в скором времени станет самым востребованным сырьём.
– Мсье, такие вопросы вне моей компетенции, – извинился Булавин перед бельгий-ским промышленником и миллионером, заметив, что невесть откуда возникли вездесущие репортёры, щёлкая фотокамерами со вспышкой, и среди них уже знакомый Булавину Шарль Буланже.
Ещё бы! Бывшие белые генералы и бельгийский миллионер возле карты Советской России! Рассматривают, задают вопросы!   
Буланже, о появлении которого Булавина предупреждал Воронин, знавший француза, частенько бывавшего в Москве ещё с двадцать второго года и запачканного связями с британскими и французскими спецслужбами, после серии снимков с Деникиным и Крас-новым попытался взять короткое интервью у Чеховой, однако актриса его проигнориро-вала, прикрывшись от дотошного репортёра массивной фигурой супруга.
– Скажите, мсье, эти бриллианты настоящие? – указав на серп с молотом, с трудом подбирая французские слова, спросила баронесса Анна Готфрид, пристально всматрива-ясь в лицо Булавина.
– Не сомневайтесь, мадам, настоящие уральские алмазы! – выдержав пристальный взгляд блондинки, ответил ей по-французски Булавин, подумав, – «узнала или нет? Виду не подаёт? Нет, кажется, не узнала. Ведь прошло столько лет, да и выглядел я тогда на ху-торе Шкирняка не самым лучшим образом…»
По-видимому, Анна всё же не владела французским языком, и ответ ей прошептал на ушко супруг, наконец отыскавший на карте Казань, где ему довелось побывать, и откуда он привёз в Германию жену. Готфрид гордился красивой супругой, на которую засматри-вались мужчины, баловал её дорогими подарками, старался не замечать нередких ссор Анны с матерью и детьми, словом, многое ей прощал. 
– А это что там, рядом с Днепром? – поинтересовался Деникин, указав пальцем на Днепрогэс.
– Крупнейшая не только в СССР, но и в Европе электростанция, – с гордостью отве-тил бывшему белому генералу Андрей Булавин, принимавший участие в проектировании Днепрогэса.
– И что же, она работает, даёт ток? – не унимался Деникин.
– Даёт, снабжает электроэнергией Днепропетровск, Донбасс, Кривой Рог, весь юг Ук-раины.
– Прежде эти земли звались Новороссией, а Днепропетровск назвался Екатерино-славлем. Всё-то вы повыворачивали наизнанку, а электростанция – дело хорошее, – вздох-нул Деникин, хорошо знавший эти края, в которых воевал с большевиками восемнадцать лет назад.
– Вот что, гражданин, не знаю, как вас назвать, – обратился к Булавину Краснов, лицо которого и в самом деле наливалось кровью, и, поскольку был не силён во французском, генерал перешёл на русский язык – Скажите-ка нам, грешным, почему ваш Сталин рас-стрелял своих генералов именно сейчас? Да каких генералов! Самого маршала Тухачев-ского, а так же Якира, Уборевича, Корна, Путну, Фельдмана, Эйдельмана и Примакова, – загибая пальцы на двух руках, с удовольствием перечислял Краснов. – Вот даже фамилии их запомнил! Жаль, что вместе с ними, за кампанию, Сталин не повесил их бывшего на-чальника Лейбу Бронштейна. Прячется теперь, гадёныш, где-то в Америке .
Неужели Сталин сделал такой щедрый подарок к Всемирной выставке? Нет, вы не ослышались, именно подарок, расстреляв самых вредных из инородцев, проливших реки русской крови! Ответьте? – Краснов достал из кармана носовой платок и утёр багровое вспотевшее от напряжения лицо.
– Как только узнал об этом, так сразу же зауважал вашего Сталина. Жаль, что тоже большевик, однако какой молодец! И страну поднимает, электростанции строит там, где мы с тобой Антон Иванович воевали. Да, Антон Иванович? Может быть, и зря мы тогда воевали? Что скажешь, друг мой сердешный?
– Тухачевский – русский и дворянин, – возразил Деникин, внешне сохранявший спо-койствие.
– Тем хуже для него, – махнул левой рукой Краснов, додумав уже про себя, – «да только рожей не вышел, дворянин и маршал хренов…»   
– Вот что, Пётр Николаевич, – обратился встревоженный Деникин к надутому, словно индюк Краснову. – Чушь ты несёшь, самому станет стыдно! Ничего тебе я не скажу, и этот, – Деникин посмотрел на Булавина, – большевик нам тоже ничего не скажет. Да и никто здесь не ответит на твой вопрос. Разве что сам Сталин, если когда и придётся тебе предстать перед ним . Успокойся, побереги сердце. Пойдём лучше в буфет, пропустим по стопочке – другой, а потом посмотрим на «Чапаева». Так ли всё было на самом деле, как снято на плёнке?
– Ладно, Антон Иванович, – лихо махнул Краснов, на сей раз правой рукой, да так, словно в ней была казацкая шашка, – идём глядеть на «Чапаева». Что за такое чудо пока-жут нам большевики?
Бывшие генералы, истоптавшие за день немолодые ноги, устало заковыляли в сторо-ну буфета. Воронин кивнул Булавину, мол «всё в порядке, могло быть и хуже» и просле-довал за ними, присмотреть за генералами. Если удастся, выпить стакан чаю. В горле пе-ресохло.
«Вот оно возмездие!» – услышав, что наговорил экскурсоводу бывший русский гене-рал Краснов, воевавший с большевиками, – ликовала в душе Анна, ненавидевшая Туха-чевского и прочих красных командиров, едва не взявших Варшаву в августе двадцатого года.
«Матерь Божья заступилась, огородила Польшу от большевиков!» – прошептала она по-польски и перекрестилась.
– О чём ты, Анна? – не понял Готфрид.
– Богу помолилась, Адольф, – спохватившись, ответила Анна и в это время заметила среди посетителей павильона Генри, который после встречи в магазине, предупредил её  о том, чтобы не удивлялась его повторному появлению.
«Что он здесь делает? Следит? Зачем?..»
Появление Роулинга в советском павильоне не удивило и старшего лейтенанта госу-дарственной безопасности Воронина.
«Если здесь так настырно крутится, Буланже, то обязательно появится и Роулинг» –  вспомнил Воронин собственное пророчество. – «Что они задумали? Неужели зашли про-сто так? Фильм посмотреть, выступление нашего армейского ансамбля?.. Впрочем, не сле-дует упускать их из виду».      
Между тем, Чехова подхватила супруга под руку и увлекла к экспозиции, рассказы-вающей о культуре и искусстве в СССР. Анна ещё раз взглянула на Генри, который об-щался с каким-то фотокорреспондентом и успокоилась.
– Ольга, и мы с вами, а потом в буфет! Да, Адольф?
– Да, дорогая. Посмотрим, что у них там с «культурой», а потом в буфет. Выпьем по кружке русского пива под белужью икру.
Проводив взглядом шумную кампанию, Андрей облегчённо вздохнул и, ожидая сле-дующих вопросов от прибывающих в павильон посетителей, заметил Жака Деко.
– Добрый день, Жак! Рад вас видеть! Вы опять пришли.
– Да, мсье. Я ведь в отпуске. Целый день брожу по выставке. Вот и опять зашёл в ваш павильон. Наблюдал за вами. Понял, что тот старик с красной рожей, плохой человек. Раз-говаривал с вами по-русски, злился. О чём говорил – не понял. Что-то о маршале Тухачев-ском?
– Да, Жак, о нём.
– В «Юманите » напечатали, что маршал был расстрелян.
– Да, Жак, расстрелян.
– Понимаю, мсье. Не смею больше задавать вопросов. Всего вам доброго. Прощайте! Как говорят испанцы «Но пасаран! » – подняв руку, Жак Деко сжал в кулак крупную ра-бочую ладонь.

* *
К началу фильма, демонстрировавшегося в кинозале павильона, бывшие генералы опоздали, задержавшись в буфете, где выпили по паре стопок охлаждённой и отменной русской водки под хорошую закуску, отметив, что водка ничуть не хуже, той, какую по-давали до войны в московских и питерских ресторанах.
Чехову с мужем и Готфрида с супругой, к которым генералы пристали в Германском павильоне, в темноте заполненного зрителями зала не отыскали, а потому уселись в по-следнем ряду на стулья, которые им подали служащие павильона. Посматривая на экран, шептались, обмениваясь впечатлениями о фильме, который, как ни странно, показался ге-нералам весьма правдоподобным, а фрагмент с «психической атакой» капелевских офице-ров, которой могло и не быть, вызвал у обоих престарелых сентиментальных генералов, скупые мужские слёзы.
– Вот ведь как бывает, Пётр Николаевич, – украдкой промокнув к концу фильма по-влажневшие глаза, – тяжко вздохнул Деникин, – хоть враги, а жаль. Представляешь, жаль Чапаева…
– Да что ты, Антон Иванович, совсем раскис! – попытался возмутиться Краснов, од-нако сник, обмяк, так и не сказав ничего вразумительного.
Фильм закончился, и в кинозале зажгли свет.
– Где же наши немецкие друзья? – Деникин пытался увидеть Чехову с мужем среди поднимавшихся с кресел зрителей. – Что-то не видно, и Готфрида с женой тоже. – Неуже-ли ушли, не досмотрев фильма?
– Ушли, – проворчал Краснов. – Наскучило им, отправились в какой-нибудь шикар-ный ресторан. Жаль нас с собой не прихватили.
– Зачем им два брюзжащих недовольных старика, – заметил Деникин. – Ещё моло-дые, повеселиться им хочется, потанцевать.
– Генерал Готфрид кавалер, хоть куда, а бельгиец – увалень. Какой из него танцор, ноги отдавит, – ухмыльнулся Краснов.
– Ничего. Дамы будут танцевать с генералом по очереди, а Марсель будет пить самый лучший коньяк, какой нам с тобой не по карману и смотреть на них из-за стола, – рассу-дил Деникин и предложил Краснову.  – А что, Пётр Николаевич, не вернуться ли нам в буфет? Чайку попьём, настоящего русского, из самовара. Пряники пожуем. Ну где ещё выпьешь такого чая, да с настоящими тульскими пряниками у этих «лягушатников»? Им только кофе подавай с шоколадом и печеньем!
– А и в самом деле, пойдём, попьём чаю, а потом вернёмся, посмотрим, как пляшут и поют красноармейцы. Где ещё такое увидишь? – охотно согласился Краснов.
– Посмотрим, непременно посмотрим, Пётр Николаевич. У нас с тобой сегодня рус-ский день. А хорошо же ты задел того русского мужика вопросами о Тухачевском и иже с ним, которых Сталин расстрелял. Хочу услышать твое мнение, за что? Неужели и в самом деле Сталин поверил в заговор своих генералов?
– Поверил или не поверил, у Сталина не спросишь. Я так, Антон Иванович, полагаю, что и у большевиков идёт борьба за власть, как это совсем недавно было в Германии. Не опереди тогда Гитлер Рэма , сложиться всё могло иначе. Не было бы ни кредитов, ни промышленного роста, ни восстановления германской армии, ни много другого. Гитлер смог договориться  с банкирами и промышленниками, с которыми боролся Рэм и был за это устранён.

5.
– Рад видеть тебя, Генри. Надолго к нам? – обрадовался Шарль Буланже, увлекая за собой старинного приятеля, назвать которого другом или товарищем всё-таки не решался даже в мыслях. Встречались они не часто, но обычно к месту и по расчёту.
– Генри, надеюсь ты заметил того русского, который следил за нами в Москве в два-дцать втором, двадцать шестом и двадцать девятом годах? Как думаешь, он узнал тебя? – поинтересовался Буланже, спешивший покинуть советский павильон, в который заходил сегодня в течение всего дня.
Шарль сделал массу фотоснимков, из которых можно кое-что отобрать для газет и журналов, редакции которых пользовались услугами опытного фоторепортёра, помещая фотографии с меткими комментариями на страницах своих изданий.
– Конечно, Шарль, заметил, и он меня узнал. У профессионала глаз намётанный. Представь, мне даже известно имя и звание этого офицера советской разведки, а вот он вряд ли посвящён в такие подробности перебравшегося в Лондон американского коммер-санта Генри Роулинга
– Откуда? – удивился Шарль спросив у «американского коммерсанта», поскольку давно привык к такому «прикрытию» Роулинга, подозревая, что и эта фамилия не настоя-щая.
– Время от времени нас информируют «кроты», какие завелись в советских органах не вчера, – уклончиво ответил Генри. – Сразу видно, Шарль, что ты «прожжённый репор-тёр» и в то же время мелкий порученец от французской разведки, которому не следует знать слишком много. – Довольный собой, Роулинг похлопал Шарля по плечу. – Почему же тебя не зачислили в штат?
– Знаешь, Генри, сам не пожелал. Зарабатываю хорошо, зачем мне лишние заботы. Выполняю небольшие поручения, не больше. За помощь Франции оплаты не прошу, зато за счёт сотрудничества с разведкой могу побывать в самых интересных командировках, куда без связей не попасть.
С месяц назад вернулся с Ближнего Востока, где наращиваются наши вооружённые силы, да и ваши, англичане, тоже засуетились. Побывал в Бейруте, Дамаске и даже в Ие-русалиме, который теперь у вас . Как думаешь, Генри, чем это пахнет?
– Прежде всего, Шарль, нефтью, а в остальном поделюсь с тобой своими мыслями чуть позже и не на улице.
– Понял, Генри. Заглянем в ресторанчик, поужинаем, за встречу выпьем. Знаю я одно укромное местечко. Немноголюдно и хорошо готовят. Уединимся в уголке, поговорим. Идёт?
– Согласен Шарль, веди в свой ресторанчик. Я и в самом деле проголодался. Расходы пополам.
Ресторанчик, разместившийся в полуподвальном помещении трёхэтажного дома, в котором помимо нескольких мелких контор проживали семьи парижан, показался Ро-улингу и в самом деле укромным местом.
– Я живу в соседнем доме в маленькой квартирке. Ночую там между поездками, ино-гда приглашаю к себе дам. По-прежнему холостяк, забывший, что когда-то, ещё до наше-го с тобой знакомства был женат, а потому питаюсь здесь. Меня здесь знают и обслужи-вают как постоянного клиента.
Едва они спустились по ступенькам, как наблюдавший за входом в ресторан моло-денький гарсон заулыбался и поспешил навстречу Шарлю.
– Мсье Буланже, мы ждали вас. Проходите за ваш столик. Вам как обычно мясной са-лат, лангет и кофе?
– Сегодня я с приятелем. Подайте всё вдвойне. Генри, ты не возражаешь против лан-гета?
– Если с поджаренным картофелем, то нет.
– Ты слышал, Поль, с поджаренным картофелем. Добавь к заказу два коньяка, бутыл-ку красного бургундского, сыр, ветчину, лимонад, и сам придумай что-нибудь ещё.
– Будет сделано, мсье Буланже! – поклонился юноша и оправился на кухню, откуда к посетителя вышел отец юноши и хозяин небольшого семейного ресторанчика.
О! Мсье Буланже! Рад видеть вас и вашего друга в нашем заведении. Сейчас вас об-служат. Хозяин повернулся и прошёл на кухню, откуда выглянула его жена и улыбнулась.
– Добрый вечер, мсье Буланже! Добрый вечер, мсье, – это для Роулинга. – Мы ждали вас. Потерпите несколько минут.
Роулинг оглядел небольшой пустующий зал с десятком столиков на две персоны.
– Здесь всегда так пусто?
– Немноголюдно, но ближе к вечеру подойдут несколько пар, – ответил Шарль. – Прошу, располагайся поудобнее. А вот и охлаждённый лимонад!
– Лангет будет готов через пятнадцать минут, – пообещал Поль, наполняя бокалы клиентов лимонадом. – Сию минуту будет подан коньяк, салат и закуски.
– А ты семьёй не обзавёлся? – поинтересовался Буланже
– Увы, пока нет. Некогда. Всё время в разъездах, но женщина, готовая связать свою судьбу с моей, имеется, – ответил Роулинг, потягивая лимонад в ожидании чего-нибудь покрепче и лангета с поджаренным картофелем.
– Тебе уже за сорок. Сколько же ей?
– За тридцать.
– Счастливчик, – вздохнул Буланже. – У меня такой женщины нет. Ну да ладно, не об этом. Рассказывай, зачем пожаловал в Париж.
– На тебя, Шарль, посмотреть. Соскучился, – пошутил Роулинг.
– Проехали, Генри, Зачем ты здесь не стану спрашивать. Ведь не скажешь. Секрет?
– Секрет, Шарль. Не надо спрашивать.
– Тогда на чём же мы остановились, кажется на нефти? – вспомнил Буланже начало прерванного разговора. – Неужели только из-за нефти в Ливан и Сирию направляются войска?
Приятели чокнулись за встречу и выпили коньяк, закусив сыром и ветчиной.
– И из-за нефти тоже, – подвинув к себе поближе тарелочку с мясным салатом, отве-тил Роулинг. – Шарль, не мне тебе рассказывать, что если там, откуда ты вернулся, попа-хивает нефтью, то в Европе и не только в ней попахивает большой войной. Она ужё идёт в Испании и Китае. Ведь не просто так возник военно-политический союз Берлин – Рим –  Токио, который наши политики назвали «осью»?
– Да это так, я думал об этом, однако не пойму, кто, с кем, когда намерен воевать. Пе-ред прошлой войной это было понятно. Была Германия с союзниками и Антанта. А что теперь? Неужели Германия опять нападёт на Францию? Но тогда зачем ей позволяют воо-ружаться? Зачем? Не лучше бы наложить на Германию экономические санкции и даже изолировать?
– Полагаю, Шарль, что наши страны этого не допустят. Пусть французы спят спокой-но. Если Германия и начнёт войну, то на востоке. Тогда зачем вводить санкции?
– С кем же? Неужели с СССР? – удивился Буланже. – Но ведь у русских и немцев  сложились давние партнёрские отношения. Сейчас уже не секрет, что в двадцатые годы обе страны тесно сотрудничали в военных областях. Немцы обучались в России в танко-вой и авиационной школах , немецкие офицеры учились в русских военных академиях, а русские офицеры обучались в немецких. Там учились и сами читали лекции, недавно рас-стрелянные русские военачальники. Этот обмен продолжается и сейчас.
Наблюдая за тем, что сейчас происходит в Европе, я пришёл к выводу, что русским нужна сильная Германия, чтобы сдерживать Францию и Британию на западе, а Польшу на востоке.
– Браво, Шарль! Пусть русские так думают, но мы думаем иначе. Нам нужна сильная Германия только на востоке. В этом немцам никто не препятствует. Да и Гитлер, которого протащили на должность канцлера, опасаясь, что в Германии придут к власти коммуни-сты, не скрывает о своих планах расширения «жизненного пространства» прежде всего на востоке. Однако русские либо не обращают на подобные угрозы должного внимания, либо чего-то выжидают. Пока нам это выгодно, а дальше – посмотрим...
– Да, но ведь СССР не граничит с Германией, – заметил Буланже. – Как же им воевать через Литву, Польшу и Румынию?
– Эти малые страны либо предоставят немцам свои территории, либо станут их союз-никами, что мы видим в случае с Польшей, подписавшей в прошлом году пакт с Германи-ей о ненападении , либо будут завоеваны. Не мною сказано – «политика – искусство воз-можного ».
Посмотрим, как будут развиваться события, а пока примемся за лангет, под бургунд-ское, – прервал дискуссию подполковник британской разведки Майкл Смит, известный на континенте под именем коммерсанта Генри Роулинга.
– Да, Шарль, вот ещё, пока не забыл, – спохватился Роулинг. – Завтра я отбываю в Варшаву, а к тебе у меня небольшая просьба. Понимаешь, приобрёл для одного приятеля довольно редкую книгу. Приятель живёт в Брюсселе, а ты на днях собираешься в Бель-гию. Передай ему. На последней странице я записал его имя и телефон. Позвонишь, он встретит тебя.
– Откуда ты знаешь, что я еду в Бельгию? – удивился Буланже.
– И не только в Бельгию, но и в Швецию. Прочёл в «Фигаро».
– Ах, да! – потёр виски Буланже. – Действительно, Генри, послезавтра я буду в Брюс-селе, а через неделю в Стокгольме. Поручение как-то связано с твоей профессией?
– Не буду скрывать, да, но в крайне незначительной степени.
– А в Стокгольме мне не надо чего-нибудь передать? – с недоверием посмотрел на приятеля Буланже.
– Нет не надо, в Стокгольме я бываю довольно часто.
– А в России бываешь?
– Нет, Шарль, в СССР давно не бывал.
– Я тоже там давно не бывал. Генри, чем же ты сейчас занимаешься? Я имею в виду помимо прочего…
– Помимо «всего прочего», я коммерсант, – похлопав по плечу Шарля, ухмыльнулся Генри.
– Что же ты теперь продаёшь?
– Да что угодно. Рыболовные снасти, фотоаппараты, женское бельё…
– Понимаю… – Шарль с хитрецой посмотрел на приятеля. – А часы мне не придётся ронять на брюссельскую мостовую, как в двадцать третьем году в Ростове, куда ты меня тогда послал, чтобы помешать совещанию советских руководителей в Донбассе по вопро-сам металлургии, в котором должен был участвовать Сталин? Кажется, тогда там ничего не произошло, что могло бы помешать лидерам большевиков обсудить проблемы метал-лургии? – Буланже вопросительно посмотрел на Роулинга.
– У тебя хорошая память, Шарль. Нет, не придётся, – помедлив, ответил Роулинг. – К сожалению, тогда  русские спецслужбы оказались на высоте.
– Но ведь ты меня подставил. Меня могли арестовать! – возмутился Буланже.
– Не переживай, Шарль. Цепочка, по которой, ты передал некоторую информацию часовому мастеру, состояла из многих звеньев, так что риски были минимальны. Самым неприятным для тебя могла оказаться высылка из России, но и этого не произошло. Зато ты сделали хороший репортаж с несколькими фотографиями о большом городе на юге России, опубликованный в «Фигаро». Чуть позже, естественно с твоего согласия, его на-печатала «Юманите», так что ты оказал услугу коммунистам. Думаю, что русским это по-нравилось. Я читал.
Помнится, тогда в Метрополе я рассказал тебе историю о моём пленении в Бухаре вместе с майором Бригсом и назвал имя человека, который помог нам бежать. Тебе уда-лось его разыскать? – спросил Роулинг.
Буланже достал из внутреннего кармана костюма свой потёртый блокнот в кожаном переплёте, полистал исписанные страницы и прочитал.
– Захар Плоткин?
– Да он самый.
– Увы, нет. Я отыскал его знакомых. Мне сообщили, что мсье Плоткин утонул в Сене. То ли бросился в воду сам, то ли его кто-то столкнул – неизвестно, – ответил Буланже. – Но почему ты меня об этом спрашиваешь? Генри, ты обязан этому человеку жизнью. Не-ужели ты не попытался разыскать его и отблагодарить?
– Ну что ты, Шарль. Конечно же, я пытался разыскать Плоткина раньше тебя, но, как и тебе, мне сообщили, что он утонул в Сене.
– Так почему же ты стал расспрашивать меня, зная, что он утонул? – возмутился Бу-ланже. 
– Тебя, Шарль, проверял. Если обиделся – извини. Жаль Захара Плоткина, утонувше-го в Сене, – вздохнул Роулинг, подумав, – «А ведь вполне возможно, что с ним свели счё-ты политические противники…»
– И тебя, Генри, создатель не обделил отличной памятью, – подобрел после «извини» Буланже, – Всё помнишь, даже имя этого Захара Плоткина, которого утопили в Сене, хоть и прошло столько лет.
 – Часы ходят? – спросил Роулинг.
– Спасибо мастеру, ходят, – буркнул Буланже. – Ну что я за человек? Не могу тебе отказать!
– И не отказывай, Шарль. Поверь, всё, о чём я тебя иногда прошу, идёт на пользу на-шему общему делу, а значит и на пользу твоей прекрасной Франции, частью которой ко-гда-то был и Брюссель !
– Да ты произнес целый тост! – оживился Буланже, наполняя бокал приятеля красным бургундским вином, которое оказалось превосходным.   

6.
Вместе с очередной группой сменного персонала для облуживания советского па-вильона Алексей и Ольга Рудневы прибыли в гостиницу, где разместили советских слу-жащих, поздно вечером насыщенного событиями дня, выдавшегося для Андрея Булавина на редкость трудным по причине появления на выставке бывших белых генералов Дени-кина и Краснова.
На вопросы, заданные Красновым, от которых не только грязно попахивало, просто смердело грубыми провокациями, Андрею, как экскурсоводу, полагалось вежливо отве-чать, однако, лучше было всё-таки промолчать, проявив выдержку, поскольку каждое не-верно высказанное слово могло стоить Булавину, за работой которого наблюдали сотруд-ники госбезопасности, больших неприятностей…
С трудом дались ему бывшие генералы, зато было интересно взглянуть на посетив-шую выставку известную киноактрису Ольгу Чехову и ответить на её простые вопросы, на которые было приятно ответить. Но вот столь неожиданное появление рядом с Чеховой Анны Ласки, которую Андрей запомнил, впервые увидев много лет назад на хуторе пана Шкиняка, её явление вместе с мужем, бароном Готфридом, едва не привело Булавина к нервному срыву, а голова побаливала и сейчас.
Супругов Рудневых разместили в отдельном двухместном номере, куда, не теряя вре-мени, поспешил Булавин, прихватив с собой бутылку французского коньяка, полагая, что коньяк поможет снять стресс от перегрузок последнего дня работы на выставке, который оказался трудным, как никогда.
– Вам с приездом, а мне – подлечиться, снять стресс! – поставив бутылку на стол и обнимая друзей, – пошутил уставший и счастливый Булавин, которому уже завтра утром, на целый день раньше, чем ожидалось, придётся проститься с Парижем и домой, домой, домой!..
– Да ты, я вижу, и в самом деле словно больной, – покачал головой Алексей. – Расска-зывай, что с тобой случилось. – Ольга, нам бы чаю, покрепче и погорячей, – попросил Руднев жену, которая будет представлять на выставке экспозицию, рассказывающую по-сетителям павильона о культуре, искусстве и образовании в СССР.
– Нет уж Лёша, – решительно возразила обеспокоенная Ольга, – послушаю брата, а потом отправлюсь за чаем! Чашки, ложечки, кое-какая посуда и рюмки в номере есть. Только помыть и протереть.
– Делай, как знаешь, – согласился  Руднев с супругой. – Давайте хоть пока по рюмке коньяка за встречу. Как? – посмотрел он на Андрея и Ольгу. – Не возражаете?
– Не возражаю. Только по рюмке. Мне чуть-чуть, – согласилась с предложением му-жа Ольга. – У меня есть яблоки, ранние, летние.
Булавин откупорил бутылку и разлил коньяк по рюмкам. Ольге, как просила, чуть-чуть.
– За встречу! – поднял Руднев рюмку. Чокнулись, выпили. Андрей выпил залпом, не ощутив крепости коньяка, Алексей пил мелкими глотками, оценивая вкус французского коньяка, сравнивая с отечественным, Ольга пригубила и поморщилась.   
– Представляете, дорогие мои Лёша и Оля, день выдался на редкость трудным. Слава Богу – последний! Знаете, кого я видел сегодня, с кем пришлось разговаривать? – собира-ясь с мыслями, Булавин взглянул на Рудневых и покачал головой, ощутив прилив сил от выпитых пятидесяти граммов. – Не поверите! 
– С кем же? Да не тяни ты, Андрюха! Почему же не поверим? Неужели с самим пре-зидентом Франции! Рассказывай! – Руднев потянулся за бутылкой, но Ольга опередила его, убрав коньяк со стола.
«Пока хватит!» – ответил её решительный взгляд.
В дверь постучали.
– Кто там? Входите, не заперто! – спохватилась Ольга, забыв закрыть дверь за Андре-ем.
– Вот вы где, друзья мои! Ну, здравствуйте, дорогие москвичи! – поздоровался с Руд-невыми Василий Семёнович Воронин. – И ты здесь, Андрей. Знал, где тебя найти! Счаст-ливчик, завтра домой. Прощай Париж и парижане. Отдохнёшь в пути, посмотришь в окошко вагона на Францию, Германию и Польшу. Интересно!
Воронин и Руднев обменялись рукопожатием.
– Что же ты, Василий Семёнович, так замучил Булавина. Лица на нём нет? – пошутил Руднев, кивнув на Андрея. – Ждём, на что пожалуется, а тут и ты явился. – Ольга, ещё по рюмочке, заглянул Руднев жене в глаза.
– Ладно, мне тоже, чуть-чуть, – сдалась Ольга, возвращая коньяк на стол.
– Хоть жалуйся, хоть не жалуйся, – опередил Андрея Воронин, – но сегодня пожало-вали к нам Деникин с Красновым.
– Какой Деникин? – не понял Руднев.
– Тот самый генерал, Антон Иванович Деникин, командовавший Добровольческой армией, которая сенью девятнадцатого года подступала к Москве , и которую мне при-шлось добивать в двадцатом на Дону и Кубани, – вспоминал Воронин годы отшумевшей Гражданской войны.
– Неужели сам Деникин? Ушам своим не верю! – Руднев раскрыл рот от удивления, едва не выронив из руки недопитую рюмку.
– Как же такое возможно! – ахнула от неожиданности Ольга и присела на стул.
– Чему же вы удивляетесь? – усмехнулся Воронин. – Здесь вам не Москва, а «свобод-ный Париж», как поётся в одной белоэмигрантской песенке. А теперь представьте себе, каково было Андрею, когда эти самые господа, а кто такой атаман Краснов, надеюсь, уже вспомнили, принялись расспрашивать Булавина, дежурившего у панорамы страны, на ко-торую засматриваются посетители, о том, на что ему не следовало отвечать. Я находился рядом, присматривал за генералами. Признаюсь, и мне было не по себе…
Тут же крутились фоторепортёры, среди которых хорошо знакомый вам Шарль Бу-ланже. Толкаются, снимают, записывают вопросы и ответы, а завтра всё это попадёт в га-зеты. Представляете…
– Да уж! – Озадачился Руднев, а Ольга побледнела.
– Да не переживайте раньше времени! Недаром говорится – «не так страшен чёрт, как его малюют!» Привыкните, а этого Буланже ещё не раз увидите. Вас, Алексей и Ольга, он помнит по Москве, так что сделает на память фотографии. Однако с ним, да и с другими репортёрами следует быть осторожней, не говорить лишнего. Кстати, сегодня рядом с ним появился другой ваш старый знакомый. Угадайте кто?
– Неужели Генри Роулинг? – сама не зная почему, предположила Ольга.
– Угадала, Оленька. Он самый! Я чувствовал, что Роулинг обязательно появится воз-ле Буланже. Как-никак, старые приятели. У нас засветился впервые, возможно, пришёл взглянуть на Деникина с Красновым, которые явились к нам из германского павильона в кампании двух немцев с супругами. Между прочим, одна из этих дам известная немецкая актриса Ольга Чехова.
– Как, сама Чехова! – воскликнула Ольга Руднева.
– Ну да, сама Чехова. Твоя, Оленька, между прочим, тёзка! Слышала о ней?
– Читала в журналах, но у нас о ней пишут до обидного мало, несмотря на то, что она родом из России, москвичка, родственница Антона Павловича Чехова. Вот только филь-мов с её участием не видела.
– Очень дальняя родственница, – заметил Руднев.   
– В немецком павильоне иногда показывают последние фильмы с Чеховой. Если в твоем рабочем графике появится свободное окно, сходишь, посмотришь. Германский па-вильон недалеко. В этом постараюсь тебе посодействовать, – пообещал Воронин.
– Ну вот, пожалуй, и всё что я хотел вам рассказать, – признался Булавин. – Василий Семёнович сделал это за меня. Спасибо ему.
– Ольга, а как насчёт чая? – вспомнил Руднев.
– Уже иду! – поправив волосы и подкрасив губы, Ольга оставила мужчин одних.
– Ну что Андрей, мучаешься? – уловил состояние Булавина старший лейтенант Воро-нин. – Вижу, что-то ещё  тебя угнетает. Выкладывай, пока нет Ольги.
– Хорошо, хоть и не знаю, стоит рассказать об этом или не стоит.
– Загадками нас потчуешь, Андрей Владимирович. Как говорят в народе – «назвался груздем – полезай в короб!»
– Всё ты сыплешь поговорками, Василий Семёнович! – уколол Булавина Алексей Руднев. – Ну что там, ещё? Выкладывай! – посмотрел он на Андрея.
– Не «что», а «кто», товарищи мои, – решился Булавин. – Сегодня, рядом с Чеховой я видел Анну Ласку!
– Ласка? Что это? Фамилия? – заинтересовался Воронин. – Если Ласка, то кто такая? Почему не знаю?
– А ты, Алексей, вспомнил Анну Ласку? – посмотрел Андрей на Руднева.
– Постой, не та ли самая официантка, о которой рассказывал нам Иван, когда мы оба были в командировке в Казани осенью тридцать второго года?
– Она самая. Я её узнал, она меня, кажется, не узнала. Красивая. Такие женщины за-поминаются, – признался Булавин.
– Иван? Кто это? – спросил Воронин.
– Комдив Иван Григорьевич Мотовилов, с которым ты, Василий Семёнович, позна-комился первого января двадцать третьего года у Большого театра, когда «присматривал» за Роулингом, – напомнил Воронину Руднев. – Вспомнил?
– Ну конечно же! – хлопнул себя по лбу Воронин. – С комдивом Мотовиловым Ива-ном Григорьевичем и его супругой я познакомился именно первого января двадцать третьего года возле Большого Театра, где мне пришлось и в самом деле присматривать за Роулингом и его приятелем Буланже. 
После «Лебединого озера» Буланже и Роулинг с подругой, направились в «Метро-поль»,  а я вместе с тобой, Алексей, и Мотовиловыми – к трамвайной остановке, – вспом-нил Воронин, обладавший отличной профессиональной памятью.  – А кто такая эта Ласка и почему она известна вам и Мотовилову? Рассказывайте! – потребовал Воронин.
 
* *
Слушая рассказ Булавина, который Андрей начал с хутора под Ровно, где, будучи во-еннопленным, батрачил вместе с товарищем по лагерю на пана Шкирняка, Воронин мял папиросу так и не решившись закурить. Руднев пытался помогать Булавину, припоминая отдельные детали встречи с комдивом Мотовиловым в Казани. Воронин и его не останав-ливал, – «пусть наговорят побольше…»
Наговорили, оба выдохлись и умолкли.
– Это всё? – спросил Воронин.
– Пожалуй, всё! – облегчённо вздохнув, признался Булавин.
– Интересная история, – стряхнув в пепельницу остатки сломанной папиросы, заду-мался Воронин. – Вот что, друзья мои. Не нашего ума это дело. Полагаю, что эту Анну Ласку проводили вместе с Готфридом в Германию наши чекисты. Подвернулся такой слу-чай, как же его упустить?
Будет эта Ласка рядом с мужем офицером, а то и генералом, недаром же, Готфрид учился у нас военному делу, а когда понадобится, её обязательно найдут и поручат ей за-дание.
В разведке такой приём не редкость. А на том основании, что она, по словам Андрея, узнавшего её историю от других лиц на хуторе какого-то Шкирняка, якобы воевала вме-сте с поляками против Красной Армии, нам с вами не стоит делать каких-либо расчётов. Те, кто готовил её в супруги немцу Готфриду, должны о ней знать всё. Так что встревать ни вам, ни мне в это дело не следует. Поберегитесь…
А вот и Ольга с чаем! – С облегчением вздохнул Воронин, припоминая, как выглядит женщина, о которой ему только что рассказали Булавин и Руднев.
 Чаепитие с коньяком, лимоном и конфетами затянулось до полуночи. Упрятав по-дальше недобрые мысли, вспоминали прожитые годы – непростые, трудные и всё-таки счастливые.
– Счастливый ты, Андрюха. В Москву вернёшься, пойдёшь в отпуск и поедешь в Крым с женой и детишками. Мне довелось побывать в Крыму осенью двадцатого года, когда с полуострова выбивали барона Врангеля. Тогда же из Феодосии бежал в Констан-тинополь, а потом в Париж генерал Деникин, которого мы удосужились лицезреть сего-дня в нашем павильоне, а Андрей даже с ним разговаривал! – усмехнулся Воронин. – Впрочем, довольно об этом.