Северные ленты или Метель в сочельник Ч. 4, гл. 7

Глава седьмая

Ровно в 20.05 Алексей Ольгин, стоя на вокзальном перроне, созерцал прибывший скорый поезд Санкт-Петербург – Саратов. С неба валили густые белые хлопья, но земля и асфальт вокруг оставались чёрными, потому что выпавший снег сразу же таял, большой уличный термометр показывал «нулевую» отметку.  Зима была уже на пороге, в этом году по прогнозам синоптиков она ожидалась морозной. Глядя на пассажиров, выходящих из вагонов с поднятыми капюшонами, Алексей подумал о том, как хорошо было бы сейчас полететь на пару недель в какие-нибудь тёплые страны, вроде Таиланда, он мысленно уже представил себя на пляжах Паттайи, возлежащим на шезлонге с бокалом фруктового коктейля, как вдруг услышал возглас:

- Алёша, привет! Дай обниму тебя, дружище!

Разумеется, это был Арсений Евгеньевич Щербицкий, сильно постаревший, располневший, передвигающийся при помощи инвалидной палки точь-в-точь, как у отца Алексея. От него пахло ядрёным мужским потом, на груди болтался старенький фотоаппарат «Зенит», советского производства, на седой голове была всё та же пёстрая кепка, а знаменитые усы смешно топорщились в разные стороны при ходьбе. Прежде, чем Ольгин успел отреагировать, приезжий бесцеремонно полез к нему целоваться.

- Ладно, хватит, - с трудом отбился от него встречающий, - расскажи, как доехал, и что у тебя с ногой?
- Доехал отвратительно, в купе вагона было очень душно, а с ногой беда, год тому назад меня сбила машина. Удар был такой сильный, что я несколько метров пролетел по воздуху, а дальше – больница, операция и два месяца безвылазного сидения дома под присмотром родителей, поверь, это хуже Освенцима! Сам-то, небось, живёшь припеваючи? Володя Румянцев говорил, что твои дела процветают.
- Да, мне грех жаловаться на судьбу, считаю, что моя жизнь удалась.  Но где же твой багаж?
- Нет у меня другого багажа кроме вот этой матерчатой сумки, здесь все мои принадлежности, предметы гигиены, пара фотоплёнок и ещё вот это, - Арсений ловко извлёк на свет божий пластиковую бутылку пива «Охота крепкое», отвинтил крышку и одним махом сразу же осушил ёмкость примерно наполовину.
- Может быть, пойдём, а пиво выпьешь позже? – предложил Ольгин.
 
Он сразу понял, что вчерашние заверения Румянцева о том, Щербицкий больше не употребляет спиртное в таких количествах, как раньше, не соответствуют действительности, и теперь проклинал сам себя за то, что согласился встретить его. Арсений продолжал тараторить у него под ухом:

- Никак не могу позже!  Две мои попутчицы, мерзкие, противные старушенции, не позволяли мне к нему даже прикоснуться в пути, грозились пожаловаться проводнику, и я всю дорогу провёл без единой капли во рту. Если б только мы с тобой могли хотя бы на пару дней поменяться местами, ты бы меня понял, знаешь, какая у меня нежная и легкоранимая поэтическая натура?!
- Ещё бы этого не знать, но согласись, неприятно ведь стоять вот так, тёмным вечером, когда на тебя валит снег, это ни к чему хорошему не приведёт, только к простуде, а у меня дома тебя ждёт продолжение банкета, обещаю!
- Обещаешь?! – глаза Щербицкого радостно сверкнули, - Ловлю тебя на слове!
Вдохновлённый тем, что услышал, он покончил с содержимым бутылки, отбросил её в сторону и принялся шарить осоловевшим взглядом по сторонам.
- Что такое случилось? – спросил у него Алексей.
- Мне надо в туалет – вот что! – отвечал питерский гость, - Подержи мою сумку, она не тяжёлая, а я мигом!

Опираясь на свою клюку, он заковылял к двери, на которой висела табличка с крупной надписью по-русски «Туалет», а немного ниже по-английски – «WC». После нескольких безуспешных попыток проникнуть внутрь желанного заведения его лицо исказила гримаса разочарования. Громко ругнувшись матом, Арсений Евгеньевич осмотрелся по сторонам. С перрона весь приезжий люд давно уже схлынул, лишь вдали виднелось несколько трудноразличимых из-за снегопада фигур. Прижавшись к серой стене здания, наш путешественник освободил мочевой пузырь, застегнул штаны и вернулся назад к Ольгину.

- Ну, теперь пойдём, - довольным голосом произнёс он, забирая свою сумку – до твоего дома далеко?
- Не очень, но я предполагал, что ты приедешь с неподъёмными чемоданами, поэтому попросил одного своего товарища нас встретить. Он сейчас должен ждать нас на Привокзальной площади в своей машине, так что давай поторопимся, прокатимся с ветерком!

Действительно, уже перед самым выходом из дома, Ольгин позвонил Павловскому, и тот, его выслушав, с радостью согласился приехать и помочь. Находясь в предвкушении новой встречи со своим старым школьным другом, Алексей потерял бдительность - спускаясь по лестнице с перрона, не посмотрев себе под ноги, ступил в большую кучу собачьего дерьма, и испачкал ботинок.

- Не огорчайся, - успокаивал его Арсений, - это к деньгам, верная примета!
Его сопровождающий уже собирался ответить, что примета приметой, а обувь дома чистить всё равно придётся, но позади внезапно раздался строгий голос:

- Граждане, предъявите ваши документы!

Они оба обернулись, словно по команде. Перед ними стояло трое транспортных полицейских в полном обмундировании, и вид у них был отнюдь не дружелюбный.

- Пожалуйста, - Щербицкий протянул свой паспорт, - я только что прибыл в ваш город из Санкт-Петербурга. А в чём, собственно, дело?
- Вы, гражданин, мусорили прямо на перроне, мочились в неположенном месте, - отвечал старший из блюстителей порядка, просматривая его удостоверение личности, - не успели приехать к нам и уже так себя ведёте. Некрасиво, ой как некрасиво…
- Так ведь туалет закрыт был, товарищ сержант, вот и пришлось мне справить малую нужду у стены. Не судите строго, да, я виноват, но администрация вокзала виновата больше.
- А Вы вдобавок ко всему этому ещё и пьяны! – правоохранитель пропустил его ответ мимо своих ушей.
- Прошу прощения, а как насчёт того, чтобы тоже представиться нам? – в разговор вступил Ольгин.
- Вам слово никто не давал, - сухо произнёс сержант, -  где Ваши документы?
-  Я живу на Большой Горной, сюда приехал встретить вот этого своего друга, он болен, получает пенсию по инвалидности. Паспорта с собой у меня нет.
- Ага, друг болен, а пивом от него несёт за версту, хорош инвалид! Что же, пройдём в дежурку, там разберёмся и с ним, и Вами.
Алексею с Арсением ничего не оставалось, как подчинившись проследовать в дежурную часть линейного отдела полиции, находящегося на нижней галерее железнодорожного вокзала. Помещение это оказалось совсем небольшим –  тускло освещённый узкий коридор, с тремя комнатами, из которых лишь одна, самая дальняя, была чуть приоткрытой – туда и привели их, как догадался Ольгин, это был кабинет начальника смены. Сам начальник – коренастый капитан лет пятидесяти сидел за столом перед монитором ноутбука в компании с высоким прапорщиком, увлечённо смотрел какой-то фильм в режиме он-лайн, попивал кофе и закусывал свежим гамбургером из ближайшего Макдональдса.

- Кого ты к нам привёл, Дорожкин? - недовольно оторвался он от просмотра, - Мы тут с Саней Орловым крутую космическую фантастику отыскали, «Живое», называется, а ты нам весь кайф обламываешь!
- Да вот задержали двух подозрительных – один приезжий из Питера в пьяном виде ссал прямо на перроне, а второй – его встречающий оказался без документов, вёл себя вызывающе, - отвечал сержант и подтолкнул Ольгина со Щербицким ближе к столу.
- Шурик, а в чём выражалось его вызывающее поведение? – поинтересовался прапорщик Саня.
- Требовал, чтобы мы ему представились.
- Слишком много чести для такого! – прапор поморщился, - Что будем с ними делать, Слава?
- Пусть выворачивают свои карманы, посмотрим, что у них при себе имеется! –  отвечал капитан.
- У меня с собой больше ничего нет! – Алексей выложил на стол ключи от квартиры Любы, смартфон и кожаное портмоне, в котором к счастью не было ни крупных денег, ни банковских карт.
- Всего три тысячи наличными – не густо, однако, – разочарованно произнёс начальник смены, вертя в руках мятые купюры и проверяя их на свет, - а вот телефон твой очень дорогой, я такой в «Эльдорадо» на улице Танкистов недавно видел в продаже за восемьдесят четыре штуки. Хрен тебя знает, может быть, ты его украл.
- Ни в коем случае. Меня зовут Алексей Ольгин, я абсолютно законопослушный гражданин, владелец сети магазинов «Флорида», мой сын Артём – известный в городе судья, член партии «Единая Россия», выступает по телевидению, его статьи и интервью часто публикуются в периодической печати.
- Мы такие истории почти каждый день слышим! Недавно тут один кадр нас уверял, что он внучатый племянник самого Владимира Потанина, было очень смешно. Ладно, что там у второго – усатого?
- Деревянная инвалидная палка, - отвечал Шурик Дорожкин, - фотоаппарат, в сумке мыло, полотенце, зубная щётка, электробритва, какая-то тетрадка, да магнитофонная кассета.
- Что в тетрадке, адреса, телефоны?
- Нет, рукописные стихи.
- Неужели стихи?! – капитан оживился, - Как это понимать?
- Очень просто понимать, я поэт, - горделиво отвечал Арсений, - хотите, прочту вам пару моих самых свежих баллад?
- Не надо, здесь не литературный клуб. А кассета, что там записано?
- Концерт трио «Восток». Я вёз его в подарок своему другу Алёше.
- Трио «Восток», говоришь…  Вы что – оба мусульмане?
- Кончено же нет, товарищ капитан, мы свои, родные, россияне!
- Молчать! – полицейский с такой силой стукнул по столу, что все присутствующие вздрогнули, - Морды у вас не русские, тамбовский волк вам товарищ! Вот посмотрите на меня, я сотрудник полиции Вячеслав Савельев – истинный славянин, всю свою сознательную жизнь посвятил борьбе с отбросами нашего общества, с вами я тоже разберусь, но чуть позже, как только кино досмотрю. Дорожкин, давай пока этих ребят в «обезьянник», пусть они там немного отдохнут, а потом я их обоих пробью по нашим базам данных.
- Значит, мы административно задержанные? – спросил Ольгин, стараясь говорить как можно спокойнее, - В таком случае Вы обязаны спросить, нет ли у нас проблем со здоровьем и зафиксировать наши ответы в протоколе о задержании.
- Вы тут ещё права качать вздумали?! – Савельев совсем рассвирепел и вскочил со стула, - Я сейчас вам устрою такие проблемы со здоровьем, что мало не покажется, ну-ка быстро снимайте брючные ремни, вынимайте шнурки из ботинок и вперёд!
- Позвольте хотя бы присесть, я не могу нагнуться, у меня сломана нога, - попросил Щербицкий.
- Делай, что говорят, иначе я тебе сейчас и вторую сломаю!
- Помоги своему другу, - шепнул на ухо Алексею Шурик Дорожкин, - и поспеши, иначе всё кончится очень плохо!

Видя, что события принимают самый нежелательный оборот, Ольгин без лишних разговоров быстро вынул шнурки из ботинок Арсения, а затем то же самое проделал со своими собственными штиблетами. Через пять минут они оба уже сидели на чёрной скамье в изоляторе временного содержания и сквозь стальные прутья наблюдали за тем, что происходит в кабинете Савельева. «Обезьянник» оказался малюсенькой комнатушкой, было хорошо, что этим вечером кроме наших героев в ней находился лишь какой-то грязный бомж  с густой свалявшейся бородой. Вольный житель улицы сидел на стуле в углу камеры и с интересом глазел на вновь прибывших товарищей по несчастью. Так продолжалось несколько минут, затем он первым нарушил молчание:

- Не повезло вам, вы попались в самую плохую смену, этот Слава, который, где надо и не надо называет себя славянином – настоящий бич всей округи, любит дубинкой и кулаками пройтись по людским спинам ещё с тех пор, когда в психбольнице медбратом служил. О его «подвигах» на той работе ходят легенды.
- С ним всё ясно, ну а Вы сами, похоже, здесь не в первый раз? – поинтересовался Ольгин.
- Разумеется, - его сокамерник грустно улыбнулся, - вокзал  замечательное место, здесь можно согреться, подремать, иногда, даже, найти, чем утолить голод, но не все вокруг этому рады, вот поэтому мне и приходится периодически оказываться в этой камере, разумеется, по надуманным причинам. Сегодня, например, Шурик Дорожкин меня задержал за то, что я якобы из буфета пирожок украл, хотя на самом деле было всё совсем не так. Ну, посудите сами, уважаемые господа, пришёл покушать перед дальней дорогой пассажир, съел солянку, котлету по-киевски, выпил чаю, а этот самый пирожок по какой-то причине есть не стал, оставил его после себя одиноко лежать на столе. Я рассудил очень просто – не пропадать же добру, взял его. Взять-то взял, и уже даже надкусил, но тут, откуда ни возьмись – Дорожкин, разорался, типа – это ворованный пирожок, доставил прямиком в отделение. Шурик ранее служил в украинском «Беркуте», после событий 2014 года с семьёй перебрался к нам, в Россию, дали ему здесь работу, жильё, вот теперь он и выслуживается перед вышестоящим начальством, но я на него не обижаюсь, это не такой мясник, как Савельев, и на том спасибо.
- Эй, там, за решёткой, прекратить разговорчики! – донёсся до сидельцев окрик хозяина кабинета.
- Вы не смотрите на меня, как Бог знает на кого, - заговорил бомж уже тише, - я вовсе не какой-то деклассированный элемент, я Павел Столяров, когда-то считался лучшим настройщиком и ремонтником ламповой радиоаппаратуры во всём Саратове, но с приходом эпохи цифрового звука стал никому не нужным, потерял работу. У меня была, как я тогда считал, идеальная семья, любящие жена и сын, прекрасная тёща, но как только в моём кошельке перестали водиться деньги, они изменились, стали попрекать куском хлеба и однажды в моё отсутствие просто взяли и врезали во входную дверь квартиры новый замок. Я был без прописки, жильё принадлежало жене, требовать себе ничего не мог. Сунулся было в дом моих покойных родителей, но родной брат прогнал меня с порога, будь он проклят на веки вечные, пытался жаловаться – безрезультатно, вот так вся моя прежняя жизнь и рухнула в одночасье. Адаптироваться к новым условиям существования было очень сложно, но, но как видите, мне это удалось.
- Грустная история, - задумчиво отвечал Ольгин, - Будем знакомы, я - Алексей, а это мой друг из Санкт-Петербурга, Арсений.
- Пашка, если бы всё это происходило у нас в Питере, с твоими познаниями в области радиотехники ты бы точно не пропал! – заявил Щербицкий, находясь под впечатлением от того, что услышал.

Через несколько минут он уже сам очень красочно поведал Столярову о том, как попал в камеру, а Алексей, не мешая ему рассказывать, размышлял о том, что дома Люба должна уже хватиться его, да и Павловский, не встретив их в назначенное время, наверняка забил тревогу. Для себя Ольгин твёрдо решил, что всё происшедшее с ним этим вечером безнаказанным не останется, но сейчас самое главное – как можно скорее вернуться домой, передать Румянцева в руки Пасьяна, а остальное уже потом.

Прошло ещё где-то около часа. Он продолжал сидеть на скамье и уже начинал клевать носом, а Щербицкий, найдя в Столярове родственную душу, бурно обменивался с ним мнениями по поводу творчества Юрия Кукина, сообщив при этом, что проделал длинный путь из Северной Столицы в Саратов на фестиваль бардовской песни, который должен состояться завтра. У полицейских закончился фильм, кто-то из них включил магнитолу Philips, и из её динамиков слышалось чьё-то корявое пение под гитару:

Вдоль по Штатам, Соединённым,
Вдоль по Штатам США
Мчится парень не богатый,
Весёлая душа.
В одном кармане бутылка рома,
В другом кармане кольт
И нет у парня девчонки дома,
Но всё же он поёт…


- Не знаешь, Павел, что за акын такой у них поёт? – спросил Арсений
- Его здесь часто заводят. Савельев говорит, это его двоюродный брат, а я почему-то думаю, что он сам, только признаваться в этом не хочет.
- Дерьмово поёт, у нас такого из «Востока» выгнали бы поганой метлой. Надеюсь, завтра на концерте я ничего подобного не услышу.
- Эх, везёт же некоторым! – мечтательно протянул Павел, - Я бы тоже с удовольствием сходил бы на этот фестиваль, очень люблю авторскую песню!
- С удовольствием взял бы тебя с собой, – отвечал Арсений, - надеюсь, эти фашисты нас всех скоро выпустят отсюда!

И это было его большой ошибкой, Савельев, оказавшийся как назло рядом, услышал эти слова.

- Кто здесь нас фашистами назвал?!  - злобно прорычал он, - Это был ты, усатый зассыка?
- Ничего подобного он не говорил, Вам просто послышалось! – попытался разрулить ситуацию Столяров,
- Ври больше! – полицейский уже открывал решётчатые двери, - Всем троим встать! Парни, вы слышали то, что слышал я?
- Разумеется, - ухмыльнулся прапорщик Орлов, заходя следом за ним, - и хочу напомнить задержанным, что грубое высказывание в адрес сотрудников полиции в момент присутствия их на службе и исполнения своих обязанностей согласно Статье 319-ой УК Российской Федерации является уголовно наказуемым деянием.
- Находясь у нас, прежде чем что-либо говорить, надо хорошенько подумать! – с явным укором в голосе присоединился к нему Дорожкин.
- Придётся преподать вам пару уроков, для того, чтобы в будущем, если вдруг снова окажетесь в полиции, знали, что можно, а что нельзя. Смотрите, что у меня есть!

У Савельева появилась обыкновенная на вид полицейская дубинка длиной примерно около метра, оканчивающаяся с одной стороны полусферой, а с другой – рукояткой с темляком и снабжённая гардой для защиты от возможных травм. Его короткие, крепкие руки неожиданно для всех присутствующих изогнули её в дугу.

- Это необычная штуковина, - пояснил он, - её изготовили по спецзаказу в качестве опытного образца специально для МДВ и ФСБ из весьма хитрого материала, смеси пластика и резины. Видите, как она гнётся, да? При ударе работает и как дубинка, и как хлыст одновременно.  Сейчас посмотрим на неё в действии, с кого мы начнём?
- Наверно, с этого в кепке, – Орлов указал на Щербицкого.
- Конечно с него, он же больше всех языком молотит! – согласился с ним его шеф.
- То, что вы сейчас творите – противозаконно, – сказал Ольгин, не в силах больше спокойно наблюдать за происходящим, – я это так не оставлю!
- Надо же, – повернулся к нему Вячеслав, - хочешь быть первым вместо своего друга, что же изволь! Ты, кажется, заикался о протоколе задержания, так вот, мы его составим, напишем, что обнаружили тебя на улице в нетрезвом состоянии с разбитым лицом и отбитыми почками. Какие-то неустановленные личности тебя поколотили, забрали твой навороченный смартфон, и оставили лежать на холодном асфальте. Обычная история для вечернего Саратова.
- Маленькая нестыковка, я абсолютно трезв, любая медицинская экспертиза это подтвердит!
- Сейчас она будет устранена, – усмехнулся Савельев, - Саша, действуй!

Прежде, чем Алексей успел что-либо ответить, высокий прапорщик натренированным движением вывернул ему руки назад, повалил на пол и щёлкнул наручниками. Их сталь с такой силой врезалась Ольгину в кожу на запястьях, что из его горла вырвался глухой стон.

- Прошу, прекратите Христа ради! – прохрипел он.
- Не вспоминай при мне этого еврейского божка, я чту только нашего истинного русского Бога – Перуна! – отчеканил Орлов, переворачивая его на спину и выволакивая из камеры обратно в кабинет Савельева.
- Может, не надо с ним так? – поинтересовался Дорожкин, закрывая «обезьянник» с оставшимися там сидеть Столяровым и Щербицким, - Смотрите, как у него лицо покраснело, а если вдруг кондрашка хватит?
- Вдруг бывает только пук, - отозвался Савельев, откупоривая бутылку водки и склоняясь над Ольгиным,- сейчас наш клиент выпьет и ему точно полегчает.
Нажав коленом на грудь своей жертвы, он грозно произнёс:

- А ну-ка пей, иначе захлебнёшься в бухле!

Алексей пытался протестовать, отчаянно мотал головой, но водка полилась на его лицо, попадая в глаза и нос. Задыхаясь, он уже начал терять сознание, когда в коридоре послышались шаги множества ног. Его мучитель тоже услышал посторонних, повернул голову и тут же вскочил, вытянувшись по стойке «Смирно!», и не мудрено – в его кабинет вошёл сам начальник саратовского Управления МВД генерал-майор Валерий Сергеевич Фоменко, а вместе с ним Артём, пара личностей с суровыми лицами в кожаных пальто и Валентин Павловский. При виде происходящего лоб высокого полицейского чина покрылся испариной, а маленькие глазки на округлом розовом лице налились кровью.

- Это что тут происходит?! - визгливо заорал он, затопав ногами, - «Оборотни в погонах» при Борисе Ельцине не вели себя так, как вы сейчас! Вам хоть известно, кого задержали, тупые уроды?
- Товарищ генерал-майор, у него не было при себе документов, мы доставили сюда этого гражданина с целью выяснения его личности, - пробормотал Савельев, у которого от страха душа ушла в пятки.
- Это так Вы выясняете личность, путём вливания водки в рот?! Немедленно снять с него наручники!

Орлов, потупив взор, помог Ольгину встать, и выполнил приказ. Артём сразу же бросился к отцу.

- Папа, как ты? – спросил он, - Они не причинили тебе вреда?
- Не успели, сынок, - успокоил его Алексей, вытирая лицо, - ты прибыл как раз вовремя!
- Это всё благодаря Валентину, - Артём указал на Павловского, скромно стоявшего у дверей, - он, как только увидел вас в сопровождении полицейского наряда, сразу же позвонил мне, ну а дальше всё было уже делом техники.
- Так сложились обстоятельства, что я в это время находился как раз недалеко от вокзала, - вставил своё весомое словцо уже слегка подобревший Валерий Сергеевич Фоменко, - естественно, для меня было честью выручить из беды отца самого молодого и уважаемого судьи города!
- Я прошу вас вместе со мною выпустить двоих задержанных, находящихся в изоляторе временного содержания этого отделения. Один из них приехал из Питера, он мой друг, а второй – честный гражданин, попавший в сложную жизненную ситуацию, - обратился к своим спасителям Ольгин.
- Немедленно сделать это! – последовало распоряжение.

Пока Дорожкин, звеня ключами, открывал «обезьянник», суровые парни в пальто провели беглый осмотр кабинета Савельева, и представили на всеобщее обозрение дубинку, к счастью, так и не пущенную в ход, три бутылки водки, пару компакт-дисков с песнями Александра Дюмина, да жестяную коробку, наполненную какими-то мелкими костями.

- Интересная дубинка, - произнёс Фоменко, - такая действительно разрабатывалась для наших нужд, но специальной комиссией была признана летальным оружием, на вооружение её не приняли. Откуда она у вас?

Сделав многозначительную паузу и поняв, что ответа не последует, он, немного задержав взгляд на бутылках с алкоголем, взял в руки найденную коробку, поднёс её ближе к своим глазам и некоторое время рассматривал.

- Никак не пойму, что там такое, зубы что ли? – вырвалось у него.
- Совершенно верно, - произнёс вышедший на свободу Столяров, - перед Вами самые настоящие человеческие зубы, выбитые Савельевым у тех, кто к нему попадался во время несения им службы, своего рода коллекция. Пара моих зубов там тоже имеется!
- Ничего подобного раньше не видел! – ошарашено произнёс генерал-майор, созерцая страшную находку, - От имени личного состава саратовского МВД приношу извинения всем пострадавшим, приказываю вернуть им конфискованные вещи. Капитан Савельев и прапорщик Орлов отстраняются от выполнения служебных обязанностей на время служебного расследования их деятельности, а Вы, Алексей Антонович, пишите жалобу в прокуратуру, обещаю, она будет рассмотрена в самые кратчайшие сроки, налицо все основания для возбуждения уголовного дела.

Вячеслав, весь красный, как рак, выложил всё, что принадлежало Ольгину и Щербицкому и стоял перед ними, словно провинившийся первоклассник. Видя это, Алексей завёлся.

- Шнурки, - сказал он, - вставь их в ботинки мне и моему другу!
- Прошу, не пиши прокурору, -  жалобно выдавил из себя, нагибаясь, Савельев.
- Не спеши просить. Вот, видишь у меня правый ботинок в дерьме, вылижи его. Своим языком!
- Да, конечно, только пощади меня, работа – это всё, что у меня есть в этой жизни, если я её потеряю, моя жена сразу же подаст на развод!

Капитан полиции встал на четвереньки, вылизал башмак того, кого только что собирался избить и обобрать, а затем поднял на него своё испачканное говном лицо.

- На развод? – повысил голос Ольгин, глядя сверху вниз, - Охотно этому верю, ведь только после того, как здесь от****ишь кого-нибудь, ты становишься мужчиной дома, ведь так?!
- Так! - из глаз лизуна ботинок хлынули слёзы.
- Нет, такие моральные уроды не должны служить в полиции! – подвёл итог Алексей, - Товарищ генерал-майор, если Вы не возражаете, мы пойдём, а эти двое пусть получат то, что предусматривает в этих случаях закон, заявление с моей стороны будет написано!
- И с моей стороны тоже, – добавил Щербицкий, глядя на рыдающего Савельева, - я очень складно умею писать!
- Не смею больше вас задерживать, - миролюбиво развёл руками глава городской полиции, довольный тем, что благодаря его вмешательству справедливость восторжествовала и зло повержено, - а этот – третий, сержант, к нему у вас претензий нет?
- К нему – нет! - покачал головой Ольгин, бросив прощальный взгляд на Дорожкина, остававшегося всё это время у дверей открытого «обезьянника», и направившись по коридору к выходу, первым оказался на улице.
 
Свежий ветер ласкал его лицо, слегка кружа голову. «Ничего на этом свете нет дороже свободы!» - подумал Алексей, застёгивая ворот своей куртки. Ещё раз, поблагодарив сына за спасение и отдав возвращённые три тысячи рублей Павлу Столярову, просиявшему от счастья, как только взял их в руки, он вместе с Щербицким направился к машине своего друга.

- Всё хорошо, что хорошо кончается, - сказал Валёк, когда они уже  ехали домой, - с радостью отметил бы завершение этого приключения в компании с вами, но никак не могу, времени – двенадцатый час ночи, все магазины давно закрыты, и самое главное – я за рулём.
- Я этим самым главным на твоём месте запросто пренебрёг бы, - заметил Арсений.
- Вот этого точно не надо делать, а ты, Алёша, если ещё будет нужна моя помощь, звони, не стесняйся, в Баландинку возвращаться я пока не собираюсь.
- Чувствую себя твоим должником, - сорвалось с языка Ольгина, - может быть, раз выпить тебе нельзя, поднимешься ко мне на пару минут, я тебе банку солёных огурцов дам, моя Тамара их так делает – пальчики оближешь!
- Спасибо, но уж чем-чем, а огурцами я сыт по горло, – отказался Павловский, -  если хочешь меня отблагодарить, лучше подари потом бутылку хорошего вискаря!
- Замётано!

Дома Алексея с Арсением встретила вся изнервничавшаяся Люба. Выслушав рассказ о том, что произошло, она похвалила Павловского за расторопность, подивилась тому, какие серьёзные знакомства у Артёма, и сама предложила немного снять стресс, поставив на стол бутылку «Бакарди», Тимур за всё время, которое троица провела столом, ни разу не вышел из своей комнаты. Ольгин, помня свой недавний конфуз с коньяком, выпил всего лишь пару глотков, остальное уничтожили Люба с Арсением. Его падчерица сразу же прониклась симпатией к усатому петербуржцу, а когда тот после третьей стопки прочитал свою эротическую поэму про Жанну Д’Арк, вообще растаяла перед ним и принялась посылать ему откровенные намёки, но, увы, Щербицкий проигнорировал их. Поняв, что всё бесполезно, Люба, покачиваясь от выпитого, ушла к себе, а предмет её вожделения захрапел, положив голову на стол, обхватил волосатыми руками, пустую бутылку. Была уже глубокая ночь, времени оставалось мало, Алексей, убедившись, в том, что его гость в ближайшее время не проснётся, ушёл в свою комнату, положил рядом с кроватью свежей земли с кладбища, смешанной с пеплом, сказал нужные слова и спокойно заснул, уверенный в том, что всё сделал правильно…