Ночные зимние самоубийцы

     После утра,  дня и вечера пришла ночь, тёмная  и холодная.  На почти беззвёздном небе не  видно было и луны.  Она пряталась,  где-то за облаками или скрывалась в туманной дымке, скользившей по всему небесному пространству, и если  бы захотела, то не смогла бы коснуться кончика заиндевевшей  крыши, под которой спрятался небольшой двухэтажный  домик с балкончиками и резными окошками, сплошь покрытыми  белой  ватой, в  которую превратился   снег,  лавиной сошедший   с небес и так и задержавшийся на всём земном пространстве и на том домике тоже.

       Он лежал одним большим  глубоким  сугробом, в котором тонули все звуки, делая тишину таким образом какой- то угрожающе неприятной, когда в душе возникало ощущение,  что сейчас может,  что-то произойти, но по обычаю ничего так и не случалось, но осадок от гнетущей тишины оставался.

          Той тишины,  под которой,   как  на органе,   висели разного калибра сосульки, большие и маленькие, острые и закруглённые на концах, прозрачные и матовые, белые и серебристые — все они   в огромном количестве по периметру украшали крышу этого дома.

        В это время суток весь дом   давно  погрузился в  крепкий сон,  и только  бездомные кошки, что как стражи в тибетском монастыре,  сидели по бокам у подъезда, подавали признаки жизни, громко и противно мяукая.  Их голоса слышны были в квартирах,  на первом и втором этажах,  но так как все жители давно  уже  спали в своих тёплых постелях   и даже видели не первые свои  сны,  то их это не беспокоило, то, что коты местного разлива своим криком  подавали тревожный сигнал, означающий,  как в той тишине, надвигающееся в душе чувство  беспокойства, как некий  предвестник чего- то нехорошего.

        И потому,   всё  та же  не слыша кошек   и ничего не чувствуя, они  продолжали спать, уютно устроившись  в своих   кроватях и даже не переворачиваясь с боку на бок, их ничего не беспокоило, сон их был крепок,   почти мертвецким,  и  никто  не слышал,  как ровно в два часа ночи с крыши прыгнул тот,   кого назвали потом ночным самоубийцей,  и громко шмякнулся прямо в мягкий рыхлый снег у кого-то из жителей этого дома  под окном.  Этот кто-то, не смотря на то, что успел,  если не крепко заснуть, то задремать точно,  весь тут же напрягся и только потом,  как при запоздалой реакции,   всё  же  вздрогнул всем телом и стал прислушиваться к ночной тишине с тем непонятным глухим звуком.
 
     Это был первый самоубийца. И  не последний.  Тот, кто прыгнул с крыши двухэтажного дома в зимнюю пустоту, среди ночи, решив покончить с жизнью.

         В этот момент где- то громко завыла собака.  Ёе вой подхватила другая, потом ещё  одна.   И  вот ночную тишину, разрывая её на мелкие кусочки,  оглашал уже вой целой собачьей  стаи,    которая была более чувствительна,  как и кошки, сидящие с мрачным видом  у подъезда, чем люди,  к происходящему в период звёздного и  лунного затмения, когда вместо света была кромешная тьма, в которой человеку ничего не было видно,  только тем самоубийцам, которые запланировали в этот день и в этом месте почти акцию массового самоубийства,  того падения с крыши в снег,  и они просто обязаны были даже в таких условиях и при таких обстоятельствах увидеть то, с чем прощались навсегда, жизнь и её  останки с осколками,
 
       Потому, когда прыгнул второй,  а за ним третий  желающий свести счёты  с этой жизнью, звук их падения уже напоминал не что-то глухое, будто  вата, заложившая уши, а звон разбившегося  стекла, осколки которого тут же   разлетелись в разные стороны,  упав где- то далеко за пределами двора, в котором стоял этот домик, весь сверху донизу покрытый снегом, словно украшенный жидким, не масляным,  кремом торт,  и,   чуть -чуть ещё позвенев вдали,   затихли.

        После чего снова наступила мёртвая тишина, тягостно тянувшаяся до самого рассвета в ожидании,  когда же можно будет узнать, кто именно покончил с жизнью, прыгнув с крыши,   и сколько их было, этих самоубийц,  упавших под окна одной из квартир двухэтажки,  когда казалось уже,  что это парашютный десант спустился с того неба, где не было ни одной звёздочки и луны тоже было не видать.  И вот они, эти парашютисты, приземлившись неудачно, взяли и сразу умерли, как будто были теми самоубийцами, почти всю  ночь сводившими  счёты  с жизнью, чем вызвали подозрительное недовольство собачьей стаи и тех кошек - охранниц и,  конечно же, чувство тревоги и бессонницу  у того, под окна которого они шмякались почти всю  ночь, не желая больше жить и потому  прыгая сверху вниз.

        В наступившем  долгожданном утре, когда все серые кошки, не только те, что сидели день и ночь напролет у подъезда  в ожидании еды,  исчезли, и солнечный свет сменил мрачность ночи, все звуки стали казаться иными.      И уже не слышно  было больше того, как  от тупого  удара тела об асфальт, ведь на асфальте лежал толстый слой снега и звук от падения тела должен был быть иным.

         Тем не менее этим утром после страшной ночи,  было слышно как отскребали от застывшего  снежного покрова на тротуаре перед домом тела самоубийц.

        Их было много,  этих живых, ставших мёртвыми,   они же сводили счёты с жизнью столько времени, сколько длилась эта безумная ночь, и теперь нужно было время  для того, чтобы очистить тротуары и дорожки перед домом от начавшего таять в случившемся  потеплении снега, который  набухшими комьями в темноте сползал с крыши и уже отяжелевший от воды,  падал вниз, создавая видимость удара тела того, кто решил распрощаться с жизнью.

      Однако в  воздухе сквозило какое- то разочарование  —   после миновавшей тревожности  пришло понимание, что отскребали от асфальта не мёртвые тела, а упавший   с крыши снег,  и мучило  жуткое сожаление  о том, что не о чем будет рассказать соседям,  которые всю ночь крепко спали у  себя в кроватях и ни сном, ни духом не чуяли, они же не кошки  и не собаки, те  бездомные, о том,  что творилось ночью,  ничего   не зная  о той массовой акции самоубийства,  в участники которой тот, непосредственно под окнами которого всё  это происходило, записал всех жильцов этого маленького домика.  Кому,  правда, он собирался всё  это рассказывать,  ежели все  соседи  ночью незамысловато сыграли в ящик, можно сказать,  прямо у него на глазах попрыгав,  как мячики,  дружно с крыши.

      И потому его гложило ещё  и чувство досады, от того,  что теперь, так как он всех   успешно похоронил, почти закопал  в снег или в один общий сугроб,   что теперь  некому будет  рассказать, как впрочем,  и не о чем,  тем более,  что весь снег,  нападавший за ночь  с крыши этого дома,  дворники давно очистили,  не оставив  никаких улик совершенного  преступления этой ночью.

19.12.2021 г
Марина Леванте