Труба и фото
В те времена в похоронном обряде обязательно наличествовали два обстоятельства: фотограф и духовой оркестр. Фотографов уважали и ценили, а от музыкантов из духового оркестра сторонились словно от проклятых. Потому что фотографы тщательно фиксировали процесс прощания с телом покойного, а музыканты своими упражнениями вгоняли похоронную процессию в тоску.
Фотографии с похорон вкладывались в толстые семейные альбомы, которые по семейным, профессиональным и общенародным праздникам обязательно демонстрировались гостям. Праздников было много. Поэтому собравшиеся у праздничного стола имели возможность полноценно и вдоволь налюбоваться мастерством фотографа.
На снимках было запечатлено, насколько глубоко страдают по усопшему участники похоронного обряда. Присутствующие восхищались эзотерикой и завидовали. Стоит ли удивляться, что координаты умельца-фотографа передавались из уст в уста, приглашения фотомастера катились как ком с горы, а популярность (вместе с сопутствующим гонораром) росла и крепла.
Мода на похоронных фотографов продержалась лет сорок, не более. Началось это увлечение в 30-х годах прошлого века, когда фотография была, по большому счету, для простого люда еще в новинку. А завершилась в средине 70-х, когда народ, похоже, осознал всю чудовищность этого ритуального гламура.
В это же время на кладбищах начал затихать и похоронный марш Шопена в вольных вариациях духовых исполнителей. По крайней мере, некоторые мои друзья, будучи музыкантами и подрабатывавшие "походом на жмура", тогда начали сетовать, что приглашений становится все меньше и меньше. Поскольку большинство из них было студентами, то похоронная практика существенно дополняла стипендию.
Резкое снижение спроса на озвучивание похорон друзья объясняли не собственной бесталантностью, а "народ уже не приветствует". Заказы к концу 70-х случались все реже и реже, а молодая околомузыкальная богема предпочла похоронным процессиям исполнительство "в кабаках". Эта тема была надежней и денежней.
Навряд ли стоит упоминать о том, что старое поколение духовых похоронных оркестрантов практически поголовно сбухалось. Потому что что помимо гонорара исполнителям полагалась водка с закуской. Или просто участие в поминках. А в те времена люди умирали довольно часто (конечно, не столь ежедневно и обыденно, как в наши суровые и героические времена), потому крепкий спиртной дух всегда сопутствовал творчеству похоронного оркестра.
Сейчас похоронный оркестр вымер как класс. Шопен больше не востребован. И, кстати, лично я, будучи молодым и жизнерадостным оптимистом, услышав в 15-летнем возрасте «Shine On You Crazy Diamond» от Пинк Флойд, решил, что именно эта композиция должна звучать на моих будущих похоронах. Готовиться к солидным жизненным событиям нужно загодя.
У меня с детства была жесткая аллергия на духовые оркестры. Причины на то были весьма существенные, не эстетские капризы какие-нибудь. Травма детства, мягко говоря. Дело в том, что слишком рано мне очень уж активно пришлось участвовать в похоронах. В шесть лет отца похоронили.
О том, что отец умер, мне сообщили в детском садике. Лето, мы играем на площадке, подходит какая-то тетка к воспитательнице и весьма громко спрашивает: - А покажите мне мальчика, у которого отец сегодня утром разбился. Воспитательница указала на меня.
Почему разбился утром, а я днем еще ничего не знал? Потому что детсад был круглосуточным – была в те времена такая форма дошкольного воспитания. Мама работала старшей хирургической медсестрой, поэтому очень часто или дежурила сутками, или вызывали ее на операцию в ночь-полночь. Круглосуточный детсад в ситуации со мной был довольно удобен. Меня, похоже, круглосуточность особо и не волновала. Привык, вероятно.
И в тот раз мама, почти как обычно, была на дежурстве в больнице. Рассказывала потом, что утром привезли какую-то деваху, пострадавшую при аварии с мотоциклом. Сообщили, что мужик, который с этой девахой был, насмерть разбился и «мозги на шесть метров по дороге прыгали. Потому что с лесовозом столкнулся». Мама помогала ампутировать ногу у пострадавшей. И лишь после операции ей сказали, что «с этой ****ью» был отец.
Насчет отца и этой «****и» - тут, кстати, довольно своеобразная местечковая история. Мама моя была не из местных, по национальности полька да к тому же еще и сирота. Из небольшой польской общины выселенцев-ссыльных, депортированных на Урал после восстания Костюшко. Мелкая польская шляхта, скорее всего, не более. Общину эту, естественно, старательно уничтожили в 37-ом, бабушка исчезла в 1941-ом. «Пошла зачем-то в Алапаевск и все…». Маму воспитывали люди добрые, деревенские, чуть подросла – поступила в медучилище.
Вот с такой биографией, не имея ни кола, ни двора, по распределению приехала в Арти. Красавицей была, да и отец тоже был видным парнем. Поженились и меня родили. Все бы ничего, но бабушка, мать моего отца, очень была недовольна снохой-бесприданницей. Потому что уже имела договоренность с родительницей той самой «****и», из семьи зажиточной и хозяйственной. А понаехавшая красотка-медсестра все планы расстроила. Но бабушка после моего рождения решила ситуацию поправить и активно сводничала. Результатом и была пьяная лихая утренняя гонка с «*****ю» на мотоцикле, закончившаяся аварией. Но эти подробности я, конечно, значительно позже узнал.
А тот день в детсаду был для меня шоком. Мало того, шок продолжился, когда вечером забравшая меня из детсада какая-то малознакомая тетка, взяв меня на руки, растолкала толпу, сгрудившуюся вокруг стенда ГАИ с фотографиями (оперативно тогда сработали!) утренней аварии. «Дайте мальчику на отца посмотреть!» - огрызалась тетка на недовольных агрессией зевак. Мальчик посмотрел. До сих пор этот синий стенд с десятком мутных фото помню.
На похоронах дед не отпускал меня с рук. Дед буквально выл. Любил моего отца и меня тоже. Но когда гроб опускали в могилу, поставил меня на землю. Я, вероятно, отошел немного в сторону. И в это время трубно взревел духовой оркестр. А прямо у меня над головой какой-то мудак ударил в тарелки. Жутко и гулко так – «Еблыц!!!». После этого не спрашивайте меня, отчего я духовые оркестры не люблю.
Хотя, конечно, духовые оркестры довольно правильный элемент культуры. Уходящей культуры. Звучали не только на похоронах, но и в парках. Создавали культурную среду и народные увеселения. Танцульки, в частности. Дарили людям праздник.
Были даже инструментом агитации и пропаганды. Очень забавная история на этот счет помнится: после Второй Мировой войны известный уральский сказитель Павел Бажов, будучи депутатом, решил посетить Арти и Красноуфимск. Для встречи знатного гостя к перрону вокзала станции Красноуфимск был подан заслуженный и очень известный в округе духовой оркестр от артинского заводского клуба.
Посещение округа знаменитым автором «Малахитовой шкатулки» случилось зимой. После бравурного исполнения встречного марша на красноуфимском вокзале музыкантам не нашлось места в машине – туда пришлось загрузить прибывшую с депутатом свиту. Депутатская свита – дело политическое. Политика важнее культуры, это все понимали. Особенно музыканты – люди, вне всякого сомнения, очень культурные.
Поэтому обратный путь до Артей протяженностью в 60 километров по заснеженной дороге, да и порой вообще по сугробам, музыкантам со всем своим инструментом наперевес пришлось пройти за три дня. Пешком, но, конечно же, попутно частенько останавливались «для сугрева». Избалованностью тогда никто не кичился. Да еще и провели танцы в клубе села Манчаж. Вот такие культурные, крепкие и закаленные были люди.
Один из самых легендарных оркестрантов того времени – человек очень невеликого роста, точнее – карлик, Юрий по кличке Фунтик спьяну замерз майской ночью в средине 70-х годов прошлого века в грязном переулке.
Юра Фунтик был фигурой фантастической. Когда я впервые увидел Фунтика, года четыре мне было. Он стоял в группке взрослых мужиков, курил и страшно сквернословил. Говоря по-русски, безбожно и площадно матерился. Я был до крайности удивлён и будучи воспитанным мальчиком, ждал, что мужики ему немедленно напинают. Потом вдруг понял, что это взрослый человек, только очень маленького роста. Так и застыл с открытым ртом, не сводя с него глаз.
Жил он одиноко, у своей сестры в маленькой комнатке, скорее даже каморке. Полуподвал, одно махонькое оконце, грязное и тусклое, койка какая-то железная. Это мне однажды соседские детки продемонстрировали, очень любопытно мне было. Рассказали, что появляется он лишь вечером, только чтобы переночевать. Чаще всего удавалось увидеть его у входа в замызганную поселковую пивную – Юра Фунтик курил и пронзительно матерился. Папироса в половину его лица – это было контрастно.
«Трубач у врат зари» - The Piper at the Gates of Dawn – дебютный альбом Pink Floyd с Сидом Барретом, естественно, ни к советским похоронам, ни к кладбищенским фото, ни к Юре Фунтику никакого отношения не имеет. Разве что Юра Фунтик дудел на трубе. Зато именно Сиду Баррету и посвящена Shine On You Crazy Diamond.
Свидетельство о публикации №221121900984