Пыльная коробка

Свой жизненный путь мой отец и закончил здесь, в Красном Штурме – есть такой поселочек рядом с Хостой, там еще раньше дача Берии была, высилась как маленький рыцарский замок над морем. Умер от цирроза печени, брошенный всеми, в своих испражнениях, изъеденный вшами. Похоронили за счет государства. Но это было потом, через 8 лет.
Вокруг благодатной природы, почти что в густом кавказском лесу стояли домишки бывшего обслуживающего персонала бериевской дачи. Повара, горничные, охрана, водители, все, разумеется, энкеведешники. С течением лет они обзавелись детьми, поселились пришлые, но костяк старой сталинской гвардии тихо спивался, передавая лучшие традиции детям. Вот здесь и поселился мой отец после третьей своей отсидки. Здесь и получил последнее в жизни прозвище «Шариков», да и было за что. А ведь начинал в шестидесятых как «Саломандра» - по тем временам очень круто звучало. Но не по причине «несгораемости», а просто так назывались итальянские кроссовки, счастливым обладателем пары которых он и оказался, единственный в Сочи, как говорили.
Работать начал в таксопарке, где стал чемпионом города по настольному теннису, там его и заприметил глава Сочипромторга (или промсбыта, не помню), взял личным водителем. Лихую и красивую жизнь вели сливки советского общества в Сочи в те годы, да и потом тоже. Мой отец оказался причастен краем к ней. И заразился мотовством, бесшабашностью и полным отсутствием нравственных принципов равно с непониманием, что для того, чтобы в жизни достичь действительно чего-то стоящего, нужно тяжело трудиться. Истину жизни он променял тогда на мишурный блеск жизни красивой. Деньги, потребные для нее, можно было только украсть. Не прямым воровством, конечно, а путем приписок, пересортировок и т.д. Да ведь и все в Сочи так жили тогда. Кому посчастливилось устроиться в сферу торговли и обслуживания, изобретали порой поразительные способы обмана потребителя и государства. Так, мой двоюродный дядя, который работал в кафе, где делали цыпленка-гриль, придумал как увеличить вес сырого цыпленка на треть путем замачивания в каком-то растворе. А еще один дядя, работая в кочегарке, продал какому-то лоху кирпичную трубу. Он рассказал ему, что скоро трубу будут демонтировать и тот купил битый кирпич.
Начальник этого «промсбыта» как-то сделал, что отец в армию не пошел. Он возил своего шефа и порой кутил с ним, отвозил домой пьяного, привозил ему девочек и т.д. Тогда же познакомился он и с моей мамой. И сейчас не могу представить, что их свело вместе. Мама моя была правил строгих, алкоголь почти не употребляла… Ну, как был то ни было, родился я. Правда, еще до моего рождения отец ушел к другой, в результате чего я оказался на искусственном вскармливани, но порой он к маме возвращался, обычно без денег, жалкий как побитая собака. Чтобы набраться сил, отдохнуть и вновь исчезнуть до поры.
Однако через какое-то время начальника сбыта посадили. Но отец мой не унывал. Благодаря своему легкому характеру он имел множество знакомых. Один из них и устроил его завскладом готовой продукции на Экспериментальный консервный комбинат им. Ленина. Это была вершина его жизненного пути. Он вернулся к маме, сделал шикарный по тем временам ремонт нашей двушки, один бар с холодильником чего стоил, а японская стиральная машинка вообще соседям спать не давала, хотя в квартире напротив жил директор кавказского заповедника, я дружил с его сыном. Отец начал просто выпендиваться. Купил ушастый запорожец и сделал невероятный тюнинг. Отчетливо помню чехлы из натурального каракуля на сиденьях. Жестковатые и колючие. Зато я ел такие деликатесы, которые и сегодня не встретишь. Один шоколадный мяч в натуральную величину с ликером внутри чего стоил.
А потом грянул 80 год с его экономическим делом «Фирма Океан». Полетели тогда сотни руководителей, задействованных в мошеннической схеме. Министры, замы, директора. Мой отец тоже попал под следствие. Изначально ему грозил расстрел по статье о растрате госимущества в сумме более 50 000 руб. Но затем как-то (ну, взятки, конечно) заменили на преступную халатность. И посадили на 2 года. В тюрьме он сломался окончательно. Вышел абсолютный эгоист с единственным стремлением получать удовольствия за счет окружающих любыми доступными средствами. Он разрушил жизнь 4 женщин (из известных мне), а заодно с ними и еще многих зависимых людей. И с каждой отсидкой было все хуже и хуже. Однако он обладал поразительной способностью очаровывать женщин и врать так самозабвенно, что и сам верил своему вранью. Даже зная его досконально, все равно веришь – такой актер умер в нем.
Последнюю разрушенную им жизнь звали Манька (Мария, конечно). Несчастная девушка, которая вышла замуж за дебила, который в пьяном виде уронил их трехмесячного младенца. Тот ударился головой и умер. Дебил исчез, а Манька запила горькую в пустой трехкомнатной квартире. Тут-то и подвернулся мой отец. Дело было уже в конце 90 и, поддерживая ее в невменяемом состоянии, продал ее квартиру при посредстве своего старого знакомого, который был его следователем по делу «Океан», а теперь стал начальником одного отдела УМВД по Центральному району Сочи.
Квартиру продали, деньги начали пропивать. И этот начальник, наверно, лишь из альтруистических побуждений, поселил их на своей даче в поселке Красный Штурм. Я иногда заезжал к отцу, единственный из 4 детей. Все же он был моим отцом, как ни крути. Два поруразваленных сарайчика с электричеством, холодной водой и канализацией. И два алкоголика, спивающиеся в них.
Я поднимался по давно не ремонтированной дороге среди кипарисов и акаций вперемешку с пальмами и ажиной – кавказкой флорой района Сочи северных склонов ближе к морю. За поворотом я услышал вопли соседки – грузной старой алкоголички, которая всю жизнь проработала в ресторане:
- Я вас, б… сожгу на …!!! Алкашня е…!!! Милиция!!! Милиция!!!
Из-за поворота выбежала пьяная и растрепанная Манька, оплывшая от водки. Она пробежала мимо меня, не узнав. На лице красовался огромный синяк. Вслед за ней бежал мой отец, находясь в еще более невменяемом состоянии. Невысокий от рождения, с мордвинскими чертами лица (а он и был наполовину мордвином), в шортах, перешитых из вельветовых женских брюк, в грязной майке, в одном домашнем тапочке на босу ногу, так что вторая нога поражала загнутыми вниз желтыми мощными ногтями. Остатки давно не стриженных волос торчали в стороны, а беззубый рот широко раскрывался в истошном крике:
- Манька!!! Манька!!!
Я быстро спрятался за деревьями. В таком состоянии видеть отца я совсем не хотел. Когда он пробежал мимо, я повернулся и другой уже дорогой пошел обратно. Проходя мимо дома Михалыча – соседа отца, с которым я был в хороших приятельских отношениях, я подергал калитку. Басовитый лай огромного кавказца со странной для собаки кличкой Дельфин вызвал хозяина на крыльцо.
Михалыч мужик огромный. Рост что-то около двух метров и вес больше ста намного. Служил он в разведроте батальона «Восток», что дислоцировался в Чечне и «прославился» делами воистину страшными. Крупные черты славянского типа лица, однако, вовсе не были жестокими, скорее, добродушными. Лишь серые глаза, которые прятались в щелочках век, смотрели как сквозь прицел на мир. И чувствовалось, что палец лежит на спусковом крючке. Я познакомился с ним, когда мой отец ночной пьянкой особенно достал соседей. Михалыч жил по принципу «делай что хочешь, а мне не мешай» и туго пришлось бы отцу, если бы по счастью я не оказался в это время рядом. Удалось мне уговорить Михалыча сменить гнев на милость за бутылкой водки – он пригласил меня пообщаться. И с тех пор я нет-нет, да и заглядывал к нему. Что-то родственное было в наших душах, не смотря разницу в годах и жизненном опыте. Была у Михалыча красавица дочь лет 16. С женой он развелся, а дочь на каникулы приезжала к отцу.
Михалыч за ошейник оттянул Дельфина и пустил меня в дом.
- А ты опять вовремя – вместо приветствия сказал он.
Я похолодел от предчувствия. За дверью комнаты слышались приглушенные рыдания его дочери Светы. Михалыч сел за стол, достал бутылку водки и два стакана, разлил и мы выпили. Молча, не закусывая. Я ждал. Михалыч приподнял стакан и с силой опустил на стол.
- Ну так. У твоего батяни тут двое жили. Дочь моя вчера возвращалась домой с дискоча, так они ей живьем сережки из ушей выдрали. Исчезли, гады. Уйти успели. Ментам не заявил. Сам разберусь.
С этими словами стакан в лапе Михалыча лопнул. Он удивленно смотрел на него, затем взял кухонное полотенце и замотал руку. Я все понял. Понял, что сейчас он просто оторвет голову старому дураку, хотя какой он старый, 45 всего.
- Ты это, Михалыч, погодь чуть. Он с ними был?
- Нет, но пили вместе. И навел он. Кто еще?
- Ну насчет «навел» это же неточно. Он скотина, но ведь не до такой степени.
Хотя сам я вовсе не был в этом уверен.
- Давай так. Я пойду сейчас и узнаю у папаши, где эти гады. А ты только не трогай его, не бери грех на душу. За Светку я сам с ним поговорю.
Михалыч долго смотрел на меня таким взглядом, что в землю вдавливало, а потом сказал:
- Ну, иди.
И я пошел. К этому времени мой отец уже был дома и как раз наливал водку в стакан. Дверь была открыта, и я, зайдя, вместо приветствия отвесил ему такую оплеуху, что бутылка полетела в одну сторону, а он в другую.
Вытаращив на меня глаза, держась за опухающее ухо, он лежал на полу среди картофельных очисток, которые разлетелись из мусорного ведра при его падении.
- Сынка, сыночка, ты что?
Я знал, что нельзя давать ему инициативу в разговоре, иначе утонешь в потоке словоблудия.
- Где Патрон и Расписной?
Я сразу понял, о ком идет речь. Два отморозка недавно освободились и первое время жили у отца за водку и закуску.
- А я знаю?!! Они вчера еще ушли!
- Ты жить хочешь?
- Да что ты своего мусора слушаешь! Его дочку на дискотеке хачики пописали, так нечего б… ть с кем ни попадя!
Тут у меня что-то замкнуло. Светка девочка неиспорченная, не курит, не пьет, умница. Я молча вышел.
Зайдя к Михалычу, коротко бросил ему:
- Он знает, где они, но молчит. Заводи машину, сейчас его приведу. Я с тобой поеду.
Затем быстро вернулся к отцу, и, невзирая на его крики и пьяное сопротивление, заломил руку за спину и потащил к Михалычу. Тот своей лапищей сгреб его за воротник, приподнял, посмотрел в глаза, брезгливо сморщился и бросил на заднее сиденье своей Ауди. Я сел рядом с отцом. Михалыч стартанул с пробуксовкой по гравию и мы поехали. Отец, чувствуя серьёзность ситуации, притих, пытаясь пьяными мозгами найти выход. Но ехать нам было недолго. Густой и безлюдный лес находился буквально за забором.
Михалыч за ногу вытащил отца из машины.
- Где они?
Тот молчал, бегая глазами. Тогда Михалыч выкрутил ему руку, пригнул к земле и надавил коленом. Раздался хруст и вой, который перешел во что-то вроде кудахтанья, в котором слышался адрес – название улицы, номер дома и квартиры.
- Там они, там, у Копченого тусуются – сквозь слезы причитал отец.
- Я ни в чем не виноват! Я не знал! Я не знал, прости меня – продолжал он.
Михалыч плюнул на него, открыл дверь машины и сел.
- Едешь? – обратился он ко мне
- Еду.
- Тогда садись.
Мы поехали, оставив моего отца кататься по земле. Я видел, что он уже начал притворяться. До дома доберется, недалеко, а вывих плечевого сустава штука крайне болезненная, но при правильном вправлении проходит бесследно. Любой хирург за полчаса вправит. Да и ходить не мешает.
- Я сейчас друзьям позвоню. Едешь с нами?
- Нет. И прошу тебя. Не рассказывай мне ничего потом.
Тот снова поглядел на меня сквозь свой прицел.
- Лады. И Шарикову скажи, что пусть поставит свечку, что ты вовремя появился. Я промолчал.
В жизни все должно быть разложено по полочкам. Ну, по крайней мере, стремиться к этому нужно. Чтобы понять, осмыслить. Ведь если понимаешь, то и простишь обязательно, нельзя ведь ненавидеть или бояться, или обижаться на человека, мотивы и чувства которого понимаешь. Но есть вещи, которые ну ни на какую полку не лезут. Так вот просто поставлю как коробку под кровать, пусть стоит, пылится.