Вперёд в прошлое

Заместо цепей крепостных
Люди придумали много иных
Некрасов
- Голубка моя Грунюшка, что печалишься? Вижу, плакала ты, расскажи, иль обидел кто? - говорил пригожий молодой конюх Антон своей кралечке, служившей горничной у барыни.
- Ой, страсть как боюсь, прикажет барыня меня запороть насмерть за то, что я  Евангелие маслом забрызгала. Подливала это я масла в лампадку и нечаянно пролила немного, а под лампадкой раскрытое Евангелие лежало. Я давай тряпицей масло собирать, да не соберёшь уж. Я на другом месте книжицу-то открыла, хоть бы барыня нескоро за неё взялась. Всё равно увидит, не миновать мне порки. Скажет ещё, что нарочно я пролила, а это грех большой.  Пойти бы сразу и покаяться, да ноги не несут, страшно.
Не лучше дела были и у Антона: приближалось время стрижки овец, мужики заранее кряхтели, вспоминая, как трещали холопьи рёбра под ударами барской палки. Похаживает так барин за спинами  мужиков и следит, чтобы стригли покороче, но не резали при этом овечью кожу. А от страха-то руки у стригарей дрожат, как тут не порежешь? И тогда давай ходить трость с тяжёлым набалдашником по холопьим  спинам.
Антон с Груней давно любили друг друга, давеча  падали они к барыне в ноги, просили дозволения на брак,  да она  запретила:
- Грунька девка красивая, я ей другого жениха подыщу, а тебя, окаянного, в солдаты отдам.
Похолодело всё внутри у девушки, вспомнила, что скоро барский сын – офицер на побывку приедет, не ему ли в забаву её прочат? А Антона в солдатчину? Нет, больше и заикаться о свадьбе нельзя, если будут молчать, может и смилуется барыня. Эх, что за жизнь, никакого просвета!
А просвет пришёл, откуда не ждали, даровал царь – батюшка всем крестьянам свободу! Радовались сначала, ликовали,  молодые обвенчались и зажили, было, счастливо. Но вскоре поняли, что свобода дорого обойдётся – земельку-то выкупать надо, а на что? Царь на выкуп деньги пожаловал, на возврат их с процентами 49 лет отвёл, да нечем было возвращать, пришлось от земли отказаться. Чего только ни пришлось им испытать:  и голод, и труд непосильный на соседа – мироеда, и поборы чиновников – лихоимцев. Так и прожили в нужде, а доживала уж Агрофена одна, при старшем сыне за внучатами присматривала.
Зимние вечера долги, чтобы не жечь зря лучину, пораньше спать укладывались, и любила тогда баба Груня внукам рассказывать про прежнее своё житьё:
- Тогда мы, касатики мои, жили, а сейчас выживаем. Ни у кого душа не болела за завтрашний день, за нас господа думали, наделы у всех свои были бесплатные. Ну, отработал на барина три – четыре дня в неделю, а потом и на себя работай, не ленись, и сыт будешь. С урожая барщину отдал, остальное твоё. Коли неурожайный год, так и голодали, на это воля божья. В хорошие годы не так чтобы сытно, но без куска хлеба не бывали, и все были равны. А теперь что? Вон Никишка  - мироед как разъелся, аж в кожу не толпится, а я ведь его отца помню, тощой был, в чём душа держалась. Видели, какую коляску он себе завёл, в старину и у барина такой не бывало. Хуже нет, когда из грязи да в князи.
- Бабуня, а говорят, что били вас раньше господа, пороли.
- Много сейчас мастеров прежнюю жизнь охаивать, не слушайте их. Ну, побьют когда, а ты не зарабатывай.
Груня притихла на время, вспоминая старину. Вот бы туда вернуться, увидеть родителей, сестёр с братьями, сходить на весёлые посиделки! Прислушалась, меньшие внучата уже мерно посапывали, а старший не спал, ждал продолжения.
- Люди тогда, внучек, дружнее были, добрее. Слышал бы ты, как красиво девки пели, когда в барском саду малину собирали. Это барин велел, чтобы девичьи рты заняты были и чтобы не ели они ягод господских, умный был! А барыня добрая какая, обещала мне мужа хорошего найти. Ваш дед Антон, царствие ему небесное, с горя – нужды запил горькую, а как напьётся, и давай меня колотить. А ты говоришь, что господа пороли, они хоть за дело, а дед ваш и без дела мог.
- Бабуня, а Захаркин дед  говорил, что радовались все, когда волю получили.
- Дураки были, вот и радовались. А потом поумнели, бунты поднимали, да где уж старое вернуть. Говорят люди, что царь тот продажный был, ему заморские цари денег заплатили, чтобы он волю нам дал. За то его потом и убили.
- А зачем ему деньги, он же царь, у него и так всё было?
- Умный ты больно рассуждать, подрасти сначала, - буркнула Агрофена. Самой-то ей такое никогда в голову не приходило.
Бабка замолчала, а внук ещё долго не засыпал, всё думал, как вырастет он большой, как подымет настоящий бунт, и сделает всё так, как было раньше.