Самосад

   В небольшом деревянном корыте дед Силантий рубил табак, Сашка помогал деду. Носил из-под навеса ужасно вонючие вязанки, клал их рядом с Силантием на скамейку и смотрел. Маленьким топориком дед отрубал листья, откладывая их в сторону:
– На зиму, - говорил он, – из листа табак хороший будет. – Стебли же тщательно рубил топориком. – Принеси еще пару вязанок, да будем на сегодня заканчивать.

   Силантий и полез в карман за газетой. Сложена она была лесенкой, и отрывалась в аккурат на одну закрутку. Силантий ловко в двух направлениях согнул оторванный кусочек газеты, щепоткой положил табак и сделал самокрутку. Послюнявил свои желтые пальцы, склеил самокрутку, чтобы из нее не высыпался табак и закурил.

   Водянисто-голубые глаза его ожили, в них появился лукавый огонек и какой-то необъяснимый мальчишеский задор. Седая борода деда в середине была желтой, как и его пальцы.
– Попробуй, - протянул он самокрутку Сашке, - ядреный табачок получился. – Он удовлетворенно кашлянул и стал закручивать новую цигарку.
Сашка набрал полный рот густого тягучего дыма, тихонько выпустил сквозь зубы. Сплюнул.
– Взатяжки попробуй.
– Не могу, сильно крепкий и овчиной воняет, - ответил Сашка.
Силантий обиделся:
– Ишь ты, разборчивый какой. Носом крутишь. А конский кизяк лучше?
–Ты чё, дед, не курил я конский кизяк! - возразил Сашка.
– Тебе отец память зашиб что ли? - не успокаивался Силантий. – Кого отец месяц назад вожжами потчевал? У кого из карманов мать кизяк вытряхивала? Молчишь!
   Сашка опустил глаза. Он взаправду забыл про это. Еще бы! Месяц прошел. Он потянул из самокрутки. Ядовитый дым выдавил сначала слезы, а затем и сопли. Голова закружилась. Дед Силантий качнулся вместе со своим корытом и начал заваливаться на бок.
– Тебе плохо? - дед легонько ударял Сашку по щекам. Сейчас пройдет. Дыхни пару раз поглубже, и пройдет. Ну вот. Ишь, полегчало.
– Тошнит, - возразил Сашка.
– А ты как бы хотел, чтобы как после шоколаду было? Подожди, потом кашлять будешь. Я вон как кахыкаю, особливо по ночам. Житья прямо нет. С утра только встану, цигарку в рот. Но я старый хрыч, а вы с пацанами для чего здоровье гробите?
– Да враки это все, деда. И батя прошлый раз зазря вожжами...
– Как же враки? - возмутился Силантий. – Кто сейчас курил самокрутку?
– Так ты же сам сказал: попробуй, ну я и попробовал. А чё, неправда? Али забыл?
– Ах ты мизгирь косолапый! – Силантий схватил лежавшую рядом с корытом суковатую палку и огрел Сашку вдоль хребта. – Вот тебе! Вот тебе! Если родители не могут, так я из тебя дурь выбью.
   Второй раз Силантий промахнулся, Сашка выскользнул ужом – и за плетень. Вывалил малиново-красный язык и начал дразнить деда.
– Ну, ну, ну, промазал, пень трухлявый!
Надо сказать, что взаимоотношения между внуком и дедом были отнюдь не такими, как возникли сейчас. Силантий любил Сашку, баловал и, как сам догадывался, позволял ему много лишнего. Вместе они ходили на рыбалку, ухаживали за скотиной, иногда решали своеобразную стариковскую арифметику. Например, Силантий спрашивал:
– Сколько будет всего - две коровы и телок?
Сашка думал, сгибал пальцы, супился.
– Две коровы и телок, так и будет.
– Думай, бусурман, думай. Две коровы и еще телок.
– Если еще телок, то их будет два. И коровы две.
– Ты что, ирод, городишь? Тебе по-русски говорят: две коровы и телок, сколько будет?
– Столько и будет. Две коровы и телок, – отвечал Сашка. Дед отвесил внуку легкий подзатыльник.
– Чё бьесся-то? - в свою очередь замахнулся на Силантия Сашка. Сжав кулак, поднес его к носу деда. – На, понюхай, чем пахнет?
– Соплями, - парировал дед. – Ты же их на кулак мотаешь!
– Сосновыми досками, - с удовольствием отвечал внук. – Сейчас, как врежу меж глаз, вмиг окочуришься!
Силантий вскакивал, искал палку, а внук меж тем с безопасного расстояния уже кричал:
– Две коровы и телок... Спроси хоть у кого, если сам не знаешь. В школе коров не складывают.
Дед быстро «отходил», бросал в сторону палку, звал Сашку, и они вновь продолжали.
– Вот слушай. К двум коровам пришел телок. Сколько их будет?
– Прибавить что ли? - прояснял Сашка.
– Ну, прибавь, - соглашался дед.
– Так и будет - две коровы и телок.
– Да ты что, окаянный, злишь меня?! - возмущался Силантий. – Сейчас огрею поленом, враз поумнеешь!
– Телок же не корова, дед. Как его прибавить-то? – недоумевал Сашка.
Дед некоторое время молчал, обдумывал. Сашка закончил первый класс. Учился, в общем-то, неплохо. «Смышленый, - говорила о нем учительница, - особенно в арифметике». А тут, как назло, ни хрена не соображает. Силантию очень хотелось, чтобы внук решил его задачу. Сашке тоже, в свою очередь, становилось жалко деда, что тот не мог понять, что две коровы и телок так и будет, а если сложить две коровы и корову, то будет три коровы, а телок здесь ни при чём. И чтобы окончательно не выводить деда из себя, он решил согласиться.
– Ладно, дед, будет три коровотелки.
Силантий от неожиданности вытаращил глаза и некоторое время молчал. Он не мог сходу сообразить, что «сморозил» внук. Но подспудно понял, что это крутой подвох. Меж тем Сашка отошёл на безопасное расстояние и с сожалением смотрел на обалдевшего деда. Силантий покрутил головой, словно получил сильный удар между глаз, и, как бы про себя, сказал:
– Три коровотелки будет, говоришь. Иди-ка, милок, сюда поближе, растолкуй. Чегой-то я плохо кумекаю. – Он ласково поманил Сашку прокуренным пальцем.
– А не врежешь?
– Нет.
Судя по тому, как сказал дед, можно было верить. Да и не заведено было меж ними подличать. Сашка подошел, сел рядом на скамейку. Силантий обнял внука, пожаловался:
– Голова чой-то закружилась, как у тебя после махры. Допек ты меня своими коровотелками. Помни затылок.
– Ты же сам привязался со своей задачкой, ответил Сашка, и принялся мять деду шею.
– Повыше чуть, к голове ближе мни, - просил Силантий. Шея у деда была худая, длинная и морщинистая. Сашка добросовестно разглаживая морщины, растирал их, подавливая пальцами. Дед покряхтывал от удовольствия и просил помять еще.
– Деда, а чё она у тебя прыщавая, как у жабы?
– Шея-то?
– Ну, да.
– Доживешь до моего, может, и не такая будет, - слегка обижался Силантий. – Ты вон табачком-то балуешься, а он, брат, не только шею в прыщи превращает, а все тело в дугу сгибает.
– Как это?
Сашка на время перестал мять дедову шею, заболели пальцы, да и есть уже захотелось.
– А как у пастуха Яшки, знаешь?
– Он же горбатый, деда, говорят, мальцом в погреб упал.
– Говорят, говорят, - недовольно ворчал Силантий. – Я-то лучше знаю. И в погреб он не падал, и ел хорошо. А вот махру начал курить сызмальства. Теперь коров пасет, на лекарства зарабатывает. А я ведь ему сколько раз говорил, вот, как тебе: «Брось, Яшка курить!». Да куда там!
Безусловно, Силантий нагонял страху, по-своему, по-стариковски, медленно, постепенно. «У меня своя метода, - сказал он зятю перед его отъездом в отпуск. - Пока с дочкой вернетесь, Сашку от одного запаху табака тошнить будет, а если и попробует, немедленно облюется. Гипноз такой знаю», - заверил Силантий. «Ладно, отец, воспитывай, да смотри, не переборщи», – согласился зять.
– Дед, а дед, я уже устал, взмолился Сашка. – Руки болят. Давай, ты мне спину почешешь. Ну, как в прошлый раз, помнишь?
– Иди за полушубком, - согласился Силантий.
Сашка из-под навеса притащил потрепанный полушубок, расстелил на скамье, снял рубаху и лег на живот. Силантий сел на скамью верхом, положил на худющую спину внука «оглобли», так он называл свои здоровенные, крючковатые и шершавые, словно рашпиль, руки.
– Только не сильно, деда, ладно, - просит Сашка. – А то в прошлый раз спина сильно горела. Рубаху больно носить было.
   Силантий старался, мягко поглаживая выступающие позвонки и ребрышки внука. «Худоват оттого, что много бегает, - думал он. – Ест, вроде бы, хорошо. Может, у него глисты завелись?».
Силантий старательно кормил Сашку той едой, от которой, как он считал, можно было быстро поправиться - краюха свежего хлеба, сало, яйца, молодой зеленый лук, парное молоко. Но причина худобы внука, как оказалось впоследствии, крылась в другом. На второй день отъезда родителей внука Силантий решил попробовать верный способ отучить Сашку от курева. Рецепт отваживания рассказал ему сосед Михей, по которому его самого в малолетстве отучил от табака родной дядя. «Как отшептало, с первого раза подействовало», - часто хвалился Михей. После того «отваживания» Михей не брал цигарку более тридцати лет, до войны. Но после двух ранений и партизанщины вновь задымил, и так по сей день. «Нам-то мало осталось, – оправдывались друг перед другом Силантий и Михей, – а мальцам это ни к чему, окромя вреда организму».
   Настоянную на кипятке желто-зеленоватую жидкость от самосада Силантий добавлял внуку в чай, приправляя мятой и избытком сахара. Заставлял есть сваренные вкрутую яйца, сало и ржаной хлеб с луком. Через час-два Сашке становилось плохо. Текла слюна, сжимало в животе, а затем начинались рвота и понос. Как объяснял Михей, надо было сделать так три раза, а потом дать закурить: «Если облюется – значит, подействовало».
Да видно что-то не рассчитал Силантий. Сашка начал хиреть уже после второй заварки зелья.
– Деда, а деда, ты руки-то не толкай к лицу, – просит Сашка,  – а то меня от них тошнит. В баню бы сходил что ли.
«Это от пальцев, – соображает Силантий, - насквозь табачищем пропитались. Зато действует рецепт Михея!»
На следующий день, после очередной дозы настоя, Сашке совсем поплохело. Слюнотечение сменилось неукротимой рвотой и изнуряющим поносом. Перед глазами замелькали мушки, затем поплыли разноцветные круги, и Сашка на глазах Силантия свалился с горшка.
   …Тело его стало необычайно легким, воздушным, словно пушинка от одуванчика в теплую ясную погоду, приподнялось над землей и медленно поплыло. Сначала Сашка «лежал» на спине и смотрел в небо. Причудливые облака медленно следовали за ним, превращаясь то в верблюда, то в парусный корабль, то, вообще, непонятно во что. Неожиданно появился белый всадник на белоснежном скакуне. Он летел во весь опор, видимо, очень торопился. Из-под копыт коня вылетали листы бумаги. Сашка взял один из них и прочитал: «Беда будет скоро, беда». Хотел было спросить, что за беда такая, но всадник исчез. А за ним закружились облака и стали быстро сворачиваться в крутую воронку.
Тошнило. Он перевернулся на живот: «Так будет легче, да и на землю смотреть сверху гораздо интересней, чем в небо глаза пялить».
Возле куста черемухи он увидел своего деда и соседа Михея. Они о чем-то спорили. Сашка опустился немного пониже и завис над ними. Деды не обращали на него никакого внимания, а может, просто не видели Сашку.
– Говорил я тебе, - не переборщи, так ты на всю катушку...
– Тебя же дурака, Михей, послушал...
«Самогонки клюкнули», - догадался Сашка, – теперь до полуночи спорить будут».
Он поднялся повыше и полетел вдоль озера. Озеро Лесное находилось в трех верстах от деревни. Темно-синяя вода отражала холмы, густо поросшие сосняком, березой, а ближе к воде - ивой. Холмы наполовину были песчаными, наполовину каменистыми. Хорошо было видно, как ходил окунь, карась, а возле камышей затаились щуки. В прибрежных кочках кормились утки. Но на озере ни охотников, ни рыбаков видно не было. Сашка вспомнил рассказ деда, что за озером издавна водилась дурная слава - здесь часто происходили загадочные случаи. Ежегодно в его окрестностях исчезали люди и домашние животные. Как правило, их поиски были безрезультатными. Поговаривали, что на озере водятся лешие и ведьмы. Одна из ведьм принимала облик белой свиньи, бродила возле воды и человеческим голосом приглашала прокатиться на ней верхом. Те, кто отваживался сесть, - исчезали бесследно.
   Вновь появились тошнота и резкие боли в животе. «Надо возвращаться домой», - решил Сашка, и плавно развернувшись, полетел обратно.
Дед и сосед Михей продолжали сидеть возле черемухи и спорить.
– Молочком отпаивать надо и лучше парным, - твердил Михей.
– Сейчас Клавдия подоит корову и принесет, - отвечал Силантий. – Да вот уж она идет, – показал рукой дед.
Сашка посмотрел в ту сторону, куда указал дед и увидел... белую свинью. Она осторожно приближалась к дедам, а на ее рыле застыла страшная улыбка ведьмы.
– Проходи, Клавдия, – пригласил Силантий, обращаясь к ведьме, помогай, горе тут у нас.
– Вы что, не видите, что это ведьма?! - закричал Сашка. – Бейте ее, бейте!
Но деды ничего не слышали, а свинья меж тем, обхватив Сашку копытами, стала душить его. Еще немного и Сашка задохнется. Он вырывается, бьет ее ногами. Но глупые деды еще и помогают ведьме, держат за ноги, не вырваться.
– Сейчас пройдет, - говорит свинья.
– Дай-то бог, - отвечает Силантий.
– Сын тебе даст по твоей дурьей башке, - бурчит Михей. Сашка затихает. Боли в животе проходят, и уже не тошнит. Ему хочется спать.
– Пусть поспит часика два, - говорит свинья, - я потом прибегу, проведаю.
Сашка проваливается в глубокий сон. Он еще парит в облаках, но ни озера, ни свиньи, ни дедов не видит и не слышит.
   …Через два дня повеселевший и почти выздоровевший Сашка с удовольствием пил простоквашу и заедал вареной молодой картошкой. Силантий старательно обихаживал внука.
– Съешь еще, Сашок, - ласково говорил он и гладил внука по голове.
– Опять перекормишь, деда, плохо будет.
– Не бойся, от простокваши плохо не будет.
«Дурень старый, - ругался про себя Силантий. – Внук-то думает, что я его перекормил. Оно и верно, перекормил, только чем... Отравой! Слава, тебе Господи, обошлось!»
...Пылал костер, Сашка сидел на лавочке и смотрел на горевшие табачные листья, корыто, в котором рубил дед самосад, и топорик. Все это дед с какой-то непонятной Сашке злостью бросил в огонь.
– Чё курить-то будешь? Все пожег, - недоуменно спрашивает внук.
– Простоквашу, Сашок, пить буду. Хватит. Отшептало. С одного разу.