Правильный выбор

Потомки наследуют мир, созданный предшественниками, и стартуют в будущее, опираясь на их ЗНАНИЯ и УМЕНИЯ! Такова формула научно-технического прогресса, стартовавшего в Каменном веке и перенесшего НАС через все стадии развития науки и техники в современность с её научно-техническими достижениями.

Понятно, что всякое прошедшее время было когда-то «современностью» с передовыми для своего времени научно-техническими достижениями, определявшими быт, образ и уровень жизни людей.
Мои детские годы тоже были некогда «современностью». И наиболее продвинутыми техническими достижениями, повлиявшими в те годы на наш быт, считались устройства радиосвязи и телевизоры. Я явился в мир, в котором они уже были.
Устройства радиосвязи( = радиопередатчики и радиоприёмники) обеспечивали практически мгновенную (в условиях Земли) беспроводную связь. И неважно было их местонахождение. Для связи было достаточно, чтобы радиосигнал, излученный радиопередатчиком, достиг радиоприёмника и был им принят. Эти ценные возможности радиосвязи сразу же были по достоинству оценены и востребованы! Их долго ждали и восприняли как должные, как естественные, как само собой разумеющиеся! Потому что к нужному и полезному привыкаешь быстро.

В нашей семье был 3-х-диапазонный (ДВ, CВ и КВ) радиоприёмник, принимавший множество радиосигналов. Крутишь ручку настройки, переходишь от сигнала к сигналу и слушаешь, слушаешь и слушаешь звуки, голоса и музыку. Вместе с радиоприёмником, изменившим быт, в нашем жилище поселился весь Мир - планета звуков!
В 1950-х годах появились (пока в общественных местах) чёрно-белые телевизоры КВН-49 с заполненными водой увеличительными линзами перед экраном.
4 октября 1957-го года неожиданно запустили 1-ый спутник Земли. И впервые на Земле принимали сигналы из космоса: «… пи… пи… пи… »! И понятно было, что без радиосвязи со спутником этих сигналов бы не было. И вообще, без радиосвязи запуск спутника был бы бессмыслен! Ну, полетал бы, если бы полетал..., и что?
Меня, учившегося в то время в 10-м классе, всё это ошеломило… Фантастика! Ну, настоящая фантастика! Читал только что в журнале «Техника молодёжи» научно-фантастический роман И. Ефремова «Туманность Андромеды» о межзвёздных космических полётах в далёком будущем. В будущем, которое я не увижу. А тут оказывается, что вот оно - будущее. Рядом! Будущее начинается сегодня!

К чему я рассказываю о радиосвязи? К тому, что рассказанное повлияло на мой выбор. Я из-за него выбрал радио и после окончания в 1958-ом году школы поступил в сарапульский электромеханический техникум (СЭМТ) на отделение радиоаппаратостроения. Захотел приобщиться к радиотехнике! Поступать в институт не рискнул из-за вступительного экзамена по английскому языку. И на физике боялся проколоться. А в СЭМТ эти экзамены не требовались, и я в него поступил! И попал в точку! И почувствовал себя в своей тарелке!
С превеликим удовольствием и душевным трепетом слушал лекции по радиотехнике, радиоприёмникам, радиопередатчикам, радиоизмерениям, телевидению …
А на радиомонтажной практике спаял, собрал и настроил радиолу «Урал 57».
И после этого, поняв, что это моё, включился и взялся за себя!

Из техникума попал в армию, в радиомастерскую батальона связи. На стрелковом полигоне собрал детекторный приёмник, чтобы быть ближе к Миру и слушать радионовости. Электроэнергии там не было, и пришлось соединения делать на скрутках.
Несколько раз просили отремонтировать бытовые радиоприёмники. Брался и получалось. Собрал несколько транзисторных приёмников.
На третьем году службы разрешили посещать курсы по подготовке к поступлению в ВУЗы. Посещал. Сдал на курсах выпускные экзамены, а после них - вступительные на радиотехнический факультет таганрогского радиотехнического института (ТРТИ).

Поступил в ТРТИ и окончил его с отличием. Отдохнул после защиты месяц и оформился по распределению в лабораторию предприятия на неинтересную, нетворческую, но… с достаточным количеством свободного времени работу.
Неинтересная работа – это плохо, а вот свободное время – хорошо и даже замечательно! На предприятии была ЭВМ, и на ней программисты решали задачи. Желающий решить задачу излагал её словесное и формульное решение программисту, а тот составлял программу в машинных кодах и решал. Ну а я, решив, что такое общение с ЭВМ неэффективно, научился программированию в машинных кодах и решал задачи без посредников. И не только свои задачи решал, а и тех, кто меня об этом просил.
В лаборатории занимались входным контролем, размещением и обслуживанием аппаратуры, поступающей извне. Дело это нужное, важное, ответственное, но… нетворческое! И это меня тяготило. Через некоторое время выяснилось, что нетворческий характер работы тяготил не только меня, но и начальника отдела. И этот энергичный начальник решил изменить существующее положение вещей. Каким образом? Простым. Озадачил инженеров творческой, но непрофильной для лаборатории задачей. Её решение могло бы изменить статус отдела, ну и начальника, конечно.
Решали задачу желающие, т.е. добровольцы; и среди прочих - я. Задачка попалась крутая. Вначале её пробовали решить все желающие, потом пылу и желающих поубавилось, а потом остался один желающий, т.е. я. Остался… и после некоторой усидчивости одолел ту задачу!
Доложил начальнику, и это вызвало некоторый переполох местного масштаба, закончившийся подачей заявки на изобретение и выдачей по ней авторского свидетельства. Кроме меня в заявке были соавторы, а у меня то авторское было первым.
Решённая задача открывала перспективы, и даже диссертабельные; тему можно было использовать для диссертационного исследования. И я даже ездил с решённой задачей в стороннюю организацию. И доложился в ней, и нашёл там научного руководителя, который сказал, что потребуется эксперимент, и что лучше оформиться соискателем, и что надо будет приезжать в командировки....
А потом уволился по своим основаниям мой начальник отдела. А без него эксперимент и поездки в командировки повисли в воздухе, ибо служебной необходимости в них у меня не было.
В общем, всё сошло на нет, застопорилось и зачахло.
Поняв после этого случая, что ни интересной работы, ни карьерного роста в лаборатории у меня не будет, я уволился и ушёл на предприятие, занимающееся творческой с моей точки зрения работой - разработкой аппаратуры.

На новом предприятии попал я в сектор. А там решали задачки на ЭВМ. И мне предложили порешать. Я, конечно, согласился, но… надо было программировать на Алголе, который я не знал.
Пришлось осваивать. Попросил владеющего Алголом программиста, ввести меня в этот язык. И он ввёл. Рассказал о структуре программы, об описаниях переменных, об операторах цикла, условных операторах, процедурах… А в заключение дал для образца распечатку своей работающей программы, чтобы я по ней учился.
И я учился и разбирался. А дальше стал решать задачки. И на практических примерах освоил в достаточной мере Алгол.
И пошло-поехало; математическую модель разработал.
Потом мой сектор переформировали, и перевели меня в другой - с неинтересной работой. А потом в третий - с интересной. И вот в третьем секторе я остался и осел надолго.
В задании, которое я получил вначале работы, не было чётко очерченных границ, просто потому, что меня не хотели ограничивать. Нужно было изучить вопрос, осмотреться и предложить, если получится, нужный предприятию результат. В общем, почти по Маяковскому: «Твори, выдумывай, пробуй».
И стал я этим заниматься. Вначале разбирался в том, что оно и как; потом осваивался в том, в чём разобрался, а потом двинулся вперёд.
Работа пришлась по душе, я в неё врос, и, в конце концов, она стала моей колеёй. А через некоторое время появились результаты, изобретения и статьи… И вскоре стало очевидно, что тематика этих занятий диссертабельна; годится для написания диссертации.
И тогда я стал двигаться и в этом направлении; диссертационном. Стал соискателем, а потом аспирантом в организации, имевшей диссертационный совет. Занимался, конечно, и диссертацией. Написал её за несколько лет и ждал своей очереди.

Подошла очередь, допустили к защите, и стал я к ней готовиться. Подготовил текст выступления и дома, расхаживая возле развешанных и разложенных по всей комнате плакатов, выступал, поглядывая на секундомер.
Рассказ нужно было уложить в 20..25 мин. Но уложить не удавалось; получалось существенно больше и приходилось сокращаться. А сокращаться жалко, да и рискованно, ибо в этом случае, как мне представлялось, меня не очень-то и поймут.
Но…, как бы то ни было, сократился, отрепетировал выступление, заучил его, и, чтобы уложиться в 25 мин, старался в устном рассказе не допускать вольностей, а всё строго по тексту. Но строго было довольно сложно, поскольку во время рассказа в голову лезли новые мысли по существу выступления, и это очень сбивало и тормозило.
Было и ещё одно обстоятельство, о котором нельзя не сказать. Дело в том, что совет, в котором предстояло защищаться, был докторский (21 доктор и 4 кандидата наук). Все члены совета - корифеи в своих областях знания. Многие из них - авторы учебников. И их совокупное знание охватывало с потрохами всё то, что я знал, и всё то, что, с их точки зрения, обязан был знать. А это значило на практике, что любое неверно сказанное слово или фраза или нечёткая формулировка могли мне очень дорого обойтись. Замучили бы вопросами. Так что, нужно было быть очень осторожным: никакого свободомыслия. И говорить можно было только то, что знаю наверняка и в чём абсолютно уверен.

Защиту назначили на 10 часов 28 ноября (пятницу) 1986 г.
Я приехал примерно недели за две или три до назначенного срока. Остановился в ведомственной гостинице, в которой останавливался обычно по приезде в Москву. Стал готовиться к защите. Подготовка состояла в том, что нужно было ответить на замечания, имеющиеся в отзывах на авторефераты. Замечания порою были нелепыми, но отвечать все равно было нужно. Кроме того, привёз с собой много разных умных книг и читал их, для того чтобы ответить на возможные вопросы членов учёного совета. Может быть, это было не очень умно; попробуй, догадайся, какие вопросы могут задать 24 учёных мужа и одна учёная дама (именно такое соотношение мужей и дам было в совете). Но такой же линии поведения придерживаются, как известно, готовящиеся к экзамену. Если ещё учесть, что от результатов этого экзамена зависело в моей жизни очень многое, то думаю, что меня можно было извинить. Момент был исторически для меня очень уж поворотным, и я это отчётливо понимал.
Занимался подготовкой и иного рода. Такой, например. Старался качественнее кормиться; выпивал ежедневно стакан клюквенного соку или соку манго (они в то время стоили около рубля за стакан). Долго выбирал и купил в ЦУМе неброский, нейтральный, красивый, как мне казалось, галстук и, кажется, рубашку.

Приближался ссудный день, и я вроде бы был готов к нему, но, наверное, всё же волновался. Потому что накануне вечером лёг спать, но так всю ночь и не сомкнул глаз. То есть, лежал-то я с закрытыми глазами, но сон не шёл. Голова была полна какими-то мыслями; проигрывал в уме различные ситуации и сценарии предстоящей защиты. Проворочался всю ночь с боку на бок, и наступило серое влажное московское утро. Побрился, привёл кое-как себя в порядок, кажется, что-то перекусил и пошёл к 8:30 на фирму. К 9-ти надо было пройти проходную; раньше этого времени командировочных не пускали. Идти нужно было не более получаса, и я пошёл пешком. Иду, смотрю по сторонам, кругом люди снуют, и до меня им нет никакого дела. Каждый в своём мире и со своими заботами.
Прошёл проходную и зашёл к учёному секретарю. Юрий Николаевич уже на месте и спрашивает, в форме ли я. Ответил, что защищаться готов.

А дальше время закрутилось очень быстро. Нужно было подготовить помещение (актовый зал) к защите; проветрить его; нужно было развесить плакаты; подготовить магнитофон для записи всей процедуры; это, чтобы не пользоваться услугами стенографистки.
К 10 часам собрались члены учёного совета, руководитель моей темы, официальный оппонент, которого я прежде никогда не видел, представитель нашего предприятия и приглашённые. А приглашённые - это изъявившие желание присутствовать на защите представители тех организаций, в которые были разосланы авторефераты.
Всего собралось человек 35..40. Принесли несколько экземпляров моей диссертации и авторефератов, и желающие их просматривали. Некоторые рассматривали плакаты, а заодно и меня; другие просто беседовали, ибо встречались, по-видимому, редко, а тут представился удобный случай.
В зале для диссертанта (для меня) выделили отдельный стол, и я занял это место. Ждали председателя совета, а им по совместительству был директор фирмы. Наконец пришёл и он; вошёл и закрыл за собой дверь. Это был как бы знак к началу.

Председатель открыл заседание. Рассказал о повестке дня. Первым вопросом в ней была моя защита. Передал слово учёному секретарю. Секретарь представил меня, назвал мою тему и после слов председателя “Слово для защиты предоставляется Вольфовскому Борису Наумовичу. Пожалуйста, Борис Наумович” пришёл мой черёд.
Доклад начинался со слов “Анализ современного состояния и тенденций развития…”. Эти слова и всё остальное я знал наизусть и, прохаживаясь по улицам Москвы, рассказывал их себе, как таблицу умножения последние 2..3 недели ежедневно; утром и вечером.
Но когда я подошел к торцу стола, за которым сидели члены учёного совета, и хотел произнести первое слово, то с ужасом обнаружил, что слова куда-то исчезли, и языку моему делать во рту нечего, ибо слова из памяти не появлялись, и язык остался без работы! Эта ситуация была для меня совершенно неожиданной, для членов совета, разумеется, тоже. Я смотрел на них, лихорадочно пытаясь вспомнить начало доклада, они смотрели удивлённо и сочувственно на меня, и получилась хорошая немая сцена; как в “Ревизоре” у Гоголя. Пауза, похоже, затягивалась, потому что мне стали предлагать заглянуть в собственный автореферат, для того, чтобы из него извлечь начало доклада. Я произнес, что-то вроде: “Нет, не надо.” И тут, к счастью, в моей памяти всплыло первое так необходимое мне, спасительное слово доклада: “Анализ…” Произнёс слово “Анализ…” и сразу вспомнились и выстроились в нужной последовательности остальные заготовленные слова и обороты речи, и заготовленные паузы, и заготовленные модуляции голоса. Дальше мне оставалось только всё воспроизвести.

Я начал говорить и, по-видимому, сразу овладел собой; ходил около плакатов, иллюстрировал в нужных местах с их помощью рассказ; в нужных местах делал паузы или голосовые акценты. И рассказал всё, что хотел и должен был рассказать. Доклад занял, кажется, 27 мин.
Потом пошли вопросы членов учёного совета. Вопросы разные: и простые и сложные. Попался и один серьёзный практический вопрос, но к нему я был готов и любопытство члена учёного совета удовлетворил. В общем, удалось, взвешивая каждое слово, чтобы ‘не провалиться в пропасть”, что-то отвечать. Потом стали приставать с вопросами приглашённые. Поскольку они занимались сходной тематикой и решали аналогичные моим задачи на другой (конкурирующей) элементной базе, то вопросы были с подковыркой. Один, помню, сомневался в предложенных мною технических решениях и задавал множество соответствующих вопросов. Но вопросы были просты, и я отвечал на них до тех пор, пока спрашивающего не остановил председатель. В конце концов, на все вопросы я ответил.

Далее мне предложили сесть, и начались выступления членов учёного совета и желающих. Выступления были разные. Один из выступающих высказался по поводу моего ответа на один из вопросов в том смысле, что мой ответ удовлетворил его не полностью. «Но, добавил он, давайте признаемся себе в том, что и нам не известен правильный ответ на соответствующий вопрос». Другой выступающий высказался круче. Я скептически отношусь, сказал он, к возможностям предложенного диссертантом. Ведь мы уже не раз убеждались с Вами на других примерах, что хорошие на первый взгляд технические решения не выдерживали практической проверки. Но именно поэтому считаю необходимым поддержать и диссертанта и его работу, чтобы после практической апробации стали видны слабые места этого направления исследований. Это позволит нам двигаться дальше.

Выступил представитель нашего предприятия, мой руководитель, затем - официальный оппонент. Он, по сценарию защиты, должен был говорить о недостатках моей работы. Но особых недостатков им отмечено не было и более того, он сказал, что работа хорошо оформлена. Далее учёный секретарь зачитал отзывы ведущей организации, отзывы на авторефераты и акты внедрения результатов работы.
Потом мне снова предоставили слово - для ответа на замечания в авторефератах. Эти ответы у меня были приготовлены заранее, и все замечания я отбрил. Кроме того, я рассказал о возможном целесообразном направлении дальнейших исследований с учётом состоявшегося на защите обсуждения; в заключение поблагодарил всех выступивших за замечания и сказал, что всё это поможет мне в дальнейшем. Таков ритуал.
На этом защита закончилась; Всех посторонних попросили удалиться из зала, а члены совета остались голосовать. Выйдя, я посмотрел на часы; было 12 ч 35 мин. Меня поздравляли с успешной защитой, и я что-то бормотал в ответ. Голосование продлилось около получаса. Затем все вернулись в зал, и председатель зачитал протокол результатов тайного голосования. Объявил счёт: “За присуждение учёной степени к.т.н.” – 25 членов совета; “Против присуждения” – 0. Кажется, были аплодисменты, меня поздравляли с успешной защитой, а председатель совета (по должности) пожал руку. Я поблагодарил.

После защиты и окончания заседания привели в порядок актовый зал. Потом я забрал свои плакаты и почти сразу ушёл. Шёл по тем же улицам, что и утром; но на душе было легко. Такое ощущение бывает у студентов после успешной сдачи сессии. Зашёл в какую-то столовую и пообедал; дозвонился до тёщи, сообщил ей о результатах защиты и она меня поздравила. Вечером проводил на поезд нашего представителя и, кажется, что-то передал через него жене. Вернулся в гостиницу, лёг спать, и сон мой в ту ночь был крепок и сладок.
После защиты оставался в Москве ещё недели две; готовил документы для отправки в ВАК. А дело это долгое и кропотливое. Для меня оно осложнилось ещё и тем, что магнитофонная запись защиты не получилась, и пришлось стенограмму писать по памяти. Когда всё, связанное с оформлением документов, осталось позади, в середине декабря уехал домой.
Через месяц – другой, не ожидая утверждения защиты в ВАКе, меня - ведущего инженера - перевели на должность старшего научного сотрудника (с.н.с.). А после утверждения (весной 1987 г) увеличили оклад до 350 р.
Через пару лет стал получать 410 р, а получал в предыдущей должности - 190. В те годы оклад с.н.с. позволял довольно сносно существовать. И я, и моя семья это сразу почувствовали.