Веркины истории. Детство. Копилка

Верка сидела в кладовке крепко зажмурившись и замерев от счастья–
на коленках, в кольце судорожно сжатых ладошек лежал  папкин подарок – синяя лаковая жестяная коробка из-под чая.
Она была удивительно похожа на маленький сундучок, и до сих пор в уголках, если ткнуться туда носом,  слабо и сладко пахла заваркой.
Сокровище, а вовсе не просто пустая не нужная коробка. Самая настоящая, взаправдашняя копилка!
Какой-то час назад Верка с восторгом наблюдала, как папка горячим, дымящимся паяльником торжественно касался сначала мутно-желтого комка пахучей канифоли, отчего та начинала плыть  и истаивать смолистым дымком, и тут же погружал его в серебряное озерцо олова, припаивая крышку к коробке, так, чтоб нельзя было открыть.
И, в заключение, бритвенно-острым, страшенным сапожным  ножом делал узкую щель для монеток, а потом  вручил еще теплое чудо ей.
Верка любила папку–он был добрый, умел всё на свете, никогда на нее не ругался и не бил, а совсем наоборот: частенько приходя с работы заваливался на диван и читал ей нараспев странные книжки–
вроде стихи, но совсем непонятные.
Там не было ни про мишку, ни про зайку, ни про доктора Айболита.
И пусть порой от него нехорошо и резко пахло– мама называла этот противный навязчивый запах перегаром– Верке нравилось быть с ним.
Одну книжку она особенно отличала, там рассказывалось про мальчика сироту и его жизненные страдания. Ей было почему-то очень жалко этого мальчика, ну прямо до слез. Наверное и незнакомо-певучее название книжки "Мцыри" осталось в памяти именно поэтому.
А мама, слыша папкину декламацию начинала сердиться: " Опять напился... Отстань от ребенка... Она все равно ничего не понимает..." –и гнала Верку с колен.
Поэтому Верка хитрила, и чтоб не расстраивать маму– папку любила по-тихому– про себя. Ластилась, пока та её не видела, послушно отходила, внимая приказам.
Рано поняла, что проявлять любовь к отцу не стоит– мама будет сердиться, и вполне оправданно, ведь он– плохой, а еще– изверг.
Так говорят и бабушка и мама и соседка снизу.
Конечно Верка помнила ночной звук  поворота ключа в замке и в свои шесть могла безошибочно различить когда отец трезв, а когда пьян.
Мамино торопливо-умоляющее:"Доча, поспи со мной"– скручивало где-то в животе жалость и боль в тугой комок.
Холод  пола на босых пятках, хриплые крики-обвинения, тихие всхлипы и плач– вспоминались по утрам смутными ночными кошмарами.
Умещать в себе одновременно любовь и ненависть Верка научилась давно, лет с трех.
Но именно сейчас, когда пальчики сжимали прохладную жесть новой копилки, все невзгоды и грустные воспоминания отступили, и счастье пенилось внутри вкуснющей газировкой.
Дело оставалось за главным–
накопить на велосипед– всего пятьдесят рублей. Целых пятьдесят рублей!
Это была  космическая сумма, ну просто до луны и обратно.
Именно так выразилась мама.
Верка понятия не имела насколько это много, но по маминому непреклонному лицу догадывалась о мизерном проценте успеха исполнения своей мечты.
С другой стороны: были походы за молоком и хлебом в магазин, а значит мелочь на сдачу,, были дни рождения и визиты бабушки, законный рубль с папкиной получки,  значит и надежда оставалась!
Она грела и светила,  манила и влекла.
Как же радостно было, доставая заветную коробочку, опускать монетки в узкую щель и ощущать увесистую, звенящую тяжесть.
Верка давно сбилась со счета и знать не знала сколько там денег. Решила – чтоб наверняка, надо набить до самого верха, тогда точно хватит.
Носилась с копилкой, как с писаной торбой, ныкала, сто раз перепрятывала, боясь, что случится самое страшное, что только может случиться–найдет старший брат.
Если найдет, значит все. Велика не будет.
Вообще, если честно, Верка частенько тайком мечтала чтоб он не родился.
Не чтоб умер, а  именно чтоб не родился.
Ей казалось, жизнь была бы тогда абсолютно другой– веселой, светлой и очень счастливой.
Без побоев, синяков, издевательств и унижений, а самое главное без ежедневного, выматывающего душу ужаса, что ее убьют.
После того, как брат придушил ее подушкой так, что она потеряла сознание, каждый раз Верка, оставаясь дома с ним без родителей, от страха тупела, ноги становились ватными, а сердце трепыхалось где-то в горле.
Верке в такие моменты вспоминалась полураздавленная кошка, которую она  увидела однажды на дороге.
Спасали подружки- соседки, если, конечно успевала удрать– брат влегкую вычислял ее попытки на раз–два.
Единственной Веркиной трепетно охраняемой тайной стала копилка, которую та истово оберегала.
Жаль, не вышло.
Оставалось совсем немного до намеченной цели– монетки уже не звенели, а глухо чавкали в темном нутре, когда хитрый братец ее выследил.
Узнала об этом, когда нашла свое пустое вспоротое и выпотрошенное сокровище.
Искореженная коробочка  стремительно превратилась в хлам.
Верка старательно-привычно пряталась по углам  и плакала по ночам  горько и безнадежно, боясь, что услышат, понимая, что говорить об этом никому нельзя, будет только хуже.
Ни маме, ни папе, с их вечным неприятием друг друга, непониманием, ненавистью,  безденежьем, пьянками, обвинениями и  скандалами...
Они всё время  где-то бесконечно далеко, в своем мире, нет, на другой очень далекой, страшной планете.
Где уж ей, шестилетней малышке докричаться.
А брат– вот он. И если что не так– обязательно, он не раз ей об этом говорил–убьёт...