7. 1. В медсанбате. Операция

Что удалось узнать о новом командире медсанбата?
Спиридон Антонович Невкипилый родился в 1911 году в Херсонской губернии. Участвовал в советско-финской кампании. С июля 1941 го – на фронте. Работал врачом-ординатором в полевом госпитале 58-й армии, заслужил награду за мужество и расторопность при эвакуации раненых. Коллеги сочли: достоин быть членом ВКП(б).

В 249-м медсанбате проявились организаторские способности майора медицинской службы.
Представляя к награде, дивизионный врач Щепилов отметил: в условиях лесистой местности и бездорожья, с ограниченным палаточным фондом и недостатком транспортных средств, Невкипилый обеспечил быстрое развёртывание батальона, своевременный вывоз раненых с полковых медицинских пунктов.

Коллектив медсанбата, несомненно, справился с чудовищной нагрузкой декабря 1943 года. Без малого две тысячи раненых получили квалифицированную медицинскую помощь, почти столько же эвакуировано в армейский тыл [668]...

Быть может, уже смеркалось или даже стемнело, когда подвода или машина с отцом и другими ранеными подъехала к селу Белка.

«Медсанчасть, – описывает аналогичный случай Юрий Алексеевич Кожин, – располагалась на окраине села во вместительных палатках. Возле хирургической стояли, сидели и лежали на носилках раненые» [669].

В эвакуации раненых с полкового медпункта и выгрузке наверняка участвовал красноармеец Тимченко. 32-летний Василий Илларионович считался едва ли не самым опытным санитаром-носильщиком, выносливым и ловким. С начала войны на фронте, дважды был ранен, имел медаль «За боевые заслуги».
 
Разгрузкой руководил Пётр Махтеевич Воропай, на год старше Тимченко. Сноровисто и в то же время бережно переносил раненых, стараясь не причинять излишних страданий. В армию пришёл в октябре, однако, довольно быстро завоевав авторитет, стал ведущим санитаром-носильщиком.

В приёмно-сортировочном отделении санитарка Куварина зарегистрировала поступающих, отобрала личное оружие. Судя по отзывам, Александра была внимательна, чутка к чужой боли. На приёмке трудилась ответственно, часто сутками без отдыха.

На сортировку раненых поставили хирурга с опытом военно-полевой хирургии и военно-санитарной тактики. Тот осмотрел пострадавших, определил, когда и где оказывать помощь.

На повязке отца, наряду с карточкой передового района, появился красный талон с цифрой 1. Это означало, что его следует отправить в операционную в первую очередь. Тех, кому вручили бумажку того же цвета с цифрой 2, отнесут на операцию попозже.

Синий талончик использовался, чтобы поддерживать очередность в перевязочную. Жёлтый – сигнализировал об отправке в шоковую палату. Коричневый – указывал дорогу в терапевтическое отделение. Белый, с цифрой 1 или 2, сообщал о порядке эвакуации [670].

Так полагалось.
Неясно только, имелась ли у медсанбата цветная бумага, если даже перевязочного материала не хватало и в ход шли стираные-перестираные бинты.

После сортировки санитар – то ли Павел Андреевич Вандышев, русский, 39 летний сибиряк, то ли Иван Алексеевич Нечепуренко, моложе первого на год, украинец родом с Полтавщины, – доставил отца в операционную. За время декабрьских боёв, не отдыхая по двое-трое суток, один перетащил по маршруту операционная – госпитальный взвод – эвакоотделение с полтысячи раненых, другой – не менее четырёхсот.

Подготовить к операции – раздеть раненого, переписать одежду, скарб и, снабдив бирками, сдать на хранение – полагалось в предоперационной. А на деле, когда медсанбат захлестнул поток раненых, всё происходило в одном помещении.

Кто готовил отца к операции?
Возможно,22-летняя Раиса Пичурина из операционно-перевязочного взвода. Волна эвакуации занесла её из Орджоникидзевского (Ставропольского) края в Туркмению. Там девушка вступила в комсомол и добровольцем пошла на фронт. В декабре 1943-го, отмечало начальство, «сутками не оставляя операционной, она помогала врачебному персоналу при производстве операций...»

Или это была санитарка Арыничева, уроженка Орловщины? Моложе Пичугиной на два года и тоже комсомолка, Лидия также усердно обмывала тяжелораненых,  следила, чтобы каждый, кому разрешалось есть, был накормлен и готов к обработке ран [671].

Пичурина, или Арыничева, или кто-то ещё, заменила повязку толстым слоем стерильной марли. Обмыла раствором нашатырного спирта кожу, ножницами, а потом бритвой убрала волосяной покров сантиметров на 10 от края раны.

Обработать грудь было просто: входное отверстие небольшое, размером с полтора диаметра пули. А вот выходное, – то, что на спине, звёздчатой формы, с широкими рваными лучами неодинаковой длины, – показалось огромным.
Мне легко представить его: запомнился чудовищный шрам на месте лопатки...

«Большая керосиновая лампа, столы, бригада медиков – что-то вроде конвейера. Отмочили и отодрали бинты, на раны покапали обезболивающим, – упрощённо повествует Кожин, – хирург разрезал перемычку между осколками, пинцетом вытащил осколки, устало произнёс – следующий» [672].

В операционном взводе посменно работали две бригады.

Одной руководил сам командир взвода военврач 2 ранга Рыбалко, 47-летний украинец, родом из Черкасчины. Ранее, в 98-й отдельной стрелковой бригаде, Томас (или Фома) Павлович возглавлял хирургическое отделение медико-санитарной роты. Выполнил большое количество операций, причём с нулевой смертностью. Все, кого лечил, запомнили его как исключительно заботливого, внимательного врача [673].

Во главе второй бригады стоял гвардии капитан медицинской службы Сергей Сергеевич Порошин, русский, родом из Владимира, на 9 лет моложе Рыбалко. Славился тем, что справлялся с ранениями любой тяжести. Не было у него ни одной операции со смертельным исходом [674].

В операционной использовали два стола: на одном шла операция, на другом готовили следующего пациента.
Если бы отец находился в сознании, он мог слышать, как стонет или кричит сосед и как переговариваются, скупо роняя слова, усталые медики.

По мнению Еланского, такие, как у отца, раны требуют местной анестезии. Между тем на сайте «Эффективная медицина» утверждается иное: «Операции на грудной клетке выполняют под общим обезболиванием» [675].

В любом случае, анестезия была необходима, и старшая хирургическая сестра операционного взвода Рапота поручила это кому-то из медсестёр. А могла и сама Вера Ивановна: из архивных документов известно, как «искусно давала наркоз» 24-летняя украинка.

Типична для того времени судьба девушки. На второй день войны комсомолка пришла в районный военкомат и попросилась на фронт. В медсанбате, превозмогая усталость, по нескольку суток не выходила из перевязочной.

Люди в белых халатах, трудившиеся практически без перерывов, завершили работу на одном столе и перешли к соседнему. И кто бы ни делал операцию, Рыбалко, Порошин или кто-нибудь иной, я благодарен ему за то, что прожил отец ещёполвека на земле…

Кто помогал хирургу?
Возможно, капитан медицинской службы Тюрина, 23-летний врач-ординатор операционно-перевязочного взвода. Она была родом из Мордовии, но вряд ли нашлось у неё время общаться со старшим лейтенантом Пискуновым как земляком: в тот месяц через руки Евгении Александровны прошло до 900 раненых [676].
 
Часто ассистировала при проведении операций на грудной клетке старший лейтенант медицинской службы Анастасия Денисовна Палаха,27-летняя уроженка Краснодара, – выносливая, энергичная и, что не менее ценно, участливая, старавшаяся  смягчить страдания раненых.

Как положено при оскольчатых переломах лопатки с большим рваным отверстием, Рыбалко (или Порошин) раскрыл раневой канал. Извлёк мелкие клочки шинели, гимнастёрки, нижней рубахи – всё, что пуля вовлекла в рану. Из многочисленных обломков костей удалил свободные. Оставил те, что связаны с надкостницей и мягкими тканями, поскольку они смогут прижиться даже в инфицированной ране.

Отец должен был благодарить хирурга за то, что бережно отнёсся к остаткам раздробленной лопатки. Позже, в тыловом госпитале, убрали ещё кое-что. К счастью, и  в медсанбате, и в Свердловске не тронули суставной и акромиальный отростки лопатки, благодаря чему сохранились функции плечевого сустава.

Разрывная пуля произвела разрушения и в мышечной массе.
Хирург иссёк загрязнённые и ушибленные мягкие ткани. Остановил кровотечение, перевязав кровоточащие сосуды. Вскрыл и опорожнил гематомы. Ввёл в рану тампон и дренаж с антисептическими растворами и препаратами.
 
Из-за того, что повреждения были велики, доктор не смог удалить все размозжённые инфицированные ткани, поэтому насыпал в углубления раны порошкообразный белый стрептоцид. Наложил швы на слои грудной клетки, оставив незашитой лишь кожу... [677]

Многие хирурги, в том числе Амосов, считали такие ранения главной проблемой. «Открытые пневмотораксы: зияющие раны груди с обнаженными легкими – дыхательная недостаточность – нагноения – сепсис – смерть. Методики медсанбатов зашить рану и скорее отправить несовершенны: в госпиталях швы прорезаются, пневмоторакс открывается – нагноение – смерть» [678]...

ПРИМЕЧАНИЯ
668. ЦАМО. Ф. 33. Оп. 686044. Д. 3737. Л. 96.
669. Кожин Ю. А. Указ. соч.
670. Еланский Н. Н. Указ. соч. С. 41-42.
671. ЦАМО. Ф. 33.Оп. 686044. Д. 4007. Л. 234, 238, 240, 244;Оп. 690155. Д. 2772. Л. 268.
672. Кожин Ю. А. Указ. соч.
673. ЦАМО. Ф.98 осбр. Оп.2.Д.1. Л.207 об.;Ф.33.Оп.682526. Д.584. Л.153, 160.
674. ЦАМО. Ф. 98 осбр. Оп. 2. Д. 1. Л. 207 об.;Ф. 33.Оп. 682526. Д. 584. Л. 153, 160;Оп. 690155. Д. 2772. Л. 253.
675. Еланский Н. Н. Указ. соч. С. 78–79; https://www.medeffect.ru/surg/surgsurg-0307.shtml.
676. Там же. Оп. 686044. Д. 4007. Л. 204.
677. См: Еланский Н. Н. Указ. соч. 79–82, 85.
678. Амосов Н. М.Полевой госпиталь. Записки военного хирурга. М.: ООО «ТД Алгоритм», 2016. С. 47.