Слова я слушаю твои, но ничего они не значат...

«Слова я слушаю твои, но ничего они не значат...»
16 глава из книги "Юнона и авось, или Развод длиною в четверть века"

Да не важно, что ты сказал
Ведь не важно, что, а как!
                (из песни Елены Ваенги)


Что общего между фильмами «Осенний марафон» и «Рыбка по имени Ванда»? Для Андрея, который иногда пытался объясниться с Юноной примерами аналогий, в обоих этих фильмах содержались эпизоды, идеально иллюстрирующие поведение польки. Он надеялся, что если уж его слова не доходят до сознания Юноны, то, может быть, хотя бы красочная образная сценка из фильма пробьётся к её сознанию и поможет, подкрепит объяснения.
На самом деле, если выделить в сухой остаток всю суть многочисленных конфликтов с полькой, которые отравляли им взаимно жизнь, то пунктов было бы всего два:
Первое – неумение Юноны разговаривать. Это если хочется использовать эвфемизм. А говоря по простому – хамский способ разговора. Причём проявлялось это не всегда, зато если проявлялось, то всегда неожиданно. Могло появиться впечатление, что полька вообще не владеет регулятором своего тона голоса, как будто кто-то третий – бес, который сидит в ней, в самый неожиданный момент что-то переключает в «органчике». И дело сделано – хамская реплика отравила невинный и не предвещавший ничего плохого разговор.
Второе – это неумолимая и регулярная повторяемость первого. Именно отсутствие возможности (а скорее готовности Юноны) проанализировать происходящее, осознать, попытаться исправить что-то приводило к дальнейшему усугублению ситуации.
Впрочем, попытки что-то исправить случались. Если условно разделить всю историю отношений Андрея и Юноны на три этапа в свете именно этих попыток, то они выглядели так:
Этап первый (первые четыре-пять лет от начала знакомства): раскаяние, просьбы простить, попытки загладить, исправить, сделать что-то хорошее, чтобы нейтрализовать память о плохом.
Этап второй (последующие за первым лет пятнадцать): попытки «серьёзных» разговоров, которые, как уверяла Юнона, имели своей целью поправить ситуацию, но на деле в процессе того же разговора она совершала то же самое действие, которое и послужило причиной первоначального конфликта. Россиянина эта манера доводила порою до исступления. Например, произошёл конфликт по вине польки, вытекающий всё из того же «неумения разговаривать». На следующий день обе стороны вроде бы хотят исправить ситуацию и приступают к анализу произошедшего. И вот, в процессе этого разговора, который должен был привести к миру и ладу, в речи польки прорываются все те же нотки, которые и были причиной конфликта – «органчик» переключался на привычный режим.
Именно эта особенность вызывала в памяти Андрея очень яркий эпизод из фильма «Рыбка по имени Ванда». Россиянин даже пару раз пытался ссылаться на него, указывая Юноне на абсурдность ситуации, но, как это часто бывало, его аллюзии никакого видимого впечатления на польку не производили.
А эпизод был очень подходящий к тому, что раз за разом происходило в таких «исправительных» разговорах, которые цели не достигали. В фильме один из героев – Отто, которого блистательно сыграл Кевин Клайн пришёл извиниться к ранее побитому и униженному им адвокату (в его роли Джон Клиз). И вот, в кульминационном моменте эпизода этот не владеющий собою напыщенный самец вновь набрасывается на объект извинений и происходит нечто: пиная адвоката ногами, Отто одновременно с этим понимает и помнит, что пришёл-то он извиняться за прошлое избиение. Поэтому перемежаются пинки и сокрушённое «простите меня». Пинок и «извините». Это в комедии. В жизни не было так смешно – разговоры, начавшиеся «за здравие», зачастую заканчивались «за упокой». Именно из-за того невидимого беса, который переключал в голове польки «органчик».
Второй фильм – очень любимый, кстати, Юноной – «Осенний марафон» финалом своим идеально, с точки зрения Андрея, иллюстрировал весь второй пункт, вторую глобальную проблему взаимоотношений: неумолимую и регулярную повторяемость хамских реплик или интонаций польки. «Не важно, что ты сказал. Ведь не важно, что, а КАК!». В финале этого фильма главный герой, которого играл Олег Басилашвили, вроде бы делает наконец какой-то окончательный выбор. Весь фильм был посвящён тому, как он изворачивался и разрывался между женой (Н.Гундарева) и любовницей (М.Неёлова). Причём каждая из них это понимала, и, потеряв терпение от этой перманентной лжи и безвольности персонажа Басилашвили, обе они принимают кардинальное решение: жена – уйти от него, любовница – порвать с ним. И вот он сидит – опустошённый этими враз свалившимися на него известиями. Понуро и тихо, ссутулившись, в пустой квартире. И вдруг – телефон. Звонит любовница. Решила проверить – может быть, что-то изменилось? Одновременно с этим телефонным звонком в квартиру возвращается жена (герой успел сказать ей перед расставанием, что с любовницей «всё закончено») – она также с надеждой спрашивает: «У тебя правда там – всё?». И в этот момент герой Басилашвили возвращается к тому же двуличному способу поведения... Крупным планом лица любовницы и жены – они обе понимают, что ничего, ровным счётом ничегошеньки не изменилось.
Андрей пытался примером из «Осеннего марафона» воздействовать на восприятие польки. Но... эффект был нулевой. Волшебная сила искусства тут не подействовала.

Этап третий (последние лет пять): когда Юнона вовсе перестала извиняться или пытаться что-то исправить. А если и извинялась, то произносила это таким равнодушно-бесцветным тоном, что могла бы и не извиняться.

Людям посторонним, которые видели Юнону первый раз, да и общим знакомым её и Андрея, наверняка была бы непонятна такая острая формулировка как «хамство», используемая россиянином при описании способа общения польки. Когда она хотела и старалась понравиться – вести себя как подобает она умела. Андрей и сам никак не мог понять – где проходит та граница перехода из одного состояния в другое. Понимал он, однако, что это не его личные особенности восприятия Юноны, а вполне объективная правда жизни, поскольку факты подтверждались и другими людьми.

Словом можно убить, словом можно спасти,
Словом можно полки за собой повести.
Словом можно продать, и предать, и купить,
Слово можно в разящий свинец перелить.                (Вадим Шефнер)


Не о всех случаях Андрей узнавал сразу. Случалось, что приходившие к нему на работу на испытательный срок сотрудницы, не выдержав манеры общения с его «правой рукой», в слезах отказывались от возможности работать в его фирмах. А бывало так, что только после пяти-десяти лет работы кое-кто из сотрудниц в минутку откровенного разговора вдруг позволял себе признаться ему, что не раз пустила слезу в начале своей карьеры. И причиной этого была его Юнона. Тем, которым очень нужна была работа, приходилось, как узнавал позже Андрей, сжав зубы терпеть. Ведь жаловаться шефу на его главную помощницу и самого доверенного человека было как бы (по их мнению) бессмысленно.

Но в тех случаях, когда россиянин становился свидетелем «бестормозного» способа разговора Юноны в офисе, он, конечно же, немедленно обращал на это её внимание. Иногда в мягкой, иногда – в более острой форме. Иногда даже в присутствии того же работника, если этот разговор происходил втроём. Например, таким близким Юноне сотрудником в фирме был Адам – муж её младшей сестры. Очень старательный и исполнительный, он с удивительным хладнокровием воспринимал недопустимый с точки зрения Андрея формат общения Юноны с подчинёнными. Россиянин не раз задавался вопросом: что тому объяснением – эмоциональная «толстокожесть» Адама или его великолепное самообладание?
По сути, замечания польки были справедливы и по делу – что в отношении Адама, что по адресу других сотрудников. Но вот форма! Язвительность, поучающий тон и ещё какой-то флюид – трудно даже было это описать словами. Однажды россиянину пришлось провести один очень трудный разговор с конфликтным контрагентом. И этот человек – в принципе неприятный Андрею, с которым потом пришлось решать вопрос через суд (кстати, выигранный) – сказал слова очень чётко характеризующие способ общения польки. Пересказывая россиянину свой телефонный разговор с Юноной, весь кипя от возмущения, он произнёс: «... А она мне таким хамско-вежливым голоском отвечает...». И когда Андрей услышал такую дефиницию, он прекрасно понял, о чём говорит поляк. Более того, он, к сожалению, был с ним на все сто процентов согласен. Именно «хамско-вежливым». Именно этой манерой выводила россиянина из себя Юнона в последний, третий период их общения, когда перестала притворяться. И именно эта манера гипертрофически усилилась у неё после весны 2020 года – когда она покинула россиянина, уехав в деревню, но бывая пару раз в месяц в офисе.
Кстати, когда Юнона покинула офис той роковой весной, Андрей вынужден был со смиренным, понимающим прискорбием отметить про себя, что не нашлось в офисе человека, который бы пожалел об этом. Казалось даже, что некоторые сотрудники вздохнули с облегчением. Осознавать это было очень горько. Но винить кого-либо, кроме самой Юноны, было невозможно.

В разговоре с женщиной есть один болезненный момент. Ты приводишь факты, доводы, аргументы. Ты взываешь к логике и здравому смыслу. И неожиданно обнаруживаешь, что ей противен сам звук твоего голоса.
             (Сергей Довлатов)

Конечно, поначалу Андрей пытался со всем этим бороться. Вначале ему представлялось, что Юнона делает это неосознанно – как малый ребёнок, которому ещё никто не успел объяснить «что такое хорошо, а что такое плохо». И, казалось ему, достаточно раз, два доброжелательно поговорить с полькой – и проблема будет решена: ведь она его так любит. Любит так, что примет все эти замечания немедленно близко к сердцу и будет стараться измениться. Но... не тут-то было.


Прошло несколько таких разговоров, потом несколько десятков – с всё более усиливающимся эмоциональным накалом, а проблема оставалась. Андрей пробовал на разные лады: и на примерах, и с обобщениями, и с использованием аллюзий из фильмов – ничего не менялось. Менялось только одно. Причём в худшую сторону. Этап первый в отношениях закончился, а на этапе втором трепетную девушку, которая пришла на работу к Андрею в 1995, подменила уверенная в себе и в своём положении взрослая женщина. Которая позже, к ужасу россиянина и на его глазах всё более трансформировалась в какую-то базарную бабу. Нет, конечно, такой «базарной» она была не каждый день, но стоило тому бесу, что сидел в ней, переключить «органчик» на регистр под названием «хамство», как полька показывала Андрею, насколько может измениться человек за двадцать лет. Видеть это было страшно. «Да, – думал в такие мгновения Андрей, – Генри Хиггинса из меня не получилось».

«Ты говоришь мне о любви,
А разговор напрасно начат.
Слова я слушаю твои,
Но ничего они не значат».

Эти строчки песни из лирического фильма «Три дня в Москве» часто вспоминались Андрею, когда он пытался объясняться с Юноной. На этапе первом (см. выше), когда ему ещё казалось, что её извинения искренни, он каждый раз говорил польке: «Хорошо, конечно, что ты заверяешь меня в своей любви и обещаешь, что больше такого не повторится. Но главное – не слова. Главное – поступки. По поступкам твоим в будущем будет видно, искренни ли твои слова. Значат ли они хоть что-нибудь».
Но, к сожалению, строчки этой песни можно было облечь и другим – по адресу Андрея – смыслом. Юнона слушала всё то, что говорил ей россиянин. Но слышала ли? Не зря же после 2010 года он нашёл ключ, словесную формулировку, объясняющую ухудшение качества работы Юноны, вытекающее из ухудшения их личных отношений. Ключ был прост: отсутствие уважения к его словам. Отсюда и «Слова я слушаю твои, но ничего они не значат».

Очень показателен оказался эпизод с Венецией. Году в 2010-2011, в самом конце этапа второго, когда ещё равнодушие Юноны не стало для Андрея очевидным, она позволила себе такую выходку в один из рабочих дней, что терпевший многое до этого россиянин не выдержал. Он выгнал её из офиса и сказал, что не хочет её больше видеть – ни на работе, ни дома. В нём все кипело от возмущения – полька совсем «потеряла берега» и разговаривала с ним так, словно это она была владельцем всех фирм, а он – принятый на работу практикант, который совершенно не хочет работать. В это трудно поверить, а ещё труднее – представить, но именно таким был стиль и тон разговора. Словом, всё то, что уже много лет выводило Андрея из себя, но возведённое в квадрат. Это было последней каплей, и шеф фирмы, не задумываясь уже о последствиях и о том, кем он будет заменять завтра «незаменимую» польку, выгнал её.
Собственной квартиры в тот момент у Юноны не было. Точнее, она была, но поскольку последние несколько лет полька жила с Андреем, то её квартиру решено было сдавать внаём. Поэтому идти ей было особо некуда. Но взбешённого Андрея это не интересовало. Решение Юнона, однако, сразу и не задумываясь долго, нашла – поехала в дом младшей сестры. На следующий день, конечно же, согласно категоричному решению Андрея, провинившаяся полька на работе не появилась. Прошёл ещё день. Андрей «выкручивался», пытался распределить обязанности среди некоторых сотрудников, что-то делал сам. Юнона молчала. Ни звонка, ни СМС.
Как раз на эти дни попадали какие-то очередные католические праздники, и получался так называемый «длинный уикенд». Россиянин сидел в пустой квартире один и мучался от неизвестности. Скорее, мучило его то, что он не знал, что происходит сейчас в душе Юноны: переживает ли она, терзается ли, думает ли над тем, как поступить в такой ситуации? Ведь ещё никогда за почти пятнадцать лет их отношений Андрей не прогонял её вот так – как теперь. Теоретически этот эпизод, этот конфликт мог (и должен был) стать окончательной точкой в их истории.
Эмоции опали, и теперь Андрею хотелось только одного – он мечтал, что Юнона, получившая на этот раз такую встряску, образумится, серьёзно размыслит над тем, как они оба дошли до этой точки и попытается что-то предпринять. Россиянин не хотел верить, что она просто примет его решение и начнёт обустраивать свою жизнь по-новому. Как бы ни были резки слова, которые прозвучали в тот день, когда он её выгнал, всё равно, в подсознании жила крохотная надежда. Это как в песне Юрия Антонова: «Мы уходим, чтоб вернуться...» Да, порой мы произносим горькие слова, мы говорим: «Ты не любишь меня», но часто втайне с ниточкой надежды, что тот, к кому эти слова обращены, скажет обратное. Скажет уверенно, убедительно. И мы с радостью и благодарностью ухватимся за эту возможность спасти, сохранить отношения.
Но прошли три дня тишины – от польки не известий. Было ли причиной то, что она боялась первая заговорить с Андреем – этого он не знал. Но ситуация требовала того, чтобы именно она первая сделала этот шаг. Иначе в таком контакте не будет никакого смысла – не будет он иметь той ценности, которую имеет осмысленное САМОСТОЯТЕЛЬНОЕ действие.
Иногда, а скорее довольно часто можно быть свидетелем таких сценок: ребёнок входит в комнату, где находятся взрослые гости и не говорит ничего. Родители, пытаясь показать, что они занимаются воспитанием своего чада, обращаясь к нему говорят:
– Ну, что надо сказать?
В лучшем случае ребёнок припомнит себе и заученно проговорит:
– Здравствуйте.
В худшем – родители ещё и это слово ему подскажут. Которое дитя повторит механически за ними.
Много ли ценности в таком приветствии ребёнка, несёт ли осмысленность и является ли признаком вежливости? Конечно, не идёт это ни в какое сравненние с тем, когда ребёнок САМ, без подсказки родителей, скажет своё «здравствуйте». Аналогично со «спасибо». Степень благодарной вежливости падает, если дитя не произносит этого простого слова само, а лишь после «Ну, что надо сказать?»
Поэтому и Андрей ждал – что будет дальше. Дождался. В последний день уикенда пришёл несмелый СМС от Юноны, в котором она спрашивала, разрешит ли ей Андрей приехать, чтобы поговорить. В душе обрадовавшись такому повороту событий (а ведь готов был и к худшему!), россиянин ответил положительно.
Через два часа полька была у него в квартире. Смиренно потупившись, присела на диван. Андрей ждал. Начала она с того, что сказала, что в эти дни её младшая сестра ездила на какую-то экскурсию в Венецию, ну и предложила поехать с ней. Андрей уже понял, чем был наполнен у Юноны этот так трудный для него уикенд. Разочарованине постепенно наполняло его. Конечно, полька начала говорить по теме – просила прощения, говорила, что осознала и т.п. Но разговор вовсе не выглядел так, как навоображал себе за эти четыре долгих дня россиянин. Она просто обещала, что этого не повторится, что хотела бы остаться и всё в том же духе. Никаких глубоких, новых мыслей высказано не было. Причём видно было, что монолог её не был рассчитан на долгие объяснения. Произнеся свой текст, она умолкла, не зная, что говорить дальше. А Андрей-то надеялся, что глубоко потрясённая произошедшим, Юнона будет говорить «от сердца», которое само подскажет ей нужные, единственно правильные слова (как Марте из фильма «Тот самый Мюнхгаузен»). Тогда начал говорить он. Это был скорее монолог – полька слушала вроде бы внимательно, но своих реплик не вставляла. К его огромному сожалению.
В итоге весь этот «разговор» закончился взаимным постановлением попробовать начать всё «с чистого листа» – как бы банально это ни звучало. Да и выхода-то другого у Андрея не было. Он готов был простить Юнону, ему ОЧЕНЬ хотелось её простить. Вот только закавыка была в том, что прощать можно только того, кто сам прощения этого очень, очень хочет. Просто мечтает. Но как раз в этом у россиянина были некие сомнения. Уж очень не стыковалась в его сознании поездка в Венецию с теми душевными терзаниями, которые – как ему тогда казалось – должна была испытывать полька после такого серьёзного конфликта.
Решение, тем не менее, ко взаимному облегчению сторон, было принято, и первые несколько дней Юнона вела себя действительно образцово. Хотя и не совсем так, как хотелось бы Андрею. Он всё равно интуитивно не чувствовал ни её переживаний, ни сожаления о произошедшем. И неспроста...
Буквально через неделю всё повторилось снова. По дороге на работу, в машине, успокоившаяся и пообвыкшая Юнона опять вернулась к своей манере разговора. Такой вот финал из «Осеннего марафона». Логично было бы задать себе вопрос: если так, то почему не использовать этот факт, чтобы окончательно «привести приговор в исполнение»? Да не всё так просто. Об этом отдельно в главе «Что такое хорошо и что такое плохо».

Скачать и прочитать правильно отформатированную книгу целиком можно на Литрес.ру