По обе стороны Сферы. Глава 37. Политика - дело по

                Г л а в а   37

                Политика – дело поганое...

                –  Июль 2019 года  –

     То ли ночь была очень душной, то ли вчерашний «рабочий полночь» выдался довольно напряжённым, а может быть, и в силу каких-то других причин Алекс плохо спал. Впрочем, на протяжении последних лет пятнадцати он редко, когда высыпался... Он не вышел в этот вечер на точку, решив дать себе выходной. Уроков игры на гитаре у него на ближайшую неделю тоже в плане не было. Лёжа в постели рядом с любимой, он не мог отделаться от мыслей, навеянных разговорами со «Смаком». В голове вертелись самые разнообразные варианты изложенных его новым приятелем идей относительно собственного трудоустройства в международный научно-исследовательский центр, который имеет свои филиалы в разных странах мира...
     А тут ещё эти видения близкого будущего с людьми в медицинских масках, какие-то флаконы и ёмкости, с содержащимися в них антисептическими дезинфицирующими средствами, которыми были снабжены различные общественные места, да ещё одноразовые перчатки... Никогда раньше он не мог предположить, что в городах будет проводиться санитарная обработка парадных подъездов, парков, скверов и иных публичных локаций!.. Всё это сбивало с толку и пока ещё не давало ответов на вопросы, которые беспрестанно терзали разум Силантьева, едва он оставался в одиночестве и получал хоть какой-либо намёк на такого рода сны или видения, что были так похожи на действительность. Александр много раз ловил себя на том, что практически всё, что приходит в его сознание в форме неких ярких образов, когда он спит или же пребывает наяву, рано или поздно сбывается. От круговорота подобного рода вещей у него начинала болеть голова. Для себя и Люсиль он называл это временное погружение в пока ещё непроявленную на физическом плане бытия реальность «Apocalypse now»* на манер известного одноимённого фильма Фрэнсиса Форда Копполы.
     Вечером он решил заглянуть на огонёк к Ветляковым, у которых давненько уже не объявлялся, погрязнув в работе, каких-то суетных делах, размышлениях обо всём, происходившем вокруг него, и о ставших с некоторых пор навязчивыми видениях. Кроме того, как известно, love needs time**. Теперь он чувствовал, что пришло время отвлечься от всей этой кутерьмы событий в обществе добрых знакомых и получить какую-то особенную энергетическую подпитку, которую он получал здесь, хоть на малое время сменив обстановку. Сегодня у радушных Алексея и Натальи собралась как всегда весьма тёплая компания, в которую, кроме хозяев гостеприимных апартаментов, входили: Василий Степанов с супругой Настей, с которой он в своё время познакомился на одной из посиделок у Ветляковых, Борис, Ольга, Иван Гаврилович – слесарных дел мастер и несколько бывших студентов, а ныне сотрудников университета, где и добывала хлеб свой насущный большая часть этого коллектива, включая самих владельцев сей жилплощади.
     Алекс появился на пороге квартиры, знакомой достаточно широкому кругу порядочных людей этого областного центра, ближе к девяти часам после полудни. Дружеское общение было в самом разгаре. На столе были разнообразные, в том числе и согревающие душу и тело напитки, горячее и небольшой ассортимент холодных закусок. Здесь можно было отведать ароматного чая, и, разумеется, кофе. Центральное место в этой «питательной экспозиции» было отведено большому блестящему самовару, в котором как в зеркале отражались блюда, коими был сервирован стол. Для поддержания вкусового равновесия имелась и всяческая выпечка. Что-то приготовила хозяюшка, а какие-то сладкие изделия были принесены и самими гостями. В таких случаях даже «дежурное чаепитие» оборачивалось приятным застольем, на котором никто не роптал на отсутствие каких бы то ни было излюбленных  деликатесов или продуктов, ибо главным был сам процесс общения и проведения досуга в кругу людей, что расположены сердцем друг к другу.   
     После второй годовщины безвременного ухода из жизни отца Люды и Вани, своего приятеля студенческих лет Виктора, которого в этой компании безмерно уважали и любили, Александр решил, что настал момент ввести и его возлюбленную в сей добрый коллектив. Пару лет назад он уже выступил в роли посредника между коллегами покойного профессора Нежинского и его семьёй. Он какое-то время был терзаем противоречиями по поводу того, в каком качестве ему теперь следует представить Люсиль в этом обществе. Поразмыслив над данной проблемой, он решил, что больше не хочет скрывать от этих людей правды об их взаимоотношениях. Впрочем, каждый из них так или иначе принял бы с чистым сердцем то, что происходило между ним и дочерью профессора Нежинского. Здесь всё поймут. Вдвоём они появились у Ветляковых пока только дважды и, похоже, что этот союз коллектив встретил весьма благодушно. А как же могло быть иначе, ведь Александр Николаевич был не менее уважаем, чем его университетский приятель. А дочь Виктора Вениаминовича была на хорошем счету в этом обществе уже по определению.
     Сегодня Силантьев был один. Он извинился за то, что Люда не смогла прийти вместе с ним. Он объяснил отсутствие своей возлюбленной тем, что она устала на работе, да и дома ей нужно было привести всё в божеский вид перед очередной побывкой её мамы, которую через два дня они с Алексом привезут из психоневрологического интерната на месяц, согласно расписанию и договору с этим учреждением. Все искренне сожалели, что у Людмилы не получилось поприсутствовать на этом «очередном внеочередном чаепитии». Здесь её сразу же полюбили за простоту в общении и добросердечие. Впрочем, другого от дочери профессора Нежинского никто и не ожидал...
     После большого перекура и маленькой танцевальной паузы (за полчаса до этого всё было ровно наоборот) основная масса гостей вернулась к столу, продолжив начатую прежде беседу.

– Это всё понятно. У нас страна с ресурсно-сырьевой экономикой. Причём, это проявляется в гораздо большей степени, чем это было в СССР, –  почти продекламировал весьма расхожую точку зрения Ветляков.
– Лёша, но это же неправильно!.. Ну согласись! Да? Ведь мы были великой державой, много чего производили в те годы, как для внутреннего рынка, так и на экспорт, и у нас было множество своих научных разработок, причём, уникальных, заметьте, – высказал своё мнение Василий, – сейчас же многое иначе. Да?.. Мы живём в совсем другой стране, где многие подходы к решению проблем потеряны или устранены за ненадобностью. Тот рынок, что мы обрели на своей территории, он некорректный. Он выстроен неправильно! Он работает против нашего обывателя. Это же очевидно! И это, конечно, не нормально.
– Кто с этим спорит! Наша экономика выстроена и отрегулирована, если так можно сказать, неправильно! Она заточена под группу людей, что, как поросята, чёрт их дери, хлебают из корыта, к которому они пробились в силу тех или иных причин, в том числе... Ну да!.. И конечно же, благодаря своим личным связям с ним!.. Эти люди живут как в раю! Хорошо перепадает и тем, кто рядом с ними, пасётся возле корытца. Всем приспешникам и прихлебателям перепадает, всем... всем... всем...
– Всем долбаным жополизам и мозгоклюям! – язвительно дополнил своего приятеля Гораничев, делая красноречивый жест Василию, чтобы тот обновил содержимое рюмок и бокалов.
– Да, Иван Гаврилович! Подхалимы, они и в Африке, подхалимы! А сейчас у нас их разводят и всячески пестуют на государственном уровне. От них много пользы этой власти. Вообще, когда человек потерял всяческий стыд и совесть, он становится очень полезным и нужным для этой группы лю... для этой группы человекоподобных, которые правят бал в той или иной стране, что шла шла да заблудилась в политико-экономическом пространстве.
– Но... но ведь им всем нужно кормить, то есть обеспечивать свои семьи, – робко подала свой голос Светлана, год назад ставшая матерью.
– В общем-то, ведь так, да? – также аккуратно поддержал свою супругу Павел, поглаживая её руку.
– Молодёжь, молодёжь... В тридцать седьмом тоже многие из тех, кто подписывал смертные приговоры другим, наверняка оправдывали себя тем, что им нужно кормить свои семьи, – бросил упрёк своим бывшим студентам Алексей Ветляков.
– А потом, в свою очередь, приходили и за ними, – довольно жёстко добавил Василий, – приходили те, которым нужно было содержать свои семьи, ребята. Все всегда нуждаются в хлебе насущном... Пока это неизбежно. Но всегда есть грани и границы допустимого. И эти грани каждый определяет для себя сам.
– Вась, ну тогда в этом плане всё было сложнее, – вступился за молодых сотрудников универа Борис, – и обстоятельства были другими.
– Обстоятельства, Борис, они всегда – обстоятельства, – сказал Ветляков, не разделяя точки зрения своего приятеля. – Только одни прогибаются под них, а другие нет... И мы будем помнить больше тех, кто не сломался... Таких, как наш профессор Нежинский! Светлая ему всегда память!.. А тех, кто прогибался или сам ломал кого-то, мы тоже будем помнить, но с иным знаком... И можно желать сделать лучше для своей семьи, а получится совсем наоборот... Да ещё и детям будет стыдно за родителей своих.
– Ну кто из власть имущих хочет этой власти лишиться, причём, добровольно?
– Правильно! От корыта иных и палкой не отгонишь! А мы говорим о каких-то нарушениях на Выборах!.. Будут нарушать и всё, что им нужно для удержания власти, естественно, будут делать!..
– Они не просто захватили власть и диктуют нам свои условия, они упиваются этой властью и безнаказанностью и тырят, тырят и снова тырят по карманам, запуская в чужие карманы свои загребущие ручонки!
– Андроиды, мать иху за ногу! – возмущённым тоном воскликнул «Горыныч», – у моего брата внук, видя наглость таких бациллоидов...
– Простите, кого, дядя Ваня? – переспросила уважаемого всем универом слесаря Настя, с любопытством глядя на Гораничева, который стал что-то искать на столе, обшаривая его своим острым взглядом.
– Бациллоиды! Да-да! Я так называю всю эту нечисть, что разлагает мозги нашей молодёжи, показывая, что для того, чтобы быть богатым и успешным, не нужно хорошо трудиться, а нужно, понимаешь, иметь полезные связи, уметь воровать, быть наглым, надменным и лживым... лживым насквозь! – изрёк технический сотрудник университета, подняв было свою рюмку и тут же поставив её обратно на стол.
– Ну ты, Иван Гаврилыч, прямо не в бровь, а в глаз! – согласился с ним Ветляков. – Примеров пагубного влияния на молодых людей образа жизни этих пиявок не счесть! Зачем работать, зачем что-то полезное созидать или просто делать что-то нужное людям, когда можно аккуратно украсть или смошенничать, если имеешь свой лайфхак или научился у кого-нибудь из этой шатии-братии! А со временем это просто становится нормой и образом жизни. Для таких людей всё, о чём мы говорим, уже просто в порядке вещей и иначе они жить не могут!.. Они с этим и умрут, я полагаю.
– Нет, ребята, эта страна умирает! Причём, умирает она сумасшедшими темпами! Умирает вместе с лайфами и с хаками. Показуха, воровство и лизоблюдство стали нашими отличительными чертами, разве не так?
– А что ты-то на всё это скажешь, Александр Николаевич, – обратился к молчавшему очень долгое время и, видимо, пребывающему ещё и в своих параллельных раздумьях Силантьеву Василий.
– Я, Вася... Я со всеми вами в принципе согласен, – медленно проговорил Алекс и, грустно улыбнувшись, добавил, – но умирает не только наша страна, но и весь этот безумный безумный безумный мир. Эта модель мира своё отжила... Дальше в этом направлении у человечества просто нет пути. Что-то... Что-то должно серьёзно измениться, чтобы поменять само отношение людей к окружающей их, то есть всех нас, действительности... На пороге у нас стоит совсем иная реальность, а мы пока даже не пытаемся разобраться в себе, разобраться с тем, что с нами со всеми происходит... По-серьёзному разобраться не хотим. Мы уже забрались в такую чащу, из которой нам самостоятельно не выбраться. А уже нужно каким-то образом определяться: с кем ты – с Богом или с чёртом... Да, Иван Гаврилович, типа: «за большевиков али за коммунистов»...
– Но мы, коммунисты... Мы не против перемен, наоборот, – серьёзно сказал Гораничев и почему-то пристально посмотрел на своё отражение в стоявшем напротив него самоваре, – пора многое менять в нашей жизни или... или вернуться к чему-то, что мы уже порядком подзабыли...
– Не очень понятно, Николаич... В частности, о грядущих переменах... Просветишь? – сказал Василий, показывая жестом на себя и на молодёжь, что смотрела на Силантьева с широко раскрытыми глазами, оторвавшись от трапезы.
– Табе, гражданин Степанов, просвещать – только портить! – шутливым тоном произнёс Борис, снимая скопившееся за столом напряжение.   
     После этой реплики коллектив несколько расслабился и, немного «поклевав из своих тарелок», дабы не дать желудочно-кишечному тракту валять дурака, временно перевёл разговор на менее серьёзные темы. Дождавшись удобного момента, дамы предложили взять следующую «музыкальную паузу». Вернувшись к столу после перекура и дробления на мелкие группки, состоявшие из двух-трёх человек, компания продолжила «разговор за жизнь». Силантьев же временно откланялся, пообещав однако, что через час-полтора непременно вернётся, чтобы развезти по домам Ивана Гавриловича и тех, кто ещё задержится у гостеприимного очага четы Ветляковых. Когда Александр на время отбыл по своим делам, общение было продолжено в привычной всем непринуждённой атмосфере, которой всегда была исполнена эта территория благодушия и либерализма.

– Вот почему так-то, а? Страна богатая а люди, по сравнению с европейским уровнем жизни, бедные. Почему так? Почему пенсионеры у нас в определённые часы группируются возле служебного входа в ту же самую «Пятёрочку» в ожидании, что вот сейчас должны повезти на помойку испорченные или подпорченные продукты?.. Может быть, они не хотят покупать себе свежие? Ну просто принципиально не хотят, а желают рыться на помойке и выбирать себе из гнилья то, что ещё можно как-то использовать для еды?
– Здесь неверно было бы обобщать... Гм... Понимаешь ли, Иван Гаврилыч, – вознамерился было ответить своему собеседнику Борис, как вдруг внезапно зазвонивший телефон вырвал его из круга общения на несколько секунд.
– А возьми... возьми тех, у кого просто нет работы, им как жить прикажешь, а?.. О них, может быть, кто-то думает и заботится?.. Кто? Скажи, кто и как?
– У нас есть биржа труда и социальные пособия от государства...
– Которые выплачиваются теперь максимум полгода и максимум по 12 тысяч рублей? Это – максимум... или... или максимальные значения этих величин, как сказал бы профессор Нежинский, светлая ему память. Какой долбаный чиновник, что ставит эти цифры в свои клеточки, живёт на такие деньги?.. Кто из них пробовал, мать иху за ногу... а точнее, за ноги!.. А как жить тем, у кого пособие по безработице этой ну... ну, скажем, даже не 12 тысяч, а... а, например, пять или шесть, как? Да что пять-шесть! У меня сосед на бирже получает полторы тысячи в месяц! Как жить на них?! Это же... Это же не – пособие, а издевательство! А то пособие, ну, максимальное которое, что приравняли к прожиточному минимуму – 12 130 рэ... Это уже – подаяние для нашей богатой страны, как и сам этот долбаный прожиточный минимум! Пусть на него живут сами «напланетяне» – эти высокие чинуши, депутаты и им подобные! Ты поживи годик-другой на свой, мать его, прожиточный минимум, ё моё!.. Если он, конечно, прожиточный... Ну, кошку или собаку, да и то не всякую, на него прокормить можно... Наверное, можно... Немалая часть людей у нас не живёт, а существует. Они... они... Они просто за чертой бедности находятся!  Продукты всегда у нас дорожают быстрее, чем растут доходы населения... Ну я имею в виду, конечно, доходы простых граждан, людей, что не в шоколаде, так сказать, а прозябают на свои копеечные зарплаты и пенсии.
– «Горыныч», ну ты опять за своё, – вяло было взялся оппонировать самому старшему из присутствующих Борис, расслабленно уперевшись локтем о край стола.
– Да, Боренька, да мой хороший!.. Я считаю так! – решительно сказал Иван Гаврилович и в запале хватил своим большим мужицким кулаком по ладно сделанной столешнице, покрытой красивой клеёнкой кофейных оттенков, – если государство имеет природные ресурсы, они находятся на его территории и в разработку этих месторождений изначально вкладывались силы, труд, понимаешь, и средства, то бишь человеческие ресурсы многих поколений людей, то... то... Секунду, Боря!.. То деньги, которые кто-либо получает из этих богатств, ну то есть весомая часть этих денег, она должна идти на обеспечение благосостояния народа! Причём... причём, социальные нужды каждого конкретного человека должны учитываться... А то нам твердят, понимаешь,.. или... или уже не твердят, что у нас социальное государство!.. А в чём его социальность-то?.. А то нам ездят по ушам, что мы – народ победитель!.. А хуже, чем этот народ, кто живёт-то? Кто?.. Народы Африки или туземные племена, которые влачат, так сказать, своё существование где-нибудь на обочине жизни, на обочине цивилизации?
– Гаврилыч, ну ты всё смешал в кучу, – по-прежнему без особого энтузиазма ответил ему Борис, подперев свою голову ладонью.
– В кучу или не в кучу, а я говорю простые вещи, которые... которые... Я, конечно, не могу так ясно и... и... так лаконично, понимаешь, выразить свою мысль как Виктор Вениаминович, земля ему – пухом, но суть-то, она, я надеюсь, понятна, ребят? Справедливость некая должна быть, а такого безумного расслоения в нашем обществе, я думаю, всё-таки быть не должно.
– Конечно, Иван Гаврилыч, идею все уловили, – подтвердил слова известного слесаря-умельца Василий, поглаживая руку своей супруги Насти, немного загрустившей от всех этих разговоров. – Я с мыслью этой согласен, как, я полагаю, и многие в принципе...
– Ребят, но чтобы общество экономически развивалось, мы не можем игнорировать экономические законы... А бизнес, он тоже нуждается в поддержке со стороны государства.
– Смотря какой бизнес. И поддержка должна быть разумной и пропорциональной... И без кумовства всякого!
– Вот подождите! Подождите, хлопцы, блин!
– Кто спорит, что мы сейчас живём в таком обществе, где бизнес ваш нужно поддерживать. Речь не о том или не совсем о том!.. Давайте всё-таки будем исходить из того, что недра государства – это достояние людей, которые в нём родились и проживают, и... и... трудятся, и... И да... и ведут свой бизнес тоже!.. Но танцевать-то будем всё же от печки, да? Природные ресурсы – богатство граждан страны! И какие тут могут быть спекуляции на эту тему?! Всяк, кто родился на территории нашей страны должен иметь свою долю от продажи этих ресурсов за рубеж, от их реализации на нашем внутреннем рынке и всякие подобные тому прерогативы, понимаешь!..
– Иван Гаврилыч, дорогой мой, ты опять всё собрал в кучу! –  меланхолично заметил Борис, производя машинально некую сортировку содержимого своей тарелки. – Здесь нужно разбираться в деталях... Хотя зерно, конечно, в таком подходе есть... Но...
– Давай!.. Давай, Боря, разбираться в деталях! – твёрдо ответил своему оппоненту Гораничев, показывая жестом Ольге, чтобы она передала ему ломтик ржаного хлеба с тарелки, что находилась рядом с ней, – только, как сказал бы профессор Нежинский, давай определимся с основным!.. Да?.. Давай – от печки... Давай будем из чего-то весомого исходить, отчего-то, понимаешь, определяющего отталкиваться!
– Ну давай, – безразлично произнёс Борис, также не вербально попросив Ольгу об услуге, что она только что оказала мастеровитому слесарю универа.
– Я же не говорю, ребята, давайте, мол, будем делить недра какой-то другой державы по праву победителя или что-то вроде этого... Чушь полнейшая!..
– Весь мир давно уже живёт в другой реальности, Иван Гаврилыч, в которой, по сути дела, уже нет ни победителей в той войне, ни побеждённых!.. Мир за семьдесят пять лет сильно изменился! –  Люди живут своим настоящим и будущим... Живут будущим, стараясь... стараясь не забывать уроков прошлого, то есть уроков истории...
– Тогда и не талдычьте из каждого, понимаешь, чёртового утюга, что мы, мол, народ-победитель! Никакие победители так не живут и жить не должны! Не фиг оболванивать простых людей! – горячо заявил Гораничев, сделав пару глотков остывшего чая. – От политиканов-болтунов одни беды! От них зло одно!
– Все страны давно уже определили свои приоритеты, то есть в каком направлении им идти и какие экономические механизмы для этого им использовать...
– И только мы плетёмся где-то в хвосте, как сырьевой придаток мировой экономической системы. Нет, нет! Космос и военку мы сейчас не трогаем! Сейчас речь не об этом, – сказал Алексей Ветляков, сделав знак жене, чтобы та позаботилась об остывшем самоваре, который чинно расположился в центре стола и сохранял «предписанный» ему нейтралитет.
– Любая экономическая модель, которую принимает государство в качестве некой отправной точки в своём развитии, должна априори учитывать и соблюдать прежде всего интересы собственных граждан и, естественно, она должна включать в себя разнообразные меры и механизмы поддержки малоимущих слоёв населения, – без каких-либо эмоций произнёс Борис, поглядывая на тарелку с селёдкой под шубой, где оставался, видимо, его кусочек.
– Так-то оно так. Так должно быть, друзья мои! Должно!.. Но на деле-то у нас что выходит? Одно звездобольство! – после весьма длительной паузы вновь оживился старейший член коллектива. –  Те, кто эти твои модели, Боря, создают, живут в другом мире. На другой планете они живут, Борис! Потому я и называю их «напланетянами». Они ни хрена не знают, как простые люди-то живут, в смысле, выживают. Им, по большому-то счёту, я думаю, глубоко наплевать, как вот эти «твои» механизмы поддержки работают!.. И... и... и работают ли они, вообще!.. Отчитался, что, мол, выполнили и сделали то-то и то-то в рамках какой-то там программки, из которой потырили разными путями, что им ведомы, деньжат – и порядок. Живи, блин, – не тужи!.. Им лишь бы стрелки перевести на кого-то другого, лучше всего, конечно, на вечно загнивающий от изобилия Запад. У нас, конечно, Запад во всём виноват, как... как... как, извините, девчонки, у плохого танцора его причиндалы повинны, понимаешь, во всех огрехах его, так сказать, искусства!
– Иван Гаврилович, дорогой, – собрался было что-то возразить своему соседу по столу Борис, но вдруг осёкся и как-то грустно, обращаясь к Степанову, сказал, – банкуй, Вась, банкуй, пожалуйста. Освежи нам посуду.          
– Насрать им, Боря, на людей! На-срать! – продолжил свою атаку на извечного оппонента универовский слесарь, жестом поддержав идею своего визави по поводу подготовки к очередному тосту. – Ты ещё начни меня убеждать в том, что туда [поднимает указательный палец вверх] идут самоотверженные трудяги, чтобы обеспечить благо... благосостояние народа!.. Хрен ты меня в этом убедишь! Никогда не поверю!.. Почему у нас нищие... ну в смысле, малоимущие, они должны обивать пороги всяких государственных учреждений, собирая какие-то бумаженции, что они, дескать, нуждаются в поддержке?.. Государственные чиновники сами должны выявлять малоимущих и делать так, чтобы они получали помощь... Получали помощь, причём, Боря, без всяких проволочек, без унижения и всего такого прочего! Вот как должно быть, Борис, в социальном-то государстве!.. А то, мать иху, докажи, что ты не живёшь, а выживаешь! Докажи, что тебе жрать, по сути дела, нечего да собери все справочки, да пороги, блин, пообивай там и сям!.. Какая к чёрту цифровая экономика, когда у нас люди как собаки, высунув язык, должны бегать по кабинетам, бумажки грёбаные собирать!..  «Напланетяне», мать иху, «напланетяне»!.. Извините, девчонки!.. Вот они... они точно, как сказал Николаич, потеряли ощущение реальности!.. Хапать, хапать и снова хапать! На хрена?! Как будто в могилу с собой унесут бабло своё!.. Как будто там, на том свете, в аду своём, они откупиться смогут от тех чиновников, что там заправляют, чтобы простили им грехи их! Хрена с два и чёрта лысого!!! Что заслужили, то и получат! Получат сполна! Я хоть и воспитан как атеист был, но не сомневаюсь... Я не сомневаюсь, что вся эта гниль свою персональную каторгу и сковородку свою в аду иметь будет!
– Вот «Горыныч» жжёт»! – как-то беспомощно улыбаясь, произнёс Борис в воздух и, обведя собравшихся взглядом, спокойно добавил, – а я здесь с Иваном, нашим, понимаешь, Гаврилычем соглашусь. И более того, я... я за это выпью! Пусть каждый получит по заслугам своим!
– Вообще-то, это, наверное, должен был бы сказать Александр Николаевич, – робко заметил бывший студент универа Лёша Синицын, поглядывая то на супругов Ветляковых, то на Степанова, то на своих ровесников, что не спешили вступать в эту дискуссию.
– Точно, Лёня! – поддержал его Василий, закончив возложенную на него миссию по наполнению посуды, предназначенной для алкогольной продукции.
– Но так как Александр Николаич на время у нас отлучился, то я, ребят, позволил себе исполнить «его долг перед нашим обществом», – добродушно улыбаясь, сказал Борис, снимая некоторое напряжение, возникшее в ходе этой полемики. – Посему на правах приемника нашего «пастора Силантьева» я и провозглашу эту мысль, преобразуя её в тост... Да простят меня присутствующие здесь дамы, пусть всем, в конечном счёте, воздастся за их грехи и прегрешения! А за тяжкие особенно воздастся! Алаверды, Иван Гаврилович, родной мой! Справедливость так или иначе должна восторжествовать! Пусть так и будет!
– И я... и я... и я тебя, Боря, тоже люблю и уважаю! – чувственно произнёс Гораничев, чокнувшись своей рюмкой с рюмкой своего извечного оппонента в дискуссиях на социально-политические темы, после чего встал с места и обнял Бориса, тщетно стараясь при этом не пролить содержимого своей посуды, предназначенной для крепких алкогольных напитков. 

     Когда Силантьев вернулся в квартиру Ветляковых, он застал там Василия, Настю, Ивана Гавриловича и Наталью, что хлопотала, провожая гостей. Молодёжь минут за пятнадцать до его прихода дружно попрощалась с хозяевами и, поблагодарив их за гостеприимство, растворилась в прозрачной июльской ночи, усыпанной звёздами. Вслед за ними во двор спустились Ольга и Борис в сопровождении Алексея, который решил проводить их до такси и вернуться на бывшую территорию эмоционального общения, чтобы помочь жене произвести дежурную уборку в помещении, отложив основные дела до обеда.
     Александр отвёз домой сначала Степановых, а потом взял курс на место жительства Ивана Гавриловича, что мирно спал «на купейных местах» его «волги». В двухкомнатной хрущёвке слесарных дел мастера как всегда с некоторым волнением ожидала его вторая половина ….....
     Мегаполис жил своей обычной летней жизнью, что была местами беззаботной, местами шумной или просто суетной. Впрочем, праздное настроение одних, как правило, часто соседствует с трудом других... Но что бы ни происходило в этом подлунном мире, сам он следует своей дорогой, той, что предписана ему заранее свыше...


                –    Как ты думаешь, Алексан Николаич, конец света скоро наступит? – вдруг раздался из полутьмы салона «ласточки» Силантьева заспанный голос Гораничева.
– Поживём – увидим, – тихо ответил Алекс, бросив беглый взгляд на заднее сиденье своего авто, отражённое в панорамном зеркале, что располагалось в штатном месте в центре лобового стекла.
– Нет, действительно, Алексан Николаич, – повторил свой вопрос единственный пассажир Силантьева, медленно приподнимаясь и усаживаясь за его спиной, – вот, в умных книгах-то, что там пишут?.. Конец света когда? И как это всё будет происходить, а?
– Пишут, Иван Гаврилович, что мы дожить можем до этого момента, до этого периода времени то есть... Если, конечно, дано нам будет и не заберут нас к этому часу.
– А в Библии что написано? – с искренним, даже каким-то детстким любопытством спросил университетский слесарь, всматриваясь в лицо собеседника посредством того же панорамного зеркала. – И когда это будет... Ну хоть приблизительно... Ну как мы поймём... как мы поймём, вообще, что всё... всё это происходит... Ну или там, что всё уже свершилось... Какие-то указания на то в Библии имеются?
– В этой замечательной книге, Иван Гаврилыч, много, что имеется и сказано многое... Но сделано это при помощи образов, то есть описывается в такой манере, что один может понять так, а другой эдак или как-то по-своему... точнее, в доступной лично для него форме... Например, сказано, что Царствие небесное не придёт приметным образом... Сказано, что оно усилием берётся... Сказано, что не умрёте, но изменитесь... Понимаешь, Иван Гаврилович, «не умрёте», написано, «но изменитесь»... Сказано, что о дне том и о часе том не ведает никто, кроме Самого, Того, Кого мы именуем Отцом небесным... Сказано, что и ангелам этот час не открыт... Вот так вот... 
– Почему?.. Как ты думаешь, а? – вполне уже трезвым голосом с некоторой хрипотцой спросил Гораничев, силясь что-то разглядеть на небе через приспущенное стекло одной из задних дверей авто Александра.
– Да, наверное, ни к чему людям знать этого... А что человек может в корне изменить в своей судьбе, если он всю жизнь не верил в существование Высших сил, но доверял только самому себе, своему разуму, мозгу своему, который.... который, Иван Гаврилыч, есть только прибор, что-то наподобие бортового компьютера автомобиля. Он – только специальное приспособление для оценки ситуаций, для защиты тела, в коем душа обитает до времени своего... Ну, то есть до того момента, когда она снова покинет это тело и вернётся в бестелесное состояние... Точнее, конечно же, не совсем в бестелесное, но в другое тело, которое мы в своём обычном состоянии, пока мы пребываем на этом свете, не видим... Нет у нас особой нужды видеть это тело... У нас другие задачи в этой жизни...
– Так какие же такие задачи, Николаич? Зачем живём-то? Для чего весь этот хоровод-то, что мы зовём жизнью? – задумчиво произнёс Гораничев, тщетно пытаясь отыскать на доступном для его обзора клочке небосвода хоть что-то, похожее на знамение.
– Можно я тебе отвечу на языке образов Библии, Иван Гаврилович?
– Сделай милость, ответь... ответь, как посчитаешь нужным, – словно бы исполнившись какой-то мудрости, разлитой в Святом писании, откликнулся мастеровитый слесарь университета.
– В Ветхом завете говорится о неком дереве познания добра и зла, что растёт посреди Эдема, то есть там, в райских кущах... И на языке, что люди... а может, и не люди вовсе, но суть не в том, назвали эзотерическим или тайным, это означает, что человек посылается в этот мир, исполненный страданий, искушений и всякого рода зла, для того, чтобы... Словом, он послан для того, чтобы, дорогой Иван Гаврилович, научиться отделять добро от зла, научиться отделять одно от другого и любить себе подобного братской любовью... Именно это познание даёт человеку духовный рост, приводит к духовному росту... Когда же человек научится различать доброе и злое, ему надлежит вкусить уже и плодов от другого древа, древа жизни. И после всего этого он станет бессмертным и мудрым, таким, как боги, то есть равным богам... Обо всём этом говорится в Библии, в пятикнижии Моисея. Можешь прочитать об этом в книге под названием Бытие... Но знай, что эта книга – одна из самых сложных для понимания человеком, наряду с Откровением Иоанна Богослова, которую мы... которую мы часто называем Апокалипсисом... А вообще же, такого понятия как «конец света» в каноническом издании Библии нет... Но есть такие понятия, как: «кончина века», «конец времени», «конец времён» и «конец полувремени».
– Да-а-а-а, – медленно протянул Гораничев, возможно, слегка потеряв нить этого разговора, после чего он жадно глотнул воздуха из открытого наполовину окна, словно бы с этим ночным воздухом он хотел вдохнуть всей мудрости столетий, –  век живи и век учись... Ну и помрёшь известно кем... Да-а-а-а...                .


  * «Апокалипсис сегодня» («Апокалипсис наших дней») фильм Фрэнсиса Форда Копполы, вышедший в прокат в 1979-ом году.
  ** Любовь требует времени / для любви нужно время (англ.)