Третий

Грипп хозяйничал в организме: плавил жаром, рвал кашлем грудь, сжимал голову, превращая меня в манкурта, не способного даже имя своё вспомнить. Окончательно провалиться в болезненное забытьё не давал тонкий-тонкий прерывистый писк. Он то прекращался, то снова возникал, назойливо сверля ухо. В полусонном состоянии я не могла определить, откуда он доносится, но уже поняла: муж опять закрыл Бенджамина в шкафу... Или в кладовке... Или в ванной... Или в туалете… Или на лоджии...
Подозреваю, наш котёнок умеет мистическим образом превращаться в жидкость – как иначе можно незаметно просочиться в любую самую маленькую щель. Освоив незаконно захваченную территорию, Беня начинает попискивать. Делает он это скромно, ненавязчиво, понимая, очевидно, краем мозга, что совершил недозволенный поступок. Рыжая Изабелька, в детстве травмированная злыми людьми, тоже любит потайные тёмные углы. Ховается там и спит с ощущением полной безопасности, пока не проголодается. Проснувшись, начинает звать на помощь нежным девичьим голоском, настолько тихим, что определить её локацию невооружённым ухом невозможно, вооружиться нечем, поэтому мы с супругом вынуждены крадучись ходить по квартире, ловя едва уловимые призывы выпустить несчастную кошку из укрытия…
Виновник очередного заточения кого-то из котов сидел в другой комнате, работал за компом. Я за стенкой накалялась гневом. Крикнуть ему, чтобы шёл искать, где запер котейку, не было никаких сил. Позвонила по мобильнику – звонка не услышала. Значит, он опять оставил телефон в кармане пальто на вешалке за входной дверью... Ну и… Ладно. Когда-нибудь да услышит, а я болею, мне надо спать. Однако чугунная голова отказывалась не реагировать на чуть слышный писк. Я злилась, но не вставала.
Постепенно над злостью стало преобладать то, от чего Воланд предлагал  «обзавестись тряпками и заткнуть ими все щели спальни!» – милосердие. Если что-то во мне не тронул недуг, так это воображение. Оно жило своей отдельной, активной жизнью и являло всё более печальные картины. Вот голодный Беня сидит где-то в темноте, робко зовёт на помощь… А может, это несчастная Белочка взывает к бесчувственным хозяевам… Отчаявшись дозваться, кошка, если она в шкафу, начнёт лазать по одежде, затяжек наставит… А Бенька, он же ещё ребёнок, не дотерпит и нагадит… Нет, как ни крути, надо собрать себя в кучу, встать и разобраться!..
Не поняла, чего это мой благоверный так испуганно отшатнулся? Даже отъехал от меня подальше на своём рабочем кресле… Кажется, я ничего такого особенного не сказала, произнесла что-то вроде: «Милый, ты, похоже, опять кого-то где-то закрыл. Слышишь, пищит, надо найти и выпустить».
Смотрит круглыми глазами:
- Ты почему не спишь? Полегчало?
- Нет. Не полегчало. Оно пищит, мешает!
- Кто пищит? – взгляд мужа устремился куда-то в сторону.
Там, являя собой высокохудожественную рыже-коричневую инсталляцию, крепко спали в обнимку оба наших питомца – Белла и Беня.
Отдалённый писк продолжался. Даже стал громче и… вроде, мелодичнее. Голова ещё пыталась осмыслить реальность, а воображение уже нарисовало новую картинку: где-то в вентиляционной шахте застрял маленький зверёк. Неважно кто! Пусть не котёнок, а крыс или хомяк. Срочно спасти и усыновить! Третий – не лишний. Где двое, там и трое! Прокормим! Свою пайку отдам! Ма-а-аленький… Детка… Холодно… Голодно…
Фантазия резвилось по полной. Поражённый гриппом организм отказывался её активности соответствовать. Я плюхнулась на стул и хрипло взмолилась: «Иди, ищи! Пропадёт ведь. Жалко».
Супруг некоторое время смотрел с недоумением. Потом встал и, придерживая меня за талию, повёл к постели:
- Не переживай, ложись. Это дудка…
- Какая ещё дудка?
- Не знаю. Флейта или свирель… А может, кларнет…
Голова моя прикоснулась к подушке, и почудилось: уже я вижу сон, в котором муж дует в некий неопознанный инструмент.
- Откуда у тебя кларнет? У Клары украл?
- Сосед снизу осваивает.
- Да ладно! У него гармошка… То есть, аккордеон.
- Те выехали. Другие на той неделе въехали. С дудкой.
Да, болеть вредно. Всего несколько дней как я выбита из привычной колеи, а уже такие перемены пропустила!
С соседями снизу нам с самого начала повезло. В 2000 году мы въехали в эту квартиру, и пять лет слушали как студент Гнесинки Миша осваивает фортепиано. Были невидимыми свидетелями роста его профессионализма от многочасовых спотыкающихся гамм до яростного «камнепада» симфоний Шостаковича. Куда уехал пианист, не знаю. Квартира долго стояла пустая, с вывешенным снаружи баннером «Продаётся». Затем в неё въехала семья с тремя детьми – не купили, сняли. Старший мальчик учился игре на аккордеоне… или баяне… Не умею их различать, особенно когда игра и не игра вовсе, а терзание мехОв…
Честно говоря, ни фортепианные, ни баянные пассажи нам совершенно не мешали жить. Наоборот, радовали: дети не по улицам шляются, музыке учатся! В шесть утра не начинают, до полуночи не играют. Иногда даже приятно было отметить, как совершенствуется их мастерство… Теперь вот, третий, с дудкой. Ладно, пусть учится.
- А баянист куда делся, - отъезжая к Морфею, спросила я.
Ответа уже не услышала. Последняя мысль была о том, что из всех инструментов третий самый-самый тихий и… Как хорошо, что он не котёнок, не крыса и не хомяк.