ТриЛогиЯ 1985

                1985
                ТриЛогиЯ
                Лога Первая – Карнавал               
                Лога Вторая – Побег в Хрипуново
                Лога Третья – ДиДжей и Театральный Режиссёр
                ПроЛог
     Логи – весьма дружелюбные существа, я бы даже сказал: субстанции, а точнее, подстанции, ибо приставка «суб» в переводе на означает «под», – своеобразные энергетические перераспределители информационных потоков.
     Конструктивно-технологически они делятся на несколько типов: простые, сложно-сочинённые, перпендикулярно-симметричные, ортодоксально-противоположные, продолговато-выпуклые, несогласованно-вопиющие, безмерно-глубокомысленные и многие другие.
     Выглядят Логи совершенно многолико, хотя при этом особым разнообразием не отличаются.
     Представленные вашему вниманию экземпляры достаточно безобидны, поэтому их можно изучать, рассматривать, трогать, при желании гладить, стирать, снова записывать и так далее. Вам же я предоставляю полную свободу действий и восприятия.
                Лога Вторая
                Побег в Хрипуново
     Случилось это, стало быть, в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году прошлого века. Я тогда занимал должность руководителя дискотеки с весьма уютным названием «Музыкальная Шкатулка».
     Популяр у нас был чрезвычайно убедительный – второе место в официальных чартах Горкома Комсомола, добытое на конкурсе танцевальных программ, посвящённых московскому «Двенадцатому Всемирному Фестивалю Молодёжи и Студентов». На самом же деле по разнообразию творческо-технических инноваций мы, если верить публике, держали вышку.
     Неслучайно худ.рук. Дворца Культуры имени Ленина – Семён Анатолиевич (который в те времена, надеясь на роль в фильме, косил под Вождя Революции и, выступая на собраниях, грассировал, вытягивая правую руку вперёд), уезжая домой в Краснодар, настойчиво приглашал меня на Кубань налаживать курортно-диджейский бизнес. Но, увы, я оказался патриотом малой родины.
     Должно быть, по совокупности веских причин «Шкатулку» ангажировал на свадьбу сына профсоюзный босс нашего предприятия. И поскольку Миша «горби», а по-русски, скорее всего «горбатый», решил лишить народ очередного опиума, заткнув извечную жажду Сухим Законом, то, естественно, свадьба имела статус образцово-показательно-невинной.
     Вдвоём с Мариной Корабельниковой – руководителем Детской Театральной Студии мы целый месяц изобретали сценарий, воплощая его в жизнь. В итоге свадьба, похоже, удалась на славу (КПСС и прочим контроллёрам), если по её окончании кроме денежного вознаграждения я был премирован двумя бутылками водки, тремя – «Сухого Хереса» и вкуснейшей рыбой в кляре. Получив такое богатство, я слегка растерялся: что со всем этим делать? Но вдруг вспомнил, что мой коллега по самодеятельности и мех.обеспечению установки лазерного термояда «Искра – 5» – Володя Борисков приглашал меня в деревню Хрипуново, где он отдыхал, вкалывая помощником комбайнёра.
     Перед отъездом на уборочную Вовка объяснил как туда добраться ардатовским маршрутом из Дивеева и подытожил:
   - Ну, ты понял – предпоследняя остановка перед райцентром, там ещё дорога крутой поворот делает, и направо, а тут уж рукой подать. Кароче, килОметров сорок – сорок пять и ты у нас!
   - Да понял! По пояс деревянный што ли? – отмахнулся тогда я в полной уверенности, что понял.
     Вот и теперь, не чуя подвоха и не раздумывая, бросил в котомку застольное изобилие, пару пятисот метровых «бабин» с записями танцевальных программ и рванул в путь. КПП я пересёк около пяти часов вечера воскресенья. Ничего ещё не подозревая, я несколько удивился: «почему все машины едут только в город?», и, напевая свою походную песенку «Зовут нас вдаль дороги», радостно взял курс на Цыгановку. Там меня подобрал добрейший старичок и довёз почти до Ляхова. В начале седьмого добравшись до дивеевской автостанции я был приятно удивлён и несколько обескуражен тем, что последний автобус до Хрипуново отбыл только что – в восемнадцать: ноль-ноль. Но я, как истинный пионер-первопроходец, решил, что это даже интересней (вот оно – настоящее «адвентуре»!) и лёгкой трусцой пыльнул по трассе стирать оставшийся четвертак километров.
     На околице по обочине меня обошёл, должно быть, председательский «козелок», даже не притормозив на голосование, будто я был отмечен чумой иль проказой. Но вскоре я сидел в «ПАЗике» с рабочими, что ехали в колхоз «Череватовский». Жаль только, до него было совсем близко. Меня высадили и часа на два дорога осиротела от колёс. Лишь две моих ступни самозабвенно печатали шаг в бескрайнюю, но пока ещё светлую неизвестность. О которой я задумался гораздо позже, когда солнце стало сонливо клониться к подушке трав и лесов, напомнив мои слова, сказанные Володе: «Да понял!».
   - Понять-то – понял, – думал я теперь, – да только что? – в мозгу начинали зреть тучи смятения.
     Вдруг со стороны крадущейся ночи раздалось тарахтение мотора и я, сочтя это за последний шанс, на манер Труса «Кавказской Пленницы» остановил шального мотоциклиста. Он меня чуть не сбил и, придя в бешенство, на русском народном языке вежливо так поинтересовался:
   - Какого буя ты лезешь под колёса, чудила!?! Не видишь, я с бабой!?! – и она, улыбнувшись, помахала молочной ладошкой из-за его плеча.
     Я, извинившись, попросил прояснить долготу и широту географического положения и далеко ли Хрипуново. Парень как-то обмяк и, приводя ненорматив в норму, сочувственно сказал:
   - Да минут пятнадцать до него от силы.
   - Чево-о-о?! – шлёпнула по его вихрастому затылку девушка, – эт тебе на мотике минут пятнадцать, а ему пёхом пятнадцать килОметров, а то и больше!
   - Ваще-та да – согласился байкер, – тебе часа на два подальше будет. – И, прощаясь, кивнул – ну, ладно, братан, давай! Тока под колёса больше не суйся – раздавят ведь на хрен. – И втопил газульку.
   - Счастливо! – крикнул я вслед.
   - Если што, завертай на ночь к нам в ... – последние слова девушки проглотил кашель старенького «Восхода», который тогда вернее было бы назвать «Закатом», а её пышная рука растаяла в гари душного выхлопа.
   - Есть же добрые люди... – вздохнул я, улыбнувшись, и с новыми силами вцепился в асфальт. Который, меж тем, сдаваться отнюдь не собирался, и за каждым зигзагом, бугром или ложбиной являлась новая манящая даль.
     Когда же ночь спрятала красный блин и всё вокруг в чёрный мешок, сомнения и страхи стали грызть моё существо с большей силой. Ибо тьма, накрывшая мир, была настолько густой, что угольки деревень, разбросанных от трассы минимум в полверсты, только сгущали и без того беспросветный мрак. К тому же небо затянули тучи и где-то совсем рядом шумел дождь. Оттого-то и асфальт я определял только по звуку шагов и твёрдости почвы. Скорость движения упала почти до предела. Но всякий раз, находя трассу, я делал рывок, пока вновь не ступал на обочину. Около часа я исследовал родной край таким образом. Как вдруг слева и, вроде бы, совсем рядом показались огоньки.
   - Хрипуново?! – спросил я себя утвердительно. Уж больно хотелось в это верить.
     Первая мысль трубила походным горном, взывая рвануть напрямки к людям, что ещё не спят, в надежде меня увидеть, прильнув к моей одинокой груди. Но часть сознания, ответственная за сохранность физической оболочки, уверяла, что это чистейшая авантюра, а лучший индеец – уставший, но живой.
Пока я метался между этими крайностями, деревня скрылась за холмом, подтолкнув меня плыть по течению – течению асфальта. Вскоре я нащупал, как и предрекал Володя, правый поворот.
   - Я ж тебе говорил: Хрипуново! – вновь резанула труба.
   - Да, заткнись ты! – огрызнулся телохранитель, – и так ни хрена непонятно.
Тут небеса надо мной сжалились, слегка раздвинув тучи. Сверху растеклась полынья, пролившая призрачный свет на поля и мысли. Я добежал до крутого поворота и осторожно подумал:
   - Кажется здесь...
     Дорога в деревню, хоть и была асфальтирована, но так разбита уборочной техникой, что шагов за двадцать я угодил в две ямы, глубиной чуть ли не в метр. Рядом чернели цистерны, похоже, аммиачных удобрений, ибо запах уже взял меня за горло, пытаясь закончить досрочно сей небывалый пробег: Арзамас-16 – Хрипуново.
   - Ноги-то ладно, – подумал я, – так ведь можно и шею сломать иль задохнуться на фиг... – и вспомнил, что в начале, вроде бы, спуск был в поля, должно быть, – объезд.
Найдя его, я рванул краем жнивья, но через пару минут осознал: это засада – на кедах наросло килограмма по три отборного глинозёма. И теперь я себя ощутил уже Шуриком «Операции Ы», увязшим в жидком гудроне. Вызволяя руками ноги из вязких капканов, я еле выбрался на асфальт. И, не веря своим глазам, увидал в далеке столбовой фонарь.
     Превозмогая усталость и немощь, минут через десять я был возле него. А там оказался всего лишь колхозный коровник, находящийся в полукилометре от ближайших домов. К ним я уже не спешил, ибо сил не было абсолютно. Издалека заслышав русскую речь да почуяв запах самогона, я понял: на краю деревни базируются командированные на страду комбайнёры, шофёры, механики. Почти что ползком я втащился в избу, пропитанную ароматами «Примы», портянок, солёных грибов и самтреста.
   - О, к нам помощь! – взбодрилась застольная компания.
   - Извиняюсь, – выдохнул я, – мне бы только узнать где живут Борисковы. – Мысль, что это не Хрипуново была похоронена в какой-то из ям.
   - А-а-а, эт к хозяйке! – дружно направила меня братва. – Марьиванна, к тебе гость!
С кухни вышла бабушка с доской пирогов и пропела усталым дискантом:
   - Вы ватрушки-ти буити? А то свиням отдам...
   - А мы чем хуже? – засмеялись работники – а свиням-то и так половину оставим – братья всё жа.
Я повторил бабушке просьбу, она объяснила:
   - Знать так, сынок, подёшь по нашаму порядку почитай дО низу. Найдёшь сто писят шестой дом. Тама оне и живуть.
   - Спасибо – говорю – Вам, баба Маша, и вам ребята! Пойду искать...
А они меня хвать и за стол:
   - Как эт пойду? А на посошок?! – и наливают поллитровый ковшичек самогону.
Я им мол: «устал да и неудобно как-то», а они: «пей, а то обидешь!». Ну, я хватанул, закусил и, вроде как, полегчало даже. Попрощался со всеми и чесанул дальше по порядку. Нашёл сто пятьдесят шестой дом, а Вовкина мама говорит:
   - Так он, милок, в клубе, девчатам «Осенний бал» делат. А клуб-то на другом порядке за прудами. Прям по проулку иди в него и упрёсься.
Самогон и достижение цели сделали своё дело – до клуба я брёл мотаясь, но счастливый. В половине одиннадцатого я был там.
   - Надо же, за пять часов добрался неведомо куда! – воскликнул Володя, поднимая тост за несгибаемых челюскинцев.
   - Ты это обязательно зафиксируй для потомков! – похлопал он меня по плечу, дослушав рассказ.
     Что я собственно и сделал тридцать шесть лет спустя. Ну вот, пожалуй, и всё. Ах да, чуть не забыл: всё, что я принёс – вино и кушанье – необычайно украсило скромный крестьянский стол; записи «Музыкальной Шкатулки» всем показались чем-то космическим и танцы были, реально, до упада. Потом мы пол ночи пели, а под утро с девчатами валялись в зарослях шелковистой травы... и всё из этого вытекающее.
На следующий день наш с другом – Вовкой дуэт устроил импровизированный концерт на полевом стане. Все смеялись, подпевали, аплодировали. А председатель, провожая нас, уже в правлении угощал казённой водкой и, обняв обоих, напоследок сказал:
   - Хорошее вы дело делаете, ребята! Приезжайте в любое время, двери для вас всегда открыты!
     Опёршись о заднее сиденье «ПАЗика» мы с Володей смотрели в автобусное окно, а девчата махали нам вслед платочками и, удаляясь, плакали...
                18 июля 2021
                Клиническая Больница №119
                г. Химки
                ***
                Лога Третья
                ДиДжей и Театральный Режиссёр
     Как ни парадоксально, но почти во всех событиях тех лет виноват диджей. Благодаря ему на сцене появился и режиссёр. Игровые репризы, которые внедрялись в шоу «Музыкальной Шкатулки», сделали своё чёрное дело и мне пришлось отдуваться за эти шалости более драматично.
     Наш союз с Детской Студией Марины Корабельниковой выражался в крохотных перфомансах (моих песен цикла «Детство Голопузое Моё»: «Фонарик», «Сливогрыз» и т.п.), которые по достоинству оценил руководитель ТЮЗа Дворца Культуры выдающийся артист нашего театра – Борис Смбатович Меликджанов. Он ненавязчиво намекал мне присоединиться к сценической мельпомене, ибо диджейство и песни – это прекрасно, но всего лишь – ступень к вершинам актёрского Олимпа.
И я сдался. Но в основном потому, что Марина просила помочь в поступлении на факультет театральной режиссуры Борского Культурно Просветительного Училища – «кулька», как его называли в народе . От меня требовалось: гитарный аккомпанемент, подпевки, партнёрство в миниатюрах и моральная поддержка на экзамене актёрского мастерства. Именно для этого мне пришлось подать документы и сдавать экзамены, как всем остальным.
     Соратник по внедрению в режиссёрские слои атмосферы – Марина мне объяснила, что для экзамена нужно всего лишь прочитать: басню, стишок, прозу; спеть песню; изобразить: танец, какую-нибудь сценку; и отфутболить подколки приёмной комиссии так, чтоб они не заметили паники, мандража и вранья.
   - Это тебе – раз плюнуть! – махнула рукой Маринэ, будто я уже поступил.
   - Ну, с песней-то ладно – согласился я – спою чё-нить, с танцем тоже –электро-буги брэйкану, сочиню стишок с вершок, раскачу репризу, а вот прозу да басню я даже в школе никогда не учил, а тем более – читать!
   - Да будет тебе причитать, вызубришь да пальнёшь! Всего и делов-то. – успокоил меня доктор.
     А до поступления меж тем оставалось меньше недели да, к тому же, обязаловка – две дискотеки и лазерный термояд "Искры - 5". Я, конечно, что-то учил, но, как истинный актёр полагался на наш русский «авось», то есть на импровизацию.
     Бор меня встретил тепло и доброжелательно, но, я бы сказал, как-то по-магадански. До общаги я добрался только к вечеру. Еле уговорил коменданта, вахтёра и уборщицу в одном лице – сурьёзную такую бабушку оставить меня на ночлег.
   - Дом-та, канешна, пустой – отдых у них – каникулы, живи, где захочешь... – как бы, сочувственно взглянула она на меня, – а по-мне – так тут ни хде не захочешь! – и как-то испуганно добавила полушёпотом – не нравица мне ента кампания, водку любят; чево добрава беду накличут... Оне на втором етажэ устроились. По-дальше от йих держись!   – взяла ведро с тряпкой и ушла во тьму коридора.
     Поднявшись на второй этаж, я осмотрел все комнаты, кроме той, где горел свет, слышался звон стаканов да лёгкий матерок. Везде царила разруха, будто по общаге прошла буза беспризорников либо ураган «Камилла»: кровати, шкафы и полки были поломаны; разбросаны книги, тетради, ноты, фотографии, одежда . Я поднялся на третий этаж, там творилось то же самое. Подумал и рискнул заглянуть на пир во время чумы, вдруг они не такие уж страшные.
     За столом, прикрытым газетой, на которой стояла банка «Бычков в томате» да поллитра водки, под лампочкой Ильича еле угадывались две фигуры. Я подошёл ближе, представился. Оба сразу вскочили, наперебой выкрикивая имена и отталкивая друг друга от бутылки. Один умудрился таки налить стакан зелья и протянул его мне, поясняя:
   - Колян!
Другой при этом схватил нож и, как бы нехотя, поинтересовался:
   - Чё, блин!?! Водка моя! А ты – Колян!?! – и попёр на соратника.
Я, если честно, струхнул – смертоубийство всё-таки может случиться. Но, взял себя в руки и постарался их хоть как-то отвлечь:
   - Ребята, если всё так серьёзно и принципиально, то не буду вам мешать. Я-то думал: тут компания, можно пообщаться...
     Не успел я договорить, ребята как-то охланули, преломили ход мысли и, усадив меня за стол, предложили выпить за знакомство, дружбу и встречу. На что я совершенно не возражал изо всех сил.
     На следующий день парни были – не разлей вода, будто никакой поножовщины и не было. Они оказались тоже будущими режиссёрами из глубинки и вполне нормальными пацанами. Вот что с людями зелёный змий делает.
     Был ещё один забавный момент. На следующий день нас переселили в другой корпус. Там было пустовато, но чисто. Решив принять душ, я обнаружил на двери табличку «Женский день», развернулся и ушёл. На следующее утро табличка была та же. Я подумал: «Мужской день» на другой её стороне, перевернул картонку, но там, почему-то, было то же самое. Заглянул в душевую – там пусто. Тогда решил – пока девочки спят, успею по-быстрому ополоснуться. Зашёл, разделся, напустил побольше пара, на всякий случай, намылил всё, что могло бы меня выдать и стал наслаждаться мокрым теплом. Как вдруг в парилку вбежали четыре стройные обнажённые нимфы. Увлечённые разговором, они, намыливаясь, щипали друг друга за прелести, меня как бы, не замечая. Но одна, должно быть, самая любопытная вдруг остановила взгляд на мне и спросила:
   - А тебя как зовут, красавица? – и засмеялась на всю ивановскую!
Девчонки тоже заинтересовались, но, взглянув на меня, с визгом выскочили из душевой.
     Оказалось, что моя пенная маскировка давно стекла на кафель и пред ними предстал Аполлон во всей красе. Я, конечно, несколько стушевался, но памятуя, что – будущий режиссёр, спокойно продолжил омовение.
   - А ты ничего... – сказала самая смелая и любопытная, я же начал примерять эту фразу на себя, думая: «что конкретно во мне ничего?» – не струхнул и то хорошо, наглый значит.
   - Ваще-то, не очень... – признался я, – просто помыться очень хотелось.
   - Да ладно, не куксись, – я тебя понимаю. – и она протянула по-мужски руку, – Наташа.
   - Сергей... – улыбнулся я, – а ты тоже ничего...
   - А вот об этом поговорим отдельно, если не сдрефишь! – это прозвучало вполне серьёзно, как в том фильме: «я тебя поцелую... потом... если захочешь».
Мы с Наташей наговорились, домылись и вышли, как закадычные приятели. Она оказалась очень симпатичной, душевной и юморной. Я всё ждал, когда прозвучит фраза: «ну, ты заходи, если што», а она сказала:
   - Мы сегодня уезжаем – хвосты пересдавали. Если чё, найдёшь третий курс массовиков-затейников... – и её прелестный силуэт растаял в моих воспоминаниях...
     Я уже сказал про импровизацию, оно как-то так и получилось, только импровизировала скорее приёмная комиссия. Как положено по алфавиту, сначала я оказал обещанный «хэлп» Мариночке – подыграл в сценке, на гитаре и подпел. Педагоги-режиссёры меня, вроде бы, даже не заметили. Вторая встреча с ними была более конкретной, ибо на сей раз я помогал уже себе самому. Войдя в аудиторию, я представился и сразу облажался. Меня попросили прочесть стих. Я воодушевлённо изложил некую муть из новогодней программы «Шкатулки» со следующим финалом:
   - Вот тебе подарок! – протягивая при этом пустой кулак, как выяснилось позже, председателю комиссии главному режиссёру курса и не только – Владимиру Ивановичу, на сколь я не помню, Кулагину. А он, изучив мою руку, вежливо поинтересовался:
   - И где?
Я растерянно кивнул на дверь:
   - Мешок у Снегурочки, она в коридоре... – и добавил – позвать?
Видимо, маска на мне была наиглупейшая, ибо вся комиссия расхохоталась. Успокоившись, попросили что-нибудь спеть. Я уточнил:
   - Своё?
   - А чьё же!? – всплеснула негодующе руками и бровями Марго – так абитура называла стройную изящную даму с папиросой на длинном мундштуке и вьющимися седыми волосами, напоминающую одновременно Фаину Раневскую и английскую Королеву, – непременно своё! Чужого мы и без Вас объелись, голубчик...
Я спел «Сливогрыза». Взгляд Марго как-то обмяк. Остальные одобрительно улыбались. Владимир Иванович обратился к королеве:
   - Маргарита Александровна (отчество точно не помню), что желаете?
   - Может, уш, тогда и спляшете нам, сударь? – улыбнулась Марго, пристально меня изучая. – И непременно тоже своё! – подчеркнула она.
   - Брэк-данс! – по-гусарски отрапортовал я.
   - Что это? – насторожилась комиссия.
   - Лучше один раз увидеть! – не унимался во мне гусар.
   - Ну, тогда – вперёд! – как-то по-испански выбросила руку вверх Марго и я пустился в пляс.
     Уж не помню что я там вытворял, но музыкальный аккомпанемент воспроизводил мой собственный рот. Возможно, это сбило всех с толку и пару минут в рядах экзаменующих стояла мёртвая тишина. Затем что-то сломалось и комиссия стала хлопать, топать да к тому же подбадривать: «давай-давай!». Я потерялся во времени, но минут через пять всеобщий смех привел меня в чувство и я вдруг понял, что сил больше нет, а меня за плечо держит Владимир Иванович и успокаивает, обращаясь вовсе не ко мне:
   - Думаю, коллеги, Сергей...
   - Я бы сказала – Серж! – как-то властно, но по-доброму вмешалась Марго.
   - Исчерпывающая поправка – согласился председатель – Серж весьма убедительно продемонстрировал нам своё желание сдвинуть наконец-то мир режиссуры с насиженного места и мы, как благодарная публика, должны позволить ему заслуженный антракт.
Все зааплодировали, а я, должно быть, покраснел потому, что Марго, взяв меня за руку шепнула:
   - Не волнуйся, всё нормально... – улыбнулась и добавила – удачи Вам, Серж.
Но минут через двадцать я опять вошёл в класс с гитарой и девушкой. Маргарита Александровна, увидев меня, возликовала:
   - Ну, наконец-то, Серж! – девушка растерялась, а Марго продолжила, – не переживайте, мадмуазель, четвёрка Вам уже обеспечена. – И обращаясь ко мне улыбнулась, – давненько не виделись, что Вы нам ещё споёте?...
     В общем, в тот день я представал перед экзаменационной комиссией аж пять раз и, возможно поэтому, заработав за каждое явление по единице, в итоге получил оценку «5» с плюсом. Ну, может и не с плюсом (уж и приврать нельзя), но Очень Пять!
     Три экзамена я сдал на «отлично», математику – на «четыре» и, естественно, поступил. Далее следовала установочная сессия, которая началась с так называемого «Знакомства» – каждый студент представлял то, что у него получается лучше всего в любом жанре . После чего Владимир Иванович попросил остаться нас с Мариной и сказал:
   - Если честно, учить тут, кроме вас, не кого. В вас есть потенциал и главное – желание. Ведь, например, мимы «Скицы» вполне профессионально работают со Славой Полуниным, а потому им нужны только корочки. Остальным – работникам сельских клубов просто не куда больше податься - массовики-то переполнены, ну, накой им ляд, скажите мне на милость, театральная режиссура?
     Но как выяснилось позже, потенциал-то у меня может и был, а вот желание, похоже, не очень – не стал я, увы, учеником и, тем более, режиссёром, хотя Владимир Иванович – прекрасный не только педагог, но и человек, – пытаясь меня образумить, дважды вызывал на сессию, прощая мои выкрутасы. Понимая содеянное, я неоднократно мысленно просил у него прощения. Но, как говорят, у каждого свой Дао...
                19 сентября 2021 года
                г.Саров
                ***
                Лога Первая
                Карнавал
                или
                Барды в Рио
     Тот самый тысяча девятьсот восемьдесят пятый в моей карьере оказался годом Актёра, Режиссёра, ДиДжея, Барда и много кого ещё.
     Как-то незаметно, но вполне логично, я проник в походную среду Клуба Самодеятельной Песни. Познакомился с прекрасными людьми, среди которых были: Андрей Волков, Серёжа Яковлев, сестрички Карповы, Валера Бойков... и многие другие. Но в отличие от большинства, я пел свои сочинения: «Мама Линда», «Анютки Глазки», «Походная» и прочие, выдержанные в лучших традициях жанра. Меньшинство же заключало в себе ещё и Андрея Волкова – автора поистине русской песни «Разбросала кудри русые берёза». До высот которой, я так и не допрыгнул, но за «Анютины глазки» меня считали своим КаэСПэшники во всех уголках и весях Советского Союза, где только довелось побывать по заданию Комсомола.
     В Челябинске -70 (ныне «Снежинск») был такой случай. На уральский фестиваль закрытых городов «Каменный Пояс Дружбы» я приехал в виде прожжённого рокера: в, прошедшей не одну мировую кожанке, натуральном армейском галифе, обласканных булыжником бездорожья походных ботинках, к тому же в бороде и «хайре» по грудь. Наверное, оттого меня сторонились не только бабушки.
     Однажды ночью на привале в гостинице типа «Станция Юных Техников», совершенно случайно, бардовская братия услышала песнь непроходимого партизана:
Отцвели Анютки глазки,
                Маргаритки - на открытке.
                Кто со мной разделит ласки?   
                И кому дарить избытки?
                В чьём окошке уголёчек
                Ждёт меня дождливой ночью?
                В злую стужу, хмурым утром
                Может нужен я кому-то?
                За окном последний листик,
                Словно птица, рвётся в небо,
                Приписных не зная истин,
                Верит он не в быль, а – в небыль.
                Я отдал бы всё, что было
                В непонятливой душе,
                Что горело и остыло,
                Но листом не стать уже.
                Только хлопает устало
                Обессилившим крылом
                Птица, что в ночи осталась
                За бесчувственным стеклом.
                Не допеть ей эту песню,
                Хоть в груди той песне тесно.
                Не допеть и мне о птице –
                Снег ложится на ресницы.
     Растрогавшись, девчата и ребята стали меня успокаивать, мол – в душе-то я белый, пушистый, а то, что снаружи, подсохнет и отвалится само. И не какой я, вовсе, не рокер, а вполне себе приличный человек, тут же переписав текст этой песни, как бы, тому в доказательство.
     Но вернусь к нашему «КСП». Ребята с огромным энтузиазмом и радостью участвовали во всех мероприятиях: заседания клуба, концерты, фестивали, турСлёты памяти Любы Пахарьковой. Однажды мне посчастливилось оказаться в делегации байдарочников на шустрой речушке с именем первой жены Пола Маккартни – Линды. Именно там родилась душевная песня об этом виртуозном спорте и бурных водах. Добирались мы туда аж на трёх автобусах: у первого заклинило двигатель, у второго взорвалось колесо. Лишь к обеду следующего дня нас встретил по-братски лагерь. И только «Мама Линда», сочинённая сразу по прибытию, спасла меня от звания «левый прицеп» – виновника всех дорожных злоключений, и от награждения чёрной меткой, означавшей немедленное возвращение домой.
     Как вы уже поняли, песенный клуб тесно сотрудничал со всеми творческими объединениями. Поэтому с его подачи я вскоре попал в «Студенческий Театр» Сергея Семёнова. Труппа была небольшой, но по уши влюблённой в волшебный мир сцены. Её наполняли идеями и жизнью: Света Посыпай, Марина Копкина, Валера Рзаев, Лида Рачковская, Лена Воронова, Игорь Аркунов, Люда Фёдорова и кто-то, возможно, ещё, оставшийся за кулисами памяти.
     Именно тогда режиссёру Семёнову Комсомол поручил раскрасить фейерверками фантазии предстоящий День молодёжи, посвященный  всё тому же московскому «Всемирному Фестивалю». Оказалось, что в театре я появился, как нельзя во время, ибо сагитировал весь ансамбль «Время Вперёд!»* (в котором пели: Лёша Царёв, Ирочка Маркина, Володя Борисков и Анечка Заволокина), к участию в сей немыслимой акции. И, конечно же, наши весьма артистичные певцы оказались очень кстати.
     Под руководством городского оргкомитета подготовка праздника заняла несколько месяцев, а результат превзошёл все ожидания. Во всяком случае, лично я не видел ничего подобного нигде и более никогда (подозреваю, что превзойти масштабы и накал страстей смог лишь сам «12 Всемирный», да и то хотелось бы проверить).
      Феерия буйствовала около шести часов, не ослабевая ни на минуту. В ней было задействовано более двух тысяч участников; сотни шаров, знамён, транспарантов, эмблем; одиннадцать машин с нашими комсомольцами, одетыми в национальные костюмы стран, принимавших фестивали ранее. При этом исполнялись народные песни и танцы именно тех уголков планеты. В общем, перед зрителями прошла вся история этого многообразного яркого движения. А завершали фиесту: сожжение пятиметрового чучела Дядюшки Сэма и, как положено, Белые Голуби Мира, выпущенные в ночное небо! Но и это ещё не всё. Почти до рассвета юность отрывалась, танцуя и веселясь, под аккомпанемент рок-группы «Нижний Новгород».
     Но давайте отмотаем плёнку немного назад: наш «Студенческий Театр» утром того же дня, надев народные рубахи да платья, облюбованные красными петухами, скоморошьим табором на грузовом «газоне» двинулся в путь по местам отдыха горожан. Песнями, шутками да плясками мы зазывали люд на Карнавал, ибо вход на площадь был гарантирован в первую очередь тем, кто прятался под масками и диковинными нарядами. Радость и праздничное настроение начинало наполнять весьма серьёзный объект – Арзамас - 16.
     А уже в полдень,  Оседлав велоконей,
                «Эскадрон гусар летучих»
                В бой рванул, как на войне,
                Разгонять унынья тучи!
Наша труппа, сменив наряды скоморохов на костюмы гусар пересела на велосипеды, сделав круг по городу. И, действительно, наш двухколёсный эскадрон буквально будоражил обывателя, веселил детвору, тормошил ленивцев, щекотал коал, летал, блистал да шутки метал!
     А впереди было самое бесшабашное и угарное – клоунада. Наш режиссёр – Сергей для этой части праздника из всей труппы выбрал троих: Валеру Рзаева, Игоря Аркунова и меня. В финале, облачившись (в буквальном смысле этого слова, ибо наряды были настолько объёмны, что больше походили на облака) в поролоновые костюмы клоунов, наше трио пыталось воспроизвести добрейших мимов Славы Полунина. И, как ни странно, это у нас получалось не хуже, чем у «Лицедеев». А порой даже лучше, во всяком случае, когда ребятня вокруг нас, натурально, каталась от смеха по полу, – я в это верил безоговорочно! При том от главрежа не было никаких рекомендаций и установок, кроме одной:
   - Ребята, делайте всё что угодно, лишь бы публика РЫДАЛА!!! Но только от смеха.
     Должен сказать, что рыдала не только публика. Видя счастливые лица детей, родителей, бабушек, дедушек, я незаметно смахивал слезу, чтоб не думали, будто плачу от горя. Хотя его я уже предчувствовал, только в виде нестерпимо бездонной, хоть и светлой, но, всё же, печали.
     Когда умолки все песни, отгремели рокады, взрывы салютов, салюты восторгов, и я оказался один на этой бескрайней площади, прячущей в ночь улыбки, блеск глаз, добро и любовь, – меня охватила та самая безмерная печаль оттого, что это только что БЫЛО! более НЕТ!! и НЕ БУДЕТ!!! И я безутешно рыдал от горя внезапной разлуки и счастья, только что бушевавшего на этом остывающем поле боя, а теперь сжавшегося потерянным малышом в опустевшем доме души.
     Ветер лениво гонял по асфальту мишуру, маски, хлопушки, – всё, что осталось от радости и веселья. На парапете дома градоправления, оставшиеся в живых, парни и девушки самозабвенно водили «Ручеёк». А я сидел на лавочке возле леденящего сердце фонтана, что-то допивал, всхлипывал, и, вглядываясь в ушедшей день, тихо улыбался...
***
* «Время Вперёд!» – ансамбль политической песни, который я создал на базе отдела, претворявшим в жизнь установку лазерного термояда «Искра – 5», руководил которой Валерий Тихонович Пунин – великолепный организатор и прекраснейший человек. Только благодаря ему отдел 05 сектора 13 имел такую самодеятельность, которой мог позавидовать даже небольшой завод: «Время Вперёд!», дуэт «Друзья», дискотека «Музыкальная Шкатулка» да к тому же отделение, а то и маленький взвод солистов и артистов разговорного жанра.
                17 августа 2021 года
                г.Саров