Книга коммунальная квартира города n, глава 6

Алиса родилась и выросла в интеллигентной семье: отец её был учителем, мать работала в детском саду. Алиса потеряла мать, когда была ещё грудным ребёнком. Её мама погибла в начале первой мировой войны. Когда отец Алисы был молодым, а она совсем маленькой, всё вокруг было непоколебимым и стойким. Отец в её глазах всегда стоял за неё нерушимой скалой. Потом, когда прошли годы, всё изменилось. Первым взрослым препятствием была потеря отца на несколько долгих лет, а потом, по мере того как она продолжала узнавать мир и жизнь, отец на её глазах старел. Тогда она взяла на себя новые взрослые заботы, в том числе заботу об отце, зарабатывание денег. После института она пошла работать, как и отец, в школу. И спустя время и у неё появился ребёнок. Это произошло поздно, когда Алисе было уже за тридцать.
С мужем они познакомились в Ленинградской филармонии. Зал был почти полон, и концерт ещё не начался. Лился тёплый свет от люстр в огромном зале с колоннами. Люди вокруг перешёптывались, листали программки, и общий гул отражался эхом в высоком потолке, в стеклянных люстрах, во включённом свете.
Алиса пришла туда одна, хотя делала так очень редко. Она заняла своё место, но соседнее сиденье рядом долго пустовало. Перед самым началом это место занял мужчина, на несколько лет старше Алисы. Неизвестно было, почему он пришёл именно в этот день, и почему именно в филармонию. Существует огромное количество других дел в жизни, например можно пойти в театр, или в кино, и не одному, а с кем-то, но мужчина пришёл именно один и именно в филармонию. Они сидели рядом, не проявляя друг к другу никакого внимания. Затем начался концерт, и мужчина ни разу ни малейшим движением не потревожил внимание Алисы. Играл симфонический оркестр. С продолжением концерта двое молодых людей словно проживали вместе целую жизнь. Они сидели совсем близко, и словно были соучастниками чего-то важного и возвышенного. Каждая нота оркестра приносила особенное восприятие, и всё внимание было сосредоточено лишь на музыке. Музыка звучала с перерывами, и с каждым новым отделением можно было погружаться в звучание глубже, с большей сосредоточенностью. Когда концерт завершился, мужчина повернулся к Алисе и спросил, понравилось ли ей выступление. Так завязалась их беседа, и потом мужчина проводил Алису до дома. Пока они шли, Алиса всё больше убеждалась, что этот человек очень ей приятен. Они обменялись телефонами, и с тех пор часто приходили в филармонию, уже вдвоём.
Перед началом войны они поженились. Свадьба была скромной, на неё были приглашены только самые близкие люди. Был там и старик, отец Алисы, который находился в окружении родственников. После свадьбы Алиса с мужем начали жить в отдельной квартире. Жизнь шла благополучно, ничего не предвещало беды, но о войне по радио объявили, когда Алиса была уже беременна. Её обуял дикий страх за себя, за ребёнка, но муж часто повторял, что главное - чтобы она не волновалась. Когда передавали те новости по радио, все находившиеся у приемника слушали объявление очень тихо, напряжённо, внимательно. Диктор вещал ровным, твёрдым голосом, и ни разу не запнулся на полуслове. Даже ровное вещание диктора подтверждало то, что ситуация крайне серьёзна. Приемник гулко вещал, кто-то сидел на стульях, кто-то слушал объявление стоя - это были соседи одного дома. Эта новость будто предвещала тяжелейшие времена, и Алиса боялась за будущее и дальнейшую жизнь.
С каждым днём начала войны Алиса волновалась всё больше, и первые бои за родину были в основном неудачны. С тех пор большую часть времени она проводила дома. Часто на город производились налеты, но в доме было безопасно. Иногда они с мужем спускались в подвал, когда налеты были особенно интенсивными. Там собирались разные семьи, которые жили в одном доме, но были и те, чьи дома были разрушены. Некоторые теперь жили у соседей, а некоторым и вовсе не было куда податься. Тем не менее, люди помогали друг другу, а в бытовых отрядах часто решали вопросы людей, попавших в сложную ситуацию.
К Алисе всегда относились по-особенному, когда замечали её положение. Ей часто доставались привилегии, хотя были и люди, для которых её беременность не была поводом. Большинство из людей заботились только о себе, но было немного людей, которые искренне помогали Алисе, понимая, в какой беспокойной ситуации она находится. Окружающие создавали для неё если не хорошие, то приемлемые условия.
Когда пришла новость о блокаде, для всех это показалось чем-то маловероятным. Многие не могли понять – действительно ли город окружён. Люди не представляли, как такое было возможно. Жизнь шла своим чередом, и вроде было всё так, как обычно. Еда покоилась на полках. Но перед блокадой город не был обеспечен продовольствием, что было огромной ошибкой. На кухнях лежала еда, но говорили, что её нужно беречь, потому что дальше еды будет очень мало. Начался подсчёт продуктов, которых должно было хватить на месяц-два, а что будет после – страшно было представить. Начался подсчёт пайка на общее количество жителей города.
Последствия блокады проявились совсем скоро. Еды заметно уменьшилось, при этом у жителей возникал постоянный страх от налётов врага. Итак, стало ощутимо ясно, что, не взяв город, немцы решили заморить петербуржцев голодом. Оказалось, это был их надёжный план, взять голод измором, и этот план им удавался.
Еда начала выдаваться по карточкам. Самое большое количество выдавалось рабочим и солдатам, но Алисе увеличили норму выдачи, хотя все равно этого было недостаточно. К тому времени она уже ходила с большим животом. Её родные, муж, иногда даже соседи, с которыми они были дружны, часто отдавали ей часть своего пайка. Но бывали случаи, что даже получая еду, люди умирали от голода - ложились и больше не просыпались, в том числе беременные женщины. Еды по карточкам выдавали очень мало, и особенно подверженными голоду среди остальных были мужчины и пожилые люди.
Город замер. Голод и безнадёжность захватили его. Стояла неподвижно заледенелая площадь перед Эрмитажем, возвышался над холодным городом Исаакиевский Собор. Нева неустанно дула холодным ветром по всем набережным, и проникала во все закоулки опустевшего города. Спас На Крови своими яркими куполами горел пламенным цветом над белоснежными дорогами.
Сквозь переживания и страхи в блокаду Алиса родила. На дом была вызвана скорая помощь, которая дежурила все время, что стоило огромных усилий медработников. Роды у Алисы прошли без осложнений, хотя дались сложно. Алиса была ослабленная от страха и голода, и выносить ребенка ей было тяжело. Когда начались роды, ей нужно было собрать все оставшиеся силы, но внутреннее беспокойство отвергало всякую надежду на жизнь, на счастливое детство её ребёнка. Но с помощью грамотных врачей, которые самоотверженно работали в блокаду, спасая многие жизни, Алиса справилась.
Родилась девочка, совсем маленькая и худенькая. Она часто плакала, и у Алисы было мало сил ее успокаивать. Она, ослабевшая, держала дочь на руках, клала в коляску или люльку, и долго качала.
Вскоре в городе произошло несчастье - уменьшили норму выдачи хлеба. Еды и так было очень мало, но теперь стало совсем худо. Но главным было не потерять карточки, несмотря ни на что. Потерять карточку было равносильно смерти. На жёсткой бумаге этого жизненно важного документа были расчерчены даты выдачи, по дням, и эти карточки ленинградцы держали в карманах, кто-то – в варежках, и постоянно следили за ними, чтобы не допустить кражи.
В один из дней блокады, когда ребёнок был с бабушкой, Алиса с мужем пошли в филармонию. Тогда играла премьера - Ленинградская симфония Шостаковича. Всё сильно изменилось с того раза, когда Алиса с мужем были там во время своего знакомства. Люди вокруг были уставшие и голодные, а звучавшая музыка усиливала тревогу и страх, но при этом каким-то волшебным образом помогала с ними справиться. С каждой нотой в музыке была слышна тревога, но временами слышались и светлые ноты, что приободряло слушателей, которые все поголовно находились в этом ужасе. Музыка их объединяла, и обстановка филармонии приносила ощущение возвышенности и надежду, что дело было правым – не сдавать город, эту культуру, несмотря ни на какие препятствия. 
Работали в городе и музеи. Так, Алиса пошла однажды в Русский музей. Там она остановилась надолго перед одной из картин. На ней был изображён старик, сидевший в старинной русской избе, а на руках у него был грудной ребёнок. Старик был изображён с широко открытыми глазами, и лишь при рассмотрении можно было заметить, что глаза у него были белые, что означало, что он слепой. В руках он держал деревянную ложку с кашей, и наощупь пытался покормить ребёнка. Ребёнок плакал.
В музее неспеша бродили посетители. Они останавливались у картин, долго рассматривали их, при этом приобщаясь к искусству. Это была пища для ума, пришедшая на помощь вместо хлеба, овощей и фруктов. В музейном зале было тихо. Смотрители молча сидели на своих стульях.
Тогда Алиса вспомнила своего отца. Тот тоже часто оставался с внучкой, хотя сам был совсем слаб. Организм не справлялся с диким холодом зимы, к тому же его давнишнее ранение, случившееся много лет назад, давало о себе знать.
Алиса однажды в очередной раз пришла к отцу, дочка находилась в люльке, а старик лежал на кровати, с закрытыми глазами, будто спящий. Он умер от голода. Его глаза были закрыты, и он будто спал, но тело было абсолютно неподвижно. Алиса с мужем похоронили его вдали от города.
Наступила зима, самое тяжелое время, и потерялась всякая надежда на то, будто что-то изменится в лучшую сторону. Всё становилось только хуже. Многие умирали, и обледеневшие трупы лежали на улицах, потому что некому было их похоронить. Вьюга заметала дороги, и снег никто не убирал. Чтобы выйти из дома, приходилось тратить много сил, чтобы пробраться через толщу снега.
Выкопать могилу у людей не хватало сил, поэтому для этого на земле использовались бомбы - это был самый действенный способ, и в образовавшуюся яму закапывали тела. Трупы до места назначения возили на саночках. Спустя время, по мере того как жители находились в бесчеловечных условиях блокады, о приличных похоронах все давно забыли. Обледеневшие трупы лежали на улицах, сваленные в кучи.
Мучимые голодом люди начали поедать собак, кошек, птиц. Всё понятие нормального исчезло. С сытостью ушли все человеческие чувства. Так, в один из дней в соседней с Алисой квартире произошло несчастье – покончила с собой молодая девушка. Она была одного с Алисой возраста, и в то время как люди боролись за жизнь в нечеловеческих условиях, эта девушка сдалась. Многие люди, не узнавая подробностей её смерти, порицали такой поступок. Известно было, что соседка достала из аптечки все лекарства, которые нашла, и выпила их все разом.
Спустя время, когда девушка была уже похоронена, выяснились обстоятельства и причина её самоубийства. Тогда Алиса встретила на лестнице другую их соседку. Та рассказала, но попросила оставить этот разговор только между ними.
- Девочка эта жила с матерью. Они и до войны жили вместе. Всегда ладили между собой, за исключением мелких ссор. И у них был рыжий кот. Всегда расчесанный, сытый. Девушка эта очень кота любила. А во время блокады их семейству стало совсем худо. В очередной день девочка пришла домой, а кота не видно. Спрашивает мать – а где Кузя? А та сразу плакать начинает, и уходит в другую комнату. Истерика у неё была тогда. Оказалось, мать не выдержала блокадного голода и съела своего собственного кота. У девушки, когда та об этом узнала, тогда на фоне ослабленного иммунитета начались психические проблемы. Вот она не выдержала такой жизни, да и покончила с собой.
Алиса долго думала об этом случае, и размышляла над состоянием той девушки. Наверняка, думала она, всё прежнее, святое и знакомое, в один миг разрушилось. Вместо достатка пришло запустение, и все нерушимые истины вмиг исчезли из памяти. В дом пришёл холод и мрак. 
Жизнь остальных блокадников продолжалась. Среди белоснежной зимы стояла безнадежность и безрадостность. Люди ходили по проторенным дорожкам медленно и размеренно, как ходячие мертвецы. Они были закутаны в несколько слоев одежды, и шли под порывом ветра, преодолевая каждый шаг.
Но вскоре произошла хорошая новость - в городе появилась Ладожская Дорога Жизни. До этого переправляли баржи через Ладожское озеро, но многие баржи тонули из за нападений на них противника с воздуха. Затем, когда лёд замёрз до нужного состояния, через замерзшее озеро начали переправлять грузовики и легковые машины. Некоторые машины проваливались и тонули, но в основном на них перевезли много припасов. Машины ехали одна за другой, нагружённые крупами, мукой, зерном. Хотя к этому времени для некоторых было слишком поздно.
Чтобы жить, нужно было постоянно двигаться. Так, многие подолгу ходили. Они одевались и бродили по улицам. Ходили за водой, занимали очередь за хлебом, и проходили долгий маршрут, хотя сил на это почти не было. Необходимо было много ходить, и ошибочно было предполагать, что это тратит много сил. Иногда по мере движения сил волшебным образом прибавлялось. Движение возвращало к жизни.
Так и Алиса подолгу ходила по улице. В один день она собрала коляску, укутала в ней потеплее дочку, вышла из квартиры. На лестнице грелись нищие, которые садились и нередко потом просто не вставали. В подъезде было холодно и темно. Алиса с коляской вышла наружу и пошла по обледеневшей дороге. На снегу, упершись в стену дома, сидели люди. Было непонятно, живые они или мертвые. Вокруг было белым-бело, и фигуры напоминали обледеневшие статуи, в погруженном в белизну городе. Когда Алиса уже была на середине пути, вдруг что-то произошло. Поднялся гул, откуда-то издалека, с неба. Вдруг на улицу выбежал полицейский и стал кричать: «Граждане, налёт начинается! Уходите все в укрытие!».
Налёт начался очень быстро. Некоторые люди продолжали сидеть на улице, не в состоянии подняться. Полицейский, одетый в тонкую форму, без шапки и телогрейки, быстро ходил, словно в нем было много энергии, и словно он был сыт и здоров. Он в своей форме начал поднимать некоторых со снежных сугробов. Некоторые отказывались вставать, поэтому он бросал их и спешил поднять других.
Алиса на минуту закаменела. Она стояла там, с коляской, и неожиданно поднялся страшный гул. Полицейский продолжал кричать, чтобы все уходили в укрытие. Вдруг в небе, прямо над Алисой, пролетел вражеский самолёт. Он был больше, чем другие самолёты, которые видела Алиса. Самолёт был болотно-зелёного цвета, крылья его прилегали к корпусу и напоминали крылья большого ворона, который поднялся в воздух на свою страшную охоту. На корпусе самолёта были нарисованы огромные чёрные кресты, опоясанные белыми полосами, а на хвосту видна была свастика. Самолёт выглядел страшно, и от одного взгляда на него, летевшего на высоте, шли мурашки по коже.
Алиса быстро взяла коляску и побежала к ближайшему дому. Было скользко, и Алиса несколько раз чуть ли не упала, но бежала настолько быстро, насколько могла. Коляску всё время уводило в сторону, и Алиса опиралась на неё, поскальзываясь на льду. Вокруг сидели замёрзшие фигуры незнакомцев, и полицейский, продолжая кричать Алисе, сам уже почти ушёл с площадки, прячась от наводки самолёта. Но несмотря на то, что самолёт пролетел совсем близко, и пилот не мог не увидеть Алису, он пролетел мимо, не стреляя.
Иногда машины кажутся машинами, самолёты - самолетами, но всегда управляют ими люди. Алиса помнила всегда тот самолёт. Но помнила она не его грозный вид, а то, что в кабине сидел человек. Она не понимала, почему с того самолёта тогда не стреляли. Она помнила, что это был немец, которого видно не было, но который то ли сжалился над её дочкой, лежавшей в теплоте в коляске, то ли у него в кабине произошло что-то с оборудованием – Алиса не знала, но она быстро побежала в укрытие, пока на город продолжались обстрелы с других самолётов.
Забежав в укрытие вместе с остальными, они с дочкой оказались в безопасности. Выстрелы звучали снаружи всё реже, слышались взрывы от бомб, и хлесткий звук падающего на землю снега. Внутри было тепло. Измотанные, голодные люди стояли все вместе, рядом друг с другом, все поголовно исхудавшие, бледные, укутанные шарфами. Но в укрытие успели забежать не все, и с улицы были слышны крики оставшихся умирать.
Такая жизнь в Ленинграде продолжалась очень долго, и со временем у большинства людей пропала всякая надежда на спасение. Только с наступлением весны стало полегче. Стала расти трава, листья на деревьях, хотя спустя немного времени все они были подрезаны и съедены голодающими. Стало тепло, и появилось солнце, которое светило и голодным, и сытым; и врагам, и своим.
Весной стало легче ходить по улицам, потому что вместо снега появились дорожки, а на земле росла трава. Повсюду текли ручейки, и на улице было свежо. Чувство голода не было таким острым, как раньше, потому что солнце пригревало своим светом. Плыли по небу облака, а воздух был чистым и свежим. Но война напоминала о себе и тогда. Продолжались налёты, и спокойствия не было. Всё также продолжали воровать карточки, грабить дома.
Так проходило время. Надоевшее чувство голода, ежесекундные муки организма вошли в привычку. Но дочка Алисы росла. Ей Алиса вместо грудного молока стала готовить еду из хлеба, крупы, картошки. Постепенно продовольствия привозилось больше, чем раньше. Люди приободрились, и всё стало совсем не так страшно, как было раньше. И затем все разговоры, которые происходили в основном, чтобы лишь успокоить себя, в один миг стали былью. Если раньше люди ждали прорыва блокады, то вдруг, как чудо, в один день это сбылось. За всё прошедшее время было огромное количество людских потерь, но и жизнь вокруг продолжалась. Выжила Алиса, выжил её муж, и росла их дочка, которую звали Владлена.