Светлылики

 В детстве я умела самым волшебным образом превращать обыденные взрослые вещи и слова в сказочные и удивительные «светлылики». Что такое «светлылики» спросите вы? А это я сейчас расскажу.
   Услышала я это чуднОе слово по радио, что висело у нас на стенке в комнате и постоянно бормотало. Иногда там играла музыка, а бывало, передавали радиопьесы –  это я любила больше всего. Правда многие слова мне были не понятны, в силу моего совсем-совсем ещё детского возраста, но общий смысл я обычно улавливала верно.
   Так было и в этот раз — красивые женские голоса по радио выводили грустно и протяжно про «светлылики на воде отражалися».  Я почему-то решила, что это такие сказочные существа, ну вроде как феи или эльфы: маленькие, воздушные, с прозрачными крылышками. Мама мне перед сном читала много разных сказок, но ни в одной не встречались эти самые «светлылики».
Искала я их и в кустах распустившейся сирени, справедливо полагая, что феи-«светлылики» должны жить в цветах. Искала в ивняке у речки — ведь в песне было про то, что «светлылики в реке отражаются». Но моих фей-эльфов «светлыликов» не было нигде, хоть реви!
– Мама, почитай про «светлыликов» сказку, – канючила я перед сном. На что мама, пожав плечами, говорила:
– Не знаю я никаких «светлыликов». Давай лучше про Дюймовочку почитаю.
– Я про Дюймовочку наизусть уж сказку знаю. И про Кота в сапогах знаю. И про Шапочку. Про «светлыликов» хочу! – не унималась я.
– Нет про таких в сказках! – отрезала мама, захлопнула книжку и ушла.
Я обиделась, залезла с головой под одеяло и там упрямо шептала:
– А вот и есть. А вот и есть.
   С утра я увязалась за бабушкой Машей:
– Баба, скажи, «светлылики» есть или нет? Мама говорит — нет.
– А как же! Конечно есть. А мать твоя неверущая, вот и мелет ерунду. – ответила баба Маша, нарезая толстыми ломтями хлеб.
– Баба, – снова затянула я, – а ты их сама видела?
Баба Маша неспешно налила мне в чашку молока, подала ломоть хлеба и так же неспешно ответствовала:
– Как же не видеть, конечно видела. Да я кажный день на их смотрю.
– Баааб, – аж заподвывала я, – бааабааа, а мне можно на них посмотреть? Ну хоть одним глазочком?
Мне подумалось, что «светлылики» очень пугливые, потому их никто кроме бабушки и не видит. А бабушку они уже знают и потому не боятся и не улетают.
А бабушка почему-то странно посмотрела на меня, потом улыбнулась и сказала:
– Пошто одним-то глазочком? Обоими погляди. Только молоко допей.
Баба Маша привычным движением собрала со стола хлебные крошки в ладонь и высыпала в рот, а я в секунду осушила кружку:
– Готово, баба. Пошли.
– Эко не терпится. Ну пошли ужо. – и баба Маша повела меня в свою половину.
   В комнате у бабушки пахло как-то по-особенному и было много всяких интересностей, но сегодня мне было не до них. Я вертела головой во все стороны, пытаясь увидеть «светлоликов», но их нигде не было.
А бабушка тем временем, взгромоздилась на лавку в углу комнаты, раздвинула кружевные занавесочки за которыми на полочке стояли иконы. Вот их и стала она бережно доставать одну за одной.
« Так вот где прячутся «светлылики» – за иконами! Ну конечно, в таком месте разве их сразу увидишь.» – подумала я.
Баба Маша кряхтя сползла с лавки и прижимая одной рукой иконы к груди, другой поманила меня поближе. Мы подошли к столу. Бабушка разложила на него иконы. Так близко я их ещё не видела. Некоторые из них были совсем уж старые, все в каких-то царапинах и трещинах, сквозь которые с трудом можно было разглядеть лицо. Бабушка нежно, слегка прикасаясь, провела широкой, грубой, с узловатыми, скрюченными пальцами ладонью по этим едва проступающим лицам:
– Вот они — лики.
– Баба, ну это же не «светлылики». –  дрогнувшим, от подступивших от обиды слёз, голосом прошептала я.
– Ну как же не светлы? Истинно светлы. Ты приглядись, девонька. –  всё так же бережно поглаживая иконы, говорила бабушка. – Душа их светлая скрозь глаза на ликах отражается. Гли-ко как светятся. Вот это – бабушка погладила одну из потемневших досочек, – это Илия Пророк. Ишь, руку к небесам воздел. Громовержец. Это, – бабушка указала на другую икону, – это Никола Угодник. А это, – голос бабы Маши тут как-то особенно потеплел, – это Богородица – заступница наша, Матерь Божья с младенцем Иисусом на руках.
Бабушка замолчала. Задумалась о чём-то своём и только всё поглаживала и поглаживала светлые лики. Я почему-то поняла, что сейчас не надо ничего говорить, надо просто помолчать вместе с бабушкой.
– Я ведь, Лялька, – вдруг снова заговорила баба Маша, – когда в самом начале войны твой деда Костя без вести-то пропал, только благодаря этим светлым ликам и выжила. Тяжко как было, ох, не приведи Господи. Детишек троё – мать твоя, да Олья с Валентином. Махонькиё. Ну Валентин-от чуть постарше, помощник мне был. Сама-то я за лошадями целыми днями да ночами ходила. Для фронта рОстила. Забегу домой, одёжу каку переменю, да и опеть к лошадям. Валентин за девками глядел, да дом обиходил. А голодно былооо... Ись совсем нечего. Насбираём головок клевера, насушим, в муку разотрём да вот и пекли из клеверу-то колобков. Скусно тогда казалось. Так другого-то не было.
    Бабушка ещё никогда так не рассказывала. Как со взрослой говорила со мной. А я и дышать не смела — боялась, что бабушка перестанет говорить.
– Дааа, всяко было, – продолжила баба Маша, – всяко: и горько, и ещё горше, а всё пережили, всё осилили вот, спасибо им, ликам светлым, с верой, со Христом, да с Богородицей.
   Я слушала этот горький рассказ и переводила взгляд с лица бабушки на лики святых на старинных иконах, потом снова на лицо бабушки и снова на лики... И тут вдруг открылось мне удивительное их сходство: лицо бабы Маши со сморщенной от времени и посеревшей от невзгод кожей, с горестно поджатыми губами, так походило на лица писаные на потемневших от времени досках! А взгляд был печален, но удивительно светел. Вот же они! Вот! Рядом! Наконец-то я и нашла свои светлы лики.