Шкаф

1.


Позвольте представиться – Шкаф. Да, вот так просто. Я  – старинный дубовый шкаф, как теперь говорят - антикварный, и непременно с грассировкой на французский манер.
Отрекомендовавшись, было бы уместно кратко поклониться – этаким сдержанным поклоном головы с чувством собственного достоинства, как это делали когда-то в прошлом.

Мне более ста лет, и за свою долгую жизнь я многое повидал. Когда был молод и свеж, я ослеплял всех блеском свежего лака, причём натурального, а не нынешнего, непонятно из чего сделанного. Да и кто теперь, в двадцать первом веке, выбирает лаковую мебель из дуба? Нынче такое не в моде. Не в моде всё старое, вычурное и натуральное. Нынче ценится всё искусственное, дешёвое и упрощённое, и я бы сказал примитивное.

А вот были времена, господа, знаете ли… Эх… Начал я свою жизнь в доме одного купца первой гильдии. Хороший был человек. Жаль что разорился, и меня сразу продали. Эх, время моей молодости! Каждое утро хорошенькая горничная Дуняша смахивала пыль с моих завитушек огромным белым пипидастром.
Да кто теперь знает, что это такое? И пипидастры, и купец, и горничная Дуняша давно канули в небытие вместе с тяжёлыми бронзовыми канделябрами, угольными утюгами, пролётками и конским навозом на булыжных мостовых. Эх, Дуняша… Мне так нравилось наблюдать через зеркало свежее розовощёкое лицо скромной доброй девушки. У меня даже полки потрескивали от удовольствия. Да-а-а…

После переезда на новое место я оказался в гостевой зале хозяйки - чего бы вы думали? – публичного дома! Тьфу, какой пердиномокль тогда со мной приключился! У меня чуть зеркало не треснуло от досады! Днями и ночами в него смотрелись девицы  - как бы сейчас выразились – пониженной социальной ответственности, да и господа при них тоже были те ещё фрукты… с гнильцой.
Несмотря на такой пассаж судьбы, мне нравилась одна барышня. Её звали Матильдой. Это была рыжеволосая девушка с очень бледной кожей, сквозь которую просвечивали голубоватые тонкие вены. Это придавало девице весьма аристократичный вид. Вкупе с её огненным норовом, контраст внешности и характера был поразительный. Однажды Матильда умерла то ли от чахотки, то ли от дурной болезни, и внезапно случился тысяча девятьсот семнадцатый год.

Этот год стал переломным для меня в прямом смысле – при перевозке к новым хозяевам жизни мне сломали заднюю стенку. Потом её, конечно, починили, и я с ностальгией вспоминал свою жизнь у купца и даже – в публичном доме. Теперь каждый день в меня смотрелись решительные мужчины в чёрных кожанках и фуражках при маузерах на боку и с ледяными глазами на лице. Да-а-а, с ними не забалуешь, серьёзные были товарищи.

Затем я жил в доме какого-то партийного работника, а после его ареста и высылки всей его семьи куда-то в холодные края, меня отправили в публичную библиотеку. Вот там мне нравилось! Этот умопомрачительный запах библиотеки! М-м-м-м… Никогда его не забуду. Смесь запахов дерева и книг… Этот аромат и ощущение от него - что-то волшебное и невыразимое словами! И вокруг - только умные лица!
Хотя… Однажды какой-то «умник» втихаря нацарапал на моём боку: «Кеша + Мура = любовь». Было немного больно, но ведь от любви иногда бывает больно. Так говорят знающие люди, да. Так что я не в обиде.

В один далеко не прекрасный день, после одного знаменитого партийного съезда меня сослали в библиотечный подвал, вместе с другой старой мебелью. Справедливости ради надо признать, что я стал старым, дряхлым и уродливым. Мои дверцы покосились, вычурные и не модные уже к тому времени завитушки зияли многочисленными утратами и сколами, а драгоценный лак облупился и потускнел. Кому я такой был нужен? Да и великолепное некогда зеркало подёрнулось неотвратимой патиной времени.

Так моя жизнь, вероятно, и закончилась бы в подвале, где я превратился бы в рухлядь, трухлявый дубовый пень. Однако случилось чудо – в библиотеке затеяли капитальный ремонт, и я был продан некому антиквару. А уж от него, отмытый и наспех приведённый в товарный вид, впрочем, не особо отразившийся на моём состоянии, я был продан Ей – моей новой Хозяйке.


2.


По какому-то невероятному мистическому совпадению мою новую Хозяйку зовут Матильда, Мотя, Тильда, моя Мати… Она удивительная женщина и, также как и Матильда из моей молодости, тоже рыжеволосая бестия!

На свете есть просто женщины, а есть Богини. Моя Матильда, безусловно, Богиня! Её нельзя назвать ослепительной красавицей, но в ней присутствует то, что есть в каждой Богине – бездна женственности, нечто притягательное, магическое и завораживающее – от волос, соблазнительных изгибов тела до манеры одеваться, походки и голоса.
А как она смеётся! У меня чуть все оставшиеся завитушки не отвалились, когда я услышал смех Матильды! Ух-х-х… Да, я хоть и старый, но ещё - ого-го какой! – статный, весьма чувствительный и эмоциональный.

В мои времена такие очаровательные женщины, как Моти, были сплошь легкомысленными глупышками и хохотушками, но моя Хозяйка оказалась не таковой. Она не только хорошо воспитана и образована, но и умна, начитана и разносторонне развита. Она сразу оценила мой потенциал, всё моё добротное и изысканное великолепие, скрытое за следами перипетий нелёгкой жизни.
Поэтому я был поселён в Матильдину спальню в светлых тонах и установлен чуть наискосок от кровати. Оказывается, согласно японскому учению со странным названием «Фэн-шуй» - бог его знает, что это такое – напротив кровати располагать зеркала нельзя, а у меня как раз имеется прегромнейшее зеркало, которым я по сей день очень горжусь. Да, господа, век живи, век учись. Чего только не узнаешь за долгую жизнь.

В один распрекрасный день в спальню Хозяйки вошёл господин средних лет и бесцеремонно стал меня осматривать и ощупывать. Сначала я, было, насторожился и даже взъерепенился, заскрипев перекошенными дверцами, но затем понял, что происходит. Скоро выяснилось, что этот господин – реставратор, приглашённый Мати для приведения меня в первоначальный вид. Как же я обрадовался! Просто несказанно возрадовался! Как будто мой мебельный Бог внял моим молитвам и взглянул на меня ласковыми зеркальными глазами!

Что тут началось! Зашуршали плёнки, заскрипели бумажные скотчи, задребезжали и завыли разные инструменты! Грохот, пыль, шум и гам! Эх, работушка у реставратора закипела! А спустя месяц я сверкал своим почти первозданным великолепием! День сдачи выполненной реставратором работы стал для меня вторым Днём Рождения! Валерий – так звали реставратора – постарался на славу!

После того, как я окончательно просох и проветрился, Хозяйка сложила в меня свои сокровища. Да-да, я стал хранителем женских сокровищ! Чего тут только не было: платья, блузы, юбки, жакеты, брюки, шляпки, шарфики, купальные костюмы!
Однако три моих ящика особенно грели дубовое сердце – здесь зажили подлинные произведения искусства – бельё и чулки моей Мати. Я даже сначала краснел, правда, не подавая виду, но потом немного попривык. Хотя, как можно привыкнуть к такому?

Моя жизнь превратилась в настоящую сказку! Каждое утро, после пробуждения, обнажённая Мати подходила к моему зеркалу и рассматривала лицо и тело. Созерцая её кожу, подобную фарфору и покрытую прелестным светлым пушком, все округлости и впадины её женственного тела в самом соку своей зрелости, я почти беззвучно поскрипывал от вожделения.
Теперь моя Мати стала сладким сочным соблазнительным Персиком, моим извечным искушением и смыслом жизни.
Я даже посвятил ей стихотворение:

Я помню чудное мгновение –
Передо мой явилась Ты -
Как мимолётное виденье,
Как Персик чистой красоты!

Каждый вечер я безмолвно наблюдал, как мой Персик лежит на кровати перед сном и читает или смотрится в портсигар, смеётся и зачем-то тыкает в него пальцем. Это потом я узнал, что эта штука вовсе не чёрный портсигар, а телефон! Кто бы мог подумать, что со временем телефоны станут похожи на портсигары!
Податливый шёлк сорочки или тугое кружево белья обнимали самые прекрасные части тела моего Персика-Мати. Когда она шевелилась, меняя позу или беззаботно побалтывая ножками, моё дубовое нутро разрывалось от желания со всей страстью рухнуть на светлый паркет! Это были самые сладкие минуты моей жизни!

Разумеется, когда ты живёшь в одной комнате с женщиной, то тебе приходится наблюдать все интимные подробности её жизни. Подчас они забавные, бывают будоражащие, а случаются странные и даже жутковатые.
Например, мне всегда было приятно наблюдать за переодеваниями Матильды, особенно за процессом раздевания... За тем, как она, совершенно нагая, намазывает своё лицо и тело кремами, а каждое утро - наносит макияж и расчёсывается, делает причёски, надевает украшения, наносит духи…
Со смешанными чувствами я наблюдал, как мой Персик время от времени доставляет себе удовольствие пальцами или странной штуковиной по прозвищу «Пупсик», который напоминает мне что-то смутно знакомое…
А когда моя Мати занималась истреблением волос на своём теле – и что самое поразительное и непонятное для меня - даже в самых нежных и труднодоступных местах, каким-то страшно жужжащим прибором, содрогаясь зеркалом, я закрывал глаза от страха. Слушая вопли своей Хозяйки, я едва не грохался в обморок. Если бы мог, то непременно бы грохнулся. Воистину, красота требует жертв!


3.


Моё счастие по единоличному обладанию Хозяйкой длилось недолго – внезапно выяснилось, что она замужем. Замужем! Это стало для меня настоящим ударом! Оказалось, что её супруг был в длительной командировке. Кто бы мог подумать?! И вот, теперь моя Мати уже делила квартиру и ложе со своим мужем, которого я возненавидел с первой секунды!
Теперь этот тип сомодовольно смотрелся в моё зеркало, и мне хотелось, чтобы оно изуродовало или хотя бы исказило облик этого ненавистного человека! Целыми днями этот тип ходил передо мной туда-сюда, то в трусах, а то и вовсе в костюме Адама (о, это то ещё зрелище!) и отравлял мою жизнь одним своим существованием, как бы он ни выглядел!

Мне хотелось только одного – упасть всем своим весом на мужа Мати, чтобы он тотчас испустил дух. Вот до чего доводит порой ревность! Оказалось, что я жуть какой ревнивый! Признаюсь, это стало для меня открытием, но не скажу, что неприятным. Не знаю, почему. Наблюдая, как муж завязывает галстук, я ловил себя на мысли, что хочу задушить этот мешок с мясом и костями его же галстуком.
Да, я с превеликим удовольствием разыграл бы с мужем Матильды сценку из «Отелло»:
- Молился ли ты на ночь, господин Иванов? – сказал бы я грозно и…

Но самыми тяжкими для меня были минуты, когда я становился невольным свидетелем супружеских занятий любовью. Ну и гадкое же это зрелище, скажу я вам! Отвратительней в своей жизни я ничего не видывал!
В то время, как Матильда, неистово билась в объятиях супруга и кричала:
- Да! Да! Да!
Мне хотелось заорать изо всей мочи:
- Нет! Нет! Нет!
Когда она кричала:
- Ещё! Ещё! Сильней! Глубже! Быстрей! Давай!
Мне хотелось выкрикнуть:
- Проститутка ты политическая, Иванов! Ещё! Ах ты, контра недобитая, а ну, вали отсюда! Быстрей! Слезь с неё, буржуйская морда! Давай!
 
И откуда только у меня взялись эти ужасные ругательства? Вероятно, события столетней давности, как жук-короед, оставили во мне неизгладимый след. Через месяц моей адской жизни супруг Мати снова отправился в командировку, и я вздохнул с облегчением. Пусть оно будет недолгим, но хоть что-то.

Однажды к нам в гости пришёл тот самый мастер-реставратор Валера. Как же я бы рад ему! Он любовно осмотрел и погладил меня, и нашёл, что я выгляжу прекрасно. Гостеприимная Матильда угостила Мастера кофе с пирожными.
Они расположились в креслах у маленького столика напротив меня. Я мог с удовольствием наблюдать эту благостную картину – два моих любимых человека мирно разговаривали и смеялись. Находясь в прекрасном расположении сего дубового духа, я совершенно расслабился и даже задремал. Проснулся я от странных звуков и внутренне замер... в шоке, как от удара молнии...

Прямо перед моим зеркалом на четвереньках стояла Хозяйка, а позади неё – Валера! Они двигались, как два диких зверя. В зеркале отражалось лицо Мати, искажённое гримасой сладострастия. Её длинные рыжие кудрявые локоны развевались, как на ветру, груди раскачивались в разные стороны, а с пухлых приоткрытых губ срывались стоны и крики:
- О, да! Хорошо! Ещё быстрей! Ещё! Ещё! Ещё! О, мой, зверь! Разорви меня!

Валера вмиг стал нелюбимым и самым ненавистным человеком на свете! Он рычал, стонал, выкрикивал что-то нечленораздельное, хватал мою возлюбленную Матильду за самые сокровенные части тела, время от времени впивался в её губы и даже кусал их! Наблюдать это зверство было невыносимо!

После того, как два зверя издали финальные душераздирающие крики и рыки, и закончили своё безумное совокупление, приняли душ и расположились, замотанные в полотенца, на кровати, мне легче не стало. Я просто весь кипел от ревности и бешеной злости!
Пока парочка любовников беззаботно ворковала, смеялась, обнималась и целовалась, в моей дубовой голове молоточком стучала одна мысль: «Валера должен исчезнуть! Валера должен исчезнуть! Валера должен исчезнуть!»

Разумеется, воркование, поцелуйчики и обнимашки ничем хорошим для меня закончиться не могли. Моя дрёма в очередной раз была прервана совершенно недвусмысленными звуками. На это раз Хозяйка в позе наездницы пыталась приручить «дикого мустанга». Как же она была хороша! На некоторое время я даже забыл о существовании ненавистного Валеры.

Матильда сидела спиной к его лицу, и мне казалось, что она – женщина-огонь, пламя, ярко-рыжие языки которого устроили бешеную пляску и устремляются то вверх, то в стороны, когда она встряхивала длинной огненной шевелюрой. А когда она открывала глаза, то я замечал в них зеленоватый лихорадочный блеск.
Матильда развернулась лицом к любовнику и стала похожа на змею, извивающуюся в каком-то мистически чувственном танце изнуряющей и испепеляющей страсти. Её бледная кожа контрастировала с загорелой кожей любовника и блестела от мельчайших капелек пота, срывающихся вниз хаотичными струйками, размазываемыми по коже похотливыми руками Валеры. Ух-х-х!
Как настоящая амазонка, Матильда двигалась в одном ей ведомом ритме. Казалось, она была совершенно погружена в процесс, не замечая ничего и никого вокруг. При этом было очевидно, что она полностью синхронизировалась с любовником, чувствовала его и замечала всё, что происходит с ними.
Издав крик дикой тигрицы, возвестивший о пиковой точке наслаждения, Мати обессилено рухнула на «мустанга». Он перевернул её на спину и, в свою очередь стал приручать её, как непокорную своенравную кобылу. Дикий крик Валеры долго ждать не пришлось, и парочка наконец-то угомонилась и теперь лежала в обнимку. Охая, шумно вздыхая и хихикая, они наслаждались послевкусием любовной утехи, явно пришедшейся по вкусу обоим.

Неожиданно по квартире разлилась трель домофонного звонка. Вот тут парочке стало не до веселья и нежностей. Видели бы вы их лица!
«Ха - ха - ха - ха! – зловеще расхохотался я, разумеется, беззвучно – Кранты вам, братва!» – почему-то подумалось мне.
Матильда и Валера, ошалело, носились по спальне, подбирая свои вещи. Тут же выяснилось, что это вернулся супруг Хозяйки. Тогда любовники совершенно слетели с катушек от страха.

«Господин Иванов, приветствую Вас! – мечтал я о своей речи, адресованной супругу Матильды - Вы вернулись из командировки так некстати (тут было бы уместно горестно опустить глаза долу и сокрушённо покачать головой). Знали бы Вы, свидетелем чего я стал! О, какое тут разыгрывалось пикантное зрелище! Причём, два раза! Вынужден признать и с прискорбием сообщить Вам, господин Иванов, что до Валеры Вам, увы, далеко, и смею предположить, что не дотянуть никогда. Знали бы Вы, как счастлива была Матильда. М-да, Полагаю, была счастлива раз пять, не меньше. Валера определённо хороший любовник. Хуже того, для Вас разумеется, любовник он бе-зу-преч-ный».

Пока я мечтал, Матильда побросала в меня вещи Валеры и втолкнула его в мои недра:
- Сиди тихо! – приказала она ему тоном, не терпящим возражений, да он и не возражал – деваться-то ему всё равно было некуда.
«Ха - ха - ха - ха - ха!» – снова зловеще захохотал я и снова, по понятным причинам, беззвучно, и очень жаль, что Валера меня не услышал.

- Привет, любимый! – из прихожей послышался ласковый голос Хозяйки и затем - противные звуки чмоков. – Я так рада, что ты вернулся пораньше! Голодный? Пойдём, я тебя накормлю. Ах, какой красивый букет! Ты у меня самый лучший! Ну что ты делаешь… Сначала поешь, а потом я тебя приласкаю. Ха-ха-ха! – игриво рассмеялась Матильда.

«Вот это женщина! - мысленно восхитился я – Но только моя!» – и взревновал, конечно, тоже. Ночью, когда супруг Хозяйки мирно посапывал и похрапывал, она тихонько встала с кровати и на цыпочках направилась ко мне. На секунду обернувшись на мужа, спящего сном младенца, Мати открыла дверцу. Хвала Мастеру Валере – она открылась без малейшего намёка на скрип!
Пошарив в кромешной темноте руками в моём чреве, Матильда охнула и ненадолго просунула в меня голову. Затем прикрыла дверцу и, постояв с минуту в задумчивости, она улыбнулась, вернулась в кровать и уснула безмятежным сном абсолютно счастливой и удовлетворённой женщины.

С того памятного дня в жизни Матильды были и другие «Валеры». Иногда они тоже были вынуждены забираться в меня. И каждый раз, когда Мати вставала ночью, чтобы выпустить из дубового заточения очередного возлюбленного, она его там почему-то не находила. Просто мистика какая-то!
Хотя, вряд ли… Возможно, улучив подходящий момент, «Валеры» сами выбирались из красивого старинного дубового шкафа и, что удивительно, исчезали из жизни прекрасной Матильды навсегда. Обижались на неё, наверное...

Как-то ночью в нашу квартиру позвонили по ошибке. По привычке и с перепугу сонная Хозяйка запихала в шкаф своего супруга. Как говорится, поднять-то его подняли, а разбудить забыли, поэтому он с закрытыми глазами послушно в меня залез и тут же захрапел. К полудню Матильда проснулась и вспомнила о ночном происшествии, но господина Иванова во мне не обнаружила. По-видимому, рано утром он отчалил в свою очередную командировку, и что странно, так из неё и не вернулся. М-да… Нас с Матильдой это обстоятельство потрясло и даже огорчило! Слегка… А ведь мог бы, буржуйская его морда, хотя бы записку оставить! Однако, горевали мы недолго.

Позвольте представиться – меня зовут Шкаф. Да, вот так просто.
Я  – старинный дубовый шкаф, как теперь говорят – антикварный, и непременно с грассировкой на французский манер.
Тут было бы уместно кратко поклониться – знаете ли, этаким сдержанным поклоном головы с чувством собственного достоинства, и затем… загадочно улыбнуться...

RR

Все иллюстрации к поизведениям взяты из Интернета.