Дачная история

Я не пижон. Таймени –– это, как шампанское по праздникам. А в будни я и карасишками не брезгую. Честное пионерское, люблю посидеть на озерце. С удочкой. И чтобы поплавочек был из гусиного пера. Когда он оживает –– зрелище прекраснее балета. Мне кажется, даже музыка откуда-то возникает: может из воздуха, может из воды –– не знаю, но слышу легкие звуки сопровождающие танец поплавка. На балете я, правда, ни разу не был, но уверен, что человек подобное не станцует, не хватит способностей. Ну, и зритель, разумеется, смотрит на сцену не с таким волнением. Все-таки есть разница между придуманными страстями и натуральными.
Озерцо нашел недалеко от города. Четыре остановки на электричке и полчаса –– пешочком по лесной дороге. Крупный карась попадался очень редко, но среднего, порционного, как называл его один шибко грамотный рыбак из Бердска, было много. Главное, держался он недалеко от берега. Никакой нужды забредать в воду. Хватало трехметрового удилища. Сидишь на бревнышке и наслаждаешься. Но, если уж заговорил о балете, справедливости ради, надо признать одно преимущество театра. Танцы в нем не зависят от погоды. А карась капризничает не меньше благородных рыб, может и балеринам не уступает.
Пришел на озеро. Пока подкормил. Пока место расклевал. Штук десять вытащил, потом ветер откуда-то прилетел, вопреки прогнозам. И как отрезало. Больше часа проскучал –– бесполезно. Не утихает. Не очень сильный, но вредный. Хоть бы направление сменил. Нет. Гонит рябь в мое улово. Время к полудню подбирается. Небо тучами затянуло. Ждать до вечера весьма… И очень весьма.
Поплавок на волне вроде бы и не спит, но танцем это не назовешь. Трясучка. И конечно же, никакого музыкального сопровождения. Шум листвы –– это другое.
Смотал удочки и поплелся на электричку. Дорога сенная, но основной покос где-то дальше, а на моем пути всего пара полянок с небольшими копешками, вывезти еще не успели. Иду, поглядываю на небо. Хмурится. Мало сказать, что неприветливое –– сердитое –– того и гляди, сыпанет, как матом обложит. Давно ли, кажется, на ветер ворчал, а тут вроде как извиняюсь и беру свои слова обратно, упрашиваю тучи разогнать. Человек тоже постоянством не отличается.
Когда на небо смотришь и запнуться не мудрено. Однако, врать не стану. Не запнулся. Не покалечил. Увидел белый гриб. Сначала –– краем глаза. Потом пялился на него во все зенки. Красавец! В метре от колеи. И дачи уже рядом были. Слышно, как магнитофон надрывается. Есть у нас любители вытащить аппаратуру на крыльцо и врубить на всю громкость. Им, наверно,  кажется, что они щедрость души демонстрируют: слушайте, мол, я не жадный. У приятеля моего дачный сосед большой любитель громкой музыки. Мы с Мишкой Хамайкиным в гости к нему приехали, попарились, выпили, а поговорить никакой возможности, чужая музыка мешает. Приятель, человек культурный, скандалить не любит, а Мишка ему говорит, не боись, мол, в следующий раз приеду с тозовкой, белке в глаз попадаю, а уж в магнитофон –– запросто, они даже не поймут с какого чердака пальнули. Но это я отвлекся, а там: стою на дороге и глазам не верю, а по ушам хлещет песенка про мальчика который хочет в Тамбов. Что он под Тамбовом подразумевает? Может тамбур с сортиром? Вот и сходил бы. Чего орать на всю округу? Лучше бы по лесу пробежался.
А белый –– просто загляденье.  Не торопясь, достал нож. Оглядываюсь, родственников высматриваю. Гриб-то семейный. Все верно –– в метре еще шляпка. Вторая! Третья! Шляпки на загляденье, а ножки еще краше. Гриб, он хоть и не женского рода, но красота его тоже от  ножки зависит.
Если в лесу встретился белый гриб, меня оттуда скоро не выгонишь: усталость исчезает, голод забывается, даже расписание электричек не указ и дождь нипочем –– только ночь.
Вторую семью искать долго не пришлось. Третью –– тоже. И все рядышком с дорогой. Рядом с дачами. Бравые, как гренадеры. Один другого крепче. Сердце ликует. Голова кружится. Единственное, что омрачает праздник –– отсутствие тары. Ну, нельзя белые грибы в полиэтиленовые пакеты собирать. В рюкзак их складывать –– кощунство. Это надругательство над красотой. Если для бриллианта требуется достойная оправа, для белого гриба –– плетеная корзина, желательно белая, с аккуратно оплетенным верхним обручем, мастером сработанная, а не пьяным стариком по заказу надоедливой соседки. Не кузовок. Добротная двухведерная бельевая корзина, чтобы укладывать грибы свободно, не отрезая ножек, чтобы довезти до дома  не помятыми и еще раз полюбоваться ими, перед тем как резать для сушки. Удовольствие продлить.
Да кто бы знал, что такая удача подстерегает.
Пришлось обходиться тем, что имею.
Рюкзак –– под завязку. Пузатый пакет –– до ручек. А самые отборные нанизал на прут.
На электричку, разумеется, опоздал. Но как любил говорить мой папаша Лука Алексеевич: «за бабой и за автобусом не беги –– другие придут».
До следующей электрички маяться больше часа. Благо, что не под дожем. Рыбалку ветер испортил, но тучи все-таки разогнал, спасибо ему. А то на платформе ни будки, ни навеса –– укрыться негде. Посидеть, кстати, тоже не на чем. Путейское начальство, видимо, идя навстречу пожеланиям остального населения, побеспокоилось о лавках  вдоль платформы, но поставило их на той стороне, где останавливаются электрички идущие из города. Кто же будет на них рассиживаться, если на дачу надо поспешать?
Стою. Жду. На дальний конец платформы три тетки выползли. Потом, вижу, вроде как совещаются и в мою сторону поглядывают. Подхватили ношу, заковыляли. Остановились метрах в трех от меня. Снизка с белыми лежит на рюкзаке, поддразнивает. Смотрите, завидуйте. Они смотрят и завидуют, но заговорить стесняются, мнутся отчего-то. А моя петушиная гордость скромничать не умеет, сами понимаете. Не из тех я, кто грибные места за семью печатями прячет. Да и не мои здесь места. Просто воспользовался их ротозейством. Промухоловили тетки. Почему бы и не подразнить?
 Что, спрашиваю, на грибки любуетесь?
«А ты, чо ли, в лес ходил?» –– удивляется одна.
Я хотел объяснить, что между шпал такие красавцы не вырастают, да не успел. Вторая тетка встряла:
«А чо ему бояться, не баба, поди! –– а потом уже ко мне обратилась: –– ты никого, там, в лесу, случайно не встретил?»
Темню, ради придури, так, мол, кое-кого. А сам соображаю: и, впрямь, подозрительно –– обычно в грибную пору в таких местах аукаются со всех сторон, а тут никого, аж белые от любопытства на дорогу вылезли.
Мужиков что ли растеряли? Видел, говорю, одного, возле шалаша белье женское на ветках развешивал.
Тетки глаза вытаращили, а слова сказать не могут. Чувствую, что не в масть пошутил. Начинаю осторожно выпытывать и узнаю, что в этих местах появился маньяк. Вот, что значит, телевизора насмотрелись, раньше и слова такого не знали, а теперь образованные стали, еще немного и на дачах вампиры заведутся. Но теткам не до шуток. Три женщины за полмесяца пропало. Все крашенные блондинки. Одну уже нашли. У тетки, что со мной заговорила, через два участка домик с резными наличниками, так вот мужик оттуда пошел жердь вырубить и рядом с тропой нашел голую девицу заваленную ветками, изнасилованную и задушенную проводом в черной изоляции.
Пока рассказывала, народец подтягивался. И, что характерно, в кучки жмутся. Обычно стараются ждать с краешка, чтобы вагон посвободнее достался. А здесь все в центре толкутся. То-то давка при посадке начнется.
Мужичонка услышал наш разговор, тоже встрял:
«Не то говоришь, не здесь ее нашли, на Еловке. Я точно знаю. Мастер у нас на комбайновом работает, так это его племянница с дачи возвращалась. Беременную, подлец, не пожалел!»
Тетка аж закипела.
«Правду говорю! Мужик через участок от меня, домик у него с резными наличниками, жердину искал, а нашел… А на Еловке, значит, другая. Их же три пропало. Ваша блондинкой была?»
Мужичонка с перепугу руками замахал.
«Чо городишь! Не моя, а мастера. Может и блондинка. Я ее и в глаза-то не видел».
Кто-то подтвердил, что задушенную нашли, действительно, на Еловке. Тетка –– опять про соседа из домика с резными наличниками. Потом стали гадать где отыщется третья жертва. Большинство склонялось, что ближе к городу, он не осмелится безобразничать. Один мужик, не старый еще, заявил, что сегодня же отправит дочь в парикмахерскую перекрашиваться в черный цвет, она хоть и не ездит на дачу, но на всякий случай. Какие-то женщины начали сговариваться встретиться на вокзале, чтобы от вагона  до дач вместе идти. Сразу же выяснилось, что не одни такие мудрые, кое-кто давно уже так добирается. Пусти уши в люди, всего понаслушаешься.
Электричка подошла переполненная. Еле влезли. Вагоны и автобусы штурмуются всегда с азартом, но тут случай особый. Оставаться никто не хотел. Кое-как загрузились. В тесноте, но в безопасности. Все разговоры только об одном. Я, разумеется, не встревал. И почти верил. Засомневался, уже подъезжая к вокзалу, когда обнаружил, что пакет с грибами исчез. Как прозевал –– ума не приложу. Рядом с ногами стояли и рюкзак, и пакет, и снизка сверху. Наверно, на Бугаче кто-то с ним вышел. Район, конечно, цыганский, но возводить напраслину я не собираюсь –– цыгане здесь ни при чем, цыгане дач не держат.
А на другой день по «Новостям» передали, что никаких блондинок не пропадало, и трупов изнасилованных в районе дач не находили. Получилось, что сорока сказала вороне, ворона борову, а боров –– всему городу.
Когда через три дня выбрался в лес уже с корзиной, белых нашел всего четыре штуки, за целый день. В Сибири они слоями идут. Важно время угадать, чуть зазеваешься, и увы…

Кстати, и соблазн появился: думаю, не подпустить ли подобный слушок и на следующий год перед тем, как белые пойдут. Шепнуть двум-трем бабенкам в электричке и через неделю вся округа будет пересказывать. Такого наплетут, что самому страшно станет. Народ, конечно, поволнуется, зато лес отдохнет. А то ведь налетят, начнут драть с грибницами… Все выхолостят!