П. Якушкин. Странник Руси. Собиратель песен народа

В крестьянской одежде бродил Павел Якушкин (1820–1872) по великорусским деревням, исследуя и наблюдая народ, подмечая в нем такие черты и процессы, подметить которые было не под силу сторонним.
 
Образ собирателя легенд и сказаний, Якушкина  нашел отражение в поэме Н.А.Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» (как Павлуша Веретенников) и в романе М.Горького «Дело Артамоновых» (как Япушкин)
 
Павел Иванович Якушин, исследователь народного творчества, родился в селе Сабурово, Малоархангельского уезда, Орловской губернии в 1822 году.  Павел происходил из старинного дворянского рода, занесенного в дворянскую родословную книгу Смоленской губернии, однако сам дворянином так и не стал, поскольку его отец, Иван Якушкин, свой брак с крепостной девушкой Прасковьей долгое время официально не регистрировал, и родившегося в 1822 году сына Павла причислили к мещанскому сословию. А  босоногая крепостная кренстьянка Прасковья Фалеевна стала настоящей барыней.

Конный и кирпичный завод, мельница и маслобойня, поля да луга, плюс барский дом – владения Ивана Андреевича в Малоархангельском уезде были весьма обширными. В правление Екатерины II он служил в гвардии, но в 1781 году  захворал и вышел в отставку в  звании подпоручика, в возрасте двадцати шести лет, зажил как типичный помещик средней руки. После смерти мужа, Прасковья не растерялась, стала управлять хозяйством управлять умела. Всем детям дала образование. Все  шесть сыновей выучились в Орловской гимназии. Сын Павел, например, стал писателем и этнографом. Виктор продолжил образование в Петербурге, где получил диплом хирурга. Виктор Якушкин стал прообразом Евгения Базарова из романа "Отцы и дети" Ивана Тургенева, с которым встретился однажды в поезде и поразил писателя своими смелыми взглядами.


Будучи студентом четвертого курса математического факультета Московского Университета, Павел Якушкин расстался с наукой по совету своего товарища П.К.Киреевского и отправился в странствия по поволжским городам. Павел записал множество исторических, обрядовых и лирических песен родного Орловского края. До него еще никто в России еще не собирал подобным образом народную поэзию!

Под видом странника и мелкого торговца – офеня Павел Иванович пешком обошел Новгородскую, Псковскую, Владимирскую, Тверскую, Костромскую, Ярославскую, Нижегородскую, Черниговскую, Астраханскую и, конечно же, родную Орловскую губернии. Во время своих странствий фольклорист много раз замерзал, промокал, заболевал, попадал в различные рискованные ситуации, однако всегда с честью выходил из них, не теряя рассудка и энтузиазма.

В результате своих многочисленных хождений по Руси Якушкин записал более тысячи произведений устного народного творчества, которые составили потом самую ценную часть собрания народных песен П.Киреевского. Первое же самостоятельное этнографическое произведение Якушкина называлось «Народные сказания о кладах, разбойниках, колдунах и их действиях», и написано оно было на орловском материале.

В 1861 году Якушкин опубликовал в журнале «Современник» «Путевые письма из Орловской губернии», многие из которых написаны были на малоархангельском и сабуровском материале. С 1865 по 1868 год Павел Иванович почти безвыездно провел в имении матери Сабурово, куда был сослан по подозрению в пропагандистской деятельности.
 
Народные песни П.И.Якушкина были изданы в 1860 и 1865 годах, а его фольклорные заметки вошли в известный сборник А.Н.Афанасьева «Русские народные сказки». В 1860 году в журнале «Современник» были напечатаны письма, в которых Якушин описывает создание крепости у слияния рек Орлик и Ока, а также пересказывает народные предания о Петре Великом и Иване Грозном.

Собиратель легенд и сказаний, Якушкин остался в истории и народной памяти легендарной личностью, а образ его нашел отражение в поэме Н.А.Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» (здесь он – Павлуша Веретенников) и в романе М. Горького «Дело Артамоновых» (а тут он – Япушкин). По словам всех знакомых и товарищей Якушкина, «бессеребник в нем виделся настоящий, у него никто не видел денежного кошелька, как не видел никто какой-нибудь другой движимой собственности. Он слишком был отрешен от обыденных привычек оседлых людей... Оттого он и казался таким чудаком...»

Умер Павел Иванович без гроша в кармане, но его товарищи сумели обеспечить писателю достойные похороны: «положили в честный гроб с украшениями, понесли который на честных рабочих руках, с церковным пением, которое любил покойный – и с полковой музыкой, которая так отвечала и приличествовала замечательному певцу и страннику». Николай Лесков написал о Павле Якушкине книгу "Товарищиские воспоминания о П.И.Якушкине"

Кстати, в Петербурге жили потомки брата отца, Дмитрия Андреевича, и его родной сестры, но старший племянник Иван Дмитриевич вёл себя по-бунтарски и стал декабристом. Он был  отнесён к первому разряду преступников и приговорён к каторжным работам на 20 лет, а потом на поселение, но позднее срок каторжных работ был сокращён для него до 15 лет.
 


Кудеяр и другие легенды
"Путевые письма из Орловской губернии" Павел Якушкин
В Севском районе есть поселок Кудеяры, в Брянском районе – урочище Кудеяр,  да и других схожих названий в нашей области немало. Откуда они? У фольклориста-этнографа девятнадцатого века П.И. Якушкина нашел такой диалог:



 

«…А за Трубчевск к Усху – там такие курганы?…

 

– Говорят, отвечал старик, значительно понизив голос, что в тех курганах золото, серебро, да камни самоцветные, да свечи восковые те Кудеяры понакладывали, да теми курганами все золото, серебро подсыпали…

–Находили те клады?

–Нет, не слыхал я, чтоб те клады кому в руки дались: их достать никак нельзя.

–Отчего же?

–С большими заклятиями положены».

 

В «Орловских Епархиальных ведомостях» в 1878 году было опубликовано предание о Брянском Кудеяре: «Жил Кудеяр в Кривом лесу. На меловых горах у него выстроены были каменные подвалы; теперь они уже обвалились, но у Десны и далее видна яма, где разбойники на это дело обжигали кирпичи. Сам Кудеяр с молодцами жил в куренках, а в подвалах навалено было всякое добро, что грабил он у бояр на большой дороге в Кривом лесу. Никому не было от Кудеяра пропуска». Здесь, в Брянском уезде, и сложил голову Кудеяр, имя которого приглянулось предкам.

Историк Костомаров писал, что задавленные нуждой и бесправием, более решительные по характеру люди нередко уходили в непроходимые брянские леса и объединялись в разбойничьи ватаги.

 

В поездках по Брянщине не раз бывал в местах, связанных с именем Кудеяра. На реке Неруссе есть древнее городище, расположенное в урочище Кудеяров Бугор. Площадка городища укреплена валами. При раскопках обнаружен ров. С наружной стороны он был выложен толстыми обожжёнными дубовыми бревнами.

Клад Кудеяра

https://www.webmushka.ru/our-news/klad-kudeyara/

Земельный вопрос на Орловщине в конце XVIII - начале XIX века
(Письмо из Сабурово, Малоархангельский уезд, 20 августа 1861 года)

«… У нас вся земля здесь отбойная.

- Как отбойная?

- Отбойная – всё равно, как дубинная, - толковал Фёдор Васильевич (Синицын, крестьянин из сельца Сабурово, родового имения Якушкиных).

- Да я всё-таки не понимаю, какая земля отбойная, дубинная?

- Дубинная земля, значит, кто дубиной землю отобьёт, земли-то сперва много было: всяк бери, сколько хочешь; а как народу-то народилось много, земли-то и не стало хватать по-прежнему; и стали дубьём друг у друга отнимать. Кто отбил, того и земля.

- Скажи, пожалуйста, как отбивали, когда отбивали землю?

- Этого я сказать не могу, когда отбивали, а отбивали землю так: возьмёт кто косу, кто цеп, да косой или цепом и отбивают.

Припоминаю теперь рассказ об этом, слышанный мной здесь же, в Сабурово, несколько лет тому назад; мне рассказывал здешний крестьянин, кто именно – не помню, но в моих заметках сохранился его рассказ.

- Пойдём, бывало, землю отбивать, - говорил он, - да не столько из корысти, сколько из охоты! Придёт весна, надо землю под яровое пахать, или осень под озимое… Теперь едем пахать, возьмёшь только косу и хлеба с собой возьмёшь, да уж беспременно с собой заберёшь и косу, и цеп, а кто оглоблю захватит. Выедешь на загон (часть поля, засеянная хлебом, принадлежащая одному хозяину), а там тебя уже ждут с тем же гостинцем, что и ты припас; а те тоже и с цепами, и с косами, и с дубинами; а как сойдутся, и почала…чья возьмёт! А как взяла наша, запашешь землю. А запахал землю – никто трогать не моги: зародит тебе Бог хлебушка, ты и бери…

- И по век твоя земля, которую засеешь раз? – спрашивал я.

- Как можно, по век? – отвечали мне, - ты хлеб собери, а земля опять-таки ничья, земля была вся Божия. На будущий год опять то же…» (кстати, вполне вероятно, что от таких способов решения земельного вопроса берут своё начало такие прозвища орловцев, как «дубинники» и «проломленные головы»)
 

Первое самостоятельное этнографическое произведение Якушкина называлось «Народные сказания о кладах, разбойниках, колдунах и их действиях», и написано оно было на орловском материале. Во время своих странствий фольклорист много раз промокал, замерзал, заболевал, попадал в полицию и в другие рискованные ситуации. В одном из первых длительных путешествий Якушкин заразился натуральной оспой, заболел и свалился в первом попавшемся деревенском углу; здоровый его организм выдержал болезнь, несмотря на отсутствие врача и всякой  помощи. Зато лицо его с тех пор  было сильно изуродовано, и Якушкину не раз приходилось потом платить за это случайное несчастье от тех людей, которые по лицу привыкли составлять впечатление. Оно иногда пугало женщин и детей при уединённых встречах и возбуждало подозрительность у полицейских. Сам Якушкин простодушно сознавался всем, что первыми неприятными столкновениями он обязан был именно подозрительности своей физиономии, что «в действительности она из таких, которые не находят невест, но очень удобно приобретают врагов».

Было и ещё одно неприятное последствие многолетних путешествий Якушкина: он пристрастился к алкоголю, получив это заболевание фактически как профессиональное. Ведь  вызвать какого-то мужика-крестьянина на откровенный разговор или, тем паче, заставить его спеть (чтобы потом записать это), - можно было только одним способом – «угостив» собеседника. А пить одни, без угощавшего, мужики никогда не соглашались.  Первое время Павел Иванович трудностей с решением проблемы – «пить или не пить» -  не испытывал, но потом  был вынужден признать, что ему и самому стало требоваться при таких встречах  спиртное.  Многие мемуаристы, писавшие о Якушкине, отмечали, что обедая в ресторанах, он любил заказать рюмочку «посурьёзнее». У петербургских половых, как тогда называли официантов, появился даже особый термин – «якушкинская рюмка». Якушкин боролся с собой, и эта борьба не всегда была тщетной. Но трудные обстоятельства жизни часто снова подталкивали его к тому, чтобы «забыть» на некоторое время о своих проблемах. Впрочем, появлению его собственных произведений эта пагубная привычка первое время не мешала.


Собиратель легенд и сказаний, Якушкин остался в истории и народной памяти легендарной личностью, а образ его нашел отражение в поэме Н.А.Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» (здесь он – Павлуша Веретенников) и в романе М.Горького «Дело Артамоновых» (а тут он – Япушкин).
 
 
А в 60-е годы XIX века имя Павла Ивановича Якушкина, фольклориста и писателя-этнографа, знала вся читающая Россия.

Оставил после себя Павел Иванович и небольшое количество рассказов (самые известные — «Велик Бог земли Русской», «Бунты на Руси» и «Чисти зубы, а то мужиком назовут»). Однако наиболее интересны «Путевые письма из Орловской губернии». Их всего 12, и написаны они в период с 30 марта по 25 августа 1861 года, то есть 150 лет тому назад.  Письма являются литературно-историческим источником периода, который начался сразу после отмены крепостного права. Любил Якушкин цитировать непосредственные высказывания своих собеседников по тому или иному поводу.

К сожалению,  «Сочинения» П.И.Якушкина выходили только один раз — в 1986 году в издательстве «Современник» и прочитать их может далеко не каждый.
 
 
Николай Лесков "Товарищеские воспоминания о                              

Орёл, 24 апреля (1861 года)

«Про теперешний Орёл сказать много нечего: после многих страшных пожаров он поправляется очень не быстро; на всех улицах, даже самых главных, вы часто встретите пустыри, обгорелые дома; днём увидите тоже на всех или почти на всех улицах фонарные столбы; ночью же город освещается фонарём, зажжённым у квартиры полицмейстера; мне говорили, что ещё где-то есть два фонаря, но я их не видал, а поэтому об них и говорить не могу.

..Страсть к собакам и к публичным обедам, кажется, отличительная черта орловцев. Днём и ночью собаки стаями ходят решительно по всем улицам; меня уверяли, что здесь, в Орле, собаки не кусаются, хотя в полицию приходили уверять в противном; но всё-таки, как-то не совсем приятно, когда на вас кидаются десять-пятнадцать влюблённых собак…

После собак орловцы очень любят публичные торжественные обеды; приедет новый губернатор — ему обед; расстаётся начальник с губернией — ему обед; выберут старшину в клуб — ему обед; выгонят из старшин в клубе — члены клуба и тут его чествуют обедом!

— Охотники у вас до обедов, — сказал я одному здешнему чиновнику, — всем даёте обеды.

— Мы даём только достойным своим начальникам,— отвечал чиновник.

— А выгнанному старшине за что клуб обед давал?

— Чтобы поощрить нынешнего.

А должно заметить, что эти обеды очень хороши: я знаю, что для таких обедов посылали на почтовых из Орла в Москву за одним телёнком».


Разговор о воле
(письмо из заштатного города Погар Черниговской губернии от 26 июля 1861 года)

«…Я обрадовался новому собеседнику: разговор наш с прежним товарищем был как-то неловок — или мне приходилось согласиться с ним, или спорить. Согласиться мне не хотелось, а спорить — значит учить, а от этого я решительно раз навсегда отказался: из этого никогда ничего не выйдет, да и время даром только пропадёт.
 
— Об чём толкуете? — спросил мещанин, подсаживаясь к нам.

— Да всё об воле.

— А что об воле толковать?

— А то толковать, — отвечал мой мужик-казак, — а то и толковать, что от этой воли всем будет плохо.

— Нет, дядя, — сказал мещанин. — Ты возьми только то: все будут вольные; всякому человеку богатеть можно, никто его и не тронет, тогда и нашему брату, мещанину, не в пример лучше будет.

Теперь что ты с мужика возьмёшь? С голого, что с святого, взять нечего!

— А разбогатеет мужик?

— Разбогатеет. Тогда и ты около него поживишься, всё сыт будешь.

— Это как?

— А так: взять теперь хоть меня. Сошью я сапоги — много мужик у меня купит? Он бы и рад купить сапоги те, да купить-то не на что; мужик без сапог, а ты без денег! Теперь ты, положим, рыбу ловишь; мужик бы и взял у тебя рыбки, да взять-то нельзя: без денег ты ему рыбки не дашь; ты и сиди со своей рыбкой, а денег-то и у тебя нету, и тебе купить что надо — ты не покупаешь, как ни плохо, а так пробавляешься.

— Сказано в писании: от лося родится лосёнок, от свиньи — поросёнок, — проговорил угрюмо казак.

— Нет, дядя! Попомни моё слово: все пойдут лоси; свиньям ходу не будет, все свиньи переведутся.

— Переведутся?

— Переведутся, дядя…»

Петр Киреевский.
Фольклорист из Орловского уезда. Издатель народных песен.

(Материал из Интернет-сайта).