Всё как у людей. Часть 3

******
Виктор женат был дважды. Первый раз, после того, как Алла предпочла ему Никиту, женился через месяц. На девушке, которую проводил после танцев, где до этого ни разу не был. Сделал предложение настолько быстро, насколько позволяли элементарные приличия. Резко, отчаянно, остервенело, словно назло. Да вот кому только… К его удивлению, она согласилась.
Вечером домой идти не хотелось, оттягивал этот момент, как мог. Уходил с головой в работу, хватался за любую подработку, только бы не встречать обиженный и возмущённый взгляд жены, не выслушивать её жалобы и претензии.
При этом ненавидел себя, ругал последними словами: сволочь, подлец, испортил девчонке жизнь, но поделать ничего не мог. Ну не лежала душа и всё тут. Всё их общение сводилось к постоянным ссорам, которые начинались гневными обвинениями, бесчисленными попытками его жены выяснить отношения, а заканчивались неизменно бурными слезами и истерикой. Спокойный, молчаливый Виктор боялся этих сцен, как огня. Не умея, не зная, как реагировать и как вести себя, он стоял неподвижно, с низко опущенной головой, как покаянный великан посреди грома и молний, направленных на него и даже не пытался защищаться.
Больше всего он боялся её прямого вопроса: «Зачем ты вообще на мне женился?!» Вот на что он не мог бы ответить даже себе. А он всё ждал этого вопроса. Безумно боялся, но почему-то ждал. Может, подспудно надеялся, что уж после этого, как бы больно ни было, они смогут исправить допущенную обоими ошибку... Но она так никогда и не задала этот вопрос…
И поэтому, когда жена иссякнув и устав от очередной ссоры, тихо плакала в комнате, всё на что он был способен, это молча сидеть рядом, гладить её по голове, как расстроенного, впервые столкнувшегося с несправедливостью ребёнка и чувствовать, как немеет сердце от невыразимой жалости к этой молодой, неопытной женщине, по сути девочке, которая полюбила его, или подумала, что полюбила, а он не в состоянии дать ей даже то малое, на что она рассчитывала.
Через полгода после свадьбы, жена уехала, оставив ему длинное письмо, больше похожее на обвинительный акт, в котором лишь в самом конце, как бы в злую отместку, зная, что он мечтает о детях, упоминала о своей беременности и о том, что ребёнка этого он не увидит никогда. Слово «никогда», было жирно подчёркнуто и после него стояло целых три восклицательных знака.
Мириться с таким положением вещей Виктор, конечно, не собирался, но пока почёл за благо раны свежей не бередить.
Ситуация начала меняться только, когда их дочери был уже год, и она училась ходить. Надо было видеть Виктора, этого полного, рослого мужичину, с большими залысинами по обеим сторонам крутого, широкого лба, который широко расставив руки с крупными, мозолистыми ладонями, стоя на коленях и часто моргая, чтобы скрыть слёзы умиления и радости, ловил неуверенно шагающую к нему на своих крепеньких, в мягких складочках ножках розовощёкую малышку.
Однажды, когда растроганный Виктор выходил из дома бывшей жены, то столкнулся в дверях с молодым, коренастым парнем, при виде которого глаза женщины засияли от радости. Глядя на них и отвечая на его крепкое рукопожатие, Виктор догадался, кому обязан тем, что бывшая жена сменила гнев на милость. Возвращаясь к себе и всё вспоминая неуклюжие попытки его малышки шагать, он тихо улыбался. На душе было светло и почему-то очень грустно.
******
Второй раз Виктор женился через несколько лет. На разведённой женщине с двумя детьми. Она была учительница: милая, славная, интеллигентная. Особенно ему нравилось, как она смеялась - нежно и мелодично, словно переливалась через край.
Они с Виктором даже в чём-то были похожи. Оба спокойные, крупные, немногословные. Речи о любви и здесь не было, но было уважение и взаимное приятие. Как выяснилось, этого оказалось мало. По крайней мере, для Виктора. Женщина почувствовала это первой. Но долгое время молчала. Кто знает, может надеялась на что-то, а может ждала, что в его отношении к ней что-то изменится. Ничего не изменилось. Он, как и раньше, был с ней отстранённо вежлив и холоден. Другим он был только при общении с детьми, с которыми возился с истинным удовольствием, которое невозможно изобразить нарочно.
Одному богу известно, сколько раз его вторая жена ревностно и жадно, не смея дышать от наворачивающихся слёз, прислушивалась из другой комнаты к их разговорам и играм. Она знала, стоит ей только показаться, его поведение тотчас изменится. Виктор посмотрит на неё растерянно, как застигнутый учителем в самый разгар своей шалости оболтус с последней парты и произнесёт виноватым голосом:
- Прости, пожалуйста, мы тебе, наверное, мешаем?
И осаживая, продолжающих по инерции тянуть его обратно в игру детей, строго добавит:
- Хватит на сегодня, мои дорогие, вы разве не видите, что мы мешаем маме?
Иногда ей хотелось топнуть ногой или ударить кулаком по столу и при этом закричать, что есть силы:
- Нет, чёрт тебя возьми!! Мне мешает вовсе не это! А то, что ты совсем не замечаешь меня! Я тебе в тягость, я обуза… Ты даже по имени не называешь меня... Я для тебя "мама", какой-то ненужный и совершенно лишний придаток к моим детям!
Она очень хотела хотя бы раз всё это ему высказать, но не могла. Во-первых, потому что не умела, это был не её стиль, не её манера, а во-вторых, что бы это изменило? Ну, нельзя заставить человека полюбить. Уж она-то это знала абсолютно точно. И можно сколько угодно призывать его к совести или пытаться пробудить чувство вины, но если хороший, честный человек так и не смог полюбить, то он в этом не виноват. А тогда кто? Неизвестно… Скорее всего, никто...
Но бесспорно одно, что он не может отвечать за то, что его прямой, открытой натуре противна любая неискренность и фальшь.
И поэтому, потоптавшись и улыбаясь через силу, она бормотала, уходя:
- Ничего, ничего, вы мне не мешаете, играйте, мне всё равно ещё тетради проверять...
Однажды она просто сказала с грустной улыбкой, что им нужно развестись, потому что она больше не выдержит. Он мучается, она же видит, а ей от этого ещё хуже. И это не может кончиться ничем хорошим. И пока этого не случилось, нужно поставить точку.
Они развелись, и больше Виктор уже не делал попыток завести семью. Но регулярно встречался с сыном и дочками, помогал им и всегда говорил, что у него трое детей.
******
С Аллой они встретились на ярмарке в краевом центре, куда она вместе с другими торговыми представителями своего района привезла мёд и продукты пчеловодства.
Виктор сразу не узнал эту худую, строгую женщину в ярком платке, только почувствовал, как перехватило дыхание при взгляде на неё, и сам собой замедлился шаг. Было очень холодно, казалось, что слегка ошалевший мартовский ветер дул сразу во все стороны, поскольку не в состоянии был выбрать какое-то одно направление. Её товарка, румяная от лёгкого морозца, полнокровная, молодая бабёнка заметив, что он замешкался у их палатки затянула нараспев звонким голосом привычную, зазывную скороговорку, расхваливая сладкий товар.
- Здравствуй, Витя, - вдруг произнесла Алла и улыбнулась точно также, как те восемнадцать или все двадцать лет назад. И словно не было их вообще. Будто смыло их плотиной, унесло навсегда в дальнюю даль этим сумасшедшим, неугомонным ветром. Он смотрел на неё и тоже улыбался, не замечая изумлённого взгляда краснощёкой, звонкоголосой напарницы Аллы, оглушённый, растерянный и почему-то ужасно счастливый.
Потом они где-то пили обжигающий чай и Алла, словно оттаивала, приходила в себя, хорошела лицом и светилась глазами.
- Дурёха ты моя ненаглядная, - говорил Виктор и нежно касался её худых, почти прозрачных пальцев.
- А ты был прав, Витя… - отвечала она, - ох, и наплакалась же я, да уж поздно было…
******
После того, как поженились, жить решили в районном центре. Гордиев узел, существовавший более восемнадцати лет был, наконец, разрублен. Алла покидала своё старое жильё с лёгким сердцем, ни разу не оглянувшись на дом Тамары и Никиты.
Виктор взялся к Володиному возвращению окончить пристройку с двумя комнатами и кухней. Мало ли, парню двадцать лет скоро, запросто и жениться может надумать. Вон его Катюшка, совсем уже невеста, мать говорит и на свидание бегает вовсю. А ведь она младше Володи будет. А давно ли ходить училась и тянула пухлые ручки к нему с растопыренными пальчиками: «Па-па, па-па». Ну а другие его детки и подавно взрослые. Славик уже сам отец, да и Надю замуж в прошлом году отдали, на сносях теперь.
Как же незаметно время пролетело, кажется ещё недавно в футбол играл во дворе, в поход со старшими детьми ходил, дул на ушибленную коленку заплаканной Катюшке, а вот уж и четвёртый десяток разменял…
******
… Первая мысль у Володи, когда он познакомился с Виктором, была: да я ведь его знаю! И долго не мог избавиться от этого чувства, даже после того, как выяснилось, что никогда раньше они знакомы не были. Просто так бывает, встречаешь кого-то и понимаешь с первых минут, что это - твой человек. И не имеет значения, когда вы познакомились. А бывает наоборот, годами люди живут бок о бок, а остаются чужими и далёкими, как две планеты с разных галактик.
А может, всё дело в личной позиции, которую займёт человек. Например, Виктор, ожидая Володю, просто знал, что с армии возвращается сын. Его четвёртый ребёнок. И неважно, что ребёнок этот уже несколько лет, как бреется. Не это главное…
У Володи оказались золотые руки. За какое дело не возьмётся, всё получается. Не парень, а универсальный солдат. И кровельщик, и сварщик, и механик. Стал работать в бригаде, оплата была сдельная. Да ещё и частных заказов полно: там крышу перестелить, там протечку устранить, там обрезку деревьев сделать, там воду подвести. Люди наши только диву давались, ну надо же такой молодой, а какой ухватистый! Через полтора года Володя уже купил свою первую «семёрку». Виктор гордился этим фактом больше него самого.
Алла по привычке поджимала губы сердечком, но на этот раз скептически, мол, зелёный ещё совсем, в голове ветер пока гуляет, а тут машина, мало ли что. Виктор заступался:
- Да ты что, парень у нас серьёзный и ответственный, права ещё до армии получил, да и заработал на неё сам.
Алла пожимала плечами и вздыхала, а Виктор посмеивался и подмигивал Володе. В этот, по-настоящему хороший период, и серьёзных проблем-то у них, кажется, не было.
Все, кто знал эту семью, включая и их самих, были уверены, что испытания, выпавшие на долю всех и каждого в отдельности, позади. Но судьба человеческая, её крутые повороты, ухабы и рытвины - непредсказуема, быть может к счастью, да и изменчива. И заранее окажется в проигрыше тот, кто уверен в обратном или же возьмётся за её прогноз…
Огромный раскол этой крепко сшитой, здоровой семьи, длиною более двадцати лет, случился всего лишь из-за незначительной размолвки…

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...