Ножички

В деревне, где мы жили, у каждого пацана был складной перочинный ножичек, который использовался для различных бытовых целей: заточки карандашей, изготовления свистулек из ивовых прутьев, различных поделок из бересты, разрезания сала, вяленого мяса, но в основном, для увлекательной мальчишеской игры в ножички.
Мы хвастались друг перед другом ножичками, количеством предметов в них, обменивались и очень дорожили «трофеями», доставшимися в ходе обмена.
   – Смотри, у меня аж восьмискладной, – хвастался Сашка недавно купленным отцом подарком. – Большое лезвие – раз, маленькое – два, штопор – три, шило – четыре, пилка – пять, ножницы – шесть, ложка – семь и вилка – восемь.
   – Подумаешь, – парировал Яков Пешков. – Мой батя поедет в город и купит похлеще твоего, тогда посмотрим, чья возьмет!
   Однако перочинный нож ценился не за количество в нем предметов, а за основное длинное лезвие и центр тяжести, чтобы при метании он, сделав оборот в воздухе, вонзался в определенное место: ствол дерева, дверь или обозначенную для состязаний мишень.
   Метание боевого ножа в цель у взрослых казаков входило в обязательную подготовку молодого бойца. Но пацаны, молодые казачата, уже с шестилетнего возраста освоив игру  в ножички, неплохо метали перочинный ножик на расстояние полутора саженей (около двух метров) и вонзали его лезвие в указанную цель.
   Сашка и братья Пешковы шли на Аргунь, где на плёсе – песчаной отмели, постепенно переходящей в заросли молодого тальника, недалеко от воды, на сыром песке обычно играли в ножички. Здесь было тихо и сказочно красиво.
   На отмели помимо зарослей кустарника можно было найти много интересного: пустые «домики» от улиток, больших жуков-плавунцов, маленьких, с детский ноготок, лягушек, раковины с живыми моллюсками и даже наблюдать за выводком утят с заботливой мамой-уткой.
   Здесь было много мелких заводей глубиной до детского колена – речных луж, соединенных одной стороной с руслом Аргуни. В теплой, прогретой солнцем воде, в заводях грелись гальяны, мелкая плотва и чебачки. Но основные хищники – щуки, чтобы полакомиться нагулявшими жир окунями, словно сговорившись, гнали косяки рыбы к берегу, на отмель. Здесь одни из загонщиков-щук отсекали косяки окуней с боков, а другие, в  середине, пировали и праздновали удачную рыбную охоту. По всей вероятности, «загонщики» и «пировальщики» в течение суток менялись местами, иначе бы одни объевшиеся, а другие голодные вряд ли могли так согласованно действовать. У дельфинов, акул, волков и других представителей животного мира достаточно примеров согласованных групповых и весьма удачных, иногда трудно объяснимых «заготовок» пищи, инстинктивно направленных на сохранение и продолжение рода.
   Но не все окуни шли на отсечение косяка, видимо, тоже имели свою тактику сохранения. Они вертко разворачивались и быстро уплывали в обратную сторону. При этом щуки так увлекались охотой, что не могли вовремя «затормозить» и вылетали на плёс, где долго бились о песок, с трудом пытаясь вернуться обратно в воду. Тут-то их можно было брать, как говорится, голыми руками и насаживать на кукан  – срезанный и очищенный от листьев ивовый прут с сучком внизу. Прут проводили через жабры и рот рыбы и насаживали ее сверху вниз в виде банановой грозди.
   Сделав куканы, игроки расположились недалеко от воды, на плёсе с мелким песком, промытым до идеальной чистоты речной волной. Быстро нагребли горку, для крепости добавили принесенной с собой земли, перемешали, утрамбовали и приготовились к игре.
   – На что играем? – спросил Яков.
   – На две оплётки вяленого мяса (высушенное в виде буквы Л или девичьей косички соленое мясо), – предложил Сашка.
   -Не пойдет, – возразил Петька, брат Якова. – Мясо мы и так каждый день едим.
   – А у меня больше ничегошеньки нету, – сознался Сашка.
   – Отдашь складешок, – в один голос ответили братья.
   – А вы?
   – И мы отдадим свои, если проиграем.
   Играть с близнецами на складешок – восьмипредметный ножик, недавно подаренный отцом, было рискованно. Играли братья отменно.
   – Пусть будет так, – согласился Сашка. – Но играть будем из четырех конов. Чтобы кроме проигрыша и выигрыша могла быть ничья.
   Они отмерили три шага от  подготовленной из песка горки, провели черту и молча по очереди метнули ножи. Сделав полный оборот в воздухе, ножи точно вонзились в центр горки и стояли, словно столбики, едва наклонившись в сторону бросающего.
   «Зря я с ними связался, – подумал Сашка, – плакал мой складешок». Но хлюздить, нарушать правила договора было не принято, за это могли и по спине надавать.
   – А наклон чем будем замерять? – вспомнил Сашка. Это было очень важно, под каким наклоном вонзится в песок ножик: стоймя, чуть наклонившись или полулёжа. Те ножи, которые втыкались полулёжа, обычно не засчитывали, и право броска переходило к другому игроку.
   – Спичечной коробкой, – предложил Петька.
   – Пойдет! – согласились все, и игра началась.
   Первое упражнение самое простое. С метровой высоты, сверху вниз трижды надо было воткнуть нож в середину горки. Второе условие – складешок должен скатиться с ладони остриём точно в середину горки.
   Следующие десять бросков выполнялись поочередно с каждого пальца правой и левой руки. При этом остриё ножа упирается в палец одной руки, а рукоятке ножа придаётся вращательное движение таким образом, чтобы нож сделал один оборот в воздухе и воткнулся в середину горки.
   Сашка ошибся, когда начал броски с левой руки. Нож воткнулся полулёжа, и спичечная коробка по своей толщине не вместилась между горкой и рукояткой ножа. Это означало, что он, во-первых, терял право на очередной бросок, во-вторых, позицию «с пальцев рук» должен начинать сначала. А братья продолжали броски уже с локтя, с плеча, с головы, с затылка, и вот уже Яков взял зубами за кончик ножа и кивком головы послал его точно в середину горки. Игра закончилась.
   Было обидно, что игра не клеилась. Руки дрожали – жаль было проигрывать такой нож. Сашка молча сопел, но упрямо продолжал играть и делать ошибки. В результате и вторая партия закончилась в пользу братьев.
   – Надо посмотреть, может, щука выбросилась на берег, – предложил Сашка.
   – Начинаешь увиливать, – возразили братья.
   Но Сашка пошел осматривать заводи. И не зря. На песке шевелились несколько беглецов-окуней и две килограммовых щуки. Окуней пришлось бросить обратно в воду, а неудачливые хищницы были насажены на кукан и опущены в холодную родниковую воду. Мелких родников у берегов Аргуни было много, даже протока Ключевая была. В ней не купались из-за того, что судорогами сводило ноги и руки, и вообще взрослые говорили: «Сердце могло остановиться от холода».
   Сашка немного успокоился и по праву проигравшего начал новый кон, да так удачно, что не совершил ни единой ошибки и закончил игру, не дав братьям даже приступить к ней.
   Последняя, четвертая, игра у братьев шла трудно. Ошибки следовали одна за другой, и победа досталась Сашке. В итоге два-два – ничья. Судьба складешка была вне опасности!
    Обычно игра в ножички заканчивалась не на интерес, а игрок-победитель с трёх ударов «ножичком-победителем» забивал в горку спичку, и проигравший у всех на глазах должен был разгрести носом землю и зубами достать спичку. Сверху горку посыпали измельченным сухим коровьим пометом. Это было не простое испытание, а определенная форма унижения проигравшего победителем.
   Вообще-то результатом игры все остались довольны. Ножи-складешки остались у своих хозяев. Беспроигрышный счет как бы объединил всех, сдружил на время, и довольные игроки, собрав рыбу, пошли домой.