Мысли... ч269

 У сучасній соціально-економічній, культурно-духовній, політичній та екологічній ситуації, у якій перебуває кожний із нас, Україна та все людство, те, що ще вчора давало змогу прогнозувати як безпосередні, так і відносно віддалені перспективи та вектори історичного розвитку, здавалося цілком певним і визначеним, постає як один великий знак запитання. Нині проблематичним є існування самої-земної цивілізації, а відтак – і кожної людини....
За таких умов надзвичайно актуальним і гостро нагальним є завдання виявлення, осмислення та актуалізації всього потенціалу, який акумульований у феномені творчості. Це зумовлено, зокрема, тим передчуттям (зовсім небезпідставним), що сьогодні світ може врятувати саме творчість. Вона врятує від економічного занепаду, політичного озвіріння, соціальної деструкції, духовного розпаду, морального розбещення, екологічного самовбивства, художньо-естетичного знічевлення, загалом – культурного здичавіння. Добре відомо, що озвіріла людина гірша за тварину...
Саме тому нам видається доречним лаконічно викласти свої міркування щодо гуманістичного потенціалу та місії наукової філософії в сучасних умовах! Необхідною передумовою виявлення та актуалізації вказаного потенціалу є адекватний теоретичний образ цієї філософії, бо лише той, хто нічогісінько не зрозумів у науковій філософії, може вважати, що в ній є  бодай одне гуманістично нейтральне положення, тема, слово. Особливо нагальна ця вимога нині з огляду на те, що не встигла наукова філософія (і не вона одна) вийти із однієї згубної для її нормального розвитку та функціонування ситуації – режиму існування у «хвалі», як, – вочевидь, знову ж таки з огляду на «політичну доцільність», – опинилася в ситуації та режимі існування в «хулі».
Образ філософії, її універсальна рефлексія з приводу самої себе (саморефлексія), що розробляється та розвивається на засадах діалектико-матеріалістичної методології, якісно відрізняється від будь-якої з версій: (минулих, сущих і майбутніх) котрі розроблялися, розробляються та, цілком вірогідно, ще тривалий час розроблятимуться у сучасній позанауковій філософської традиції. Наукова філософія відрізняється від інших напрямків як метод і як теорія, що є найбільш адекватними реальній і дійсній практиці філософського наукового пізнання та знання саме послідовним проведенням і перманентним розвитком (збагаченням) своїх власних засад (принципів, законів, категорій): субстанційності матерії, універсальності розвитку, взаємодії всього зі всім, відображення тощо, які вможливлюють існування цієї філософії як наукової.
Основний принцип цієї філософії, що складає її серцевину, сутність і пафос, – це гуманізм, утвердження самоцінності та само-цільності (не своєцінності та своєцільності) кожної людини, а відтак – багатьох і всіх. Дійсний гуманізм являє собою єдину соціальну форму буття, що спроможна в дійсності, за допомогою дійсних засобів забезпечити буття в такій якості дійсної людини (людей, людства), а відтак – утвердження у формі практичної всезагальності творчості як єдино можливого способу здійснення гуманізму, найбільш розвиненої форми розвитку. Але все це, або принаймні
майже все, на превеликий жаль, ще і дотепер – звучить у цій філософії приглушено та нечітко, бо зачавлене надлишковою її загно-
сеологізованістю (як ще донедавна – заідеологізованістю). То ж не варто дивуватися тому, що зазначені обставини можуть справити (і часто справляють) на пересічну людину, котра виявляє інтерес до філософії та є в ній ще не надто досвідченою, враження, що це безлюдна філософія, яка цілком свідомо уникає та цурається смисложиттєвих, екзистенційних вимірів буття, ігнорує соціокультурну (у тому числі й пізнавальну) зумовленість усього, з чим вона має справу саме як філософія.
Міра практичної всезагальності історії (гуманізму, свободи, творчості, істинної культури) цілком і повністю визначається тим, наскільки практично всезагальним став процес перетворення наукової філософії, усього комплексу наукового людино – людо – та суспільствознавста у програму та технологію щоденного (буденного) життєбуття соціуму, людей та людини. Лише такий стан речей буде знаменувати собою момент «добудови доверху» єдиної загальнолюдської науки й тим самим – перетворення її в безпосередню продуктивну силу суспільства (і кожної особистості як її безпосереднього суб’єкта й носія). Сьогодні вже є цілком очевидним, що продукування речей – то лише вихідна база для формування виробництва ідей, а перше та друге – умова для здійснення найскладнішого з видів продукування – продукування людей. При цьому принципово важливо, щоб суспільні відносини (а саме вони складають сутність людини) були не просто спродуковані, а й освоєні. Природно, що процес перетворення науки та, – з часом, – наукової філософії у  безпосередню Продуктивну силу, передбачає етап «обмирщення» наукової філософії – поставання та функціонування як світогляду, теоретичного відношення до сущого з позицій науково-бездоганно «вирахуваного» та доведеного належного. Саме дотримання останньої умови призвело до транс-
формації наукового світогляду у переконання, які, у свою чергу, є спонукальним мотивом до практичного об’єктивування, реалізації, – здійснення, – гуманістичного потенціалу цієї філософії, до перетворення гуманізму з форми теоретично обгрунтованої віртуальності у форму практично здійснюваної актуальності.  Належності – у необхідність.Отже, ланцюг «набуття філософією статусу наукової – формування на її засадах наукового світогляду – трансформація останнього у переконання (а не віру, передсуди, фанатизм тощо) – практика (реалізацій, – здійснення, – вищеозначеного духовно-чуттєвого потенціалу)» – єдино припустимий спосіб буття нормальної філософії у нормальному суспільстві, бо він базується на розумі, істині, сутності. На бездоганних діалектико-матеріалістичних засадах. На добрі, на красі, на користі. Лише за таких умов усі види суспільного продукування, – речей, ідей і людей, – постають як творчість творчістю, себто сама творчість є способом здійснення гуманізму. Результатом такого здійснення є дійсний гуманізм. Ми розрізняємо поняття дійсності та соціальної реальності: «дійсність – це співпадіння сутності та існування» (за Гегелем), а реальність – це коли «хотілось як краще, а вийшло як завжди».
Творчість як таку (як і розвиток, діяльність тощо) неможливо виявити емпірично. Тому, строго кажучи, ні психологічна, ні естетична, ні педагогічна, ні науково-технічна, словом, жодна такого ж роду, масштабу та порядку, теорія творчості неможлива. Інша річ, що психологічні, естетичні, етичні, еврістичні, синергетичні та будь-які інші такого ж масштабу теоретичні та емпіричні дослідження проблем і питань, які інтегративно репрезентовані категорією «творчість», є тим «особливим», що опосередковує акт творчості (одиничне), та її процес (всезагальне). Одиничне та загальне історично готують ту емпіричну та теоретичну базу, підгрунтя, тільки на якому можлива трансформація творчості, як теорії розвитку в філософію як теорію та методологію творчості – найбільш розвиненої форми розвитку.
Недеформоване суспільство дійсного гуманізму може не тільки дати (нагодувати, забезпечити, захистити), але в такій же мірі й  практично взяти, отримати. Запотребувати. Повноцінна особистість у такому (повноцінному) суспільстві не просто дістає «за потребами». Вона також здатна адекватно віддавати та віддає, – «за здібностями», – причому те, що вона може, здатна та бажає віддавати, тільки вона й ніхто більше. Тому людина (особистість) незамінна, її неможливо (без того, або не знівечити) уніфікувати. Вона не «гвинтик», не «робоча сила», не «трудові ресурси», не «фактор» (уже не кажучи про те, що не «товар»). Вона – не «проста людина», але просто людина, просто особистість. Вона творець, тобто така особистість, яку дійсно, та за правом історичної необхідності можна визначити науковою теорією (а за наявності необхідних передумов і чинників і практично) як, самоцільну людину, як суб’єктність дійсної історії, вищу її цінність і найсувереннішу одиницю буття.
Субстанційною ознакою соціально активної особистості є її духовність – світоглядно чітко зорієнтований у напрямі дійсного гуманізму духовний світ людини. Це чітка та визначена орієнтація внутрішнього світу особистості на практичне здійснення основного імперативу гуманізму – кожна людина є ціль, але не засіб, є самоціль, вище надбання та цінність історії. Ми схильні вважати, що духовність – вимір того ж порядку, що й переконання та інтелігентність. Переконання грунтуються на засадах істинного, наукового пізнання та знання реальності й дійсності. Вони передбачають формування на підгрунті розсудку найвищого рівня інтелекту – розуму, а також проникнення розуму у сферу чуттєвості особистості та формування такого її стану, коли відчуття стають розумними, а розум таким, що відчуває. Переконання – безпосередній спонукальний чинник до практичної дії, практики, але такої, яка є об’єктивізацією та уречевленням – опредметненням науки на засадах дійсного гуманізму.
З духовністю та переконаннями, на наш погляд, корелюється ще один сутнісний вимір особистості – інтелігентність, Це практично здійснювана духовність або, ще лаконічніше – гуманізм у дії. В основі ідеї гуманізму з того часу як вона стала науковою, – інтелігентність. Можна сказати навіть так: ідея, теорія та метод здійснення дійсного гуманізму – це адекватна та послідовна форма втілення інтелігентності. Справжній гуманізм опирається на істинну інтелігентність, формує та культивує її. Інтелігентність – це «сплав» інтелекту та практичних дій, здійснюваних у напрямі здійснення  основного імперативу та принципу гуманізму – кожна людина є ціль. Кожна, багато і всі. Можна зробити такий висновок: міра практичної всезагальності особистості як цілі тотожна мірі її гуманістичності.
Соціальна активність особистості – це міра її самодіяльності: внутрішньої, самообгрунтованої діяльності, – самодіяльності, – за переконанням (творчості), мотивованої переконанням, властивої переконаній, високодуховній особистості, яка володіє науковою формою знання й пізнання та практично діє відповідно до цього.
***
Добре відомо, що найбільш темна частина ночі – перед світанком. Нині ми проходимо ледь чи не найскладніший період за всі попередні десятиріччя. Хтось думає, як уникнути відповідальності за все вже скоєне та те, що ще коїться нині; хтось – як вижити. Хтось – взагалі ні про що не думає.
У людей нашої професії, а особливо ж у тих з них, для кого це – покликання та життєва доля, завдання єдине: думати, як ми будемо ЖИТИ далі. Кожен. Багато. Всі. Бо світанок – неминуче настане. І детермінується він, – світанок, – ТВОРЧІСТЮ. Єдино – творчістю.
Основним визначником творчості є те, що вона є способом буття свободи людини, є основою утвердження останньої в якості соціально-активної, соціально-відповідальної, а відтак – повноцінної, – цілісної, – особистості. А оскільки у науковій філософії немає жодного положення, жодного слова, котрі були б гуманістично нейтральними, то можна констатувати, що проблема творчості є тією «теоретичною віссю», навколо якої зосереджене та «обертається» все багатоманіття її (наукової філософії) проблематики.
Виходячи з переконання, що лише творчість як найбільш розвинена форма розвитку; як корисне здійснення блага через істину у красі; як спосіб здійснення гуманізму – єдина в спромозі вивести, – повернути, – на шлях життя, достойного людини; ми без доведення, тезово, – позаяк цьому доведенню було (і є) присвячене практично все наше свідоме життя в науковій філософії, – формулюємо блок тих пропозицій та рекомендацій, блок тих імперативів, практична реалізація та здійснення яких є першочерговою. Нагальною.
Законодавче (конституційне) проголошення та закріплення положення про те, що творчість (у будь-якій сфері, будь-якого виду, типу, безпосередньої форми) та її результати є вищим національним надбанням держави, підлягає охороні, розвитку, сприянню та всіляко заохочується і підтримується. Розробка чітких та конкретних механізмів (політичних, правових, економічних, організаційних, соціально-психологічних) практичного здійснення даного положення.
Те ж саме стосується положення про людину як вищу ціль соціального розвитку, а самого суспільства як такого, що має своєю метою здійснення у формі практичної всезагальності дійсного гуманізму.
Конституційне гарантування та забезпечення права кожного не лише на працю та вибір професії, але й права на творчість. Неприпустимість експлуатації людини людиною.
Корінна зміна пріоритетів соціальної політики. Людина – найвище надбання суспільства, а отже: спочатку продукування людей, потім – продукування ідей, потім – продукування речей.
Гарантована, рівна, обов'язкова та безкоштовна освіта (спочатку – середня, потім – вища) – право і обов'язок всіх і кожного.
Розробка та нормативне (законодавче) закріплення положень про жорстку та негайну відповідальність (включаючи і кримінальну) офіційних (посадових) осіб, які безпосередньо спричинили чи причетні до марнотратства, недобору, свідомого понищення та знічевлення, несвоєчасного соціального запотребування результатів творчості.
Відпрацювання чіткої системи обліку, фіксування, збереження та добротної експертизи нових, позначених творчістю ідей, розробок, пропозицій, порад, зауважень, відкриттів, винаходів, рацпропозицій, теорій. Відпрацювання чіткої системи їх дослідницької та експериментальної апробації з подальшим негайним їх практичним впровадженням та використанням.
Розробка чітких стимулів (матеріальних, моральних, особистісних) до творчості, ефективно та оперативно діючої системи заохочення творчих людей. Зробити творчість безумовно вигідною людині економічно, а престиж, творчої людини – першим суспільним пріоритетом.
Створення чіткої організаційної структури (інститутів, установ, організацій, фондів, комітетів) пріоритетної державної підтримки, розвитку та захисту творчості.
Сприяння створенню та функціонуванню добровільних громадських об'єднань, самодіяльних формувань творчих людей (за галузями інтересів, галузями знань, галузями виробництва тощо).
Зробити тему творчості, проблематику творчості об'єктом цілеспрямованих, масованих та планомірних зусиль «великої», передусім – академічної науки. В першу чергу – філософії, педагогіки, психології. Налагодити чіткий міждисциплінарний зв'язок та координацію наукових зусиль у дослідженні творчості.
Розпочати радикальну і якісну, на засадах творчості, перебудову всієї освітянської справи в державі. Впровадити (із врахуванням профілю та рівня навчально-виховних закладів) базовий курс з основ творчості.
Засобами духовного, в тому числі ідеологічного впливу, створювати в суспільстві відповідну духовно-психологічну та моральну атмосферу навколо творчості, людей-новаторів, творців.
Звісно, подібний список можна продовжувати й далі. Але, з одного боку, хай і для інших дослідників та ентузіастів проблеми творчості залишиться, а з іншого – якщо бодай одна чи кілька з цих рекомендацій буде доведена до рівня її практичного здійснення, ми не будемо вважати змарнованими час та зусилля, що вони були присвячені темі «творчість». Хоча надій, відверто кажучи, мало, що відбутись це може ближчим часом. Тут і аргументи типу «зараз не до творчості: хліба не вистачає», «не до людини: держава в небезпеці», ну й таке інше. Що й казати: аргументи сильнодіючі, особливо коли невіглас чи пройдисвіт каже; а невіглас слухає...
Але ж не нами сказано «очі бояться, а руки роблять». Суща правда.
Але ж давно відомо: скупий платить двічі, а тупий – все життя. Але ж зекономлена сьогодні гривня на культурі, завтра – десять гривень, витрачених на поліцію.
Що ж до економії на творчості, то, на наше переконання, тут ставки на порядки й порядки більші. Та й хіба ж грошима все можна оцінити?
***
Гений – это нормальный человек. Все остальное – отклонение от нормы» (У. – С. Моэм).
Нормальный человек не «занимается чем-то», но живет в этом и этим. Ненормальный, т.е. культурный урод – занимается. Любовью, наукой, медициной еtc. Разумеется: философией.
«…Рассказывают, как-то Шостакович ехал в купе. Разговорились в незнакомой компании, его спросили, чем он занимается. Он сказал, что композитор. Повисла пауза, потом ему сказали: «Мужик, ну не хочешь – не говори».
Р.S. Про эпизод в купе я прочитал в последней (2021 г.) книге Алеши Босенко «Последнее время». К несчастью огромному – буквально: последней…
P.P.S. Алеша – сын моего учителя, Валерия Алексеевича Босенко. Тот редкий, – редчайший, – случай, когда начисто опроверг и развенчал в общем-то непреложный закон: «природа отдыхает на детях гениев» (ну, это когда нормальный/е родитель/и старается то ли начать, то ли продолжить профессиональную ДИНАСТИЮ).
Страшный педагогический «ляп», я бы таких родичей  родительских прав лишал: ну, своими руками инвалида  ваять! Но прав Г;дель: из любого закона, тем более, правила есть, были и не пребудут ИСКЛЮЧЕНИЯ. Ибо: не пребудет развитие…
Валерий Алексеевич был нормальным, – гениальным, – философом.
Да, собственно, почему «был»?
Видимо удел всех, – ВСЕХ, – нормальных, всех гениев, всех великих – быть всегда. Ибо: классика. А у классики – неисчерпаемый потенциал актуализации, потенциал распредмечивания. Потенциал вечности. Аминь.
***
Коллектив (мир, артель, община etc.) – действительная форма бытия истинной ассоциации.  Превращенная форма бытия истинной ассоциации суть «суррогат ассоциации».  (К. Маркс). Банда, шайка, корпорация, исторически изживший себя тип государства etc.
***
Свободное время (и хронотоп в целом) – это еще не богатство. Отнюдь. И даже, – сплошь, – наоборот. Форма бытия крайнего, – крайнего, – человеческого убожества. Расчеловечности. Недочеловечности. Нечеловечности. Бесчеловечности…
Если это: время «от», а не «для». Если это – релакс, праздность, досуг «это: контроверзное время своего-иного-себя: труда («негативной формы самодеятельности»), наемного, вынужденного, «несродного» (Г.С.Сковорода) занятия etc. Т.е. все то время, что детерминирует, обуславливает жизнь (жизнь?!) в состоянии «остолбенелости» (Г.С. Сковорода), а не в состоянии «веселия души» (он же).
Нет, основным богатством оно, – время, – становится лишь тогда, когда оно есть время свободы, время творчества.
Богатство – это творчество.
Богатство, богатый (е) – от Бог.
Но «там» и «тогда» – «творение», здесь и всегда – творчество.
***
«Советское образование – лучшее в мире. СССР выиграл космическую гонку за школьной партой» /Джон Ф. Кеннеди/.
…Заметьте, это не я сказал. Для меня, – как и для вас, – это очевидность.
***
«– Почему у Вас нет ни одного тату?
– А какой смысл обклеивать «Ferrari»?»  /Прочитанное/.
Да, как-то так.
***
«Алло, это секс по телефону?
– Нет, это секс по барабану. Это дом престарелых…» Услышанное/.
К вопросу о возможности ежеквартально устраивать … «социальные революции».
***
В мире тотальной превращенки (свития, отчуждения, лжи, зла, уродства, вреда etc.) «надо жить самозабвенно, чтобы забыть, что ты живешь» /А.В. Босенко/.
Да, где-то так.
Р.S. Только не жизнь это, а «способ существования белковых тел»…
***
«Произведения печати должны приобретать славу и предаваться забвению в зависимости от своей собственной ценности или от вкусов читателя. Но… для истины более всего желательно, чтобы ее выслушали беспристрастно и непредубежденно» /Джон Локк, Опыт о человеческом разумении. – Соч. в 3-х тт., М., 1985, т1, стр. 78/.
***
Что есть репродуктивное в культуре?
«Это становление в форме покоя, то есть воспроизведение в одной и той же определенности» /А.В. Босенко, Абрис свободного времени. – Последнее время II, К., 2021, стр. 75/.
!!
***
О гармонии…
На заборе – «философия», мертвопись (граффити) etc.
Под забором – «жизнь».
Ну, так ведь не нами сказано: «философия – эпоха, схваченная мыслью». Какая эпоха, такая и «живопИсь»… И «философия» соответствующая. Плюрализьм, постмодернизьм…
***
Корпорация – субъект (форма превращенная) коллективности.
(Член-кор – атомизированный член (единица) корпорации). Ну, из тех, которые «член-коры, коры и кореша»…
***
Из служебной характеристики:
«Изменял/а, изменяет и будет всему, всегда, везде, всем и со всеми (ну, со своими визави, вестимо). Даже – своей судьбе».
Превращенка…
***
Свобода есть познанная необходимость (заметьте: ИСТИННО познанная, – Б.Н.) и возможность практически действовать (и чувственно - практическое действие на основе этого и такого познания и знания) на этом основании. Микс: Б. Спиноза., Ф. Энгельс., Б.В. Новиков.
P.S. Свобода – это всегда, – всегда, – «для», а не «от». «От» – это произвол (укр.: свавілля).
К слову, в англ. языке, основу которого, – на минуточку, – 75% составляет язык латинский, это (см. выше) различие лежит, что называется, «на поверхности», вербализовано.
Сравни: freedom и liberti. Свобода «для» и свобода «от»…
А то: либерализм!, либерализм! Etc.
***
Из двух бед наших – «дураки и дороги» – запасы беды первой воистину неиссякаемы и неистощимы. Неисчерпаемы. С унылым постоянством – воспроизводимы.
Вот их, эти запасы и производство это – надо изводить беспощадно и под корень. Их можно Западу даром отдавать. Ну, в крайнем случае – подемпингу.
...А вдруг закончатся? Дураки (а от дурака до подлеца – рукой подать)? Уж не говорю: в массовом порядке начнется производство – умных? Разумных? Нормальных???
«Гений: это нормальный человек. Все остальное отклонение от нормы» (Моэм, Уильям Сомерсет).
А кому же не хочется: быть нормальным? Жить нормально?
***
Божество есть еще необретенная сущность человека.
Бог есть уже отчужденная сущность человека.
***
Личность есть персонифицированная форма бытия коллектива и человечества (обобществленного человека).
***
«Философия – поэтика бытия. (Попробуй теперь докажи, что это выражение-формула принадлежит мне! Да не важно авторство. Философия безымянна, анонимна, а имена – только ориентиры для начинающих, неофитов.).
Она даже не приспособлена (хотя пытались) объяснять и оправдывать мир («правдать», как пластать). Философия ни для чего. И сейчас она, по сути, вернулась, к себе во всей полноте. Это по-прежнему чрезвычайно трудное дело, а по будущему – невероятное, наверное, труднее, невероятнее не бывает, но она живёт тайной жизнью, не теряясь в версификациях и гипотезах, и нисколько не иссякает, не убывает, сохраняя чистоту и незамутнённость.
К ней нельзя относиться, как к универсальной отмычке (хотя, если очень хочется – можно вообразить). Нет запоров, замков, открывать нечего, но вот  превратить себя, переосуществить (не переиначить, что значит принять за другое или употребить в качестве заменителя) – можно только с её помощью, и то не по необходимости, не фатально, а свободно – переосуществиться, превратиться в желаемое и мечтаемое, что очень опасно, смертельно – назад пути нет, и оттуда никто не возвращался, да и некуда. Это путь абсолютной красоты. Можно изменить свою природу, но обратно никак. Возврата нет. Как в жизни.
Так что довольно о ней. Надо ею быть, хотя никакого утешения философия не даёт, ни от чего не спасает, и отвернётся, предав, как только почувствует твою слабость, усталость.
Да, и «цифролизация» скоро пойдет на спад. Наиграются, как кубиком Рубика, и бросят. Дело совершенно безнадёжное, но дров наломают, и последствия будут самые печальные. Это уже очевидно. Хотя это повод укоротить, приспособить, приструнить, обуздать, бюрократизировать науку, – слишком многое себе позволяет! – и каким-то образом удержать: власть. Причём независимо, у кого эта власть, у патологических идиотов или феноменальных интеллектуалов (кстати, «феноменальный интеллектуал» – это почти ругательство. Где критерии? Нобелевская премия сейчас – как патент на кретинизм. Необходимо хотя бы медицинское освидетельствование на вменяемость. Хотя – не панацея. Но это напрасные упования). Система прогнила, причём любая. Требуются иные методы мышления, самоорганизации.
Я вижу во всём этом издержки вынужденного свободного времени, которое находит себе путь в разрушении форм, норм, устоев, вырываясь через расселины и стравливаясь в огромном количестве развлечений, забав, и всем, что создано, чтобы усмирять, отводить, перенаправлять эту энергию, укрощая свободного времени избыточность, хотя его много не бывает! Но это ненадолго: либо мир переосуществится соответственно свободно-временной природе, либо свободное время разнесёт этот мир, эту «халабуду» «вдребезги пополам». То есть свободное время, как атомную энергию, надо заставить работать, причём со знанием дела, а уж о «ядерном» его потенциале пока речи нет. Так что свободное время может быть началом тотального уничтожения и саморазрушения. Никто не знает, куда его поведёт и чем оно обернётся. По крайней мере, в старых спёртых формах оно показывает, каких монстров-уродов может создавать. Возможно, потом будет стыдно, но пока никто ничего не замечает, оправдываясь естественностью.
И нет ещё языка, способного выразить хотя бы блистательные возможности свободного времени (а не только побочные эффекты), а когда такая возможность появится, это будет пошлой банальностью, да и потребности не будет даже понимать, что такое свободное время. Оно станет «как всегда». Будет обыденностью, и вопрос не в потреблении, а в освоении, но не обязательно всё сразу, залпом, выдышать весь воздух. Стихия свободного зремени непредсказуема, она может заняться и самоуничтожением – кто знает? /А.В. Босенко, Абрисы свободного времени. – В кн. Последнее время, К., 2021, стр. 84-85/.
***
Модусы «философской» халтуры (и халтурщиков).
Тот кантует, тот фихтерит, тот шеллингует, тот гегельянит, тот фейербашит… Все при деле. Почти все – со справками (дипломами, аттестатами etc.)
А вы о жизни нормальной мечтаете? Ну, ну…
***
Время бывает: потерянным, растраченным, проведенным (приятно, либо не очень), но в любом, – любом, – случае – в последний путь, убитым etc., etc., etc.
И лишь в одном, – одном - единственном, – случае оно бывает действительным богатством (каждого, многих, всех): когда это время творчества. Аминь.
***
Сущее есть наличное бытие докультурное (внекультурное). Есть естественная реальность. Существование есть наличное бытие (духовное, чувственное, материальное) культурное. В случае совпадения существования с сущностью – действительность; в случае рассогласования – культурная реальность. Аминь.
***
АУГ?
Угу…
***
«Каждый украинский политический скандал роскошен и прекрасен, как первосортная виноградная гроздь. Она состоит из разных красивых бубочек, которые, созревая от зеленого до красного цветов, нежно искрятся в свете телевизионных софитов. Созрев, они просто брызжут пьянящим соком искренности под пальцами блогеров.
Хотя политические скандалы в нашем новом и независимом обществе были еще тогда, когда самые пафосные интернет-изобличители ходили в школу, а инстаграммеры и тиктокеры были просто сперматозоидами (кое-кто таким и остался).
Каждый из этих скандалов тридцатилетнего периода был «неслыханным, невиданным, возмутительным, не имеющим аналогов». И, конечно же, каждый скандал «радикально менял все общество» до неузнаваемости, открывал ему глаза на что-то там такое с гарантией неповторения чего-то там такого.
Общество набрасывалось на провозглашенного очередного «козла отпущения», которого, предварительно сговорившись, отдавали народу на заклание такие же политические парнокопытные. Народ торжественно провозглашался победителем и защитником национальных духовных ценностей. А национальные материальные ценности в то же время тихо перераспределялись среди скромных инвесторов очередной народной победы…
Поискам алгоритма скандалов посвящено немало интересных текстов. Но как только дело касалось участия в них украинского общества, начинались авторские самоограничения: ученые спорили об исторических примерах и дефинициях, партийные рекруты – о своих и не своих лидерах, активисты комнатные и уличные – о востоке и западе, севере и юге, верхах и низах.
Все эти суждения были справедливы в рамках представлений о мире тех, кто эти суждения высказывал.
В целом же они сходились в том, что существует малограмотное большинство и компетентное меньшинство. Практическая ценность этих публичных суждений, конечно, повышала узнаваемость авторов. Но на этом фактичность и заканчивалась.
Ну хорошо, пусть будет не «верхи» и «низы», а «власть» и «общество». По три позиции в каждой группе.
«Власть», не очень искренние люди.
Люди, которые были у власти и вновь хотят туда попасть. В широком смысле слова. Это не только несколько известных персоналий, но и вся их клиентелла, весьма опытная в искусстве интриг и обычно более квалифицированная, чем сами первые лица. Коммуникативная проблема этой группы в том, что они, кроме личной квалификации, вынуждены говорить в стилистике своих лидеров, то есть в категориях прошедшего времени. Эта политическая ностальгия позволяет удерживать электоральное ядро, но не предусматривает прирост в принципе…
Люди, которые никогда не были у власти, но хотят ею стать. Эта колоритная группа активистов состоит из карьеристов и романтиков, использующих одинаковую пафосную и наивную стилистику. С той разницей, что одни делают это цинично (и поэтому эффективнее), а другие – искренне. У тех, кто никогда не был на государственной службе, очень слабое представление о правовом поле, в котором существует чиновник, даже самый маленький. Чиновник – не человек, а функция, он должен добросовестно выполнять все официальные предписания с девяти до шести, и все. Для кодификации ночных фантазий в дневные правила есть парламент, а там – своя внутренняя бюрократия под видом демократии. Но эта группа – пламенные спикеры фантастических грез, поэтому ее так любят разные гостевые редакторы.
Люди, которые находятся при власти и боятся ее потерять из-за непредсказуемых ротаций и прочих кадровых интриг. Это такой трагикомический кластер, куда немножко попадают и вышеупомянутые представители. Но в нашей ситуации это, во-первых, «массовка», актеры коротких стендапов, попавшие в длинный древнегреческий театральный спектакль, и античные маски с них постоянно сползают. Во-вторых, приоритетность послушания над квалификацией и опытом, что логично. Зачем современному начальнику, который сам не знает, кто и зачем его назначил (знает только, что: ненадолго), подчиненный, умнее его самого?
Справедливости ради надо сказать, что такая публика весьма репрезентативная в общественном измерении: снимите пассажиров нескольких вагонов с поезда (можно даже из «Хюндая») и пошлите их в высшие эшелоны власти. В первый год их все будут любить, как новых народных лиц, дальше ненавидеть, что бы они ни делали или делали эти пару лет...» /Олег Покальчук, Почему украинский скандал часто заканчивается пшиком? //ZN, UA от 07.12.21/.
Да, как-то так.
***
Нікчема (никтожество,  ничтожество) – перетворена форма буття людини.
***
Лишенность – это отчуждение обретенного (в т.ч. приобретенного).
В конце концов, справедливость  попранную можно восстановить, урон компенсировать, экспроприатора экспроприировать etc.
Что делать с необретенностью? С банализированной необретенностью?!
***
Досуг, выходной, релаксация, праздность, провожание (провождение, проведение etc.) времени … в последний путь, прожигание, убивание etc., – бессчетно, – это упразднение, утилизация, умертвление. Чего? Да всего и всех в культурной культуре: богатства, человека, людей, общества, творчества, гениальности, свободы, гуманизма. Действительности.
***
«Свободное время – пространство человеческого развития» /К. Маркс/.
Нет. Свободный хронотоп (время – место) человеческого развития. А еще лучше: Хронотоп человеческого развития. И уж совсем хорошо: творчество – хронотоп и способ развития свободы как бытия действительного гуманизма в форме практической всеобщности.
***
«В Национальной академии наук утверждают, что к концу XXI века население Украины может сократиться до 22 млн. В НАН рассказали, что такая проблема присуща всем странам Европы, однако точного ее решения пока нет.
«Мы пока не видим пути остановки этого процесса. Он присущ большинству стран Европы, решающих проблему за счет мигрантов. Скорее всего, так будет и у нас. Украина будет интересовать мигрантов из азиатских стран, Кавказа, бывших республик Советского Союза. И за счет этого, может быть, удастся стабилизировать численность населения», – заявил заместитель директора Института демографии и социальных исследований НАН Украины Александр Гладун.
Он добавил, что пока нет предпосылок для естественного роста численности населения…» /Инфо. ZN, UA  от 03.12.21/.
***
«…Так где же шедевры, хотя бы шедевры? Не будем вспоминать, за что звания академиков давали, степени, премии и награды, по крайней мере, в философии – за то же, что и сейчас.
И можно подумать, что все были на подпольной работе.
За народ все «уболевают». И что-то не слышно голоса «интеллигентов» нынче, как будто не льётся кровь, не убивают детей, не голодают беженцы. Где все эти вещатели и умельцы рассуждать о «единственной слезинке ребёнка», о страданиях детей? (Недавно слышал в новостях, в очередной раз: «Ребёнку требуется операция, у него лейкемия, если не соберёте деньги, врачи спасать ребёнка не будут». Да, вот так.) Где же им быть, как не в кабаке, в коем и произошёл достославный разговор между братьями Карамазовыми. Бунт в трактире. Исконно российское решение проблем. За рюмашкой о муках человеческих, о страдании, о совести. О Добре и Зле...
Тут дело в том, что «капитализм» не «должен» никого спасать, а социализм именно «должен», и никакой благотворительности, никаких «если», никаких одолжений, он именно «должен», люди должны, врачи обязаны, даже, когда не «могут» спасать ребёнка, человека «до последней капли крови», «до последнего патрона», а дальше в рукопашную, и так и было. Скажут: сколько предателей было. Да, было, но не система в этом виновата, и сейчас есть массовое предательство – даже если не хочешь, опускаешься вместе с ординаром, чувствуешь себя коллаборационистом, но живёшь, по инерции, принудительно, «в долг», хотя никому ничего не должен, предавая себя, хотя не надо бы, так это всё хлопотно. Был шанс, но упустили. А дальше – нет «дальше».
Вся наука шла, вершилась мимо «науки», равно как искусство было впервые ради искусства, и когда «духовность» обрела «критическую массу», земля стала неустойчивой, «уходить из- под ног», стало ясно, что, если нельзя подавить и уничтожить, остаётся одно – возглавить. Ведь все, включая грудных младенцев, понимали, кто в стране лишний: те, кто бредит поэзией, музыкой, философией, живописью, живёт образом свободы и красоты, не ожидая пришествия «светлого будущего», или зажравшаяся партийная верхушка, ретивые комсомольские работники и министерские крысы.
Всё осталось по-прежнему…» /А.В. Босенко, Необходимое свободное время, – В кн. Последнее время ІІ, К., 2021, стр. 205/.
***
«При всей болтливости в нынешней философии – тягостное молчание» /А.В. Босенко, Даже, если бы…/.
Да, где-то так.
***
«Уже не раз упоминалось о плачевном состоянии современной философии.  Собственно, ее вообще нет. Ушла, и черт с ней, или Бог с ней – разницы никакой. Ее мертвый язык – для эстетов. И хотя возможна ее тайная жизнь в себе и для себя, она – мифическая область свободы. Абсолютно неприменима. О её гибели и прочем написано много. Но, может быть, такова её судьба? И это не доказано. Просто вышла из «употребления, области применения», приложимости. Философия непреложна. Но она никогда не была прикладной. Подменена фальшивками, имитациями. Она на подмене, «на измене, в том числе и себе». Теперь всецело – политология дурного пошиба. Даже в так называемой феноменологии, не говоря уже об американских вариантах практической философии и прочем дерьме, «приходах» прагматизма, дурной психологии, навязывающей
свои патологические состояния, и прочих эрзацах – всюду это неприкрытое
уродство: пакостить, лишь бы пакостить, лишь бы писать на стенах.
Самое смешное, что это никоим образом не задевает настоящую философию, которая критериев не имеет и представляет собой своего рода чистую атональность. Она прекрасно обходится без брендов, без «идолов толпы», без методологий и власти экспертов. Обходит стороной и исполнительство, куда ушли философы с патентами – чтецы-декламаторы, инструменталисты, фокусники, ремесленники (хотя ремесла нет и в помине), сфера обслуживания, прислуга.
Шоу должно продолжаться при любых обстоятельствах. Но уж очень жал-
кое зрелище. Я бы не без удовольствия потоптался на этом, описывая падение
и самоунижение философии, но не буду, потому что это не она, и «коммуникативная роль» на потребу рынка массовиков-затейников, танцы в «два притопа, три прихлопа» к философии не имеют никакого отношения, как и весь псевдо-философский трёп, или рэп…» /А.В. Босенко, Необходимое свободное время. – В кн. Последнее время, К., 2021, стр.95/.
***
Микеланджело Буонаротти.
  «Сотворение Адама».
(~1511г., четвертая из девяти центральных композиций потолка Коридора Сикстинской капеллы, посвященных девяти сюжетам книги Бытия (Танах).
…Расстояние (дистанция) между творением  и творчеством?
Полагаю, – убежден, – что это расстояние (дистанция) между выпрямленным указательным пальцем правой руки Бога Отца (Творца) и полусогнутым в последней фаланге указательным пальцем левой руки Адама.
…Аминь.
***
Основатель и освоитель стал приобретателем. И – потребителем. У приобретателя нет навыка, нет дара, нет гения распредмечивания. Распредмечивание редуцировано к функционированию трактов: пищеварительного, кровеносного, мочеполового… А ведь homo начинается с опредмечивания…
***
«O vitae philosophia dux! – О философия, ведущая [нас по] жизни! [о витэ филос;фиа дукс!]
Похвальное, слово философии у Цицерона («Тускуланские беседы», V, 2, 5): «О философия, водительница душ, изыскательница добродетелей, гонительница пороков! [...] Ты открыла законы, стала наставницей порядка и нравственности; к тебе мы прибегаем в беде. [...] Один день, прожитый по твоим уставам, дороже, чем целое бессмертие, прожитое в грехе!» (Пер. М. Гаспарава)» /Крылатые латинские выражения, М., 2009, стр. 495/.
Да.
***
Pereat mundus, Fian veritas!
«Пусть погибнет мир, но восторжествует истина!» (лас.). Есть варианты: «философия», «право» etc.
Да кому они нахрен сдались, ваши истина, философия, право, – вкупе с заблуждением, ложью etc. – если погибнет мир?!! Хотя бы и масштабе отдельно взятой, – земной, – цивилизации.   
***
Несколько тяжеловесное изложение (стиль), но я досадую, что поздновато «открыл для себя» этого автора: Семена Людвиговича Франка (1877-1950). Моим юным коллегам: учитесь на чужих оплошностях, ошибках и заблуждениях. У вас эксклюзивных будет – валом. Ибо: «человек, который не ошибается – ошибка природы»…
«…Всякое предметное знание предполагает направленность познавательного взора на «известное», на некое х, в котором отыскивается и открывается содержание А, и притом в том смысле, что это А «принадлежит» неизвестному (в остальных отношениях) предмету и улавливается именно в его составе или как бы на его фоне. Таким образом, адекватная формула всякого предметного знания будет «х есть А», что означает, с одной стороны, что в составе х можно уловить, найти, усмотреть некое А и, с другой стороны, что это А принадлежит именно к х, входит в его состав, основано иди укоренено в нем. Познанное содержание А выделяется – именно в качестве познанного, раскрывшегося, ясного на своем темном фоне, но не отделяется от него, а, напротив, познаётся именно на этом фоне, на этом: базисе, как нечто, неразрывно к нему принадлежащее.
Таким образом, всякое предметное знание, взятое во Всей полноте своего смысла, означает, что неизвестное, на что: направлено или что «имеет в виду» – наше познание, частично познано, уяснено как содержание А и что вместе с тем оно в качестве неизвестного все же остается неизменным ингредиентом нашего познания – тем, на что последнее остается направленным и в пределах чего – на надлежащем месте – полагается все уже познанное. Какие бы новые проблемы ни возникали в связи с этим итогом, существенно для нас здесь только одно: наряду с известным и познанным – с тем, что определено через понятие, – стоит всегда и неотменимо прочно в мире нашего познавания и неизвестное; неуясненное, – можно сказать, темное – то, что скрыто в символе х, и притом как общий фон и основа всего познанного. Это можно выразить и так: каждое познание есть по своему смыслу (если и не всегда психологически осознанному) ответ на вопрос; всякому суждению «А есть В» логически предшествует вопрос: «что есть А?»; следовательно, пер-осуждению (см. выше) «х есть А» – вопрос: «что есть х»? («что может быть усмотрено в составе х?»). Направленность взора на неизвестное есть условие возможности всякого познания; и как бы далеко ни проникало последнее, эта первичная направленность взора как Таковая не может исчезнуть, не может быть покинута или преодолена, потому что она есть основоположная установка того, что мы именно и называем познаванием. Наше познание никогда не может быть завершенно-законченным, безусловно готовым, чем-то статически находящимся в себе самом. Познание есть, напротив, всегда движение познавания, напряжение озарения окружающей нас «тьмы», направленность на эту «тьму»; оно, следовательно, предполагает постоянное предстояние ее. То, на что направлен наш взор в первовопросе «что есть х?» – неизвестное, – есть первое, основоположное условие всякого вопроса – начало, определяющее смысл самого вопрошания; поэтому само неизвестное, как таковое, есть нечто абсолютно бесспорное, не возбуждающее сомнения и вопроса. (Немецкий язык удачно выражает понятие «бесспорного» в слове fraglos – «безвопросно»). Неизвестное, как условие всякого вопроса, само, таким образом, предельно бесспорно, самоочевидно, «безвопросно» в буквальном и абсолютном смысле этого слова.
Рассуждая только по существу, т.е. не считаясь с чисто человечески-психологической стороной вопроса, казалось бы, – нужно сказать: на абсолютно-самоочевидное не стоит тратить слов – это значило бы, как говорится, «ломиться в открытую дверь». Если мы, тем не менее, вынуждены подчеркнуть это самоочевидное положение, то потому, что фактически большинству людей оно совсем не кажется самоочевидным; более того – оно, совсем не замечается обычно. «Настежь открытая дверь» – именно дверь в неизвестное как таковое – кажется большинству закрытой – более того, вовсе не дверью, которая есть вход в какое-то новое пространство – в то, что Находится за нею, – а непроницаемой стеной или – еще точнее – абсолютным пределом: того, что нам вообще доступно. Откуда бы ни бралось это заблуждение – факт тот, что оно необычайно широко распространено и психологически мы все и всегда к нему склонны. Рассуждая отвлеченно, мы все, конечно, знаем, что мир не исчерпывается тем, что нам в нем уже известно и знакомо, что познано нами, а, напротив, бесконечно шире и содержательнее всего нам уже известного. Но на практике нашего познавательного отношения к миру и – более того – нашей общей установки к бытию мы все склонны жить в «привычном», т.е. уже известном, – жить так, как если бы мир им кончался. То, что мы переживаем как «окружающий нас мир» (немецкий язык знает для этого термины Umwelf или Mitweit), – то, в связи c чем протекает наша жизнь и познание чего определено нашими жизненными интересами, – фактически переживается как совпадающее с миром вообще. Наша господствующая установка такова, – что мир нам известен и что известное, знакомое, привычное нам есть весь мир. Казалось бы, нет надобности быть «ученым», «исследователем», «мыслителем» – и тем менее «философом» чтобы знать, что каждый шаг нашей жизни есть новый опыт, узнавание чего-то дотоле неизвестного. Все мы имеем: опыт этого, но почти никто и никогда не осознает его Подлинного смысла. Здесь нет надобности заниматься вопросом, откуда берется это странное заблуждение – это ложное представление, которое прямо противоположно тому, что на самом деле есть; очевидно, практика жизни, какая-то потребность экономии духовных сил и чувства прочности и обеспеченности вынуждает нас закрывать глаза на окружающую нас со всех сторон темную бездну неизвестного, требует от нас этого самоограничения и потому –ограниченности; бесспорно одно: эта ограниченность действительно нам присуща, и потому, если мы уже ее преодолели, необходимо если не «ломиться в открытую дверь», то все же толкать наше сознание в эту открытую дверь, заставить его увидать, что дверь действительно открыта, что наша «комната» или наш «дом», «мирок», в котором мы живем, – есть только часть бесконечного неизвестного нам мира. Сколько споров было бы устранено, если бы каждый мог увидать и реально восчувствовать, что «мирок» его ближнего в такой же мере реален, как и его собственный! Сколько социальных и политических трагедий исчезли бы сами собой, если бы каждая партия могла выйти конкретно-психологически за пределы своего собственного, частного, мирка (вспомним, что слово «партия» происходит от слова раrs – «часть»!), восчувствовать его ограниченность и относительность и равноправие наряду с ним тех «мирков», н которых живут другие «партии»! И это не есть только «обывательская» ограниченность простых, немудрящих и немыслящих людей; политические деятели живут в «мирке» своих представлений, определенных партийными взглядами и интересами, вожди народов – в «мирке» своей нации, специалисты-ученые – в «мирке», ограниченном методами и интересами данного научного исследования.
Но если это так, то, казалось бы, было бы нелепой и вредной романтикой пытаться в этом отношении переделывать человеческую природу, пытаться стать умнее того, что, по-видимому, от нас повелительно требуют сами условия нашей жизни. Перевоспитать себя в этом отношении значило бы, быть может, превратить себя из трезво ориентирующихся в окружающем нас мире людей в каких-то пустых и вредных мечтателей, чей взор терялся бы в какой-то ни к чему не нужной безбрежности. Но – и, независимо от того, что здесь для нас дело идет просто об истине, о том, что есть на самом деле, причем для нас совершенно безразлично, к каким практическим последствиям это может привести (познающий как таковой, должен всегда быть готов руководиться, принципом: pereat mundus, fiat veritas! –  повторяем: совершенно независимо от этой принципиальной установки дело и практически имеет оборотную сторону. Пусть – в известных пределах – ограниченность и замкнутость сознания есть условие его «трезвости» и практической годности. Но это имеет силу именно только в известных, тоже весьма ограниченных пределах. Наряду с этим раскрытость сознания – его способность безгранично раскрываться и расширяться и тем самым основная установка безграничного простора вокруг познанного, привычного, уже знакомого мирка: есть также условие нормального – даже практического – функционирования нашего сознания и познания. В самом деле, замкнутость сознания в своем пределе есть не что иное, как основной признак – помешательства.
Она Образует самое существо мании. Какую бы манию мы ни взяли — манию величия или манию преследования и т. п. – она всегда предполагает, что человек ощущает, себя – центром мира, воспринимает мир превратно именно потому, что берёт его не во всей его широте, т. е. не учитывает тех его сторон и областей, которые не имеют отношения к его собственной личности, не входят в состав его кругозора, определенного его интересами, –  коротко говоря, не воспринимает мира, запредельного его собственному «мирку», отождествляя свой «мирок» –  то, что ему «известно» и «знакомо», –  а это есть то, что ему лично «важно» в связи с его личными интересами, –  с бесконечной полнотой, богатством, сложностью мира вообще – мира, ему чуждого и неизвестного, –  маньяк с неизбежностью приходит к какому-то совершенно превратному представлению о мире. Если сопоставить это совершенно бесспорное соотношение со сказанным выше об ограниченности сознания или о сознании ограниченности реальности – «нормального», «трезвого», практически ориентированного человеческого духа, то мы приходим к парадоксальному, но всё же бесспорному положению: что как - раз так наз. «нормальное», «трезвое», «обыденное» сознание в известной мере близко к маниакальности, как бы полуманиакально, и что, напротив, кажущееся «романтическим» требование ясного и напряженного сознания широты бытия за пределами уже «известного» и «знакомого» и с практической точки зрения весьма существенно, так как есть необходимое условие подлинно непредвзятого – соответствующего самой реальности – отношения к бытию. Оно есть, тем самым, условие подлинной плодотворности нашей жизни. Всякая новая инициатива, всякое умение завладеть чем-либо новым, доселе неизвестным и все же нам полезным, все вообще искусство правильно действовать требует умения видеть реальность в надлежащей перспективе. Это общее и самоочевидное положение применимо, конечно, и к выясненному и интересующему нас соотношению: умение видеть «наличие неизвестного как такового, окруженность узкой сферы ясного и знакомого безграничной полнотой неизвестного – данность в опыте не-данного, скрытого, запредельного – есть и практически необходимое первое условие плодотворного и целесообразного отношения к реальности. Поскольку имеет силу старое бэконовское положение «знание есть могущество» – нет надобности его здесь особо доказывать, – условием нашего «могущества» или практически правильной ориентировки в жизни будет и то, что является, как мы видели, условием всякого знания: видение «неизвестного», которое одно только приводит к установке «вопрошания» и тем самым ведёт к познаванию и знанию» /С.Л. Франк, Непостижимое. – В кн. С.Л. Франк, Сочинения, М., 1990, стр. 201-206/.
***
«Мишка косолапый по лесу идёт,
Шишки собирает, песенки поёт.
Вдруг, упала шишка прямо мишке в лоб…
Оступился Мишка и об землю – хлоп!
Засвистел на ветке пересмешник дрозд:
Мишка косолапый наступил на хвост!
А за ним вдогонку пятеро зайчат:
«Мишка косолапый!» из кустов кричат.
Подхватил дразнилку весь лесной народ.
Мишка косолапый по лесу идет!..
Бросился к берлоге маленький медведь:
Чем такие ноги, лучше умереть!
Спрятался за шкафом и ревёт ревмя:
Мишкой косолапым кличут все меня!
Мама удивилась: глупенький сынок,
Я всегда гордилась формой твоих ног.
Я ведь косолапа, и папа косолап,
 И косолапил славно дедушка Потап.
Мишка косолапый стал ужасно горд.
Вымыл с мылом лапы, съел медовый торт.
Вышел из берлоги, и как заорёт:
Мишка косолапый по лесу идёт!»
/Андрей Усачев/.
P.S. Человек, ты универсален как человечество; человечество, ты уникально как человек!!!
***
Обобществленное есть непосредственная всеобщность.
Или: обобществленность есть всеобщность в форме действительного непосредственного и непосредственность в действительно всеобщей форме.
***
«Элита» – это не «кто». Это – «какие».
Вообще говоря, заурядный термин (от фр.: elite – лучший, отборный), используемый агрономами для характеристик всхожести семян.
Экстраполяция на человеческие сообщества – весьма неточна и двусмысленна. Глядя на современную «автоэлиту» (в смысле не  существования: они все имеют авто; а в смысле сущности: самоназывающуюся, а, точнее: самообзывающуюся), невольно приходишь к выводу: этих сеять нет необходимости, сами произрастают… Дикорастущие. Ну, в смысле: «дичь»… И все до одного – чисты как слеза ребенка перед Уголовным кодексом. Последнее – навеяно словами А.В. Босенко о нынешних «Философских светилах».
«…Я не поленился пересмотреть в записях вс;, что они наваяли, все лекции, все интервью, перечитать все их основные книги… и был поражен полным отсутствием философии, как отсутствием состава преступления «(Алексей Босенко, Абрисы свободного времени. – Последнее время, К., 2021, стр. 13).
Да в любом деле таких, с безупречным алиби – валом. Беда, беда…
***
«Мария Львовна (Злотина. – Б.Н.) была человеком неконфликтным. Говорят, что это характерно для людей, у которых отсутствует чувство страха по какому-либо поводу. Неконфликтность и необыкновенная смелость каким-то образом сочетались у Марии Львовны. Будучи терпимой к коллегам и ученикам, она не включала в их число начальство. Она подвергала остроумной и беспощадной критике руководителей всех рангов в их присутствии: заведующего кафедрой, директора ИПК, ректора КГУ. Одному из давних заведующих кафедрой философии она сказала примерно такое: «Ну что Вы, зачем же обвинять меня в идеализме, ведь я Вас обвиняла всего лишь в идиотизме». Когда у руководства КГУ созрела идея отправить Марию Львовну на пенсию, директор ИПК Б.И. Королев сказал: «Я не представляю ИПК без Марии Львовны».
Я часто размышляла по поводу удивительной смелости, характерной для Марии Львовны: это врожденная черта или она сформирована ее необыкновенной биографией? Многие знают, что ее биография была уникальной. Когда началась война, она вместе с большинством однокурсников, ушла добровольцем на фронт, став сандружинницей 3-й Коммунистической дивизии Московского ополчения. Это произошло 15 октября 1941 года. Кстати, эта дата совпала с эвакуацией советского правительства из Москвы. За 8 месяцев пребывания на фронте Мария Львовна вынесла с поля боя не одну сотню раненых. (Героя Советского Союза давали за 100 раненых). Командование дивизии представило Марию Львовну к этой наивысшей награде, но офицер штаба, который доставлял документы в Москву, погиб, а с ним погибли и все представления. Да и сама дивизия понесла огромные потери и через какое-то время перестала существовать. Вскоре Мария Львовна была тяжело ранена. Почти год она пролежала в гипсе в разных госпиталях страны. Врачи говорили, что ходить она уже не сможет никогда. Но она поднялась, сначала с помощью костылей, потом палочки, вернулась к учебе. МИФЛИ из-за огромных потерь студентов на войне, перестал существовать, и Мария Львовна завершила свое философское образование в МГУ. Потом была аспирантура, а в 1947 году она, вместе со своим мужем, известным ученым-философом Иваном Петровичем Головахой, приехала в Киев. С тех пор ее профессиональная судьба была связана с Киевским университетом имени Тараса Шевченко. Мария Львовна не только научилась ходить без палочки, но и родила двоих сыновей» /А. Левицкая, д.ф.н., проф./.
***
Не надо путать «политическую борьбу» с борьбой за донаты.
Вместо философии, этики, эстетики, социологии, культурологии, политологии etc. – донатология. Одна - однишенька… Как перст…
***
«Можно (и нужно. – Б.Н.) всячески поносить экзистенциалистов, философов типа Ф. Ницше, М. Хайдеггера и К. Ясперса за эстетику интуитивизма, за отрицание познавательных элементов в искусстве, но нельзя сводить высшее проявление человеческого духа, задетого взлетами или падениями сложной реальности, к некоей коммуникативной системе, информационному коду или шифру, двоичному математическому знаку, сакраментальным оппозициям, лишающим произведения искусства гражданственной и личностной окраски, политической и идеологической направленности, проблемности, конкретно-исторического наполнения, аллюзий, конфликтов, эстетического своеобразия, взаимопроникновения действительности и вымысла и еще чего-то недосказанного, а вымысел бывает столь могуч, что иной раз одолевает историю, и Ричард III остается в памяти поколений по Шекспиру, а не по историческим хроникам.
Машина не считается даже с общественными потрясениями, революциями и контрреволюциями. Для нее все это – «архитектурные излишества», к которым она равнодушна. Нервные клетки, как учит медицина, не восстанавливаются, а триггеры, тиристоры, резисторы, транзисторы, микропроцессоры и т. п. легко заменяются. В известном смысле, не душа бессмертна, а компьютеры. Художественное мышление выходит за пределы кибернетического процесса, обозначаемого глаголом «мыслить», то есть «воспринимать, хранить, передавать, перерабатывать и выдавать информацию».
В творческом акте, когда «и мысли в голове волнуются в отваге», большую роль играет случайность, ассоциативность, «неуловимость», пустяк незначительный. Побудительный импульс: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи...» (А. Ахматова). Случайность и ассоциативность творческого процесса не подвластны ни эксперименту, ни теории вероятностей, ни теории множеств и игр, ни математической логике, подобно тому как нельзя запрограммировать талант, экспромты, эпиграммы, шутки, сарказм, иронию, критику, сатиру, содержательную игру слов, не говоря уж о такой, которая взывает к коннотации, читательской эрудиции и чувству юмора, вроде: «Увы, надменные подонки» (А. Вознесенский). Современная наука и техника не в состоянии создать аналог мозга человека даже с посредственными способностями, тем более «друга парадоксов» – гения, уникального по природе.
Для ЭВМ с ее элементарно-бинарными «мозгами» (да – нет, включено –выключено, 0 – 1) и формалистикой исключено главное, что делает творчество художественным, – образное мышление, метафора, многозначность, эмоционально и интеллектуально наполненный образ, определяющий, как думает большинство, специфику искусства: философ, по словам В.Г. Белинского, говорит силлогизмами, поэт – образами и картинами...
Непременное и главное средство создания образа в литературе – язык. На каком же языке прикажете, предположим, поэту изъясняться с машиной? Разумеется, на кибернетическом – фортране, паскале, алголе, коболе, бейсике, РL/1 и др., ибо даже самый богатый и гибкий, тончайше нюансированный естественный язык недоступен ЭВМ и с точки зрения информатики «неточен». Между трепетным еgо и машиной встает холодное id. На каком языке «глаголом жечь сердца людей»? С компьютером приходится говорить на однозначном, алгоритмическом искусственном метаязыке, и тогда все летит в тартарары: речевые характеристики, синонимы, омонимы, многозначность, подтекст, двусмыслица, фоносемантика, ономатопея, благозвучие, роскошь выражения, красота периодической речи и описаний, фигуры речи, диалектные и национальные особенности, народные присказки и т. п. Формализация чревата формализмом, обеднением содержания. Литература подвергнется нивелировке, вместо «многообразия форм живых кораллов – единообразие холодной пляжной гальки».
Компьютер не знает и принципиально чужд морали, не имеет понятия о нравственном и безнравственном, для него не существует категории мировоззрений, идейности, патриотизма, добра и зла, красоты и безобразия, любви и ненависти, стрессов и страстей, чужд он и ценностным критериям. Не ведая того, в своих электронных помыслах он может преспокойно нарушить все десять заповедей совокупно и поодиночке, или просто планируя ядерную атаку. Подлинное же творчество основано на нравственном чувстве – «Гений и Злодейство несовместны». Для искусства, кроме того, необходимы внешняя и внутренняя свобода, раскованность, непредсказуемый «разброс», а машина подневольна, запрограммированная; она раба севшего за терминал. Бунт машин – выдумка сочинителей фантастических романов.
ЭВМ не работает без программы, душой которой являются алгоритмы, представляющие собой точно сформулированные человеком на некотором языке линейные правила для достижения искомого результата. Иначе говоря, для машины невозможно попасть в незапланированную ситуацию, в какую могут угодить, например, действующие лица у романа, автор которого подчас еще сам не знает, что скажут и как поведут себя его герои, влекомые логикой жизни, а не математической формулой. Все искусство, как известно, «езда в незнаемое», «колумбово действо». Для компьютера характерны жесткая детерминированность, исключающая всплески инициативы, самостоятельность, импровизацию, новаторство, парадоксальность, некая прямолинейная дидактичность, выводящая за пределы высокого, вдохновенного искусства и вводящая его в русло ремесленных поделок, иногда по-своему забавных, привлекательных и соблазнительных, как копии знаменитых полотен на конфетных «фантиках» и стенах вокзальных забегаловок. Детерминированность – это значит, ни шедевров, ни даже: обезьяньей мазни. Машина не имеет права на ошибку, человеку, увы, свойственно ошибаться» /И.М. Нахов, ЭВМ и художественное творчество, или анти-Тьюринг. – В кн. Античность в контексте современности, М., 1990, стр. 49-51/.
***
– Ваш основной род занятий?
– Умираю от смеха. Сквозь слезы.
***
Что общего у царя с нормальным человеком: гением, субъектностью творчества?
«У всех трудящихся два выходных дня в неделю. Мы, цари, работаем без выходных» (х.ф. «Иван Васильевич меняет профессию»).
«Если ты выбрал дело по душе, ты не будешь работать ни одного дня» (Конфуций)
Да, где-то так.
***
Что есмь «современная философия» в т.н. «культуре современности»? Поток свободного сознания, извергаемый нотариального заверенными и обвешанными всеми мыслимыми и немыслимыми «цацками – бецками»: степенями, званиями, наградами, лауреатствами, кавалерствами, должностями… А по существу: субъекты свободной (и от необходимости, и от свободы) риторики. Имитаторы, имитаторы имитаторов etc. 
***
Искусство начинается там, где в гармоническом синтезе сливаются культурный микрокосм и макрокосм, опосредуясь мезокосмом.
***
«…Пластика зависит от страны: формы, цвета, линии, пространства – все это продукты определенной культуры, в природе нет цвета вообще, нет абстрактной формы. Существует звонкий черный цвет Испании, есть бархатный французский ультрамарин, есть красный цвет русской истории. Есть лица и жесты, взгляды и мимика, присущие лишь определенной культуре, вырастить их в пробирке нельзя. Лица героев Кранаха можно увидеть только в Германии, персонажи его картин по-немецки стоят, по-немецки держат бокалы, по-немецки морщат лоб. Герои Гойи живут и двигаются как испанцы, а герои Брейгеля – ходят и двигаются как фламандцы, и ничего с этим поделать невозможно, даже если отменить нацпринадлежность специальным декретом. Художник пишет собственную анатомию, известное ему по рождению строение человека и общества – и это знание заменить нечем, вне тела культуры работать невозможно. Резная скульптура Рименшнайдера и многодельная гравюра Дюрера – как похожи они на вязкую немецкую грамматику; прозрачный и звонкий Беллини – разве сразу не видно, что он говорит на итальянском языке? И только пустота Самовыражения современного художника не имеет внятной родины – и язык пластики анонимен» /Максим Кантор, Совок и веник. – М., 2010, стр. 348/.
***
Пейзаж: «цветущая сложность» политических жуликов, наперсточников, лохотронщиков, рагулья, словопохотливых СМИ-юков и прочей, – бесчисленной (от своей суетливости), – предысторической швали. Это – не до битвы, и не после битвы. Это – «битва»…
***
Что за человек? Непонятно. И не верящий (уж не гворя: не убежденный), и не верующий.
Так, вероватый…
***
«Если первая попытка была неудачной, то парашютный спорт – это очевидно: не ваше…» /Услышанное/.
Да, где-то так.
***
«Долг! Ты возвышенное, великое слово, и в тебе нет ничего приятного, что льстило бы людям, ты требуешь подчинения, хотя, чтобы побудить волю, и не угрожаешь тем, что внушало бы естественное отвращение в душе и пугало бы; ты только устанавливаешь закон, который сам собой проникает в душу и даже против воли может снискать уважение к себе (хотя и не всегда исполнение); перед тобой замолкают все склонности хотя бы они тебе втайне и противодействовали, – где же твой достойный тебя источник и где корни твоего благородного происхождения, гордо отвергающего всякое родство со склонностями, и откуда возникают необходимые условия того достоинства, которые только люди могут дать себе?
Это может быть только то, что возвышает человека над самим собой (как частью чувственно воспринимаемого мира), что связывает его с порядком вещей, единственно который рассудок может и которому вместо с тем подчинен весь чувственно воспринимаемый мир, а с ним – эмпирически определяемое существование человека во времени в совокупность всех целей (что может соответствовать только такому безусловному практическому закону, как моральный). Это не что иное, как личность, т.е. свобода  и независимость механизма всей природы, рассматриваемая вместе с тем как способность существа, которое подчинено особым, а именно данным собственным разумом, чистым практическим законам; следовательно, лицо как принадлежащее чувственно воспринимаемому миру подчинено собственной личности. Поскольку оно принадлежит и к умопостигаемому миру; поэтому не следует удивляться, если человек как принадлежащий к обоим мирам должен смотреть на собственное существо по отношению к своему второму и высшему назначению только с почтением, а на законы его – с величайшим уважением» /Иммануил Кант, Критика практического разума. – М., 1999, стр. 349 – 350/.
***
Субъект слоблудия – словобл…дь.
***
«…Я не считаю себя придаточным к капиталу» / Ф.М. Достоевский, Игрок/.
Да.
***
Кино? Трудно вспомнить что-то путное…
Ну, «Ночной позор», «Дневной позор», еще что–то…
***
«НЕ вокруг творцов нового шума – вокруг творцов ценностей вращается мир! /Ф.Ницше/.
Р.S. Я бы не стал изводить на подобных субьектов прекрасное слово «творец». «Производители нового шума» – в самый раз будет.
***
Продукування і продукт – це культурний випадок процесу і стану.
Производство и продукт – это культурный случай процесса и состояния.
Р.S. Синтез – розвиток.
Синтез – развитие.
Аминь.
***
Без опоры на ретроспективу (традицию, опыт, историю, предание etc.) невозможна перспектива (новаторство, дерзновение, устремление, пророчество etc.).
Это – «два крыла одной птицы»: жизни, – нормальной, – человеческой. Каждого, многих, всех.
***
Профетизм (пророчество). Это, по - существу: сакрализованная форма «куска» антициации, одного из ее, – антиципации – модусов (прогноза, предвидения, форсайта etc.). И ущербность его отнюдь не в избыточной сакрализации, но: в диалектической ущербности. В попытке загляда в будущее (в завтра) без опоры на прошлое (назад, вчера). Т.е. в разорванности основания (определенных противоположностей в составе одного противоречия, одной сущности). В разорванности, т.е. в … отсутствии основания. Ведь: «в сущности все – относительно». Научная антиципация, – опережающее отражение, – это и есть указанное отношение, сиречь – осуществляющееся диалектическое противоречие.
«Любовью и единением спасемся» /Сергий Радонежский/.
***
Любовь – это модус могущества. Могущество – это недеформированное, гармоничное, – диалектически безупречное, – единство «хочу» и «должен»  (хотят, должны etc.).
Стоит разорвать – и пошли деформации. Абсолютизируй одну противоположность  противоречия (могу) – и тотальная задолженность: Богу должен, соседу должен, стране должен, жене (мужу) должен/на etc.
Ну, вспомним: гражданский долг; воинский долг; партийный долг; супружеский долг etc. (К слову, о последнем давеча где-то прочитал: «супружеский долг – это когда хочешь, не хочешь – а должен»).
Такая же, если не еще более безобразная картина – взбесившееся, абсолютизированное «хочу». Даже описывать ее не хочу. Брезгую. Скажу лишь, что субъект абсолютизированного желания (хотения) – потреблять. Или «дь»…
Диалектики хоц-ца…
Р.S. К слову, а почему, когда говорят: «супружеский долг», имеют в виду исключительно мужа, мужика? Вы когда-нибудь аплодировали одной рукой?