Папочка-лапочка и любовь на троих

Время показало, что фюрер был прав, считая Бормана единственным человеком из своего окружения, которому можно доверять всецело: как бы там ни было, и какими при том личными мотивами не руководствовался Мартин Борман, он оказался одним из немногих, кто добровольно оставался со своим фюрером до самого конца. Борман ни при каких обстоятельствах не выдавал, хотя бы намёком, свои истинные чувства. Однако, это не относилось к его жене. Она жила в Оберзальцберге, в большом доме, построенном Борманом на склоне горы Хоен-Гёль, как раз напротив отеля «Zum Tuerken» и в ста метрах от Бергхофа Адольфа Гитлера. Жене Борман не казался циничным интриганом и развратником, не пропускающим ни одной новой юбки в своём окружении, а образцовым мужем и отцом, любящим её и Адольфа Гитлера. Она любила своего мужа и родила ему десятерых детей, один из которых умер во младенчестве. Она полностью разделяла его взгляды и считала, что евреи несут ответственность за все пороки мира.
Во время разлуки, когда Гитлера не было в Оберзальцберге, супруги вели оживлённую переписку. В письмах жене Борман называл её «моя любимая девочка», «моя любимая Герда», «любимая, сладкая, дорогая жёнушка», «мамочка». Он называл её «самой прекрасной из всех женщин» и «славной, чудной женщиной, бесконечно любимой». В июне 1943 года Гитлер прибыл на несколько дней в Оберзальцберг. Вместе с ним вернулся домой и Борман. Когда они через какое-то время вернулись в Восточную Пруссию, Герда Борман написала мужу: «Мой дорогой папочка. Опять ты уехал далеко от нас после восхитительных недель, которые мы смогли провести вместе. Надеюсь, что отдых пошел тебе на пользу, и буду счастлива, если смогу увидеть тебя здесь, одного, чтобы ты действительно мог хоть на какое-то время расслабиться. Надеюсь, что я положила все, что ты хотел, и ничего не забыла. Я заранее все тщательно продумала. Скоро увидимся, дорогой, будь здоров и благополучно доберись до «Вольфшанце». Мы все тебя любим. Твоя мамочка и все твои дети».
5 июля 1943 года с наступательной операции немцев началась Курская битва. Вскоре русские перешли в контрнаступление, закончившееся разгромом немецких армий. В это время Борман пишет своей жене: «Восхитительно наблюдать полное спокойствие на лице фюрера в связи с фантастическими осложнениями на востоке, юге и так далее! Предстоящие месяцы обещают быть очень трудными, настало время держаться с железной решимостью...». 79
Отмечалось, что Борман, всё время находившийся возле Гитлера в «Вольфшанце», располагал информацией о грандиозных разрушениях, происходящих в немецких городах в результате налётов авиации союзников по антигитлеровской коалиции.
2 августа он пишет: «Моя любимая. Только что опять звонил тебе и просил в полдень вернуться в Оберзальцберг. Причина: я видел огромное количество по-настоящему страшных фотографий, сделанных в Гамбурге. Люди не могли оставаться в заполненных дымом убежищах (город превратился в огромное море огня) и выбегали на улицу; на женщинах и детях загоралась одежда, и они сгорали заживо или задыхались в дыму...»
28 октября: «Моя милая малышка Герда, нежно признателен тебе и детям за прекрасные дни, которые вы мне подарили. Я переполнен счастьем оттого, что ты существуешь, ты и каждый из детей. Берегите себя».80
Через месяц после написания этого письма Борман отправил директиву в штаб Верховного главнокомандования вермахта (ОКВ), в которой указывал на то, что армия недостаточно жестоко обращается с советскими военнопленными. В директиве некоторые из солдат, выделенных для охраны, позволяли себе защиту пленных и что этого допустить нельзя. Борман распорядился изъять пленных из ведения армии и передать их под надзор СС.
В течение 1944 года Борман особое внимание уделял двум личным проблемам: одна из них касалась Генриха Гиммлера – рост влияния «империи СС» стал угрожать верховенству Бормана и нацистской партии. Конфликт между Борманом и Гиммлером, будучи разрешённым, должен был определить того, кто после Гитлера на самом деле является самой могущественной фигурой в Третьем рейхе. Вторая проблема касалась его «любимой, сладкой и дорогой жены». Временами Борман должен был оставлять своего шефа в ставке и вылетать по делам партии в Берлин. Во время одной из таких командировок в октябре 1943 года он увлёкся молодой киноактрисой, жених которой погиб на войне. Она была знакома с четой Борманов. Во время одной из таких встреч Борман понял, что стал пользоваться взаимностью. Что последовало затем, Борман подробно описал в письме жене, датированном 21-м января 1944 года. «...Ты сказала, что М., должно быть, удивительная девушка, если смогла убедить меня в достоинствах магнезии. Но, любимая, это не она удивительная девушка, а я удивительный парень! Ты знаешь, что раньше между М. и мной ничего не было, я просто нашел ее привлекательной. Когда я опять встретил ее в октябре, то пришел в полный восторг. Ты не можешь даже представить, какой восторг охватил меня. Я невероятно увлекся ею. Несмотря на сопротивление, я без долгих разговоров поцеловал ее. Я безумно влюбился в М., подстраивал наши встречи и, наконец, овладел ею, несмотря на сопротивление. Ты знаешь силу моего желания, против которого М., конечно, не могла устоять. Теперь она моя, и я счастлив. Теперь я чувствую себя счастливым вдвойне и вдвойне женатым. М. хорошая девочка, испытывает сильнейшие муки совести; она сильно отличается от женщин, «имеющих любовную связь с женатым мужчиной». Главное, она испытывает угрызения совести по отношению к тебе. Хотя это полная ерунда; просто я завоевал ее с помощью силы своего желания! Что ты думаешь, любимая, о своем сумасшедшем муже? Я не жду ответа, поскольку знаю тебя. Ты не можешь представить, как я расхваливаю тебя М. Однако она по-прежнему считает, что ты сердишься на нее и никогда не захочешь простить. Что из этого следует? Ну, мы, очевидно, не будем объявлять всему свету о нашем союзе! Отец М. занимает высокий пост и ничего не подозревает. М. излила душу матери, замечательной женщине, которая беспокоится только о тебе! М. упорно утверждает, что никогда не достигнет твоего уровня терпимости и не будет обладать такими широкими взглядами. Это имеет свои преимущества. О, любимая, ты не можешь себе представить, как я счастлив с вами обеими! Небеса благосклонны ко мне. К счастью, которое я имею, благодаря тебе и нашим детям, теперь добавилась М.! Теперь я буду вдвойне, даже втройне, осторожен и буду поддерживать форму. Горячо любящий твой М. Б.»
Герда Борман ответила на это известие через три дня: «Огромное спасибо за подробное, откровенное письмо. Я чувствовала, что между тобой и М. что-то происходит, и, когда ты был здесь последний раз, полностью уверилась в этом. Я сама люблю М., поэтому просто не могу сердиться на тебя; дети ее тоже очень любят. В любом случае она гораздо практичнее и хозяйственнее меня. Когда она жила в Пуллахе, мы с ней упаковывали наш белый фарфоровый сервиз, вернее, она упаковывала, а я составляла список; при переезде разбилась только одна тарелка. В последние годы не было никого, не считая Ильзы Р., с кем мне было бы так же приятно общаться, как с М. Любопытно, что обе девушки из Д. и обе потеряли на войне женихов. Жених М. был какое-то время назад убит в Испании, а жених Ильзы погиб в Сталинграде; она все еще очень сильно переживает его смерть и, чтобы уйти от тяжелых мыслей, полностью ушла в работу. Какая жалость, что у таких прекрасных девушек, как эти, нет детей. В случае с М. ты способен изменить ситуацию, но тебе придется проследить за тем, чтобы в этом году ребенок появился у М., а в следующем году у меня, таким образом, у тебя всегда будет одна «действующая» жена. Потом мы соберем всех детей в доме у озера и будем жить вместе, и жена, которая не будет вынашивать ребенка, всегда сможет приехать и остаться с тобой в Оберзальцберге или Берлине.  Единственное, что мне не понравилось, так это то, что ты поехал вместе с М. в Альт-Рэзе.  ...Ты бы лучше взял с собой М. к нам, тогда бы никто не мог обсуждать эту тему. Как только у нее будет ребенок, она не сможет выступать, и ей будет намного лучше здесь. Только я должна сначала избавиться от тети Хильды, у которой очень тяжелый характер. Как только дети приедут на каникулы домой, тетя тоже может приехать. Но у нее нет контакта с нашими детьми; они ее просто не переносят. Зато мы все любим М., причем даже больше, чем тетю Анни. Я спокойно могла бы оставить детей на ее попечении. Она бы воспитала их в том же духе, что и я. Единственное, дорогой, ты должен мягко и осторожно обсудить с ней вот какой вопрос. Она не верующая, но в то же время не совсем свободна от религии. Если ты будешь нападать на христианство, ты встретишь только упорное сопротивление с ее стороны, и не потому, что она исповедует христианские убеждения, а просто из чувства противоречия. Дай ей популярные книги, но только очень осторожно, и я уверена, она придет к правильному решению. Ну, вот и все, что я хотела сказать. Теперь ты понимаешь, как сильно я тебя люблю, и хочу только, чтобы ты всегда был счастлив, а наши дети веселы и здоровы. Люблю тебя так, что не выразить словами. Твоя мамочка».81
В этих письмах речь идёт о молодой актрисе Мане Беренс. Существует мнение, что она была разведчицей и выполняла роль связной между Борманом и резидентом вражеской разведки (осталось лишь выяснить, на какую разведку работали Борман и его любовница Маня Беренс. Во время Нюрнбергского процесса некоторые подсудимые прямо указывали на то, что Борман работал на Москву – Ю.Б.).
Фрау Борман пишет: «Какая жалость, что у таких прекрасных девушек, как эти, нет детей» из-за того, что их женихи погибли на войне. Она полагала, что ее муж сможет исправить это, «...но тебе придется проследить за тем, чтобы в этом году ребенок появился у М., а в следующем году у меня, таким образом, у тебя всегда будет одна «действующая» жена».
Борман нашел эту идею «дикой», но Герда была вполне серьезна: «Потом мы соберем всех детей в доме у озера и будем жить вместе, и жена, которая не будет вынашивать ребенка, всегда сможет приехать и остаться с тобой в Оберзальцберге или Берлине». 
На такое предложение Борман ответил: «Этого не должно быть! Даже если две женщины самые близкие подруги. Каждая пусть остается сама собой. Встречайтесь, правильно, но не злоупотребляйте этим».82
Герда Борман была настоящим «партайгеноссе». Чувствуя личную ответственность, она отвечает на призыв партии и «лично товарища Гитлера» своим скромным вкладом в проблему увеличения рождаемости маленьких арийцев. В одном из писем любимому мужу она пишет: «Было бы хорошо, если бы в конце войны вышел закон, как это было в конце Тридцатилетней войны, согласно которому здоровые, полезные для общества мужчины могли бы иметь двух жен. Ужасающе мало полезных для общества мужчин переживут эту решающую борьбу; много замечательных женщин обречены остаться бездетными, потому что их нареченные погибли в войне. Нам нужно, чтобы у этих женщин тоже были дети!» На полях её письма Борман оставил пометку: «Фюрер обдумывает этот вопрос».
2 февраля 1944 года Герда пишет мужу очередное письмо, в котором рассуждает о пользе полигамии.
«...Папочка, в последнее время я много думаю о Магомете как о законодателе. Он действительно был очень умным человеком, и мне думается, что его усилия были направлены на то, чтобы осовременить себя, и ему это удалось...
...Для Магомета, который распространял свою веру с помощью огня и меча, введение полигамии являлось первоочередной проблемой. Откуда же еще он мог взять необходимое количество солдат? А ведь христианская религия всегда приводила эти примеры в качестве признаков отсталости и невежества мусульман...» (даёшь на-гора новых немчиков для пополнения войск фюрера! – Ю.Б.).
Принятие закона могло установить в Германии двоеженство. Он так и не был принят, но свою жену Борман зауважал ещё больше. Когда Герда дала Борману совет поинтересоваться у своей новой любовницы, действительно ли она его любит, Борман ответил: «Полагаю, она очень любит меня. Конечно, ее любовь не столь глубока, как наша. Пятнадцать лет жизни в браке, богатой опытом взаимного общения, и десять детей – весомый фактор».83
Но всё ли было так просто, как могло показаться на первый взгляд? Полигамная связь, верная и любящая жена, ради национал-социалистической идеи готовая делить мужа с другой женщиной... А может быть, всё было несколько иначе, и Гердой двигали вовсе не патриотические чувства в тот момент, когда она «гордилась» связью Бормана с Маней Бернс? Давайте размышлять: с одной стороны – Мартин Боман, – известный бабник, не пропускающий ни одной новой юбки. Правда, он человек, необходимый Гитлеру и обладает неограниченной властью, поэтому ему многое прощается. С другой стороны – Герда Борман, – жена самого влиятельного в партии человека после Адольфа Гитлера. На руках у неё – большой дом и поместье Гутсхоф, за которым нужен глаз да глаз, ведь супруг практически не бывает дома. Да ещё девять детей, младшему из которых всего несколько месяцев (Фолькер Борман, р. 18 сентября 1943 – ум. в 1946 году), воспитанием которых нужно заниматься несмотря на наличие прислуг и нянек. Ещё нужно учесть тот факт, что «плодовитая Герда» пользовалась уважением самого Гитлера, так как именно такой, по его убеждению, должна была быть немецкая женщина, «полем битвы которой должен быть роддом».
Конечно, Герда Борман – не Магда Геббельс, имевшая смелость пожаловаться Гитлеру на колченогого интеллектуала, когда тот объявил, что собирается жениться на своей любовнице, Лиде Бааровой, – актрисе чешского происхождения. Тогда Адольф «разрулил» ситуацию, приказав министру пропаганды забыть о существовании прекрасной «златовласки». Но нужно помнить, что Магда Геббельс была современной, раскрепощённой женщиной, которая занималась не только семейными делами, но и вела большую общественную работу в женских националистических организациях Германии.  Герда – совсем другой человек. Она – настоящая немецкая фрау, следующая правилу «трёх К»: Kinder, Kueche, Kirche (дети, кухня, церковь – Ю.Б.). Не обладая особым шармом и, по мнению окружающих из ближнего круга Адольфа Гитлера, будучи женщиной простоватой, она, безусловно, обладала практичным умом. На мой взгляд, она прекрасно понимала, какое место в этой жизни занимает: девятеро детей, статус «любимой жены» влиятельнейшего человека и понимание того, что Гитлер не станет «давить» на Бормана, который стал настолько ему необходим, что фюрер брал его под свою защиту даже в тех случаях, когда на Бормана жаловались генералы и министры, – всё это перевешивало в пользу того, чтобы Герда «тихо сидела на своей кухне». Чтобы соблюсти приличие в довольно щекотливой ситуации, она, по моему мнению, решила подыграть своему любвеобильному мужу, изобразив в этом спектакле не просто любящую жену, а правильную национал-социалистическую немку, следующую заветам обожаемого фюрера.
Приведу содержание письма Герды Браун своему супругу, написанное 8 сентября 1944 года и снабжённое комментариями Бормана. Оно ещё раз подтверждает «арийский характер» этой дамы.
«...Единственное, что меня угнетает: «Гардарика!» (древнескандинавское название России, а точнее – её западной части – Ю.Б.). Везде и повсюду во внутренние дела нашего государства вмешивается еврейско-татарский элемент и уничтожает то, что немецкий народ создавал столетиями тяжелого труда. История не может допустить, чтобы евреи стали хозяевами мира. Их могущество вселяет ужас. Как бы ни закончилась война, евреи набьют свои кошельки. Они не проливают кровь в сражениях, ухитряются избежать бомбежек, и даже во время восстаний они только подстрекают других, отсиживаясь в убежищах. Этих червеобразных не берут ни болезни, ни грязь. Так станет ли их когда-нибудь меньше? Мы должны продолжать борьбу с ними и все время быть начеку. Стоит одному поколению нашего народа забыть о том, что евреи представляют для нас самую большую опасность, как наша нация прекратит существование. В будущем на уроках истории еврейский вопрос должен стать основным вопросом; следует срывать с них маски и особо подчеркивать их опасность для мира. Каждый ребенок должен понимать, что еврей – это абсолютное зло этого мира, и с ним нужно бороться всеми имеющимися в распоряжении средствами, везде, где он появляется. (Совершенно верно!) До сих пор об этом никогда однозначно не говорилось ни дома, ни в школе. В Германии практически не осталось евреев, поэтому большинство немцев не понимало, насколько остро стоит еврейский вопрос. Война преподала нам страшный урок. Мы всегда должны помнить, что, пока в мире живут немцы, которые хотят трудиться упорно, целенаправленно и честно и жить в соответствии с собственными законами в собственном государстве, Проклятый Еврей будет пытаться помешать и уничтожить все положительное, что есть в жизни. (Моя дорогая, добрая, умная девочка!) Если судьба дарует нам победу, мы должны быть безжалостными и постоянно оставаться начеку, или потеряем детей и внуков. Я неправильно выразилась. Судьба предоставит нам победу потому, что мы отдаем все, что имеем, ради достижения победы и потому, что для нас жизнь нации и честь превыше всего...» 84
Конечно, долгоиграющая история «любви на троих» вызывала насмешки у тех, кто знал об этом, но смеялись осторожно – так, чтобы не услышал Борман. Эта связь тянулась почти до конца войны, но Маня разочаровывала Бормана всё больше и больше. В отличие от жены, Маня имела весьма смутное представление о национал-социализме и обнаруживала пагубную склонность к христианству, боялась бомбёжек и проявляла признаки хандры и тревоги. Борман пересылал жене письма, которые ему писала Маня Бернс, и копии писем, которые он писал ей. Время от времени Герда Борман развлекала Маню или звонила по телефону в попытке очистить ее мысли от заблуждений в отношении войны и укрепить ее дух. Как говорил один известный персонаж в фильме Михаила Козакова «Покровские ворота»: «Высокие отношения!»