Глава 15

Все тот же кабинет короля. Луи и Ришелье смотрят друг на друга, ожидая, пока закроется дверь за Тревилем.

Кардинал: (твердо и многозначительно) Наконец-то мы наедине! Сир, герцог Бэкингем провел в Париже пять дней и уехал только сегодня.

Король краснеет, бледнеет, чувствуется, что он готов на крайность, но ему все же удается взять себя в руки.

Король: Бэкингем в Париже? Зачем он приезжал?
Кардинал: Полагаю, чтобы вступить в заговор с испанцами и гугенотами.
Король: А я полагаю, чтобы устроить заговор с де Шеврез и всеми Конде, и посягнуть на мою честь.
Кардинал: Королева так благоразумна и так любит Ваше величество, что такая мысль мне представляется недопустимой!
Король: Женщина слаба, а что до большой любви, то у меня свое мнение на этот счет!
Кардинал: (лицемерно) И все же я утверждаю, что у герцога были в Париже цели чисто политические.
Король: Я утверждаю обратное! Но если королева виновата – горе ей!
Кардинал: Я несколько раз допрашивал м-м де Ланнуа, и она сказала мне, что в позапрошлую ночь королева не ложилась очень поздно, а сегодня утром много плакала и весь день писала.
Король: Ну, все понятно! Писала, конечно, ему! (нетерпеливо) Кардинал, добудьте мне все бумаги королевы.
Кардинал: Но как это сделать? Мне кажется, ни вы, Ваше величество, ни я не можем взять это на себя.
Король: (не видя ничего перед собой в гневе) А как поступили с женой маршала д'Анкр? В конце концов обыскали и ее самое.
Ришелье: Это была всего лишь авантюристка из Италии. Тогда как Анна Австрийская – королева Франции.
Король: Тем страшнее ее вина, герцог! Чем легче она забыла о своем сане, тем глубже она пала. При ней, если не ошибаюсь, состоит некий Ла Порт?
Кардинал: Которого я считаю, признаться, главной пружиной в этом деле.
Король: Почему вы не арестовали Бэкингема, когда он был в Париже?
Кардинал: Арестовать первого министра короля Карла 1? Какой шум! Какая страшная огласка, если бы подозрения Вашего величества оправдались, какой неслыханный позор!
Король: Но раз он подвергал себя опасности, как какой-нибудь бродяга или вор, нужно было…

Луи замолк, сам испугавшись того, что едва не сорвалось у него с языка и кардинал напрасно ждал этих слов. Людовик встал, и прошелся несколько раз по кабинету, пряча лицо от Ришелье.

Король: Пока он был в Париже, вы не выпускали его из виду? Где он жил все это время?
Кардинал: На улице Арфы, рядом с Люксембургским дворцом.
Король: Вы уверены, что он не виделся с королевой?
Кардинал: Я считаю, что Ее величество предана своему долгу.
Король: Но они в переписке! Герцог, чего бы мне это не стоило, я должен получить эти письма!
Кардинал: Есть только один способ…
Король: Какой?
Кардинал: Поручить эту миссию канцлеру Сегье. Это по его части.
Король: Немедленно пошлите за ним!
Кардинал: Но если Ее величество откажется подчиниться?
Король: Я сам предупрежу ее о визите канцлера.

Король, в который раз подойдя к двери, на этот раз собственноручно распахивает ее и, чуть ли не бегом направляется в апартаменты королевы. Когда он туда входит, все придворные дамы сидят вокруг чтицы, которую внимательно слушают. Королева, сидя в кресле, погружена в собственные мысли, и печальная улыбка блуждает на ее губах. При виде короля все встают и склоняются в низком реверансе. Луи, подойдя к жене, окидывает ее взглядом, в котором и гнев, и презрение, и затаенный страх.

Король: (не здороваясь) Мадам, сейчас к вам явится господин канцлер. Он сообщит вам нечто такое, о чем я поручил ему поставить вас в известность.
Королева: (с трепетом) Что же скажет мне господин канцлер, чего не могли бы вы сказать сами?

Король, не отвечая, разворачивается на каблуках, и уходит так же стремительно, как и вошел, а следом за ним появляется дежурный офицер, который объявляет о приходе канцлера Сегье.
Входит канцлер, красный от смущения. Это еще довольно молодой человек, худощавый, но худоба его скорее результат каких-то изнурительных занятий. У него бледное лицо, бегающие глаза любителя дамских прелестей и плавные движения человека, привыкшего к пребыванию на людях.
При виде канцлера королева сразу же садится и делает знак сесть и своим дамам.

Королева: Что вам угодно, сударь? С какой целью вы явились ко мне?
Канцлер: По поручению короля, мадам, я вынужден провести у вас обыск всех ваших бумаг.
Королева: У меня: Обыск? Какая неслыханная низость!!
Канцлер: Прошу извинить меня, Ваше величество, но я лишь орудие в руках короля. Разве Его величество не известил вас о моем визите?
Королева: (задыхаясь от возмущения) Я преступница, надо полагать. Донья Эстефания, подайте ключи от всех моих столов и бюро. Ищите, сударь!

Канцлер роется для виду по ящикам, потом, набравшись решительности, поворачивается к королеве.

Канцлер: Сейчас мне следует приступить к главной части обыска.
Королева: (не понимая) Какой?
Канцлер: Его величество знает, что сегодня днем вами было написано письмо, и оно еще не отослано. Его нет в ваших бюро. Значит, оно спрятано.
Королева: (встав и сжигая канцлера взглядом) Вы осмелитесь коснуться вашей королевы?
Канцлер: Я верный слуга моего короля и должен выполнить то, что он мне поручил.
Королева: (гордо) Это правда! Я написала письмо, и оно у меня здесь! (прижимает руку к груди). Я отдам его только королю.
Канцлер: Если бы король хотел, он бы сам попросил его у вас. Но он поручил это мне. Э… (протягивает руку) Если вы откажетесь, он велел мне же взять его у вас.
Королева: (с ужасом, отступая) Вы хотите сказать?..
Канцлер: Что мои полномочия идут далеко…
Королева: Какой ужас!
Канцлер: Прошу Ваше величество проявить уступчивость.
Королева: Ваше поведение неслыханно грубо, вы это понимаете?
Канцлер: Король приказывает, мадам. Прошу извинить меня.
Королева: Я не потерплю этого! Лучше смерть!

Канцлер, низко кланяясь, приблизился к королеве, протягивая руку к ее груди. Королева отступая, наткнулась на столик, оперлась на него, и вытащив письмо из-за корсажа, подала его Сегье.

Королева: Возьмите, сударь, это письмо и избавьте меня от вашего мерзкого присутствия!

Канцлер, все с такими же поклонами, пятясь исчезает за дверью, держа письмо в руках, а королева падает на руки дам.
Кабинет короля, в котором Луи не находит себе места: мечется, то подходя к окну, то садясь в кресло, вскакивает, бросается к дверям но, взявшись за ручку, так и не решается отворить ее. Именно сейчас бросается в глаза, как молод король, и как подвержен душевным порывам. Наконец появляется канцлер Сегье, и король почти выхватывает у него из рук долгожданное письмо, судорожными движениями ломает печать и, едва бросив взгляд на первые строчки, внезапно успокаивается. Потом велит позвать Ришелье. Входит кардинал, спокойный, сдержанный и величественный.

Король: Представьте себе герцог, это интрига политического свойства. Ни слова о любви. Зато очень много говорится о вас! Читайте!
Кардинал: Вы видите, Ваше величество, до чего доходят мои враги: вам угрожают двумя войнами, если вы не удалите меня. Я, со своей стороны, был бы рад уйти от дел.
Король: Что вы говорите, герцог!
Кардинал: Здоровье мое разрушается в этой борьбе, и я не уверен, вынесу ли утомление при осаде Ла Рошели. Назначьте вместо меня того, для кого война его прямое дело: принца Конде. Этот шаг обеспечил бы вам счастье в семейной жизни и укрепил вашу славу за рубежом.
Король: Будьте покойны, герцог, все, кто поименован в этом письме, понесут заслуженную кару. Не избежит ее и королева!
Кардинал: Упаси бог, чтобы королева претерпела из-за меня хоть малейшую неприятность. К счастью, королева невиновна, и вполне понятно, что она разгневалась на вас. Вы были виновны, заподозрив королеву. Сделайте шаг навстречу, доставив ей какое-нибудь удовольствие. Устройте бал! Королева так любит танцы!
Король: Но я не любитель светских развлечений.
Кардинал: Тем более она будет вам признательна. И у нее будет возможность показаться в тех брильянтовых подвесках, что вы ей преподнесли к дню рождения и с которыми она еще нигде не успела появиться.
Король: Увидим, господин кардинал, увидим! Вы слишком снисходительны.
Ришелье: Снисходительность – добродетель королей.

Прошла неделя. Ришелье получил письмо, текст которого заставил его заняться подсчетами, и на вопрос короля, он ответил.

Король: Ну, как, герцог, вы рассчитали, когда будет бал?
Ришелье: Сегодня у нас двадцатое сентября. Городские старшины устраивают празднество третьего октября. Никто не упрекнет вас, что вы идете на уступки королеве. (помолчав, добавил) Не забудьте, кстати, накануне праздника сказать королеве, что вы желали бы видеть, к лицу ли ей алмазные подвески.