Подменная няня ч. 8

Каролина усаживается рядом со мной на диван, и мы вместе листаем альбом. На форзаце – название «Шесть лет счастья» и фото моей принцессы в воздушном розовом платье и сверкающей диадеме. Чувствуется, что она изо всех сил старается улыбнуться, но ее губки кривятся, а глазки косят, как у ребенка с тяжелой формой ДЦП.

Когда-то, еще в прошлой жизни, я работала журналистом и ездила   в психо-неврологический интернат для детей, чтобы написать репортаж. Это, пожалуй, был самый тяжелый для меня материал. Детишки с неизлечимыми врожденными увечьями лежали на железных кроватках или с трудом передвигались по палатам с темно-зелеными стенами. Почти все они – человек двести - требовали постоянного пригляда и ухода. На одну нянечку приходилось по двадцать лежачих. В углу палаты стояла не то горка, не то деревянный домик для ходячих.

Девчушка  неуклюже переворачивает картонные страницы и тычет пальцем в фотографии. Видимо, она узнает себя и родственников. Мне тоже очень интересен жизненный путь малышки.

Вот она лежит вместе с мамой в больничной палате, вот катается в коляске по побережью какого-то теплого моря, вот делает первые шаги в каком-то нездешнем парке развлечений, вот купается с родителями в море, а на заднем плане – белоснежные виллы. В альбоме, наверное, страниц пятьдесят. Мы многие пропускаем. 
Девчушке надоело тыкать пальцем, она хочет что-то сказать, но выходит только птичий клекот.

От новых впечатлений у меня комок подкатывает к горлу. Мы закрываем «Шесть лет счастья», и я возвращаюсь от счастливых картинок к реальным детям.

Со своими двумя дочерями я всего лишь раз была в Феодосии, и они обе умудрилась заболеть.  Я чувствую, что я просто ужасная, ужасная мать, которая не обеспечила своим детям и тысячной доли тех земных и морских благ, которые достались Мишеньке, Каролиночке и Кирочке. Моя старшая дочь примерно одного возраста с беременной Илоной,  но вряд ли мне придется нянчить внуков в ближайшие годы. У дочки ипотека, которую не потянешь даже с одним ребенком.

Я глубоко вдыхаю и выдыхаю, как лошадь, стреноженная после долгой скачки.
Надо взять себя в руки и заняться детьми клиентки.

- Ребята, а вы любите загадки? – задорно обращаюсь я к троим инфантам. – А ну-ка, кто отгадает? Лапки у него и уши будто сделаны из плюша. Знают девочка и мальчик, есть морковку любит…
- А вы знаете, какая у моего папы машина? – спрашивает в ответ Миша.
Собственно, здесь только он один и может загадывать загадки.
- Наверное, Ламборджини? – живо интересуюсь я. – Или Мазератти?
- Не угада-али, - кричит он, на бегу хватая игрушечную машинку.  – Не угадали! У него  «Ягуар»! 

«Ну ты мать, совсем тупая, - проносится у меня в голове. – Это же загадка для ребенка дошкольного возраста! Раз дом в английском стиле, то и машина должна быть такая же!»
- Ягуаррр! Ррр! – Рычу я, изображая хищного зверя. – А каких ты еще, Мишенька,  зверушек знаешь? 

Но мальчугану не до моих тупых загадок. Он носится по комнате, которая по площади, как три моих класса, бросает машинку, хватает пульт от домашнего кинотеатра и ловко  жмет на нужную кнопку.
- А вы смотрели «Тачки»?
- Да, - как-то скисаю я. – Мы с ребятами на каникулах в кино ходили на этот мультик. В торговый центр на четвертый этаж, - зачем-то прибавляю я.

За пару месяцев до нашего похода в кино в таком же торговом центре, только в другом городе, в кинозале сгорело много детей. Там проводка была неисправная и заискрила над батутом. По случаю трагического происшествия у нас перед школой была траурная линейка. Директриса что-то говорила про ангелов, а десятиклассники выпускали в небо белые шары. Потом еще мы игрушки носили к памятнику Скорбящей матери на площади. Почему-то городские власти решили устроить этот уголок скорби возле монумента в память о Великой Отечественной войне. Через неделю всех кукол, заек и мишек, естественно, выбросили, а к лету трагедия позабылась.
Впрочем, маленькому Мише до моих воспоминаний, как до хрустальной люстры. 

Из динамиков визжат тормоза, рычат моторы. Четырехколесные персонажи на экране чем-то похожи на людей. Кто успел – тот и съел. А кто трусит, как заезженная лошадь, тому не место в современном мире. 
- Кони! Кони! – растягивая последний слог, кричит Каролиночка и стискивает мне руку.
Я радуюсь, что ей тоже ближе живая природа.
- Ты любишь лошадок, Каролиночка? Да?
Я роюсь в ящике с игрушками, пытаясь найти там лошадку.

У моей младшей дочери была игрушечная лошадка, с которой она играла несколько лет, потому что с другими игрушками было негусто. А вот в ящике размером с маленький шкаф поместился бы целый зоопарк.

«Все-таки, они молодцы, что не сдали ее в тот интернат, - размышляю я в поисках лошади. - Из этого поселка туда ехать часа полтора, если без пробок. Сели бы в свой «Ягуар» и поехали. А так шесть лет счастья.»
- Кони! – орет Каролина.
На помощь приходит деловой Миша:
- Она про свою книжку.   
Он подвигает ко мне большую коробку, в которой хранится детская литература:
- Тут ищите.

Он выключает свой мультик, который ему, по-видимому,  надоело смотреть в сто первый раз, и  достает из ящика пару книжиц.   
- «Конни идет в гости», «Конни готовит блинчики» - читаю я вслух.

На обложке серийного издания нарисована забавная иностранная девчушка лет шести.
- Конни! Конни! – тычет в обложку моя инфанта.
Миша смеется, выгребает из ящика еще целый ворох печатной продукции, потом хватает мячик, подкидывает его, ударяет по нему ножкой и ведет его, как настоящий футболист, в сторону каминной. 

Кирочка сидит на полу и швыряет игрушки в сторону погасшего экрана. Каролиночка разбрасывает книжки, каждая из которых стоит как три часа моей работы репетитором.
- Дети, давайте приберемся, - умоляю их я и понимаю, что мой переводчик и загадыватель загадок убежал, и поэтому меня никто не понимает. 
Но мне-то поручили нянчить всех троих, а значит, они все должны быть у меня на виду!  Надо срочно менять декорации. Все в сад!

Я быстро завинчиваю на ноги кроссовки обеим сестричкам, бегу в обувную за своими вонючими босоножками, потом возвращаюсь обратно в батутную, хватаю Кирочку на руку, а  Каролиночку за руку и темпе вальса направляюсь к двери в садик. Если бы я была служебной собакой, то, наверное, держала бы свою уличную обувь в зубах.  Но я не собака и не лошадь. Я вообще уже не знаю, какой я сегодня зверь.
- Не шумите там! – предупреждает Илона Витальевна, когда наша веселая процессия проходит через столовую. – А то папу разбудите!
 Она о чем-то оживленно разговаривает с молодой женщиной в очках. Они обе едят большой арбуз. 


ПРОДОЛЖЕНИЕ http://proza.ru/2021/12/24/923