Восток. Первая часть

 Оксана с сыном возвращались домой. Печальные события выбили из колеи, оставив след на её душевном и физическом состоянии. Сын занял верхнюю полку и быстро заснул. Она же, рухнула на нижнюю полку и морально растворилась. Была ночь, и все пассажиры спали младенческим сном. Единственное, на что успела, Оксана, обратить внимание, так это жалкие позы спящих попутчиков, без постельного белья, укрытые верхней одеждой. Накопившаяся усталость в буквальном смысле вырубила её на неопределённый отрезок времени. Проснулась она от громкой интонации попутчиков, говорящих на отдаленно-знакомом восточном языке, при этом бесцеремонно расположившись в её ногах. Сон валил, душа плакала, было ни до смеха и шума. Хотелось тишины и покоя. Оксана попросила вести себя потише и освободить её законно купленное место. На что последовал неуместный и бесцеремонный ответ в её адрес:
— Так пора бы и подняться, сестра, а то солнце вон где, а ты спишь.
Похоже, всё выходило за рамки приличия и человеческого терпения. Спорить и разбираться, не было сил, да и не хотелось.
— Ведите себя прилично, — попыталась вразумить их Оксана. На что последовал громкий, своего рода диковатый хохот. Позже к ногам пристроились еще несколько человек и терпение у Оксаны лопнуло совсем. Пришлось встать и тут же сесть, буквально ахнув от многочисленного количества соседей-гастарбайтеров. Они были везде. На верхней полке каким-то чудом устроились человек пять, на нижней полке напротив неё — столько же, а на боковых местах — «до такой степени...», что Оксана потеряла им счёт.
— Весело, — пробубнила она. – Ничего не поделаешь, надо действительно подняться и выпить кофе, чтобы как-то прийти в себя.
Вернувшись с чашкой бодрящего напитка, она обнаружила, что в её отсутствие количество мужчин, занявших её место, утроилось.
— И куда прикажете мне сесть? — спросила Оксана.
— Садись, сестра, всем места хватит! — последовал ответ.
— Ну, спасибо, что разрешили, — невольно съязвила она.
Теперь же десятки глаз наблюдали за ней, провожая каждый глоток её кофе.
— Надо как-то успокоиться, — внушала она себе. Раз боженька послал мне этих соседей на такой дальний путь, значит, для чего-то это нужно.
Оксане показалось, что время остановилось. Было неуютно и тесно. Огромная потребность погрузиться в себя являлась несбыточной мечтой. Пристальные взгляды соседей со всех сторон раздражали сознание и тело. Ей хотелось лишь одного: скорее бы проснулся сын и разрядил эту невыносимую обстановку.
Отвернувшись к окну, она пыталась думать о своем, но вынужденно прислушивалась к разговорам попутчиков. Некоторые обрывки восточной речи невольно задевали слух. Они говорили о ней. О том, какая она гордая и надменная, что очень сложно понять «этих людей», в число которых она тоже входила. Причмокивая, обсуждали её формы, видно, они пришлись им по душе. Оксана старалась не придавать значения всему происходящему, но, в силу личных проблем и переживаний, владеть собой у неё не получалось. При иных обстоятельствах она бы смогла обойти острые углы и ни за что на свете не позволила бы себе нагрубить восточным «гостям». Чувство собственной вины перед ними постепенно начинало тяготить, и от этого на душе становилось еще тяжелее.
Теперь же за ними наблюдала она. Ведь Оксана знала этот народ не понаслышке. Видела и знала их культуру и обычаи, теплое восточное гостеприимство, всё это было близко и знакомо до боли. Когда она глядела на этих людей, в душе просыпались какие- то смешанные чувства. «Ведь у них тоже обстоятельства, — думала она. – Обстоятельства, которые вынудили их оказаться здесь». Она жалела и сердилась одновременно, причем оправдывая их, перед самой собой. А ведь по природе эти люди не злые, она это знает не понаслышке. И сейчас они в худшем положении, чем она. Ведь они на «чужбине», а она у себя дома, и их добрые души далеки от суровой правды жизни.
Сердце у Оксаны разрывалось на части. Она мысленно представляла и видела их в другом свете. В свете, привычном для них. «Ведь в этот час они могли бы находиться у себя дома, — думала она. Вокруг них носились бы их многочисленные дети, а сами они, раскинув на большом топчане дастархан*, могли бы пить зеленый чай из красивых восточных пиал. Над ними бы свисала зрелая виноградная лоза, и они бы прятались под ней от жарких лучей восточного солнца. Но волею судьбы они оказались здесь и вынуждены искать лучшей участи для себя и для своих семей, именно здесь».
Она ругала себя и считала, что проявила к ним неуважение.
— Кушетку пожалела, тоже мне, пусть бы сидели. А им, несчастным, каково? Ведь они и так выдернуты из привычного образа жизни. Эти люди здесь не жили, не знают наших правил и растеряны «в гостях». Этому их никто не научил, — продолжала она размышлять. Обычаи Востока хоть и просты на первый взгляд, но ведь и своеобразны. И то, что они держатся сейчас так тесно друг к другу, так это ведь просто страх, обычный человеческий страх перед неизвестностью. Они напуганы и растеряны и не знают, что можно ожидать от нас, — таких чужих и незнакомых, а правилам этикета их никто не обучал.

Поезд подъезжал к столице. Попутчики напоминали – большой муравейник. Дружно, всем миром, они складывали свои скромные пожитки. Черные восточные глаза, какой – то детской долей наивности и восторга, изучали появившуюся на горизонте столицу. Их восторженные возгласы – в честь столицы, злили здравый ум и рассудок. Ведь едут они ни в соседний кишлак, а в саму столицу. А что их ждет здесь, таких безобидных и наивных путешественников? Как сложится жизнь? Не потеряют ли они свой внутренний мир, не сломает ли, и не растопчет ли их судьбу, — столичная суета? Вопросов без ответа у Оксаны было много, и смотреть на все это было невыносимо больно. И снова и снова глядя на них, она совершенно не могла разделить их восторженную радость. И непонятно откуда свалившаяся в душу невыносимая жалкая жалость, — терзало все нутро.

Ожидая следующий поезд, они с сыном вздохнули и наконец-то смогли поговорить.
— Мама, а что это за люди? Они странные какие-то. И почему ты с ними ругалась?
— Я была неправа, сын, и сейчас об этом очень жалею. Эти люди — они с Востока. Их менталитет очень сильно отличается от нашего. А то, что они держались такой большой толпой, так это просто страх, человеческий страх перед неизвестностью, они очень напуганы.
— А чего нас бояться, мы разве не такие же люди, как они?
— Такие сынок, только они немножко другие: более ранимые, наверное.
— Мама, а, правда, что вы с папой «там» жили?
— Да, сынок. Ведь именно там появился на свет твой брат.
— Вот ему повезло, родился «за границей».
— Да, сейчас, наверное, можно и так сказать. А раньше это была наша братская республика.
— А рассказать сможешь?
— Конечно, смогу, сколько угодно!
Крепко прижав к себе сына, Оксана рассказывала ему о далёком и сказочном Востоке. О том, как цветут там сады, о том, что не бывает там зимы. О том, как она успела привязаться и полюбить эту точку на карте под названием Средняя Азия. Оказывается, именно здесь зимовали скворцы, которых по весне ждала вся деревенская детвора, и еще, о многом-многом другом.
Она вспоминала всё прожитое и пережитое во всех подробностях. Друзей, по именам и характерам, которых в спешке потеряла. Людей, которые рассыпались горошинами по российским далям и зарубежным странам. Ведь даже не успевали обмениваться адресами, сказать друг другу прощальные слова. Жизнь диктовала свои правила, и со стороны это выглядело разрушенным птичьим гнездом.
 …Но до этих событий была жизнь: красивая и ясная, дружная и разнообразная. Прогулки по парку, чаепития с друзьями в чайхане; казалось, так будет всегда: радостно и светло, тепло и уютно...
 
 Продолжение следует…

*Дастархан — скатерть.