гл. 3-60. Снайперский подарок для разведчика

ВОСЕМЬ КРУГОВ БЫТИЯ
или Жизнь Ивана Булатова

Семейный роман-эпопея

Книга 3.  ЛИШЬ ПОРОХ ДА ТУМАН
или Главная фронтовая награда

Глава 60. СНАЙПЕРСКИЙ ПОДАРОК ДЛЯ РАЗВЕДЧИКА

«Оцципельская шляпа» дивизионных и полковых разведчиков. – Непредсказуемые последствия по результатам разбора служебной провинности. – Праздничный «сюрприз» для бывших разведчиков. – Основы снайперского дела и практическая проверка кандидатов на профессиональную пригодность. – Как кум целил в мишень, а попал в стрелковую роту.


*   *   *
Развивавшаяся на польской реке Шварцвассер в течение последней недели февраля 1945 года в 238-м стрелковом полку 186-й дивизии обычная для условий страшной той войны кровавая драма, связанная с неоправданными смертями и ранением большого количества солдат, сержантов и офицеров, протекала одновременно и параллельно с небольшой личной драмой, произошедшей в жизни рядового Булатова. Но вскоре она обрела очень тяжёлые для Ивана последствия. Как и всё в нашей жизни, причём не только мирной, но и фронтовой, начало драмы было довольно банальным.

Из ЖБД 238-го СТРЕЛКОВОГО ПОЛКА за 22.2.45:
...В 1-00 ночи, ведя разведку впереди, полк походной колонной выступил по указанному маршруту. К 3-00 полк головой колонны достиг развилки шоссе северо-западнее Оцципель.  Разведка, двигавшаяся в голове колонны, не обнаружив спящее боевое охранение противника, прошла его. Двигавшиеся за разведкой подразделения обнаружили спящее охранение противника и взяли его в плен. Пленные показали, что на развилке шоссе и у дома лесника обороняется до пятидесяти солдат с орудием прямой наводки и батареей 81-миллиметровых миномётов...

*   *   *
Казалось бы, эта заурядная «шляпа» в действиях полковой разведки не имеет никакого отношения к дивизионной разведке, в которой служили два кума из Бессарабии, ровно за год до начала войны ставшей советской Молдавией. Но на фронте всё взаимосвязано, иначе успеха в своих действиях не видать. В итоге разборки инцидента оказалось, что двумя часами ранее вплоть до этой развилки шоссе на дивизионной полуторке должна была проследовать разведгруппа в составе отделения сержанта Овсянникова для последующего продвижения на запад в направлении Кланин. И уж они-то никак не могли бы проехать незаметно для противника.
Но этого не случилось, и вот почему.

Полученное поздно вечером задание для группы разведчиков сержанта Овсянникова было более, чем скромное: ночью по тылам 413-й дивизии выдвинуться в район селения Кланин, разведать местность вдоль юго-восточного берега реки Шварцвассер на рубеже Кланин, Чубек, Чарнен, Млинск, по ходу методом наблюдения выявляя как можно больше информации о переднем крае противника в данном районе, засекая расположение его пулемётных точек, огневых позиций артиллерийских и миномётных батарей и так далее. В Кланине Овсянникову нужно было состыковаться с разведкой правофлангового полка 413-й дивизии, а в районе деревни Пулька – с разведкой левофлангового 238-го полка своей дивизии, и получить от них свежие разведданные в дополнение к своим сведениям. После чего нужно было оперативно вернуться в штаб дивизии с докладом. Всё.

Сержант Овсянников расстроился при получении от командира взвода младшего лейтенанта Мельникова такой обширной, но смехотворной по своей сути боевой задачи. Вида он не подал, конечно, но больше всего напрягло его то, что в оперативном порядке нужно было пройти тридцатикилометровый разведывательный маршрут вначале через лесной массив северо-западнее Оцципель, а затем вокруг него вдоль реки и вернуться обратно с массой «усвежевших» разведданных.

Пешим ходом из разведки можно было вернуться только к концу дня. Но приунывших разведчиков утешило то, что начальник второго отдела штаба дивизии (НО-2) или другими словами – начальник разведки дивизии майор Кузнецов, который в течение последней недели временно командовал разведротой, выделил штабную полуторку для повышения оперативности действий разведчиков.

Ввиду того, что маршрут ночного разведывательного рейда пролегал большей частью по тылам наших войск и не предполагал активных действий за линией фронта, а лесные массивы по всей округе активно прочёсывались подразделениями 108-й, а также 413-й и своей 186-й дивизий, то неприятности в дороге могли возникнуть разве что в случае прямой стычки с какой-нибудь группой немцев, отставшей от своей части или же, наоборот, намеренно оставленной в нашем тылу с диверсионными целями.

Поэтому не знавший трусости, а также любивший дерзко полихачить в тылу врага и затем слегка покрасоваться перед другими сержант Овсянников взял с собой только рядовых Булатова с Понятовским и двух бойцов из штабной роты автоматчиков – для прикрытия и усиления огневых действий разведчиков, если в этом возникнет необходимость по ходу дела.

Но «усиленная разведгруппа» не доехала до ставшей впоследствии злополучной для разведчиков развилки шоссе, оказавшейся севернее и далеко в стороне от их маршрута на Кланин, к которому от Оцципеля вела почти прямая лесная дорога. Об этом Овсянников легко узнал в комендантском взводе и уточнил у офицеров из группы регулирования движения. Естественно, в Кланин они поехали короткой лесной дорогой.

Но последствия «оцципельской шляпы» для дивизионных разведчиков оказались более сложными и масштабными, как это выяснилось несколько позднее, но очень даже вскоре – сразу после получения начальником дивизионной разведки неприятных указаний из штаба корпуса о проведении более тщательной разведки и зачистки лесных массивов, особенно в тылах действовавших на передовой частей с целью недопущения повторения «кульмского котла» из-за оказавшихся в наших тылах подразделений противника.

Ничего подобного, конечно, даже и близко не предполагалось в условиях нынешнего наступления: Шварцвассер – это вам не Висла, хотя и делает в этом месте петлю, подобную висленской. Но, раз обжегши губы кипятком, кое-кто наверху долго потом дует на холодную воду. А майор Кузнецов отнюдь не собирался обжигаться этим ледяным кипятком, так что вскоре нашёл крайних виновников.

А теперь – по порядку о неприятных событиях, произошедших из-за очередного «ляпсуса» разведчиков, на этот раз уже не полковых, а дивизионных.

*   *   *
В ночь на 22 февраля 1945 года сосед 186-й дивизии справа, 108-я дивизия своего же корпуса, на участке наступления, расположенного вдоль западного берега реки Шварцвассер в районе: село Вда, господский двор Вда, часть своих боевых позиций сдала подразделениям соседу справа – 44-й гвардейской дивизии из 105-го стрелкового полка своей же 65-й армии.

При этом один свой полк 108-й дивизия пришлось оставить в стыке между 186-й и 44-й гвардейской дивизиями, поскольку последняя не смогла с походного марша принять на себя сразу столь обширный участок наступления: да попросту не все её части подошли к тому времени в новый для них район сосредоточения. Так что только двумя полками утром 22 февраля 108-я дивизия выдвинулась на новый рубеж для наступления, расположенный вдоль юго-западного берега реки Шварцвассер, с попутной задачей: закрыть шестикилометровый разрыв между частями 413-й и 186-й дивизий, образовавшийся в то время на участке от деревни Пулька до селения Чарнен.

Но в огромном лесном массиве, который тянется едва ли не от Грауденца и далее к северо-западу от Оцципель до самого Штеттина, в районе небольшого озера «Лисьи Ямы», расположенного в полутора километрах восточнее селения Чарнен, головной дозор походной колонны 108-й дивизии неожиданно натолкнулся на противника. Для организации и проведения внепланового огневого боя дивизия частью сил вынуждена была срочно перестраиваться из походного порядка в боевой.

Как зафиксировано в журнале боевых действий 46-го стрелкового корпуса за 22.2.45 года, 108-я дивизия, «следуя по маршруту, в лесу северо-западнее Оцципель встретила сопротивление арьергардных частей противника, оставшихся в лесных массивах после прохождения частей 186-й дивизии. В районе перекрёстка дорог южнее озера Лисьи Ямы командир дивизии оставил заслон, а основные силы повёл в обход...».

Странным выглядит это утверждение командира 108-й дивизии, которым, видимо, руководствовался штаб корпуса, потому что маршрут наступления левофлангового, 238-го полка 186-й дивизии, с боем выдвигавшегося из Оцципеля на север для захвата южного берега реки Шварцвассер, не проходил по этим местам. Да и мало ли откуда в районе небольшого лесного озера в тот день могла появиться группа немцев: сплошной лини фронта на тот момент у 46-го корпуса не было. Более того, поблизости от озера, немного южнее, накануне проходили части 413-й дивизии. Теи не менее, экивок комдива-108 был сделан совсем в другую сторону.

*   *   *
Из ЖБД 238-го СТРЕЛКОВОГО ПОЛКА за 22.2.45:
...Полк, развернув боевые порядки, начал продвижение вперёд. В районе развилки шоссе войдя в соприкосновение с противником, после короткого боя сломил его сопротивление. Противник отошёл на север. Не встречая больше сопротивления, полк продолжал движение по маршруту: Оссово-южное, Куявы (*то есть, полк двигался тоже в северном направлении) и к 7-00 вышел на южный берег реки Шварцвассер на рубеже Пулька...

*   *   *
Как видим, ни о каком лесном озере, расположенном в трёх километрах к западу от шоссе на Оссово и к юго-западу от селения Куявы, речи нет и не могло быть: маршрут 238-го полка проходил значительно восточнее и севернее от него.

Тем не менее, эти два незначительных боевых эпизода, сведённые воедино и обращённые против дивизионных разведчиков, оказались непростительными и даже роковыми для них, поскольку в конечном итоге из-за этого рядовых Понятовского и Булатова не очень вежливо «попросили уйти» из разведки, тем самым косвенно признав их главными виновниками столь грубой «шляпы» дивизионной разведки. А была ли она своей или полковой – после полученной в штабе дивизии выволочки взвинченному командиру первого разведвзвода младшему лейтенанту Мельникову было уже всё равно: он просто вымещал свою злость на подчинённых, правда, без матюков, поскольку сам не любил это дело.

Так что ночной авто-рейд стал последним боевым заданием для рядовых Булатова и Понятовского в качестве дивизионных следопытов. Потому что уже на следующий день, 23 февраля, бывшие разведчики получили «праздничный подарок» – стали дивизионными снайперами. И снова очередная смена рода фронтовой деятельности Ивана не обошлась без участия его кума Василия.

Вернее, всё в тот праздничный день произошло из-за острого язычка Понятовского, который у него иной раз пускался в пляс раньше мыслей. Потому что во время «разноса» сержант Овсянников повинно и безучастно стоял со слегка склонённой головой и опушенным долу взглядом. Рядовой Булатов только независимо вздёрнул подбородок и со словом «Но...» закипел от обиды, а вспыливший рядовой Понятовский в нарушение служебной субординации вдруг начал пререкаться с начальством и грубо повздорил с командиром взвода младшим лейтенантом Мельниковым, распекавшим своих нерадивых подчинённых и грозившим суровым наказанием.

Раскрасневшийся Василий встал в позу и в ответ на несправедливые по его мнению упрёки командира взвода дерзко заявил:
- Товарищ младший лейтенант! Даже ночью у меня отличное зрение. Так что в лесу севернее Оцципель я при всём вашем желании не смог бы проглядеть спящее охранение противника, правда, если бы только был там.
Командир отделения от удивления распахнул глаза и даже с каким-то уважением глянул на Понятовского, мол, вот это даёт разведчик-молодец, но тут же снова потупился. А командир взвода опешил ровно на секунду и тут же в сердцах заявил:
- Если ты такой зоркий, то пойдёшь в снайперы. Нет, вы оба пойдёте, потому что оба хороши! А там люди как раз нужны.

И в очередной раз всем троим разведчикам стало совершенно очевидно, насколько не то, чтобы не так, а вообще наперекосяк пошли дела в дивизионной разведке после гибели командира взвода Румянцева и ранения командира роты Берендеева. Новый командир взвода очень сильно и совершенно безосновательно обозлился на двух своих бойцов за незначительный, в общем-то, да и не их промах: на фронте бывало и похуже. Но из-за дерзости Понятовского расценил этот факт по-своему:
-  Опытные разведчики не имеют права допускать такой брак в своей работе.

Иван с Василием удивлённо переглянулись и тут же печально улыбнулись, понурившись по примеру командира отделения: это они-то – и опытные разведчики?! А сержант Овсянников лишь чуть шевельнул уголками губ: его тоже рассмешила сентенция младшего лейтенанта Мельникова, но верно отнёс её он на свой счёт.

Позднее Василий Понятовский утешал больше себя, чем кума Ивана Булатова, когда говорил, что снайпером на фронте быть даже лучше, чем разведчиком или стрелком:
- Всё же снайперы в атаки не ходят и в рукопашную с врагом не дерутся. Снайперу – что: знай, сиди себе в засаде да постреливай по врагу. А уж там попадёшь ты или нет – это личное твоё дело.
Но по кислому выражению его лица всё же было очевидно, что очень сильно расстроен Понятовский из-за того, что его с таким позором «уходят» из разведки.

Хоть опальные разведчики не просили и даже не знали об этом, но не помогло им и осторожное ходатайство за земляков дяди Сани Байбакова: младший лейтенант Мельников был очень зол именно на этих двоих рядовых. Сильно расстроился из-за этого происшествия также и Иван Сидоров, остававшийся в разведке без своих земляков-ровесников.

Сержант Овсянников в это время тоже продолжал сильно переживать, но по другой причине: из-за тяжёлого ранения своего кумира, легендарного капитана Берендеева, которое произошло всего неделю назад, хотя разведчикам казалось, что с того дня прошла уже целая вечность, столько разных и сложных событий за это время довелось испытать им в польских лесах. И командир первого отделения, наверное, был даже где-то рад в душе, что командир взвода нашёл двух козлов отпущения, а его миновала суровая мера наказания, что могло бы сильно повлиять на его военную карьеру.

Всего за семь дней Овсянников как-то потух весь и во всём, у него пропал боевой азарт разведчика, несмотря даже на повышение, которое получил сразу после ранения бывшего командира роты. Теперь сержант Овсянников, который во время прощания со своими бывшими разведчиками накоротке оказался Сергеем, намеревался пойти на дивизионные курсы подготовки младших лейтенантов и уже получил на то добро от ротного политрука лейтенанта Сенцова.

Булатов и Понятовский порадовались за своего бывшего командира, потому что нутром чувствовали и по его делам понимали, что из таких людей, как Овсянников, обязательно получаются грамотные и толковые офицеры. Но сейчас, готовясь покинуть разведроту, Сергей совершенно безразлично узнал про решение младшего лейтенанта Мельникова об отчислении двух провинившихся разведчиков из 107-й отдельной разведывательной роты вследствие профнепригодности, а также (и это было главным) из-за снижения уровня служебной и исполнительной дисциплины.

Жаль было Ивану так холодно прощаться с бравым и боевитым сержантом, службой под началом которого он даже гордился. Но всё же всего три недели совместного фронтового жития-бытия и боёв локоть о локоть на передовой – это слишком короткий срок для того, чтобы между ними успела завязаться крепкая дружба. Тем более, что сержант Овсянников всегда подчёркнуто был слегка холодноват и даже высокомерен в отношениях со своими подчинёнными: не зря в его жилах гуляла голубая холодная нордическая кровь.

А вот обычным парнем, каким Сергей стал при расставании, он оказался очень хорошим и даже несколько стеснительным, притом – очень ранимым человеком: вон как сильно и долго переживал из-за тяжёлого ранения своего любимого командира.

*   *   *
Парадоксально прихотливыми порой бывают фырканья фронтовой фортуны. Вот только что над двумя провинившимися бог весть в чём разведчиками повис дамоклов меч отчисления чуть ли не в штрафную роту, как она решила приголубить бедолаг в виде благоволения со стороны другого командира.

Начальник дивизионной разведки капитан Кузнецов за два года пребывания в своей должности весьма поднаторел в различных психологических нюансах, которые время от времени возникают и проявляются в разведывательных подразделениях. Сложная и очень опасная эта работа, вот у людей иной раз и пошаливают нервишки.

Обстоятельно расспросив командира первого разведвзвода младшего лейтенанта Мельникова, имевшего за плечами в основном опыт артиллерийского разведчика, начальник второго отдела штаба дивизии майор Кузнецов быстро раскусил, что конфликт состряпан из ничего, но комвзвода крепко и, в общем-то, по делу закусил удила на строптивцев. Но всё же плохо обстоит дело, когда среди разведчиков возникают психологическая несовместимость и напряжение в отношениях.

Кузнецов уже собрался написать своё согласие на рапорте комвзвода, как вдруг вспомнил, что ребята в роте не раз подшучивали над Булатовым из-за его зорких глаз. И однажды тот, пойдя на спор, с первого же выстрела с расстояния примерно в двести метров напрочь разбил фаянсовую изоляционную чашку на электрическом столбе. Когда комвзвода Румянцев (тут Кузнецов вздохнул, вспомнив про недавнюю смерть опытного и очень толкового офицера) рассказал про этот случай в штабе дивизии, они с Берендеевым (и снова вздохнул майор: как он там, наш Герой?) тогда здорово посмеялись, припоминая разные интересные случаи про метких солдат, взятые из собственного боевого опыта и фронтовой жизни своих товарищей.

Отложив рапорт, и не обращая внимания на вытянувшееся в непонимании лицо Мельникова, он попросил командира взвода пригласить к нему провинившихся бойцов для личной беседы с ними. Мельников обиженно вытянулся в струнку, отчеканил «Есть!», по-уставному развернулся и вышел, правда, только обозначив намерение отчеканить также и первый шаг.

«Ладно-ладно, так он быстрее успокоится», – добродушно глянул ему вслед майор. Он понимал, насколько трудно на первых порах приходится вживаться в коллектив и входить в новую роль младшему лейтенанту из недавних сержантов, да ещё и в годах. Тем более, опыта ведения общевойсковой разведки у него очень мало. Впрочем, и у этих двоих разведчиков из Молдавии опыта ведения разведки не больше: оба и месяца не прослужили в роте, а уже для дела не сгодились. Но всё же конфликт среди разведчиков нужно отрегулировать так, чтобы не получилось, что произошёл он по национальному признаку.

Для себя начальник разведки уже решил, что займётся с Булатовым подготовкой его в снайперы: ведь на фронте отличной меткости для снайпера мало, ему нужно быть хорошим специалистом во многих отношениях, в том числе нужно иметь сведения по баллистике, знать о зависимости успеха стрельбы от ветра и метеоусловий и много чего ещё другого.

Поэтому во время спокойной беседы с бойцами, из которых один был всего на два, а другой – на три года младше, майор Кузнецов больше внимания уделил Понятовскому, как «автору» конфликта с командиром взвода. И тот показался ему вполне выдержанным и хладнокровным бойцом, достойным стать снайпером, поскольку заявил, что стреляет хорошо, а Булатов подтвердил его слова.

Будучи выходцем из крестьянской семьи и даже имея небольшой опыт работы на перерабатывающем лён предприятии, начальник разведки попросту пожалел двух хлеборобов или, может быть, виноделов из недавно присоединённой к Союзу республики. Тем более, что в тот день был большой праздник – День Красной Армии. И майор объявил солдатам, что намерен лично подготовить из них отличных дивизионных снайперов, которые сейчас очень нужны фронту.

Ни Иван, ни Василий не удивились этому решению, а приняли его вполне спокойно, поскольку младший лейтенант Мельников уже говорил им об этом. Не заметив гордости в их взглядах, майор Мельников слегка удивился, но отпустил солдат, приказав им оставаться в расположении разведроты и сообщив, что отныне на довольствии они будут числиться в штабном взводе связи.

Оба кума удивились такому странному решению командира, потому что из общего между снайпером и связистом есть только первая буква в слове. Но без слов вышли из штабного дома с разрешения товарища майора, который приказал через два часа снова прийти к штабу дивизии для проведения первого занятия.

Младший лейтенант Мельников сильно возмутился, узнав, что начальник разведки лично будет готовить из них снайперов:
- Вы что, нажаловались ему на меня?
- Да нет, – недоумённо ответил Понятовский. – Мы думали, что это Вы...
- Да ничего я не говорил ему! И не писал в рапорте тоже... Странно это...

Узнав, что оба будут жить в расположении роты, только махнул рукой перед лицом, как от назойливых мух отмахнулся:
- Сдайте старшине Михееву табельное оружие и амуницию.
- А как же мы?..  – начал было выяснять Понятовский.
Но заспешивший лейтенант перебил его, не оборачиваясь и уже на ходу:
- Вам выдадут другое, снайперское...

Понятовский с Булатовым сдали ротному старшине Михееву свои карабины СВТ-40, подсумки, патроны и ножи разведчиков. Взамен получили у него же ощутимо более тяжёлые и визуально более длинные винтовки Мосина, патроны и оптические прицелы. Один из них был длиннее и тяжелее, а другой – легче и короче. Василий взял тот, что полегче, на что старшина чуть ли не заговорщицки улыбнулся Ивану:
- Зато этот удобнее при стрельбе и намного вернее.

Так оба кума нежданно для себя стали снайперами при дивизионной разведроте, и без проволочек были поставлены на довольствие в штабном взводе отдельной роты связи дивизии: командиры рот легко и быстро согласовали эти вопросы.

Через два часа оба новоявленных снайпера стояли возле штаба, и почти тотчас же к ним вышел майор Кузнецов. Оказалось, что он жил в соседнем со штабом доме и повёл солдат туда.
- А как же стрелять? – удивился Василий.
- Сначала немного теории, – понимающе и чуть снисходительно улыбнулся майор.

Иван с Василием и раньше хорошо знали в лицо майора Кузнецова, который любил побывать в роте и пообщаться с разведчиками. Сам из снайперов и разведчиков, бывший командир дивизионной истребительной роты, он только при капитане-Герое Берендееве не вмешивался в дела разведроты. А до него и затем после него частенько и с большой охотой лично брался за выполнение с разведчиками различных ответственных задач.

Но бывалый майор Кузнецов даже слегка засмущался, когда Василий Понятовский без обиняков спросил, можно ли к нему обращаться по имени отчеству, а то обращение «товарищ майор» в домашних условиях звучит как-то слишком официально. Ну, конечно, начальник дивизионной разведки был всего лишь молодым человекам двадцати пяти лет от роду, из которых пять лет он провёл в армии. И вдруг – обращение по отчеству от своих же ровесников, можно сказать... Но представился:
- Фёдор Иванович. Можно просто – Иванович.
И улыбнулся так обезоруживающе, будто теплом обоих окутал.

Булатову майор Кузнецов тотчас понравился ещё больше, чем до сих пор. Они оба были во многом схожи внешне, ростом и телосложением, только у Ивана нос был заметно длиннее и тоньше, и глаза посажены ближе и глубже. А у Фёдора Ивановича было светлое, открытое лицо с приятно округлыми чертами типично русского русоволосого и слегка курносого парня родом из умеренно северных широт, где в крови больше прослеживаются степенные скандинавские корни, чем степная стремительная и кареглазая смуглявость, как у Понятовского.

В первую очередь заметными и как бы гипнотизирующими были выразительные, несколько широко поставленные голубые глаза майора. Притягивал к себе внимание также глубокий, цепкий и пытливый, враз «раздевающий» и ничего не пропускающий взгляд умного человека-аналитика – смелого в поступках и решительного в действиях, не боящегося опасности, любящего рисковать, но явно умеющего трезво и тщательно взвешивать всё перед тем, как поступить наверняка.

Сержант Овсянников тоже восхищался и гордился майором Кузнецовым, но тот для него был недосягаемым. Почему-то между ними сразу возникла и сохранялась какая-то дистанция в отношениях. Может быть, здесь существовала незримая для постороннего человека, но весьма ощутимая между собой ревность двух молодых и красивых парней, достаточно схожих по облику, темпераменту и складу ума. Но не только негласная конкуренция была тому препоной: майору явно не нравилось то, что сержант излишне красовался собой, из-за чего не без основания считал его не совсем чистым на руку и совесть карьеристом.

Как и положено, вначале начальник разведки вкратце рассказал о важности и значимости снайперской работы на фронте, о том, какая большая работа проводится в каждой армии и дивизии для подготовки высококлассных снайперов.
- Бывает, что при особо упорном сопротивлении противника, вот, например, как сейчас на реке Шварцвассер, снайперы иной раз могут сделать больше, чем те же артиллеристы или миномётчики.

Брови у обоих кумов тут же взвились домиками, а лица вытянулись в немом вопросе: как так?! А майор продолжал обосновывать:
- Иногда можно много снарядов и мин покидать, но так и не взять огневую точку, если она удачно укрыта от корректировщиков, мин и снарядов. А вот снайпер, правильно выбравший позицию для ведения прицельного огня, легко может снять, например, весь пулемётный расчёт. Ведь под шум огневого боя он не опасается выдать своё местоположение, а в магазине его винтовки – пять патронов. Тут только успевай снимать врага по одному да помогай пехоте идти в атаку. А вот снайперов у нас сейчас маловато, всё же работа эта опасная. Хотя, есть ли на фронте безопасная работа?

Все несколько принуждённо улыбнулись: на передовой разговоры о смерти – это самая последняя вещь, наверное. Хоть и не говорилось о ней сейчас, а лишь подумалось, но и то всем нехорошо стало.

 Далее майор Иванович, как Иван про себя тут же окрестил Кузнецова, стал рассказывать о своём кумире – известном мастере своего дела, опыт которого передавался даже на других фронтах, и с которым Кузнецов общался лично на курсах по подготовке снайперов. Рассказывал он о Герое Советского Союза, помощнике начальника штаба 1122-го стрелкового полка 334-й дивизии капитане Сидоренко.  В годы Великой Отечественной войны капитан Сидоренко отличился как замечательный организатор снайперского движения. К началу 1944 года он из снайперской винтовки лично уничтожил около пятисот гитлеровцев, подготовил для фронта более двухсот пятидесяти снайперов, большинство из которых впоследствии были отмечены орденами и медалями
 
Всего два дня, в тот же праздничный и на следующий, да и то урывками, продлилась учёба будущих снайперов под руководством майора Кузнецова. Во время его отсутствие по штабным делам оба кума усердно штудировали материальную часть своих винтовок: сто раз, наверное, тщательно разбирали и собирали их, запоминая не только название и предназначение каждой детали, но принцип, характер и индивидуальные особенности их действия.

Заметив на выступе в торце спускового крючка слегка заострённый край и лёгкую шероховатость поверхности, Иван с разрешения похвалившего его майора обратился в ружейную мастерскую. Пожилой мастер-еврей удивился нестандартной просьбе, но с понимаем отнёсся к ней: слегка подпилил «нулёвкой» край и шероховатую поверхность торца крючка и тщательно отшлифовал её. После этого спусковой крючок стал работать лучше, даже как бы плавней. Во всяком случае, винтовка могла практически не шелохнуться в руках после холостого спуска крючка, чем Иван остался весьма удовлетворённым.

На второй день были проведены контрольные стрельбы на импровизированном стрельбище, устроенном южнее села Оцципель в немецкой траншее: из неё безопасно можно было стрелять в направлении пустынного большого озера. Иван уверенно поразил свои цели – в пол роста и в рост, установленные на расстоянии в двести, пятьсот, а затем и восемьсот метров.

При подготовке будущих снайперов к первому выстрелу майор удивился неправильному, как бы «зеркальному» положению тела Ивана:
- Булатов, ты что, левша?
- Так точно, товарищ майор.
- И тебе удобно так стрелять?
- Очень даже удобно, товарищ майор. Приклад не нужно снимать с плеча во время перезарядки, была бы только опора под винтовкой.
- Ну-ну, - подивился майор, но результатами стрельбы Булатова был очень доволен.

А вот у кума Василия не задалась стрельба на большие расстояния: если на ближнем расстоянии до двухсот метров он ещё поражал цели, а дальше – никак. Расстроенный Понятовский говорил, что никак не может приноровиться к прицелу. Но и после контрольной стрельбы без оптики на сто метров у него оказалась довольно слабая кучность стрельбы. Поэтому майор Кузнецов, больше не принимая во внимание волнение солдата, без долгих разговоров отправил Василия в стрелковый полк, хотя стрелок из него явно был не ахти какой.

При этом раздосадованный Понятовский нагло попросил начальника разведки направить его в 238-й полк, чтобы на передовой ему довелось повоевать хотя бы вместе со своими земляками. И строгий в отношении службы, но добрый к людям майор Кузнецов помог своему «протеже» попасть в нужный ему полк.

Продолжение следует.