Золотой ларец. Невеста Иоанна Грозного
Александру Аникину
В 1540 году пират Фредерик Барбаросса привёз девушек для шехадзе Селима. Хюррем не была готова к тому моменту, что ей самой когда-то выпадет честь быть на месте Айше, и даже немного смущалась. Султан Сулейман, которому в это время исполнилось 46 лет, посмеялся над властительницей сердца своего, и сказал:
- Ты тонка и мудра, Хюррем, ты справишься.
И пошёл заниматься государственными делами, поняв, что Хюррем лучше оставить проводить приятно время одной. Мужчина понимал, что жене его, 39-летней прекрасной женщине тяжело выбирать невесту для наследника, и он помечтал, что всё пройдёт хорошо. Девушек из школы выбрали самых разных, собрав даже тот товар, что привёз Барбаросса, и всех представили Хюррем. Нурбану уже несколько лет жила среди учениц сераля, правда в первые дни своего пребывания в Стамбуле она совсем расстроилась. Девушку привезли ещё 14-летней юницей, которая совершенно не знала опыта в жизни, да и мужчин она видела разве что на изображениях в Храмах и в Священном Писании. Самым прекрасным мужчиной Сесиллия считала Святого Иосифа, про которого много раз перечитывала строки в Монастыре, в котором проходила обучения до своего появления в Стамбуле. Уроки Сесилии казались скучными, и она мечтала, что Господь ниспошлёт ей мужа, как две капли воды похожего на Иосифа Прекрасного. Иосиф Прекрасный некогда был наместником египетского фараона, и пески всё время видела Сесиллия во снах, даже не представляя о том, что её Иосиф Прекрасный будто ждал пока она появится во дворце Стамбула. Венецианка Сесилия, которую позже прозвали Нурбану, очнулась уже в комнате для того, чтобы её осмотрели врачи. Чьи-то руки коснулись живота Нурбану, потом спустились ниже, и девушка едва успела крикнуть»ой!». Кто-то сказал, что «годна» и Нурбану не совсем поняла для чего.
Воспитанная в строгой католической традиции, Нурбану думала узнать о деторождении позже, а тут ей пришлось слышать о поздравлении Касыма-паши с рождением дочери, которую нарекли Лейлой.
Касым-паша – молодой бородатый человек лет двадцати трёх, в головном забавном уборе – тюрбане фиолетового цвета – принимал поздравление от будущего мужа Лейлы – Искандера и его супруги Махрифуз. Искандеру исполнился 41 год, а Махрифуз было около 20 лет. Резвая Нурбану, думающая, что попала в какую-то сказку, пожала плечами: как такое возможно, чтобы жена была намного лет моложе мужа? В коридорах Топ Капы, куда их повели им встретился друг Искандера – Соколлу Мехмед Паша, которому было 42 года. Он усмехнулся, глядя на Нурбану, и понял, что ведут женщину для Селима. Зоркий глаз Паши оценил хорошенькую фигурку Нурбану, и красивое личико, и понял, что Селим будет с ней счастлив. У Нурбану были ещё пронзительные, красивые карие глаза, которые могли бы вдохновить мужчину на подвиг. Если бы было возможно на этот подвиг ради Нурбану пошёл бы сам Соколлу, который влюбился в неё с первого раза, но смирился с выбором уважаемой и почитаемой им Хюррем – эта женщина должна была принадлежать Селиму. Нурбану плавной походкой шла по коридорам дворца. Противная тётка, идущая за ней бубнила: «пошли, не оборачивайся». Сесиллия пожала плечами и как-то весела пошла вперёд. Её привели в комнату, где девушку ожидала женщина. «Королева!», - пронеслось в голове у Сесиллии, которая так и не поняла, куда она попала.
- Валиде Хюррем Султан. – Сказала по-итальянски женщина, которую венецианка Сесиллия звала «противной тёткой». Эту тётку, кстати, звали Агнесс и она была француженкой.
- Мать шехадзе Селима, будущего Султана Османской империи. – Пояснила Хюррем свой титул. Про Султана было ещё очень рано говорить, но Хюррем очень любила шехадзе Селима, и мечтала о том, чтобы он стал Султаном. Хотя раньше ей думалось, что этот трон займёт старший сын Мустафа. Нурабну только и успела сказать «ох!», отведя глаза в сторону, как и полагается скромной прелестнице католического мира, и сделала перед знатной дамой, которая ей понравилась реверанс в знак признательности. «Дура!», - подумала Александра, но для виду продолжила.
- Сердце шехадзе Селима нужно завоевать. – Сладко улыбнулась Хюррем. – И если у тебя это получится. А теперь отдыхай. Гюльфей-ага проводит тебя в дамскую. Не поймёшь признаков выживания, леди тебе объяснят что к чему.
Сесилия ещё раз присела в знак почтительности, по меньшей мере, так было положено в католическом дворе, и отправилось вслед за Агнесс в дамскую, то есть в сераль.
Молодой шехадзе Селим ехал на охоту вместе со своим отцом Сулейманом и братом Баязидом.
Сулейман – 45-летний красавец-мужчина, покоряющий женщин, был очень хорош собой. Борода Сулеймана радовала иссиня-чёрным цветом, и он, смотря на своих дорогих его сердцу шехадзе, думал, что они оба пошли в мать. Оба были рыжеволосы и голубоглазы, как и Александра. А шехадзе Баязид только отличался мечтательным нравом и довольно мягким характером. Шехадзе Селим был жёстче и властнее, чем шехадзе Баязид, но Селима любил весь двор, а Баязида сторонились как сторонятся иногда поэтов. Сулейман даже увидел в Селиме черты будущего завоевателя. Любящий своих сыновей отец радовался хорошему дню, солнцу и развлекал, как и полагается сыновей охотой – как раньше учил его отец самого. Пока их мать отбирала девушек для обучения, Сулейман воспитывал сыновей, и разговаривал с ними.
- Какой должна быть хорошая невеста, Баязид? – Спросил Сулейман игриво, поглядывая за парящим в небе соколом.
- Нежная и красивая. – Мечтательно ответил шехадзе Баязид. – Мне кажется, я такую девушку знаю.
- Вот как? Ухмыльнулся Сулейман серьёзности Баязида, и вдруг замолчал, подумав, что его сын, вероятней всего, уже любит кого-то. Серьёзность намерений Баязида станет ясной потом, а пока Сулейман поскакал вперёд за соколом, преследующим косулю, и Селим, обгоняя Баязида пришпорил коня, помчавшись за родителем. Баязид же, зажмурив глаза и представив красавицу Дафне, которую видел день назад натирающей пол.
ДНЕВНИК СЕСИЛИИ-НУРБАНУ
Я, Сесилия, дочка венецианского купца и т.д. и т.п., меня похитили бандиты и увезли в неизвестном направлении. Я не видела ни места куда меня привезли, ни корабля, на котором плыла до этого места, и очнулась я уже видимо во дворце Топ Капы. Но по счастью злые люди недолго измывались надо мной. Меня осмотрел их доктор, и он сказал, что я не больна, и не жду ребёнка. Нас охраняли евнухи, и один из них объяснил, что мы все рабыни одного человека - шехадхе Селима, и что мы отныне принадлежим ему. Селим нам что-то вроде христианского мужа, но Валиде станет только одна из нас. У меня пронеслось в голове: «Валиде? Как та, рыжая? Как Хюррем?».
Мне рыжая знатная дама очень пришлась по сердцу вначале. Но я не знала её норов. И вот я, вместо того, чтобы зубрить Богословие и петь хоралы в церковной школе, сижу в окружении таких же несчастных дев, как и я… всем нам от 14 до 18 лет, но нас надо отдать нам должное, ничтожно мало – 3 девы, и одна из них, кажется из Московии. Я спросила её на русском:
- Как тебя звать?
- Дарья. – Ответила Дева, и зарыдала снова в три ручья. Дарье было около 14 лет, как и мне. Жуткая тоска по хорошей и счастливой жизни в Венеции обуяла меня, и я долго не смогла успокоить сердце. Мы жили в роскошном доме, и у нас были все блага и удобства мира. Мы принимали ванну и всегда были чистыми и опрятными. А какая вкусная еда была у нас на столе! Правда незадолго до моего похищения, Венецию охватила страшная болезнь – чума. И мы потеряли почти всех родственников, и сами боролись за жизнь. Те люди, которых здесь зовут пиратами приметили меня, гулявшей по центральной городской площади со своей подругой Валерией почти сразу же, и нас тут же забрали с собой. Тоска не покидает моё печальное сердце. И я до сих пор не знаю, как у нас там обстоят дела.
…Сесилию прервала одна из девушек, которую звали Анастасия. Анастасии было около 16 лет, и происходила она из Болгарии. Девушка спросила Сесилию о чём она грустит. Сесилия не понимала по-болгарски, но сказала:
- Мы жили в богатом доме, и куда мы приехали, неизвестно…
Девушки обнялись, и заплакали. Русская Дарья рыдала в три ручья, пока француженка Жанна, которая выглядела старше и бойчее всех, не запустила в Дарью подушкой. Девушки засмеялись, и, не зная языков друг друга, развязали понемногу «подушечную войну». Дарья, наконец, угомонилась. И всех в итоге угомонила француженка Агнесс, пришедшая навести порядок в гареме. Валиде уже спала, так как была ночь, и девушкам надлежало вести себя тихо и спокойно.
- Но то, что Вы угомонились и не орёте, я рада. – Улыбнулась Агнесс. – Завтра начнётся обучение. А пока отдыхайте.
Над Стамбулом провисла ночь.
Солнце озарило солнечный двор купцов Собакиных, и Василий Иванович – отец двух дочерей Марфы и Елены - вышел на крыльцо, чтобы полюбоваться на их грациозность и нежность. Опричник Григорий Грязной любил отдыхать у этого человека душой и сердцем, поскольку устал от крови и коварства эпохи. Григорий, который был старше Марфы на десять лет, горячо любил эту девушку – всем сердцем, но боялся ей в этом признаться. Григорию было в то время 18 лет, Марфе – 15. Елене – 18.
Пятнадцатилетняя девушка была красива и умна, ждала из других земель своего жениха Ивана Лыкова, и даже не задумывалась о том, что Григорий так сильно в неё влюбится. Марфа вела себя крайне беспечно в столь суровое и тяжёлое время. Серьёзный и опытный Григорий берёг свою голубку от ужасов эпохи, и наслаждался её пением, когда частенько приходил к Собакиным. Как-то опричник пришёл попировать с другом, но застал интересную сцену: красавица Елена уезжала из дома к тётушки Февронии, которая ждала её в Крыму.
Девушку сопровождал в дороге кучер Иван.
- А не торопитесь ли Вы? – Спросил Григорий хозяина дома, словно предчувствуя беду. – Мне приснились басурманы сегодня.
- Опять ты веришь снам. – Засмеялся Василий Собакин, и словно поддел своего приятеля. – А на счёт Ивана Лыкова тебе ничего не приснилось, а?
Григорий сдержал сильный приступ злобы, но с чего-то он волновался за Елену, сестру Марфы. Мужчина посмотрел ей в глаза, и что-то там увидел. Ему не было дано сверхъестественных способностей, но за своих людей Григорий был горой.
- И всё-таки разрешите мне сопровождать Елену Васильевну в дорогу. – Вызвался мужчина, но Собакин ему не разрешил. Понурый Григорий встретился в дороге с Лыковым, бросив невзначай:
- Приглашаю завтра со мной отужинать. Малюта обещался быть.
Лыков усмехнулся и Григорию:
- К сожалению, не могу. – Улыбнулся приятель Марфы, 16-летний Иван и пошёл к Собакиным. На сердце у Гришки было неспокойно. Елена совершала опрометчивый поступок, уезжая в Крым к тётке, только лишь с кучером Иваном да девкой Парашкой. Конечно, зная пылкий норов Григория Собакин ему не доверял, но лучше он пусть обесчестил бы Елену, чем её похитят в дороге басурмане. Григорий был из видных бояр, но не входил в Избранную раду. Он шёл к царю на службу, встретив князя Курбского, спросил его:
- Как обстоят дела с Крымским ханом?
Курбский усмехнулся, и ответил:
- Сейчас неспокойные времена, туда лучше не ездить.
Григорий ругал Собакина, который так вольно отправлял дочь на море. И, не зная ещё, что потом будет сам похищать девку Любашу, подобно басурманам, он решил всё-таки проводить Елену хотя бы до начала Крымского царства. Григорий, совершив молебен той же ночью, что и Елена выехал вслед за ней из своих палат. Он ехал неслышно, и девушка и её спутники не могли его заметить. Елена спала. Дура Парашка тоже уснула. Они были в пути несколько дней, и Григорий ехал на коне вослед за повозкой с девушками, охраняя её, и, ворча, что они поступают неразумно. Но что он мог сделать один против войска басурман?
Не успела повозка отъехать на нужное расстояние, как откуда ни возьмись выскочили крымские татары, которые похитили Елену Васильевну, несмотря на то, что Парашку и Ивана Григорию удалось всё же отбить. Кучер дрожал от страха, и не знал, что делать и куда бежать.
- А на какого Вы ехали? – Ругался на слуг Григорий, понимая, что в похищении Елены могут обвинить его. Но этого не произошло. И Собакин поверил бедному Ивану по бледности его лица, когда Григорий доставил беспутных слуг домой.
Собакин заплакал. Его жена Александра Евгеньевна подошла к Григорию и спросила:
- Какая судьба может ждать мою девочку?
Григорий ухмыльнулся: раньше нужно было думать, но вслух сказал:
- В лучшем случае она станет наложницей Султана.
Василий прижал Александру к себе, и заплакал пуще прежнего. Григорий на долгое время оставил несчастную семью, и решил заняться под покровительством боярина Андрея Курбского делами Избранной рады – его негласно пригласили участвовать в устроении русского мира и в реформах 40-х годов, а Елену везли прочь из Российского государство в подарок Султану Сулейману.
Свидетельство о публикации №221122301909