Глава 23

Неосвещенные улочки Парижа, по которым не спеша движутся два всадника. Это – д'Артаньян и Планше, вооруженные до зубов. Миновав набережные, они выехали через ворота Конферанс к дороге на Сен-Клу. Как только деревья обступили дорогу, Планше потихоньку стал сокращать расстояние между собой и хозяином, и вскоре они поехали рядом, беседуя.

Планше: Не находите ли вы, сударь, что леса похожи на церкви?
Д'Артаньян: Чем же, извольте сказать, господин Планше?
Планше: И тут и там не смеешь говорить громко.
Д'Артаньян: Почему? Потому что боишься?
Планше: Да, боюсь, что нас услышат.
Д'Артаньян: А мы что, говорим что-то безнравственное?
Планше: Я все о том же, господин. Вы не заметили, что в бровях у Бонасье есть нечто хитрое, и что он так противно шевелит губами!
Д'Артаньян: Ну, и какого дьявола ты сейчас вспомнил о нем? Ты трусишь?
Планше: Человек вспоминает о том, о чем может, а не о том, о чем хочет. Я осторожен. Не нагнуть ли вам голову, хозяин: там не дуло ли мушкета блестит в кустах?
Д'Артаньян: (бормочет) В самом деле… ( и он пускает лошадь рысью).

Вдали маячит несколько строений: кабачки, куда и направляется Планше, в расчете подождать там утра. Д'Артаньян останавливает его и дает ему полпистоля.

Д'Артаньян: Вот тебе полпистоля. До завтра. (он спешивается, отдает поводья Планше, и, закутавшись в плащ, быстро удаляется.)

Планше: Господи, до чего же мне холодно! (и он, не менее поспешно, исчезает за дверью одного из кабачков).

Д'Артаньян, явившись на место свидания, оказавшееся очень глухим местом, стал ждать в полной тишине. Наконец, удары колокола возвестили десять часов. Д'Артаньян ждал, устремив взор на маленький павильон, все окна которого были закрыты ставнями, и только на втором этаже светилось мягким светом одно окно. Еще один удар колокола – прошло полчаса. Гасконец вошел в полосу света и перечитал письмо. Никого. Он продолжил ждать. Потом три раза хлопнул в ладоши. Молчание. Тогда он подошел к дереву, росшему рядом с павильоном и ловко взобрался на него. С высоты ветки, на которую он перебрался, он увидел разгром за освещенным окном: сброшенный и раздавленный ужин на полу, опрокинутый графин и разлившееся по скатерти вино, выломанная дверь: картина борьбы, окончившейся не в пользу устроившего ужин, потому что комната была пуста.
Тогда д'Артаньян соскочил на землю и стал рассматривать то, что ему удалось увидеть: разрытую колесами и копытами землю, следы множества сапог и тут же заметил валявшуюся на земле дамскую перчатку, разорванную и перепачканную землей. Молодой человек выпрямился, утирая холодный пот, выступивший на лбу. Тогда он вернулся по той же дороге к парому и стал расспрашивать паромщика.

Д'Артаньян: Вы не перевозили сегодня молодую женщину?
Паромщик: Ну, сударь, многие женщины приезжают в Сен-Клу в одиночестве, и ни одна не хочет быть узнанной. (смотрит в руки д'Артаньяна)
Д'Артаньян: (давая ему какую-то мелочь) Это освежит тебе память?
Паромщик: Благодарю, господин. Да, около семи вечера я перевез сюда молодую даму. Она куталась в мантилью и не желала быть узнанной. Именно поэтому я и запомнил ее. Молодая и красивая дама.
Д'Артаньян: А не было ли на ней таких перчаток? (показывает подобранную перчатку)
Паромщик: Очень похожа, очень.

Д'Артаньян опять вернулся к павильону, и вдруг заметил в тени ее лачугу, окруженную плетнем. Молодой человек перепрыгнул заборчик, и найдя дверь, постучал. Никакого результата. Д'Артаньян постучал сильнее, потом заколотил что есть сил. Не помогло. Тогда он начал просить, молить открыть дверь, и, наконец, на пороге появился старик, который увидев перед собой вооруженного человека, попытался захлопнуть дверь, но гасконец поставил ногу между дверью и дверным косяком и у старика не осталось выхода. Тогда д'Артаньян начал расспросы и здесь.

Д'Артаньян: Умоляю вас, скажите, не видали ли вы около восьми-девяти часов вечера, как в павильоне похищают молодую женщину.
Старик: (качая головой) Увы!
Д'Артаньян: Ради бога, объясните, что все это значит?
Старик: Не спрашивайте меня, или мне не миновать беды.
Д'Артаньян: Так что вы видели? Не бойтесь, я дворянин, и я ничего никому не расскажу.
Старик: Около девяти я услышал шум. Выглянув за дверь, я увидел трех мужчин, верховых лошадей и карету. Меня заметили и затребовали у меня садовую лестницу. Дали мне экю за молчание, и велели идти в дом. Но я спрятался и увидел, как по приставленной лестнице поднялся низенький седой мужчина, заглянул в окно, кивнул головой, и, спустившись вниз, сказал: "Да, это она!"
Господин, давший мне экю, отпер павильон своим ключом и зашел в него. Тут же послышался шум борьбы, крики, потом какая-то женщина распахнула окно, словно хотела выпрыгнуть. Увидела мужчин внизу – и отпрянула назад. Мужчины залезли в комнату, слышен был треск мебели, а потом двое мужчин спустились по лестнице, неся женщину на руках. Ее усадили в карету, старик влез за ней, тот, что вошел в павильон, запер его, выйдя наружу, все вскочили в седла – и были таковы! Господин, да не убили они вашу милую, не сокрушайтесь так.
Д'Артаньян: А кто был этот человек, что руководил всей операцией? Были у него какие-то приметы?
Старик: Высокий, худой, смуглый, черные глаза и усы: по внешности – дворянин.
Д'Артаньян: Он, опять он! А другой?
Старик: О, это не знатный человек, ручаюсь вам! При нем не было шпаги, и обращались с ним, как с лакеем. Не выдавайте меня, господин!
Д'Артаньян: Я вам уже дал слово дворянина.

Не надеясь найти Планше в этой темноте, д'Артаньян устроился на ночь в каком-то кабачке, и прикорнул, сидя за столом с кувшином вина. С рассветом он вышел наружу, и первое, что он увидел в предрассветном тумане, был Планше с двумя лошадьми на поводу