Сани

В новогодние праздники много чудили, особенно молодежь. Коротать длинные зимние вечера под свечку или керосиновую лампу было для молодежи непростым испытанием.
Это сейчас можно уткнуться в «ящик» с десятками, на любой вкус, телепрограмм, часами шарить по Интернету, забыв позавтракать и сделать физзарядку, либо проводить время со смартфоном или музыкальным центром. И если тебя родители вовремя не оттащат от этих нездоровых утех, то гиподинамия быстро сформирует из тебя чахлого кощея.
А если серьезно, то у каждого поколения свои достоинства и недостатки. Бойкая, закалённая, задорная, выносливая, привычная к труду и заботам молодежь мне больше импонирует, чем тестообразные «бледные поганки», подзаряженные «джин-тониками», будущие отцы и матери.
Нежеланием двигаться, употреблением в пищу генномодифицированных продуктов современная молодежь разрушает себя, приобретая букет различных проблем и болезней. А, может быть, в космический век это неизбежно, оправданно? Ведь дети-то растут другие, более грамотные и толковые, умеющие управлять робототехникой, а не сохой.
…У двора Павла Каверзина собирались соседи, любопытные прохожие, молодёжь и ребятня. Всем было интересно, как он будет снимать с крыши сарая кошёвку. Сани со снятыми оглоблями стояли на самой середине крыши сарая. Павел Степанович, строгий, но справедливый и уважаемый на селе казак, находился у стены сарая и виновато объяснял смеющейся толпе любопытных:
– Собрались с супругой на базар съездить. Глянь, а кошёвки-то и нету. Спереть не могли, думаю. Все утро искал, а на крышу сарая посмотреть не додумался. Здесь подошли «лбы здоровенные» (так называли в шутку молодых физически крепких парней) и начали хохотать. Ну, думаю, это ваша работа, черти полосатые. Решили на рождественские праздники позабавиться над стариком. «Жеребцы, ваша работа?» – спрашиваю. Хохочут и делают вид, что не знают, чьих рук дело.
Павел Степанович присел на завалинку, закурил самокрутку и стал терпеливо выжидать:  «Должны же кто-то «расколоться».
– На измор решил взять? – спрашивали из толпы. – Или забыл, что в таких случаях откупиться надо!
– У него зимой снега не выпросишь, – подначивали другие.
– Пойдем отседова, пусть сидит, – нагнетали обстановку третьи. – Сам-то он кошевку с крыши всё равно не снимет.
Павел Степанович терпеливо молчал и делал вид, что эти обстоятельства его мало волнуют. Торговаться в таких случаях было принято на рождественских игрищах.
– На базаре новую куплю, – сказал Павел Степанович и пошел в дом.
Собравшиеся потешиться начали возмущаться его поведением:
– Он и вправду купит новую кошёвку, денег-то у него много, – сомневались одни.
– Да разыгрывает он нас, – отвечали другие.
– Куркуль! – выкрикивали третьи.
Открылась дверь, и на пороге со стофунтовым (около 50 кг) бочонком пива показался Павел Степанович.
– Вот это да! – обрадовано и восхищенно выдохнула толпа.
Павел Степанович сел на бочонок и медленно стал крутить «козью ножку», не обращая внимания на оживившуюся толпу. «Выяснять, кто из парней затащил кошёвку на крышу, бесполезно, – рассуждал Павел Степанович, – не сознаются». Такие проделки всегда были покрыты тайной, потому что веселилось всё село, от малого до старого. Не откупись подарком – в следующий раз придумают забаву похлеще кошёвки на крыше.
– Занесть обратно в дом? – ехидно спросил Павел Степанович, показывая на бочонок.
– Да ты что! Степаныч! Мы сейчас, мы живо, – забегали мужики и молодые парни. И не успел Павел Степанович докурить свою «козью ножку», как кошёвка в целости и сохранности стояла у его ног.
Довольные розыгрышем парни и мужики обступили Павла Степановича.
– Не ожидали от тебя такой щедрости, – в предвкушении празднества хвалили они.
– А кто кричал «куркуль»? Я же слышал. Вот, кто обзывался, слова поганые говорил в мой адрес, те пиво пить не будут.
Конечно же, Павел Степанович шутил и ругался так, для порядку. Больше того, он даже был доволен таким вниманием молодежи к его дому и знал (ему по секрету шепнули на ухо), кто из сельчан будет разыгран завтра. Вот будет потеха!
Во второй половине дня на Лысой сопке (так называлась гора высотой около 350 метров, на которой  не росли деревья, кустарники и почти не было камней, рытвин, ям) стали собираться вначале ребятня, затем девчата и парни. Постепенно подходили молодые женщины и мужчины. По пологой стороне сопки несколько лошадей тяжело тащили сани-розвальни на самую высокую часть горы.
Катание на санях так же входило в новогодние и рождественские развлечения. За порядком следили наиболее опытные и уважаемые в селе казаки. Излишне «загулявших», от беды подальше, к подобным мероприятиям не допускали.
Сани-розвальни устанавливались на вершине сопки, с них снимали оглобли, убирали все лишнее, что могло бы покалечить людей во время спуска. С громкими криками целая ватага добровольцев прыгали друг на друга в сани и с замиранием сердца смотрели, как сани начинали свой стремительный небезопасный разбег.
Сторону сопки, с которой скатывались добровольцы, выбирали ровной и крутой, так, чтобы дух захватывало в полёте. И не каждый отваживался спуститься по самому крутому склону.
А девчата, наблюдая за смельчаками, будущими женихами, переживали, стояли на вершине горы и визжали от восторга. Розвальни были как бы специально приспособлены для головокружительных спусков с горы. Они не переворачивались на крутых поворотах, легко преодолевали мелкие канавы и ямы и мчались почти по прямой без всякой рулежки и управления. У подножия горы они набирали сумасшедшую скорость, и даже самые смелые в это время затихали, затаивали дыхание, и только вырвавшись на равнину, сани, казалось, летели по воздуху, не касаясь полозьями снега, в сторону села.
Постепенно скорость гасла, сани останавливались, и начинались крики, похожие на истерические. Те, кто сидели и молчали, зажмурившись от страха, тоже начинали кричать. О чём кричали? Да ни о чём, просто от обуявшей радости, победы над самим собой. Сейчас бы сказали: «Вот это драйв, вот это выброс адреналина!» Таких слов раньше не знали, но необычное, необъяснимое чувство экстрима испытывали так же ярко, эмоционально, как и сегодня современная молодежь испытывает при прыжках с моста на верёвке, затяжных прыжках с парашютом или в гонках на автомототранспорте.
В это время на вершине горы готовили к скоростному спуску очередные сани. Наиболее отважные предлагали спуститься с горы стоя.
– Голову свернешь, – отговаривали очередного бесшабашного рассудительные старики.
– Если устоишь и спустишься, – подначивали другие, – овца в награду!
– А с палкой можно для равновесия? – рядился Баженов Борис, лет двадцати, хорошо сложенный и ловкий парень.
– Нет, – не соглашались более опытные и старшие по возрасту сельчане. – Не дай бог воткнется тебе куда-нибудь.
– Ну, ремень зацепить за сани, – не унимался Борис. Если падать буду, ухвачусь, а то и правда можно голову свернуть!
Ремень для страховки разрешили, но ставку пари уменьшили от овцы до ягнёнка.
Борис закрепил ремень в средней части саней, намотал его на руку и сильно потянул на себя, получалось что-то вроде гибкой, шатающейся во все стороны опоры.
– Овцу пожалели! – громко возмущался он, явно играя на публику. – А меня не жалко?
Сразу же подключились многочисленные болельщики, в основном, женщины и девчата. Некоторые начали просить не делать такой глупости.
– Парня погубите ни за что. Калекой сделаете, – обращались они к разгорячённым спором мужикам.
– Боря, я тебе две овцы даром дам, только откажись от дурной затеи, – выкрикивала тридцатилетняя «разведенка» Дуняша.
– Бздишь?! – кричали одни.
– Честь мужицкую на юбку променять хочешь, – возмущались другие.
…Уверенно Борис столкнул сани с горы, вскочил на них с разбега, полусогнув в коленях ноги, как это делают горнолыжники, и, как показалось многим, ухнул в пропасть.
– Спаси и сохрани, – перекрестились сердобольные.
Это был не спуск на санях, это был полёт, сказочный полёт! Неописуемый по ощущениям, по скорости, отваге, безрассудности содеянного.
– Молодец!
– Герой!
– Настоящий казак! – кричала с горы восхищенная толпа. Но Борис не слышал слов похвалы. Он словно примерз к розвальням и не отпускал из руки спасительный ремень. Судороги скрутили пальцы, а ноги будто прибили гвоздями.
«Вот это да! Вот это номер!» – единственное, что смог он сказать сам себе в эти минуты совершённой глупости, а может быть, безумной храбрости.
– На хрена мне ваша овца! – выругался он и на ослабевших, дрожащих ногах пошёл домой.