Несчастья Маринки - ремень и психологи

Несчастья Маринки: ремень и психологи
18+ С благодарностью к Пчеловоду

Маринкины злоключения
(рассказ по письму. Имя главной героини и некоторые обстоятельства изменены по
просьбе моего корреспондента)
***
Несчастья разного калибра преследовали Маринку с детства, и знакомство с
психологом и совместный поход в кафе было тем редким моментом, когда пришлось во всех подробностях вспомнить о всех детских и юношеских неприятностях.
Первого в жизни Марины психолога звали Наташа.
– Спросите, почему я, красивая стройная блондинка, пошла к психологу, точнее, к вам?
– Я знаю, что от хорошей жизни к психологам не ходят! Какое мороженое предпочитаешь?
– Потому что в моей жизни не было и нет ни счастья, ни радости, ни
любви. Не везет с этим нам, блондинкам! А предпочитаю сливочное!
Счастья нет, – рассказывала Маринка за кофе и мороженым. – Зато был и есть в
достатке только страх. Постоянный липкий страх. Всё мое детство и юность прошли в страхе: будет больно, невыносимо больно, очень стыдно, и никто не заступится. Отсюда этот страх, который прячется за «истеричность», бесконечные срывы, если что-то вдруг идет не так. И нельзя это все списать на цвет моих волос. Да, я натуральная блондинка!

Наталья, первый в жизни Марины психолог, с которым она ела мороженое и мило беседовала, показалась очень милой: рыжая, как одуванчик, когда улыбалась, появлялись ямочки на щеках, и веснушки ей очень шли.
Наташа рассказала немного о себе: она выучилась в университете МЧС на психолога, что коренным образом изменило ей всю жизнь: родители приучили к дисциплине, это очень пригодилось в университете.
При этом методика приучения к дисциплине была напоминающей Маринкину, но без криков, угроз и скандалов.
И кабинет, куда они перебрались на вторую встречу продолжить общение, такой уютный, модный, с фикусом на подоконнике и рыбками в аквариуме. На полу пушистый ковер.

Они попили чайку с конфетами, поболтали по-дружески.
– Это, так сказать, первая официальная установочная встреча, бонусная, без оплаты, – объяснила Наталья, – цель – выбрать друг друга и решить: сможем работать вдвоем или нет.
«Возьмет ли она меня, грешную, в клиенты, я её – в психологи!» – подумала Марина.
Как-то незаметно перешли на «ты».
Пока Маринка снимала туфли и устраивалась на кресло, общение продолжилось.
– В паре очень важен обмен энергией, – пояснила Наташа, помогая устроиться клиентке в релаксационное кресло.
Маринка пошутила, что отчим заставлял ее ходить дома босиком и тоже обменивался энергией с помощью ремня, а родной отец продал за бутылку водки без всякого энергообмена.

– Стыдно с голыми ногами? – поинтересовалась Наташа. – Или стыдно визита ко мне?
– Здесь нет! Но, безусловно, мне немного неловко. И не только и не столько от сидения с голыми ногами. Дома мы все ходили босиком, а на наказание заголялась попа.
– Понятно, что домашнее воспитание тебя совсем не радовало! Вот плед!
– Мой отчим никогда не повышал на меня голос, а мама частенько срывалась на крик, суету и разбитую посуду. А итог один: мое тело рассчитывалось по полной за всё и сполна! Страхом, болью и стыдом! Я давно взрослая, а страх остался! Получала всегда по голой! – Честно отвечала Маринка, укрыв пледом ноги.
– А сколько тебе было лет?
– Мне, когда отчим появился, всего одиннадцать лет было! Я многого не понимала. Но я понимала, что после очередного свидания с папой меня ждет свидание с ремнем, и оно станет более длительным, если я опоздаю.
– Отчим меня по-своему любил! Голодной, холодной, раздетой и разутой я никогда не была! И с глупостями всякими, что иногда рассказывают про отчимов, не приставал. Не было этого.

– Но ведь ты страдала?
– Да! Но страдала от самого факта. От факта, что меня, уже большую девочку, собрались наказать. И не просто наказать, а пороть! А родной отец продал меня за бутылку водки!
– Как это за бутылку водки? Расскажи, и помни, что это в первую очередь нужно тебе самой. Надо выговориться!
Вот в этот момент краска прилила к лицу Марины, хотя в кабинете психолога не было ни отчима, ни ремня, ни строгой мамы. Как же так,ты такая хорошая, добрая, воспитанная девочка, – и вот, добро пожаловать под ремень!
– А теперь расскажи о том, как папа тебя продал!

– Помню, летним вечером я и папа сидели в кафе «Мороженое».
После развода мама разрешала отцу иногда видеться со мной.
Папа, пьяница, по-своему любил меня, но предпочитал тратить деньги не на меня, а на алкоголь. Меня по большому счету воспитывала мама, а теперь и ее новый мужчина.
Не смотря, на летнюю духоту, что еще не успела смениться прохладой, вместо мороженого папа взял себе стаканчик портвейна.
– Тебе мороженое, а себе портвейн? – уточнила Наташа.
– Да! Я только потом поняла, что денег у него категорически не было, и очень хотелось повторить.
***
Я ела мороженое и смотрела на папу.
«Эх, папочка, с твоего попустительства за шалости доченьки всегда расплачивается одно мое место, откуда ноги растут, а ты старался не встревать, бывало и сам шлепал. Пока с нами в семье жил! Хорошо хоть редко и не очень сильно!»
Когда я пошла в школу и получала плохие оценки, мама решила, что ремень поможет улучшить успеваемость, а папа на радостях, опробовав на мне ремешок, в первый раз ушел в настоящий запой.
– Тебе ремень, а папе запой?
– Это было последней каплей. Семья распалась. Мой папа считал разумную строгость естественной, но злоупотреблял алкоголем настолько сильно, что жена от него ушла, прихватив меня, а потом нашла себе нового мужа.
– Значит, твоя мама, устав от пьянок мужа,довольно быстро нашла себе Максима. – Уточнила Наташа.
– Да. А тогда, накануне моей продажи, мы сидели в кафе. Я уже чувствовала, что опаздываю домой!
– Как тебе мамин Максим? – спросил меня папа.
– Он добрый, щедрый, но строгий! – Отвечала я папе. – И порет очень больно и стыдно!
***
– Наташа, папа мне говорил, что я похорошела в считанные месяцы. Длинные, чуть до поясницы, волосы были собраны в косу, челка светлых волос придает мне дополнительное очарование. Его удивило то, что я пришла к папе на свидание красиво и нарядно одетой и обутой: брюки, сандалии и кофточка были явно куплены не на вещевом рынке.
– Ты как с обложки журнала «Карусель» и детская косметика! – Говорил он,прихлебывая портвейн.
– И меня, продолжала я жаловаться папе, такую очаровательную отчим порет. Сам вдовец. Жену и детей в катастрофе потерял. А тут я... Мамин довесок! И теперь меня воспитывать взялся.
***
– Скажи, вы с папой часто встречались? – прервала рассказ Наташа.
– Нет! Отец редко встречался со мной: мама была против наших встреч.
– Наташа, вскоре после свадьбы я подслушала, что мама хотела сбагрить меня в интернат с глаз подальше, а Максим Иванович наотрез отказался! Мол, мне надо быть с мамой и с новым папой.
– Не позволю! Ребенок – это наибольшее счастье и любовь, а также максимум тревог и ответственности! – заявил он маме.
***
– Максима Ивановича, как я поняла, – отвечала Наташа, – жена боготворила.Это поздняя любовь женщины средних лет. Во всяком случае, она любила его гораздо больше, чем тебя, собственную дочь, напоминающую о первом муже-пьянице, что время от времени напоминал о себе и требовал свиданий с ребенком!
А теперь встань на место Максима Ивановича: ему, вдовцу, совладать с «проблемной девочкой» было не так просто. К психологу он не пошел, решив воспользоваться патриархальным методом воспитания.

– Ты права! На семейном совете было решено, что теперь не мама, а именно Максим займется моим воспитанием, включая ремень.
– Ремень необходим, главное, как и во всём, нужно знать меру! – заявил отчим сразу, как меня увидел.
– А что твоя мама? – спросила Наташа.
– А мама с ним согласилась! И теперь если что – он брал ремень!
Когда каникулы кончились, и я пошла в школу, первая двойка и замечание в дневнике при новом «папочке» закончилась весьма суровой поркой.
***
– Дядя Максим пообещал выправить мое поведение и учебу, – рассказывала я в кафе папе, и сегодня вечером меня ждет расчет за двойку!
– Значит, ты решила пожаловаться родному папе и рассчитывала помощь и поддержку. Я ела мороженое и рассказывала папе, как после короткой нотации на тему успеваемости отчим стаскивал с меня колготки и трусы, ставил на четвереньки, зажимал мою голову между своих колен и лупил ремнем по голой попе.
***
Поэтому, когда я доела мороженое и встала из-за стола, собралась домой. Я была рослой для лет, хотя отчим продолжал одевать меня в детском магазине.
– А что папа?
– Папа говорил, что я похорошела! И брюки и сандалии на мне явно не «секонд хенд»!
***
– Ты подросла и похорошела! – Отвечал папа, а глаза у него помутнели. – Тоненькая, стройненькая! А попка уже округлилась! Но как-то нехорошо, что ее порет другой мужчина! Это неправильно!
– Папа, знаешь, как больно и стыдно? Мама слабее бьет! И через трусы! А он
только по голой попе порет!
– И что ты? – Наташа поправила плед.
– Я рассказала папе, что тогда, после первой порки от отчима я ревела, а отчим помог натянуть трусы на место, объяснил, что ждет меня при капризах и плохом поведении.
***
– И как результат? – уточнила Наташа.
– Наташа, я старалась не нарываться! Но не всегда получалось!
– Вот и сейчас засиделась я с тобой! – Рассказала я тогда папе. – Лучше не опаздывать! А вот моей маме понравилось то, что я стала больше сидеть над уроками и меньше гулять, наивно надеясь спасти попу от наказания.
***
– Наташа, воспоминания о первой порке от отчима крепко врезались в мою память.
И несмотря на свои одиннадцать лет, я сумела сделать правильные выводы. Но это мне так казалось. Я тогда еще не знала, что мне предстоит пережить.
***
Мом ново приобретенное  манеры   тогда  ярко бросались в глаза отцу. Она стала немного другой – на порядок выше своими манерами – не что было раньше!
– Папа, не обижайся, но мне надо домой! – Я стала прощаться.
– Как тебе мамин Максим? – спросил меня папа на последок.
– Он добрый, щедрый, но   строгий! – отвечала я папе. – И порет очень больно и стыдно!
***
– Наташа, папа мне говорил, что я похорошела в считанные месяцы. Длинные   волосы чуть до поясницы, были собраны в косу, челка светлых волос придают мене дополнительное очарование. Его удивило то, что я пришла к папе на свидание, оказалась красиво и нарядно одетой и обутой: брюки, сандалии, и кофточка были явно куплены не на вещевом рынке.
– Ты на как с обложки журнала «карусель и детская косметика! – Говорил он, прихлебывая портвейн.

– И меня, продолжала я жаловаться папе, такую очаровательную отчим порет. Сам вдовец. Жену и детей в катастрофе потерял. А тут я... Мамин довесок! И теперь меня воспитывать взялся.
***
– Скажи, вы с папой часто встречались? – прервала рассказ Наташа.
– Нет! Отец   редко встречался с со мной: мама была против наших встреч.
– Наташа, вскоре после свадьбы я подслушала, что мама хотела сбагрить меня в интернат с глаз подальше, а Максим Иванович, наотрез отказался! Мол, мне надо быть с мамой и с новым папой.
– Не позволю! Ребенок – это наибольшее счастье и любовь, а так же максимум тревог и ответственности! – заявил он маме.
***
– Максима Ивановича, как я поняла, – отвечала Наташа  – жена, твоя мама, боготворила. Это поздняя любовь женщины средних лет. Во всяком случае, она любила его гораздо больше, чем тебя, собственную дочь, напоминающую о первом муже-пьянице, что время от времени напоминал о себе и требовал свиданий с ребенком!
А теперь встань на место  Максима Ивановича: ему, вдовцу, совладать с «проблемной девочкой» было не так просто. к психологу он не пошел, решив воспользоваться патриархальным методом воспитания.
– Ты права! – На семейном совете было решено, что теперь не мама, а именно Максим займется моим воспитанием, включая ремень.

 –  Ремень необходим, главное, как и во всём, нужно знать меру! – заявил отчим сразу, как меня увидел.
– А что твоя мама? – спросила Наташа.
– А мама с ним согласилась! И теперь если что – он брал ремень!
Когда каникулы кончились и я пошла в школу, первая двойка и замечание в дневнике при новом "папочке" закончилась весьма суровой поркой.

***
– Дядя Максим пообещал выправить  мое поведение и учебу, – рассказывала я в кафе папе, и сегодня вечером меня ждет расчет за двойку!
– Значит, ты решила пожаловаться родному папе и рассчитывала помощь и поддержку.  Я ела мороженое и рассказывала папе, как после короткой нотации на тему успеваемости отчим стаскивал  с меня колготки и трусы, ставил на четвереньки, зажимал мою голову между своих колен, и  лупцевал ремнем по голой попе.
***

Поэтому, когда я  доела мороженое и встала из-за стола, собралась домой. Я была рослой для  лет, хотя отчим продолжал одевать меня в детском магазине.
– А что папа?
– Папа говорил, что я похорошела!   И брюки и сандалии на мне явно не "секонд хенд»!
***
– Ты   подроста и похорошела! – Отвечал папа, а глаза у него помутнели. – Тоненькая, стройненькая! А попка уже округлилась! Но как-то не хорошо, что ее порет другой мужчина! Это неправильно!
– Папа, знаешь как больно и стыдно? Мама слабее бьет! И через трусы! А он только по голой попе порет!
– И что ты? – Наташа поправила плед.
– Я рассказала папе, что тогда, после первой порки от отчима я ревела, а отчим помог натянуть трусы на место,  объяснил, что   ждет меня при капризах и плохом поведении.
***
– И как результат? – уточнила Наташа.
– Наташа, я старалась не нарываться! Но  не всегда получалось!
– Вот и сейчас засиделась я с тобой! – Рассказала я папе. – Лучше не опаздывать! А вот моей маме понравилось то, что я стала больше сидеть над уроками и меньше гулять, наивно надеясь спасти попу от наказания.
***
– Наташа, воспоминания о первой порке от отчима крепко врезались в мою память. И не смотря на свои одиннадцать лет, я сумела сделать правильные выводы. Но это мне так казалось. Я тогда еще не знала, что мне предстоит пережить.
***
Манеры дочери теперь ярко бросаются в глаза отцу. Она стала немного другой – на порядок выше своими манерами – не что было раньше!
– Папа, не обижайся, но мне надо домой! Не хочу нарываться! Ты меня проводишь? До метро?
– Конечно, провожу! И в метро!

Эскалатор проглотил толпу вместе со мной и с папой.
Вокруг люди спешили по своим делам, не обращая  на нас никакого внимания.
Стоя на задней площадке вагона, я продолжала рассказ папе.
– Отчим старается со мной подружиться, шмотки мне покупает, детскую косметику из "Рив Гош"
По дороге домой я продолжила рассказ о своих успехах.
– Папа! Он сводил меня в аквапарк  и в манеж! Я даже оседлала лошадь!
И тут папочка решил разобраться с моим отчимом.
***
– Папа вдруг понял, – сказала Наташа, что, не смотря на ремень, тебе нравится новый дом и новый мир, только в этом мире нет   места родному папе. Алкоголь на голодный желудок сделал свое дело.
– Доченька, у меня нет лошади, но не он, а я твой папа! Я не позволю ему тебя пороть! Посмотрим, на чьей стороне правда! А сейчас пойдем с твоим отчимом пообщаемся!
– Хорошо, – я согласилась, наивно рассчитывая на папину помощь. Наташа, какая же я была дупа!
  Эскалатор поднимал нас к выходу. Посмотрев на часы я  поняла, что время свидания с папой было давно просрочено.
***
– А при папе у тебя были часы? – Уточнила Наташа.
– Конечно – нет!
– Папа, я задержалась с тобой! И меня ждет порка за опоздание! – Тогда мой голос дрожал и хотелось плакать – Если ты не вмешаешься!
– Знаешь, а сейчас пойду вместе с тобой и поговорю с ним по-мужски!
***
Маринка сняла обувь, как придя к тебе домой сейчас,  у порога и пошла, мыть руки, оставив мужчин вдвоем.
«Босиком тут ходят! Чистенько!» – папочка, разувшись в прихожей, осматривал обстановку.
– А что была за обстановка, помнишь?
– Большая комната, застелена ковролином, мебель из "Икеи" и жалюзи на окнах с толстыми стеклопакетами. Максим был босиком, в носках. Наташа, в мою память врезалось, что носки у меня белые, у отчима были фирменные коричневые, а у папы –  дырявые.

– Я запрещаю пороть мою дочь! – строго сказал папа Максиму.
Но мужского разговора не получилось.
– Трубы горят? – отчим сразу понял состояние гостя достал из бара бутылку водки с винтовой крышкой и предложил папе выпить.
– Ты со мной? – делиться папе совсем не хотелось. – Давай, по стаканчику за  знакомство!
– За рулем не пью! Это все тебе!
Стаканов он не достал, но показал на вазу, полую соленых орешков.
– За знакомство! – папа от такого предложения отказаться не смог. И, Наташа, я почувствовала, что папа меня предал сразу же, а проблема моего воспитания  стала не такой уж существенной.

– А как ты это почувствовала?
–  Когда я  прошла в комнату, то сразу поняла, что взрослые все решили. И не в моих интересах!
Лицо довольного папочки покраснело, а в руках подрагивала початая бутылка.
– Как я и говорил, – за опоздание тебя ждет награда. – И добавка за вынос сора из избы! Чтобы папе лишнего не болтала!
– Папа! – я тогда поняла, что пощады сегодня не будет!
***
– И ты поняла, что тебя продали?
– Да! Отчим сказал: посмотри, Маринка, папочка твой не против!
– Ты не против?
– Нет, папочка отхлебнул еще из бутылки. Глаза его посоловели, а щеки раскраснелись.
– Ну что, Маринка, откладывать разговор не будем! – Отчим пододвинул папе вазу с орешками. – Сейчас я, не откладывая, выпорю тебя как маленькую бестию! Прямо перед твоим папашей, и он ничего не будет делать! – Он смотрел на меня, как удав на кролика.
– Нет! Не хочу! – я затравленно смотрела на мужчин. – Папа, ты же обещал!
– А тебя никто и не спрашивает! – В голосе отчима послышались металлические нотки. – Видишь, папа согласен!

– Ну, красавица, снимай брюки! – Максим стал вынимать из брюк длинный кожаный ремень.
Мои коленки стали подрагивать, и из глаз потекли первые слезы.
"Папа меня предал!" – в ужасе подумала я тогда, ни жива, не мертва от знакомых приготовлений.
– Ты понимаешь, что заслужила наказание? Мне засечь время или просто сама заголишься?
– Не на-а-до – захныкала я, понимая что меня ждет за промедление, но наивно хваталась за соломинку в виде пьяного папы.
– Папа, но ты же обещал! – я с надеждой посмотрела на папу и в нерешительности остановилась, вытирая кулаком слезы.
***
– Я так понимаю, что ты до последней минуты  не верила в реальность порки в присутствии папы и в его согласие. – Наташа поправила плед на моих ногах.
– Именно так!
***
– Боится малышка. Зато теперь ей никуда не спрятаться, не скрыться и не перевернуться!  – Отчим посмотрел на отца девочки, который еще отхлебнул из бутылки.
– Плакса-вакса-Колбаса! – дразнил меня отчим. Приготовься!
***
В этот момент я поняла, что приговор окончательно вынесен и обжалованию не подлежит. Напрасно я говорила, что больше не буду!
– А больше и не надо! Тебе надо говорить, что делать?
Дальше начался кошмар который я хотела бы, но никак не могу забыть.

– Что они с тобой сделали?
– Я, заплакав сняла брюки, и на подрагивающих ногах подошла к отчиму!
– А твой папа?
–  А мой папа смотрел на меня посоловевшими глазками и таскал из вазы орешки.
– Давай девочка, – подбодрил меня папа и сделал глоток водки.
– Ай! – взвизгнула я, почувствовав, как отчим грубо наклонил меня, поставил на колени, зажал голову между своих ног.
– Ай, будет немного позднее, – он спустил до колен трусики и стал работать ремнем, сложенным вдвое.

В этот момент мне небо показалось с овчинку. А папа сделал еще глоток из бутылки и закусил водку орешками из вазы на столе.
Когда петля ремня угодила точно в щель между моими половинками, я думала, что перед глазами вспыхнула лампочка, а попу просто разорвало!
 Я отчаянно визжала, искры посыпались из глаз. Он стегнул второй раз, третий….
Я кричала на всю квартиру, отчим позволил мне проораться. Папа увидел, как краснеет попа  от первых ударов и отхлебнул водочки.
Я вздрагивала между ног отчима, а он спокойно грыз орешки..
– Не надо! Пожалейте! – Успела сказать я перед новым ударом.

Напрасно я  билась и вертела попой, наивно стараясь спасти ее от ударов, но с ремнем в прятки не поиграешь!
Я что-то нечленораздельно кричала.  На разговоры уже сил не было. Адская боль рвала тело. Я попыталась прикрыть ладошками попу, но тут же получила ремнем по рукам.
И тут удары ненадолго прекратились.
– Возьмись руками за мои лодыжки! – приказал отчим. – Или я прибавлю!
– Папа, спаси! Ай! Не надо! – Отдышавшись, я кричала, но за ноги отчима взялась. – Папа!
Однако, отчим держал мою голову крепко, а папа стащил со стола из вазы еще орешки и наскоро ими закусил. Попа из белой стала красной.
Пьяному папе было не очень приятно смотреть на мое смущение, от водки у него был приступ благодушия.

– Маринка, конечно, заголяться для наказания стыдно, но стерпеть-то можно! – говорил папочка. – Честно, водка прибавляет мне сил! А с тебя не убудет! Велика важность – ремешка получить!
Вместо ответа я  дернулась, как червячок на крючке, но руками за ноги отчима держалась.
– Шлеп! Шлеп! Шлеп!
Я визжала, плакала, ерзала, корчась от боли... Стыд куда-то подевался. Отчим принялся хлестать меня  без остановки.
Папа смотрел посоловевшими глазками, как ремень впивается в мое тело.
Я выла, вертелась, ерзала, вытягиваясь в струну, а потом не выдержав спасая попу от ремня,  прикрыла ее руками.
– Пожалуйста! Помилуй... – просительно ныла девочка, понимая, что просить бесполезно.
Отчим продолжал безжалостно стегать. не уменьшая ни силу ударов, ни их темп.
– Папа! Папочка! Мне больно! – успела сказать я между ударами и снова схватилась за попу.
Но папа был слишком занят.

– Руки убери! – Удары отчим наносил сериями с короткими передышками специально, позволяя    проораться и отдышаться. Так больнее и стыднее. По три-четыре за раз, с очень короткими перерывами.
– Пожалуйста! Прости! – я плакала и убрала руки. – Папа! Папочка!
– Поздно просить прощения, – отчим, еще не довольный результатом, продолжал пороть.
 Я снова визжала.
Попа покраснела, а после первого десятка хлестких ударов зад  выглядел крайне плачевно: полосы слились и налились малиновым цветом.
Казалось, Максим и не думал останавливаться.
Максим усилил удары, а девочка пыталась вилять попой и пару раз согнула в коленках ноги. Тогда отчим пережидал приступ страдания и прежде чем всыпать новую серию ударов, дожидался, когда она успокоится.
Я тяжело дышала. Визг сменился всхлипываниями.
А взрослые спокойно смотрели на  плоды воспитания, еще десяток хватит!
Пытка продолжилась, как мне тогда казалось   вечно.
***
– Да, вот твой первый якорь: конечно, добавлялись моменты стыда еще и за то, как ты вопила, елозила, крутила попой во время наказания. Но это не главное. А основное – что потом,   какое время ты не можешь смириться с тем фактом, что была наказана.
– Потом снова было очень-очень больно! Теперь только кричала и вздрагивала всем телом. Сил вертеться уже не было.
К сороковому удару на попе не было живого места. А папа был после выпитого настроен благодушно. Поход в кафе многократно себя окупил.
Наконец, порка прекратилась.
– Что надо сказать? – Строго спросил Максим.
– Спасибо! – Маринка, плача, тянулась руками к полыхающему заду, пытаясь растиранием разогнать жуткую боль.
***
– Это все? – спросила Наташа.
– Нет! Не все! Еще немного подождав, отчим освободил меня, по-отечески потрепал по волосам, и произнес:
– Помни предательство папы! Ему выпивка важнее справедливости и тебя!
Я плача, покивала. А что я могла еще сказать?
– Пошла в угол! – проговорил отчим, а нам с твоим папой поговорить надо.
Я ушла в угол, потирая попу. Вот меня папа предал и продал!
***
– И ты никому не пожаловалась? – удивилась Наташа.
– А кому жаловаться? Жаловаться  было некому: мама не работе, а предатель папа был свидетелем наказания и не вмешался.
Пьяного папочку отчим весьма грубо выпроводил за дверь.
– Вот и посмотри, Маринка, напоследок, твой родной папа тебя предал! – он позволил мне выйти из угла сразу, как закрыл за папой дверь. – Обменял на бутылку водки! Поверь, недели не пройдет, как он придет еще раз!
– Зачем он опять придет? – Не поняла я.
– Проконтролировать процесс твоего воспитания и выпить на халяву! А сейчас иди в душ! Разрешаю охладить попу!
"Вот когда я вырасту и стану большой – никто меня не сможет побить! – Думала я, стоя под душем. – И никто не будет обижать мою попку!"
– Конечно, вашего мнения   на эту тему ни отчим, ни мама не спрашивали.
– Понятно, – уточнила психолог. – Так называемая "острая фаза стыда" приходила "до" от такого факта, что тебя будут наказывать. И возвращалась  после, что тебя выпороли.
– Вскоре после пережитой порки отчим удочерил меня, а папа  а потом в гости в гости зашел раза два, а потом не заходил.
***
– Не поняла, почему папа перестал приходить?
– Алкогольный панкреатит после выпитой водочки за мое здоровье свел его в могилу. А мне, много лет спустя  понадобился психолог
***
– Это испанский стыд! – уточнила Наташа. – Перед поркой уже не так уж важно, отчим это будет делать, папа  или мама.   Видишь себя как бы со стороны. Наташа, а ты стыдилась своего обнаженного тела?
– Я? Очень! – вздохнула Наташа. – Хотя меня догола не раздевали и стриптиз исполнять не заставляли. Легла на диван – оголила – получила. Голову между ног – крайне редко! Когда я болела, отчим натирал меня водкой совершенно голую целиком, и делал уколы в попу, но стыдно не было! Но меня и не пороли, порка я болела.

–  Да! Я не скоро могла прийти в себя!  Выходя на улицу, мне казалось, что люди, которые на меня смотрят –  все знают! И я прятала и до сих пор прячу взгляд. Хотя понимаю, ничего прохожие знать не могли, но мне казалось, что они смотрят на меня, как будто вчера сами присутствовали при моем наказании.

– Меня тоже родители пороли ремнем! – вздохнула Наталья, – но у меня   не было какого то серьезного чувства внутреннего стыда, что меня выпороли. С другой стороны, я не горела желанием об этом кому то рассказывать, подсознательно скрывала факт порки.
– Ты подсознательно, а я – сознательно!
– Но трагедии в том, что выпорота – не видела, потому что обычно все это было заслуженно, – уточнила психолог, – хотя, понятно, какая-то обида и тяжесть на душе присутствовала некоторое время. Вот как то так. Я со своими проблемами справились и тебе помогу. Будем работать! А теперь вспомни, как долго тебя мучил стыд после порки. Это важно!

– Стыд? Это длилось долго, может половину следующего дня после порки. Но это было тяжело морально. С взрослением эти чувства обострялись.
Любая ошибка, забывание что-то сделать вызывали гнев отчима и, как следствие, мамин крик, и "воспитание" ремнем.
Мама называла это: "выбить из меня дурь", а мое раздевание частенько сопровождалось вопросом "Ты будешь  слушаться?!"
– А что еще ты испытывала?
– Что еще я испытывала? Раскаяния в грехах точно не было! И тем более сексуального возбуждения! Только страх и стыд!
Я выросла пессимистом и склонна к депрессивным состояниям.
– Точняк результат "воспитания ремнем", – согласилась Наташа, – поскольку в детстве перспектив не было, ты точно знала, что за малейшую провинность "прилетит"!
– Когда была маленькой, от ремня и маминых криков залезала под стол, а отчим оттуда доставал и "воспитывал" с бонусом.

– За моими тоже не задерживалось, хоть и под кровать не пряталась! – согласилась Наташа, – ремешок частенько гулял по моей попе, но до гола тоже не раздевали.
Марину  эта откровенность  почему-то  тронула.
– Не волнуйся! Ремень у психолога не практикуется! – Она мило улыбнулась и сказала:
– Здесь вы в полной безопасности. Мне с Вами интересно! А жестких тренингов с применением боли у меня нет!
И я ей поверила!
– Знаешь, я узнав про твое печальное детство и юность,  чувствую растерянность. Мне будто не хватает информации для формирования полной картины, но мы будем работать! Мне немного страшно оставлять тебя в этом состоянии, и ужасно хочется закончить чем-то очень поддерживающим тебя, но
я... я немного растеряна!

Я сказала, что мы еще успеем вспомнить во всех деталях мое детство, если надо!
– Я и врать не хочу, и буду внимательно слушать. Я очень хочу тебя поддержать, и по собственному опыту я знаю  порка – это домашнее  насилие, избиение, какими бы благородными целями родители не прикрывались. Лично я считаю, что  люди не животные, и их не надо "дрессировать" методом кнута и пряника!
Почему-то полулежать в кресле было комфортно.
– Скажите, а как, по вашему мнению, необходимо воспитывать?  – спросила она.
– А я бы задала другой вопрос, когда воспитывать? Если отчим с мамой утра до вечера на работе  и дома и бывают только по вечерам. Ремешок компенсировал недостаток общения.
– А теперь, скажи честно, мама с отчимом ради тебя старались?
– Да!
– И эта честность  очень целительная и поддерживающая. – Попробуем начать разруливание ситуации с того, что они желали тебе добра.
– Добра-то? Это уж точно! Особенно для моей задницы! И себя не забывали!  Помню, как высекут меня, так всегда пораньше ложатся спать. Пружины долго скрипели!

– Для своих родителей я была "ленивица" и наказывать надо болью. – согласилась Наташа. –  И я прекрасно могу себе представить, через какие  усилия, сомнения вам приходилось проходить!
– А сколько я бросила увлечений, натолкнувшись на малейшее препятствие? Сколько парней кинула, толком не познакомившись? А сколько я   дней, месяцев я зависала в мыслях, что полная дура, ни на что, вообще ни на что не способна? И в реальности помощи от ремня не было никакой! А вот по представлениям матери и отчима он отлично ограждал меня от  ошибок. А что было делать мне? Как ошибаться, зная, что обязательно будет ремень будет больно? Наташа знаете, что я думала, если накосячила?
– Не знаю! – Наташа слушала со всем профессиональным сочувствием, как мне тогда показалось.
Я ей тогда на первом сеансе,  поверила. Дура я была! Ею и осталась! Поверила, что весь сеанс она жила со мной, моим стыдом и моей  болью, но как оказалось, для воспоминаний, час – это очень мало, чтобы залечить то, что царапало всю жизнь.

Прощаясь, она честно сказала:
– Прости, я почти ничего не успела!
– Все в порядке! – Марина почувствовала облегчение. –  У тебя получилось...
Мне показалось, что на первом сеансе она не врала.
– Я пока не составила программы лечения, но очень хочу тебе помочь. – Она закрыла за мною дверь.
***
На втором сеансе они  общались, и все было хорошо, но в процессе моего страстного монолога о строгом отчиме и дисциплине Наташа задавала уточняющие вопросы.
– Конечно, мне при наказании стыдно. Очень стыдно. И оголение – от меня всегда  требовалось снимать все снизу. Так повелось, что когда отчим требовал:  «снимай»!
– И что ты?
– Я понимала буквально и именно снимала, а не спускала. И старалась сделать это как можно быстрее и незаметнее и побыстрее лечь животом на край кровати.
А потом, было стыдно во время порки. Я не могла лежать спокойно! Стыдно  за крики-визги и обещания быть самой лучшей девочкой на свете.
– Тебе было стыдно за то, что  сама, по сути, виновата, что оказалась в таком вот положении! – уточнила Наталья.

– Это во взрослом возрасте, в моем кресле, есть силы посмотреть на тяжелую ситуацию под разным углом успокоить себя, вспомнить, что и не такое было пережито. – Наталья угостила меня чаем с бергамотом, – а в детстве всё черно-белое.
– Да! Для меня порки были вселенской трагедией. Небо рухнуло на землю, сдался Измаил, и мир перевернулся. "Всыпь, всыпь, как следует! Совсем от рук отбилась! – вспомнила я, как мама подзадоривала отчима.
– И как ты реагировала?
– Мне было очень больно и очень обидно! Я кричала и молила о прошении.

Наташа вдруг резко встала и взялась за мобильный телефон.
Я запнулась от неожиданности, упустила мысль.
– Я тебя сбила? Извини! – Наташа вполне искренне извинилась и улыбнулась .  – Срочный звонок от мужа. Ревнует меня к работе, это очень раздражает.
Этот глагол – "раздражает" – я восприняла на свой счет, вспомнила, как отчим использовал это слово прежде, чем взять свой страшный плетеный ремень.
– Это одна из моих проблем – с готовностью нырять в негатив, который я предназначила на слив  к психологу.

– Ерунда же это, – вздохнула Наташа, убрав, но не отключив телефон.
"Ерунда то ерунда, – подумала я, – а очень неприятно!"
На третьей сессии, когда я подробно рассказывала о  слезах и соплях, а Наташа спросила:
– Можно, я фикус полью?
Я растерялась.
Конечно, я бы хотела, чтобы на сеансе она была занята только мной, а не фикусом, но сказать "нет" – это как-то грубо. Мой отчим меня бы не понял, а я после плетеного ремня люблю быть хорошей для всех, и легко жертвую ради этого своими интересами, и мне бы с этим к психологу, где  я,
собственно, и нахожусь.
– Можно, – ответила я, намереваясь сказать "нет".
Я продолжала бормотать, типа отчим со своим ремнем мне всю жизнь поломал,  а она – поливала цветок.
Сессия прошла, а осадочек остался.

***
Потом началась эта поганая пандемия, и Наташа предложила уйти в онлайн-формат и общаться через zoom. На первой же сессии  она не включила свою веб камеру.
– А теперь я тебе расскажу, поправь меня, если я ошибаюсь! После порки – это уже был даже не стыд, а состоянии сродни депрессии. Такое чувство собственной никчемности, униженности, бесполезности. Такая беспросветная тоска. Как будто впереди у меня нет ничего хорошего, только безысходность, раз меня вынуждены были так наказать.
– Все правильно! Так и было! Я психологически ощущала это, наверное, как смерть. Как будто убили часть моей души. Вот примерно такие чувства испытывала пару после очередной порки. Потом восстанавливала силы по капельке.
Я  сидела дома, на диване, и рассказывала   о своих комплексах из-за раздевания перед отчимом для порки,  это чувство, действительно такое было состояние, стыд был от осознания самого факта порки и потом , что об этом могли знать или догадываться другие. Соседи и так знали, но встречаться с ними не хотелось, да и в школе было неуютно, сидишь и невольно вспоминается , что наказана была. Стыдно было и за поведение, и за оголение и за последствия, но больше всего за то, что уже большая, а выпороли, как мМаринькую. Очень много таких моментов, которых потом стыдишься...
И вдруг я услышала, как она говорит: кому-то, тихо, наверное, чтобы я не услышала: "...не нужен  сахар".
Я как-то сразу поняла, что она там кофеек заказывает.
"Ну пусть, – подумала я. – Я бы тоже сейчас от хорошего кофе не отказалась!"
Потом опять слышу шепчет кому-то что-то, типа: "Пражская... Я же прошу Пражскую" и заработал звук поворотников...

Я поняла, что она едет в такси.
И нас на сессии трое! Таксист, третий лишний, слышит мою исповедь все ее ответы.
Это было хуже, чем раздеться перед отчимом. Мою душу прилюдно вывернули!
Мне стало вдруг очень неприятно и противно.
Формально Наташа ничего не нарушила: zoom формат я сама согласилась Я не обговаривала, что она не может в этот момент куда-то ехать и кофеек пить.
То есть Наталья, если формально рассуждать, ничего не нарушила, это мои тараканы.
А потом я услышала хлопок дверцы машины и пиликанье домофона. Это была последняя капля!
Наташа всю сессию как бы со мной, а на самом деле  – решала свои проблемы!
Так рухнул мой хрустальный домик. Мне показалось, что я нашла друга, а теперь все! Стало неуютно: меня  подло обманули! Выставили со своими проблемами голую и напоказ. И никакие веснушки  не могут компенсировать отсутствия включения в меня и мои проблемы.
Энергообмена не случилось, я отключилась. Навсегда!

***
Я шла по улице и рыдала. Ко мне подошел мужчина и подал свой клетчатый носовой платок. Это было бесценно. Никогда не думала, что можно на улице вот так найти своего психолога. Мне повезло! От всей души  желаю вам найти такого человека.
Мы пили кофе, а он легко и просто вышел из своей  жизни и вошел в мою.
"Я уродина, блондинка тупоголовая, все делаю через одно место! – думала я, размешивая сахар в чашке. и – Мне бы, как детстве, умыться и успокоиться. – Можно бы  и под душ встать!"
–  Ну, зачем я маму расстраивала? – Я вдруг разоткровенничалась. –  Ну, кто отчима просил так со мной поступать? Я сама во всем виновата, а моей попе приходилось ответ держать! Потом меня плачущую, отводили в ванную комнату и запрещали запирать щеколду.
Я почему-то рассказала ему, случайному человеку,  как отчим зашел в мою комнату, и я ему говорю:

"Я сейчас! Секунду!" и убежала  в ванную, думая, что будет порка.
Через минут одумалась и, чтобы не получить бонус, вернулась в комнату через минуту и вижу, что он ... заправил  мою постель, а на ней лежит новое платье! И не просто платье, а вау какое платье.

Мне вдруг стало неудобно и немного стыдно: заправить я и сама могу. Мне захотелось сказать, что это моя постель, и не надо ее трогать, даже из лучших побуждений. Да и вообще, никакого спасибо не получилось, хоть и ремня не поучила.
Отчим вздохнул и вышел из  моей комнаты.

– Ты очень красивая блондинка. Настоящая красавица!  – Просто сказал мой новый знакомый. – Отчим со своим ремнем в прошлом! А будущее у тебя светлое, как и твои волосы! Хочешь, я увезу тебя от отчима и от мамы подальше?
Я вдруг вспомнила, что Наташа  говорила об обмене энергии в паре. Незнакомый мужчина. Мы пьем кофе, а я?  Я была взволнована, но почему-то  не было страшно. Страха, что преследовал меня с детства, пропал.
– Увези! – почему то согласилась я сразу, хотя выдела его впервые. Вещи хоть позволишь собрать?
Вот так он, случайный знакомый, прожил кусочек  Маринкиной жизни, а сейчас у них  уже год одна жизнь на двоих. И скоро появится третья!
И своего ребенка они бить никогда не будут!

P.S. Муж, Марины, что увез ее в дальний гарнизон, оказался военным психологом. И они счастливы.