12гл. Потеряв крылья

                Настроение у Вира было ужасным. Хуже некуда. Он понимал, что поутру скверная история будет иметь далеко не лучшие последствия. И Нука подвел, и сам опозорился. Но это полбеды, дело коснулось даже чести Архия! Страшно подумать. Тут точно не выжить. Лиафорон отыграется по полной программе. Архий в силу своей нерешительности вряд ли казнил бы, но Лим… Поневоле станешь религиозным. Какую же кару ждать? Вот и не верь снам с этим подлым Карфи… Он в аду давно. Самое лучшее, что можно было пожелать себе на завтра, это – разнос, обычную служебную взбучку. О соболезнованиях и сочувствиях не вспомнят, но лишь бы не распяли… Уволят? Вряд ли… Зачем превращать в изгоя того, кто знает много секретов? А вот посадить в заведение Норея им по силам, стройка идет полным ходом. Сами заключенные и возводят для себя «обитель печали». Это будет не только проигрыш Коломбо, но явная победа Норея.
               Столб за окном превратился в виселицу, ожидавшую утром свою жертву.
               Возникло чувство голода. Вир вспомнил, что остался без ужина.
               Куда пойдешь в два часа ночи? Надо приготовить что-нибудь самому.
               Включил в спальне чайник.
               Жизнь продолжается и следует думать о будущем. Наша страна богатых, но временно бедная. Выживем!
               А зачем? В чём смысл этой жизни?
               Вир взял из шкафа двойник, чтобы подключить плитку (розетка была занята светившейся настольной лампой); покрутил в руках и мрачно улыбнулся.
               В памяти снова возникла странная сцена слияния девушки в жёлтом с Анной. Что за видения? Мистики только и не хватало.
               Капитан достал из холодильника два яйца, помидоры, помыл их вместе с луком, чесноком и сладким перцем. Нет, теперь было не до любования натюрмортом.
Один самый маленький помидор Вир бросил в рот. Включил плитку.
               Откуда взялся мальчик? Кто он и кто эта девушка? Неужели Лора?
               Странно…
               Коломбо поймал себя на мысли, что с некоторых пор Лора и Анна, при всей их внешней непохожести, стали соединяться в единое целое. И они становились не двойниками друг друга, а, напротив, некой неделимостью. Атомом души? По непонятной причине женой во сне являлась то Лора, то Анна. (В спальне зашумел чайник.) Причем нелепость в том, что слияние их началось не в разлуке, а ещё дома. Даже днём – на работе – Вир боялся по ошибке Анну назвать Лорой. Неужели заболел?
               Он ошпарил помидоры кипятком и залил их холодной водой.
               Болезнь или нет, но некоторое изменение мозгов налицо. Лучше честно признаться, чем юлить, находя массу оправданий. Человек-двойник обрекает себя на изменение своего сознания. Только в какую сторону оно меняется? История литературы свидетельствует: обычно в худшую…
               Ну да, в школе учили: если хочешь изменить мир, – начни с себя. А разве он, Вир, не изменился? Его принудили стать Оргием. И мир преобразился?
               Разве нынешний офицер – двойник Архия! – все тот же преподаватель социологии по фамилии Коломбо? Нет. Значительно прибавилось жизненного опыта. Думать стал шире и глубже; диссертацию начал писать. Даже с материальной стороны улучшения очевидны. А жизнь человеческая и есть опыт, как утверждал Стагирит. И тем не менее у преподавателя была невеста, мать, дом, а у Оргия при хорошем жалованье нет собственного имущества. Он – растение, дерево, выращенное в бочке, для определённых целей, даже не столько двойник Архия, сколько кукла – Петрушка в руках Лима и Дымова. (Очистил помидоры от шкурки.) Как надо ещё измениться, чтобы осчастливить мир? Но почему в свою очередь мир не изменился? Он и не думает меняться. А когда начинаешь внимательно наблюдать, – действительность двоится, будто спьяну. Что надо выпить для отрезвления? (Вир нарезал лук, сладкий перец, помидоры и один зубок чеснока.) Допустим, мир трезв. Это ещё хуже. Ибо каждый человек есть двойник самого себя: он является тем, кто есть на самом деле лишь в состоянии сильного опьянения или во сне, то есть тогда, когда теряет контроль над своей волей; в остальное время он живёт в образе, улучшенном самомнением. Каждый – набивает себе цену, прикидывается умным и добрым, будучи злым и глуповатым, торгует своей внешностью ради выгод и удовольствий. Так лучше же оставаться пьяным. Не потому ли Звездовский и Олас то и дело «кофе» да «чаи» гоняют? Чтобы мир оставался трезвым.
               И вот это надо признать за смысл жизни?!
               Перец и помидоры Вир отправил на уже горячую сковороду. Немного припорошил их чёрным молотым перцем.
               На Карфи или Самсона посмотришь – с внешней стороны вполне порядочные цивилизованные люди: хорошо одеты, начитанны, образованны; а с другой сторонушки загляни – особенно изнутри – дикари дикарями. Иначе не накатали бы донос. А разве они одни такие?
               Вир с удовольствием порубил маленький пучок петрушки. Посолил то, что аппетитно шипело на сковороде, и посчитал нужным добавить немного сахара. Потом ловко «освятил» это шипение благоуханным крошевом зелени.
               В то же время Коломбо нашёл силы признать: не из одной черноты состоят эти люди. Что-то борется в них за чистоту, жаждет её (не потому ли Карфи любил спорить и предпочитал всякую оригинальность?), но наступает мгновение – они сами перестают верить в необходимость идеалов, считая их лишней обузой, обычным пережитком. Так продолжается до тех пор, пока в жизни внезапно случается очередное бедствие.
               Вир и сам многое передумал, многое переоценил в своем внутреннем мире, когда его наивным женихом оторвали от ослепительной невесты. Но стал ли он лучше? Вместо ответа приспела следующая, самая жуткая беда – кончина мамы.
               Содержимое сковороды свидетельствовало: пора готовить лунки для яиц. Что Коломбо деревянной лопаткой с наслаждением и сделал. Затем разбил одно яйцо, другое… и крайне изумился: второе яйцо оказалось с двумя желтками. «Вот ведь вероятности – ноль целых одна десятая, а всё-таки произошло», – подумал он.
Что за день сегодня!
               Без малого прошло тринадцать лет со времени встречи с Лорой. Полжизни. Что с ней теперь? Если бы она на самом деле узнала о всей пылкости чувств мальчика к ней, то каким могло быть продолжение? Ведь разница в девять лет существенна, когда ему было двенадцать-тринадцать, а ей – двадцать один или двадцать два года. Теперь ему двадцать пять, а ей тридцать четыре, и картина совершенно иная. Легко использовать служебное положение для того, чтобы узнать о судьбе Лоры. Впрочем, что о ней известно, кроме имени? Даже в списках пациентов больницы девушку искать бесполезно, потому что болел бывший кавалер, а не она. И фамилия оного кабальеро неизвестна. Что же говорить о фамилии Лоры!
              Посоветоваться с Дымовым? Он, наверное, смог бы помочь… После всего случившегося возле кладбища?! Теперь в глаза Нуку не посмотреть, а не то, чтобы просить о чём-то… Да и зачем? Ведь будет подловато по отношению к Анне. Если с любимой невестой не склеилась жизнь, то что же говорить о Лоре! Она – приз «Ника», и, наверное, досталась самому завидному счастливцу.
              По белкам яичницы Вир прошёлся зелёным луком и снял сковороду с плиты. Достал вилку, нож, хлеб… Запахи яичницы дразнили и без того разыгравшийся аппетит. Больно было слышать голос совести, упрекавшей сына в бесчувствии к матери: весь вечер он больше боялся наказания за свой поступок, чем вспоминал маму. А тут посреди ночи устроил ещё и пир для себя любимого. Ну, не пир, допустим, а обычный ужин. Так готовить яичницу его мама как раз и научила. От природы не уйдёшь, плоть питания просит. Однако голос голодной безызвестной старухи, по бедности не завтракавшей до самых похорон, тоже не давал покоя. Можно накормить старуху, но не её голос. Для голоса необходимо сделать нечто большее: так усовершенствовать жизнь, чтобы старики были сыты. (Вир разделил ножом слегка жидковатые слипшиеся желтки.) Карфи провозгласил лучшим лозунг «Свобода, равенство, братство». Но нужны ли они голодной старухе? А звучит воистину, как песня. Однако Каин новых времён, воспевший первым о свободе, равенстве и братстве, потом превратился в истукана, потребовавшего себе фактически религиозного поклонения. По сути дела, равенство обернулось для всех одинаковой возможностью стать рабом, свобода же – «осознанной необходимостью» бить лбом новому божеству. В разразившейся гражданской войне братьев полегло больше, чем за всю предыдущую историю. Затем в мирное время добивали тех, кто остался живым. Так и появилось карфианство в законе: все равны не только в правах, но и в подлости, которая всегда остается безнаказанной. Свобода же!
              Коломбо отправил в рот первый кусок яичницы и скривился от боли: прикусил язык. К ушибу на ноге только и не хватало раны на языке!
              Знамение? Ради пресечения вольнодумства…
              В освободившемся месте сковороды с жирной поверхности глянул на Вира его собственный глаз. «Нажал кабан на баклажан», – пронеслась саркастическая мысль.
              А думать все равно придется. От Элла получено задание. Тем более надо действительно что-то делать, иначе вместо камней скоро полетят пули в неугодных.
              Но что именно делать?
              Ведь Архий по своей воле взял на себя зло, чтобы люди жили в добре. Иначе они и в мирное время передерутся между собой. А пока виноват во всём один мон-ген. На него с лёгкостью и списываются все тяготы жизни. В жертвенности собственного Я человек и обретает своё лицо, освобождаясь от личин. Да, Архия можно считать хозяином леса – медведем, но намного страшнее медведя – гнус и комарьё. Существует вероятность ублажить косолапого или обойти, если знаешь, где находится его берлога, гнус же везде тебя найдет и беспощадно высосет кровь.
              Коломбо, наконец, поужинал, прилёг на диван и расслабился.
              Клонило ко сну. Заканчивались (или начинались новые?) тяжёлые сутки. Несмотря на мрачные мысли, тело требовало отдыха. Оно хоть и было «зафрахтовано в аренду» на роль двойника, но оставалось именно его телом.
Сквозь смыкавшиеся веки забрезжил мальчик, очень похожий на маленького Вира.
              – Капитан, давай полетаем с птицами! – предложил малыш.
              – Я разучился, – стыдливо признался Коломбо, замедляя дыхание.
              – Нет, ты просто потерял крылья…