Садальский весной

               Витя Садальский ненавидел весну. Весной он всегда чувствовал себя отвратительно. У него кружилась голова, скакало артериальное давление, начинался насморк, першило в горле. К тому же, так уж повелось, весной чаще, чем в другое время, случались неприятности. Неприятности случались весной не только у Вити, но и у тех, кто с ним был тесно связан и своими неприятностями вредил также и Вите. Так например, его жена, Дина, впервые заболела пневмонией именно весной. Случилось это в середине семидесятых. Лечили её плохо, нужных лекарств в больнице не оказалось и болезнь перешла в хроническую форму. С тех пор Дина часто простужалась и кашляла. Дина обладала сомнительным писательским талантом и несомненной пробивной энергией. Её хорошо знали в харьковских неофициальных творческих кругах. В официальных тоже знали, но не печатали. Дина выбрала диссидентское отношение к жизни и искусству, что в те времена скорее помогало читательскому спросу. Официальную макулатуру мало кто читал, гораздо большим спросом у читателей пользовался самиздат.

                Витя по специальности был программистом. Он закончил Политехнической институт и работал в банке наладчиком допотопной громоздкой вычислительной машины. Впрочем, уже в те далекие времена Витя понимал, что имеет отличную специальность для работы за границей. Вот только попасть за границу было очень и очень непросто. Смысл жизни большинства Витиных друзей, весьма кстати многочисленных, заключался именно в этом попадании. На шумных сборищах в обшарпанной, но зато обширной, квартире Жени Ройтмана обсуждались варианты отъезда в капиталистическое далёко. В конце семидесятых Вите и Дине удалось вырваться. Детей у них не было. Они осели в Нью-Йорке. Витя нашёл работу программиста и неплохо зарабатывал. Дина не работала и пыталась печататься в русскоязычных издательствах. Почему-то она не пришлась ко двору. То ли тематика не подошла, то ли литературный вкус издателей и редакторов не достигал Дининых высот, но пробиться ей не удалось и в Америке. К тому же, Дина часто болела. Нью-Йоркский климат ей явно не подошёл, но она упорно отказывалась переезжать в другой штат. Обилие музеев, галерей, концертов и русских литературных вечеров её буквально загипнотизировало.

               Теперь необходимо остановиться на некоторых особенностях Витиной ментальности. Витя ненавидел всякого рода метафизику. В последние пару десятилетий Советской Власти богоискательство являлось довольно распространённым явлением в среде интеллигенции. Витю буквально трясло при всяком упоминании мистики или религии. «Я просто знаю, что там ничего нет!» - восклицал Витя и вскакивал с дивана. Всё его пухлое туловище ходило ходуном, а короткие руки делали угрожающие жесты. Под «там» имелось в виду – после смерти. Что уж так раздражало Витю, не очень понятно, так как никто из его близких и друзей мистицизмом и религиозностью не страдал. Если и возникал разговор на данную тему, то сугубо теоретический и Витина реакция выглядела несколько неадекватной.

                Годы шли и Дина болела всё чаще. Её лечили и лечили неплохо. Однако, легочная и сердечная недостаточность нарастали и в конце концов Дина свалилась. Последнее обострение произошло опять-таки весной. Полтора месяца Дина не вставала с постели и однажды не проснулась. Витя переживал потерю тяжело. Он очень любил жену, невзирая, или, возможно, именно благодаря полной противоположности темпераментов и интересов. После похорон его одолела бессонница. Днём он частенько впадал в полубредовое состояние на грани сна и бодрствования. Тогда он разговаривал сам с собой, а частенько и с Диной. Он ловил себя на этом и ужасался. Ему начало казаться, что он сходит с ума. Особенно его пугало, что Дина довольно осмысленно ему отвечала. В процессе диалога Вите это странным не казалось, наоборот, он радовался их общению. Но внезапно он пугался и тряс головой. Вся его привычка к скепсису и рационализму бунтовала против потакания подобным наклонностям. Он терял почву под ногами. Однажды, в короткий промежуток ночного сна ему привиделась Дина, которая подошла к нему почти вплотную и молча глядела в глаза странным пронзительным и каким-то недоумевающим и печальным взглядом. Витя почувствовал, словно она его упрекает в чем-то, и вскинулся от непонятной тоски и испуга. Он решил обратиться к врачу. Ему выписали антидепрессанты и он немного успокоился. Впрочем, спокойствие это имело неприятный оттенок, словно вместе с болью атрофировался больной орган. Однажды к нему зашёл Миша Зильбер. Миша, надо сказать, в области рационализма и материализма давал фору даже Вите. Витя было начал ему жаловаться, но тут же прикусил язык. С таким же успехом он мог искать сочувствия у мумии Тутанхамона. Нет, в плане подвинуть мебель или починить пылесос Миша вполне годился в помощь. Но то, что неожиданно полезло из Вити на этот раз, никак с Мишей не совмещалось. Только не вполне здоровое состояние Витиной психики могло спровоцировать столь неприличный разговор. К счастью, Витя вовремя спохватился и Миша ничего не заметил.