Долг родине

Долг Родине
Часть I. Призывной.
 Последние два дня вымотали основательно. Был конец мая. Погода стояла мерзкая. Моросил холодный дождь, кругом всё грязно и сыро. Между порывами дождя сквозь тучи пробивались лучи солнца, и порывы  холодного, пробирающего до костей, северо-восточного ветра усугубляли ситуацию.

 Хотелось куда-нибудь зарыться, отогреться, привести себя в тонус. Но за-рыться, тем более отогреться было негде. Кругом были нары в два яруса с отполированными за многие годы досками, на которых, периодически меняясь, располагались призывники со всего края. Отопление, по словам старшины-сверхсрочника, отключили ещё в середине мая, и отогреваться можно было стаканом водки, принятым во внутрь, либо днём на солнцепёке, с подветренной стороны здания призывного пункта. Офицеры, сержанты,  их ещё называли «Покупателями» набирали себе команды призывников и увозили куда-то.  Со слов того же старшины, в части к месту прохождения службы. Нас почему-то никто не брал, никуда не вызывали.

Немного освоившись и изучив систему прохождения контрольно пропускного пункта, мы втроём решили сходить в город. В трамвае познакомились с какими-то девушками, немного подурачились, а потом пригласили их в кафе. В наше время на проводах в армию друзья и  родственники давали на дорогу денег кто сколько мог. Денег собиралось немало. Такова была традиция. И вот мы уже в кафе. Сдвинули два столика, заказали вино, пирожное, мороженое. После второго фужера стали храбрыми и раскрыли девушкам свою военную тайну, тайну о том, что нас в армию никто не провожает и ждать из армии никто не будет. Одна из девушек тихо улыбнулась, задумчиво посмотрела на нас: «А хотите, мы вас проводим, и будем ждать из армии?»  Как бы спросила, или предложила она. Тут же поступило предложение  за это выпить.

До этого случая, как потом стало нам известно, никто из нас с девушками не дружил и имел об этом смутное представление. Но девушки оказались более решительными, и через пару минут под столом на моё колено легла горячая ладонь соседки, которая мне уже начинала нравиться. Она склонила ко мне на плечё кучерявую с большими голубыми глазами головку и жаркими губами прошептала на ухо: «Ночевать поедем ко мне».

 Настроение было более чем лирическое. Мы уже собирались уходить, как вдруг в кафе раскрылась настежь дверь и на пороге выросли два сержанта и лейтенант. Бегло осмотрев зал, они направились прямо к нашему столику. Сержант, беспардонно откупорил каким-то одному ему известным способом бутылку вина, которую мы собирались взять с собой, разлил по фужерам. Военные выпили. Девушкам предложили заняться своими делами, а нас забрали на призывной. Дорогой кратко рассказали  о том,  что через три-четыре часа отправляется эшелон, что мы зачислены в разные команды, но будем ехать в одном эшелоне.

На призывном царил хаос. Все шумели, кричали, собирали вещи. Военные бегали отыскивали в толпе своих, строили, зачитывали списки. За воротами призывного царила вакханалия. Огромная толпа родственников, друзей, знакомых, подружек рвались к воротам последний раз заглянуть своим в глаза, обменяться рукопожатиями, поцелуями. Где-то надрывно не умолкая играла гармошка, кто-то пел.  Женщины вытирали слёзы.  И вдруг, неожиданно наступила тишина. Из динамика послышалась  команда: «По командам становись»! Поскольку мы держались кучками и ждали эту команду, построение прошло быстро. Впереди колонны появился военный духовой оркестр. Послышалась команда: «Равняйсь, смирно, шагом марш»! Оркестр заиграл «Прощание Славянки», и колонна около тысячи молодых, здоровых парней  двинулась по  улице Челюскинцев, проспекту Строителей, мимо Аппаратурно-механического завода к вокзалу. Провожающие, кто с радостью и шутками, кто со слезами на глазах двигались  рядом с колонной.

Часов в восемь вечера нас посадили в эшелон, который состоял из плацкартных вагонов. Поезд направился в сторону «Алтайки». По вагонам прошёл приказ: «Окна зашторить, не открывать, по вагонам не ходить». По поезду прозвучал сигнал отбоя. Вокруг эшелона было выставлено охранение.

Проснулись рано утром. Поезд, отбивая ритм по рельсам, мчался в неизвестном направлении. Кругом был туман, предрассветные сумерки. Вдруг кто-то крикнул: «Смотрите, пацаны, кажется Семипалатинск проезжаем» Все прильнули к окнам. В тумане просматривались контуры станционных сооружений. Мимо проплыл вокзал.  Над входом висела вывеска «Семипалатинск». Поезд начал замедлять ход. Мы въезжали на мост через реку Иртыш. Через минут десять поезд снова набрал скорость и помчал нас по бескрайней степи. К вечеру на горизонте появились горы. Вершины серо-синей полоской то приближались, то удалялись. Был конец мая, и вся степь была покрыта разноцветным ковром из цветов. Каких расцветок только не было.  Синие ирисы, кукушкины слёзки, бирюзовые незабудки, алые пионы и маки, оранжевые огоньки и ещё много известных и совершенно неизвестных цветов.

Вечерело. В степи то тут, то там начали появляться огоньки. Темнело быстро. Раскалившиеся за день вагоны потихоньку начали остывать. В открытые окна потянуло ночной свежестью. Все начали укладываться спать…

Поезд,  вдруг начал замедлять ход. Появился перрон, здание вокзала с вывеской «Джамбул». Поезд остановился. Наш вагон оказался напротив главного входа в здание вокзала. На перроне стояла толпа молодых людей. Среди них были девушки. Вдруг завязалась драка. Мы ринулись усмирять,  да не тут-то было. Вагон оказался оцеплен военными с автоматами. И драка, резко начавшаяся, так же резко прекратилась. На перрон из здания вокзала вышло несколько милиционеров. Выхватив пару человек из толпы, увели в здание вокзала. Остальные разбежались. Наступила тишина, и перед нами предстала южная ночь во всей её красе. Огромная луна светила так, что на расстоянии до двадцати метров можно было разглядеть листья на деревьях.  Где-то, совсем рядом орали на все голоса лягушки, трещали сверчки, скрипели кузнечики.  Сквозь запах железной дороги пробивались запахи ночных цветов…

В вагоне появился сержант, взял с собой троих парней и куда-то увёл. Вскоре парни вернулись с большой кастрюлей овсяной каши, мешком нарезанного хлеба. Учитывая, что с утра все остатки продуктов, взятых из дома,  или купленных в дорогу были съедены, каша оказалась чрезвычайно вкусной и почему-то её оказалась мало. Миски, ложки вылизали до блеска. От хлеба даже крошек не осталось. Около полуночи толпа угомонилась, и вагон засопел, захрапел на все лады…

Утро следующего дня нас встречало ярким солнцем, цветущей степью и белоснежными вершинами гор, склоны которых были алыми от цветущих маков. Дорога, в народе прозванная «Турксиб», извивалась змейкой в отрогах гор. Поезд часто замедлял ход. Иногда  можно было наблюдать из последнего вагона голову поезда…

Ближе к полудню поезд замедлил ход и остановился на перегоне.  Сопровождающие объявили о стоянке,  ориентировочно минут двадцать. Невдалеке  от железной дороги находились какие-то строения, среди которых просматривался магазин. Обычно в таких магазинах продавали всё  и товары повседневного спроса, и продукты, и одежду. Несколько смельчаков ринулись к этой торговой точке пополнить запасы продуктами и спиртным. Затаренная толпа уже возвращалась. Вагоны вдруг дёрнулись. Раздался лязг сцепок. Поезд начал движение, медленно набирая ход.  Парни, цепляясь на ходу за вагоны,  лезли на крышу и пытались по крышам вагонов добраться до своего. Вдруг поезд резко затормозил. Кто-то сорвал стоп-кран. Оказывается,  в тамбуре последнего вагона курильщики увидели парня на рельсах с отрезанной ногой и сорвали стоп-кран. Как рассказывали очевидцы, когда прыгали с вагона на вагон на ходу, один парень сорвался и попал под поезд. На ближайшей крупной станции его увезла скорая помощь. А мы,  под впечатлением  увиденного, ещё долго приходили в себя. После этого случая на всех оста-новках эшелон оцепляли автоматчики.

К вечеру прибыли на станцию Арысь-1, где произвели перецепку вагонов. Часть вагонов пошла в направлении Ташкента, а мы  глубокой ночью двинулись в западном направлении…

Проснулись рано утром. Поезд стоял на полустанке. Возле вагонов толпились местные жители, которые предлагали свои поделки из верблюжьей шерсти типа беретов, и ещё что-то такое простенькое в обмен на одежду, обувь. Особо у них ценились почему-то телогрейки. Природа, окружающая нас,  была совершенно не знакома. Гор уже не видно. Кругом степь, отдельно стоящие деревья неизвестных нам пород. На деревьях сидели или перелетали с ветки на ветку птицы, которых мы ранее не встречали. Окрас пера, голоса были яркими, резкими. Поезд тронулся.




Часть 2. Учебка

 Проехали Туркестан, Кызыл-Орду, и к полудню остановились в степи, не доехав несколько километров до белеющего вдали города. Выгрузились из вагонов, построились и направились к машинам. Солнце пекло так, что казалось ещё немного и кровь закипит. Железные кузова Уралов были нагреты так, что пришлось места сиденья накрыть оставшимися телогрейками. Тронулись вдоль посёлка. Кругом были глинобитные дома с плоскими крышами. Ограды у большинства домов отсутствовали. У некоторых домов стояли верблюды, ишаки.  Народу не было видно.  Выехали на бетонку и помчались, если семьдесят километров в час можно так назвать. Кругом то вырастали как из-под земли, то снова исчезали современные громадные здания, то какие-то стандартные посёлки окружённые зелёными деревьями.  Вдруг на одном из перекрёстков машины встали. Нас попросили выйти предъявить вещи для досмотра. Досмотр был очень тщательный, ощупывали и проверяли абсолютно всё. После досмотра двинулись дальше. Через некоторое время появилось справа у дороги раскидистое дерево, какое-то сооружение, похожее на подстанцию, и, слева, как из под земли, вырос оазис. Машины повернули налево и, проехав метров двести, встали возле контрольно-пропускного пункта. Нас ещё раз досмотрели и повели через территорию части в баню, которая располагалась за плацем.

Плац гудел. Военные в неизвестной нам до этого момента форме, отрабатывали строевые приёмы. Все были одеты в панамы, рубахи с коротким рукавом, брюки с манжетами в низу и чёрные кожаные ботинки. Нам сказали, что форма называется Мабута, что строевым ходят прибывшие ранее нас призывники, что мы вместе с ними теперь называемся курсантами школы младших специалистов для работы на объектах Байконура. В бане нас постригли, помыли, выдали военную форму. Нам почему-то не досталось армейских ремней с бляхами и взамен, как временный вариант, выдали брезентовые брючные ремни. Отвели в столовую, накормили и развели по казармам. Я,  Анатолий и Николай были зачислены в третью батарею, которая готовила телеметристов, радистов-телеграфистов.

Мы попали в армию в то время, когда на дембель уходил последний призыв, отслуживший три года и первый призыв, отслуживший два года. И как в таких случаях водится, между этими двумя призывами наблюдалась некоторая напряжённость во взаимоотношениях. Нас это тоже не обошло стороной. Заместитель командира  взвода старший сержант Кондратьев Владимир уже отслужил три года, а старшина соседней батареи, к примеру,  два. Но на служебных отношениях, то-ли по уставу не положено, то-ли уровень воспитания не позволял, это никак не сказывалось.

После столовой нас привели в казарму, показали и рассказали где кто спит, у кого какая тумбочка, куда можно сложить личные вещи и средства гигиены, и предложили до вечера отдыхать, набираться сил, готовиться к завтрашнему дню… Мы с Анатолием расположились в курилке… Лёгкий ветерок хоть как-то обдувал окружающее нас пекло… На термометре, висевшем в тени, было сорок восемь градусов. Анатолий достал из нагрудного кармана пачку сигарет, закурил. Сидели молча, мысленно переваривали события последних суток. В курилку зашёл небольшого роста парень в военной форме с широкой жёлтой лычкой вдоль погона, оглядел нас пренебрежительно с ног до головы, и криво улыбаясь, выдавил – Сынки! Ну ка, быстро, дедушке сигарету! И прикурить! Анатолий взглянул на парня каким-то не понятным взглядом, спокойно затушил сигарету, бросил её в ведро. Мы встали и решили уходить… Парень повторил свои требования. Анатолий вдруг резко повернулся к нему и глядя прямо в глаза, достаточно конкретно, послал его на всем из-вестные три буквы. Парня приподняло. Лицо его исказилось в злобе. Я не выдержал и резко ударил его в лоб между глаз. Он вылетел из курилки спиной в кусты, а мы с Анатолием ретировались на всякий случай в казарму…

Вечером объявили построение на вечернюю поверку. Прозвучала команда: «Равняйсь, смирно». Вдоль строя шли наш замкомвзвода Кондратов и с ним в тёмных очках военный, который часа три-четыре тому назад  улетел в кусты.  Военный остановился напротив нас с Анатолием, и кивнул головой в нашу сторону. «Курсант Лунёв, Курсант Чубаров, шаг вперёд. Взвод равняйсь, смирно! Курсанту Лунёву и курсанту Чубарову объявляю по три наряда вне очереди на хозработы. Курсант Лунёв, курсант Чубаров, налево, в конец коридора шагом марш» - прозвучала команда Кондратьева. Мы вышли из строя и направились в конец коридора. Следом за нами шёл Кондратьев и тихо, как бы поддерживая нас, говорил нам в спину: «Не могли вы ему ещё парочку хороших лещей навешать. Меньше бы выделывался, сопляк». Как мы потом выяснили, это был дембель – двухгодичник, старшина второй бата-реи…

Всем сыграли отбой, а нас с Анатолием и ещё нескольких проштрафившихся отправили отрабатывать наряд на кухню в столовую. На кухне вокруг большого деревянного ящика с картошкой сидело человек семь-восемь таких-же как мы. Нам вручили тупые ножи, табуретки и мы приступили к отработке наряда. Время летело быстро.  Уже начало светать, а картошки ещё оставалось по ведру на брата. Вдруг один из «бывалых» нарядников запрыгнул в ящик, с ним ещё пара парней и начали интенсивно топтать оставшуюся картошку. Сверху высыпали очистки и отнесли в мусорный ящик. В это время труба заиграла подъём… Мы бросили ножи и бегом побежали в казарму.

У казармы уже шло построение. Форма одежды – голый торс, трусы, ботинки. Мы с Анатолием как две вороны по полной форме. Командир отделения приказал: «Равняйсь, смирно! Шагом марш!» Взвод  двинулся в направлении КПП. Вышли на перекрёсток где вчера УрАл с нами, призывниками, повернул на лево. Последовала команда : «Стой! Равняйсь, смирно, вольно. Разойдись!» Мы разбежались по обе стороны дороги справить нужду. «Становись» - прозвучала команда –«Равняйсь! Смирно! Вольно! Бегом марш!» И мы строем побежали по бетонке в какую-то неизвестность. Кругом были пески, норки от тушканчиков, выгоревшая на солнце скудная растительность. Кое-где просматривались небольшие водоёмы заросшие камышом. Как нам потом объяснили, это остались артезианские  скважины после поисков питьевой воды. Для космодрома искали питьевую воду. Питьевой воды не нашли, а скважины оставили. Из каждой скважины текла вода с привкусом и запахом сероводорода. Пробежав три километра, мы выполнили несколько упражнений и, строем вернулись в казарму. Привели себя в порядок, заправили кровати и подготовились к утреннему осмотру. После утреннего осмотра, прослушав политинформацию, направились в столовую и на утренний развод части…

Так начинались будни армейской жизни. А поскольку мы были курсантами, то и будни нашей службы были насыщены до предела.

После утреннего развода наш взвод строем пошёл на полосу препятствий. Мы впервые увидели, что это такое. Младший сержант Тумак объяснил нам порядок наших действий на день, вплоть до отбоя. Нас подвели к перекладине. Послышалась команда: «Первая четвёрка на перекладину». Из четвёрки только один подтянулся раза три, остальные с трудом по разу. Сильно расслабляла жара, и выпитая вода. Из взвода нашёлся один, который подтянулся раз семь.  Перешли к брусьям. Брусья были сварены из труб и покрашены краской не понятного цвета. Здесь дела обстояли немного лучше. Менее трёх раз никто не отжался. Потом по кругу качнули пресс, отжались. Попрыгали в длину, высоту. Бросили гранату. Тумак записывал в свою тетрадь результаты каждого курсанта. И в конце попробовали полосу препятствий. Уже после третьего-четвёртого препятствия ноги становились ватными, дыхания не хватало… Горячий воздух обжигал горло. Дышать приходилось сквозь зубы. Полосу прошли с горем пополам. Построились, и, строем, пытаясь бежать в ногу, пробежали три километра. Остановились у входа в казарму. Последовала команда: «Равняйсь, смирно, вольно, разойтись. Привести себя в поря-док». Мы рассредоточились кто в очередь к крану с водой, кто в курилку. И только курсанты, отслужившие пару, трое суток, первым делом почистили ботинки, сняли рубахи и умылись по пояс. Быстро оделись, поправили форму, и , только после этого присели отдохнуть. Не прошло и пятнадцати минут, как появился Тумак. Последовала команда: «В одну шеренгу становись! Равняйсь! Смирно!». Мы замерли в строю. Слышно было как муха и пару ос жужжали у водопойного крана. «Подбородки поднять выше. Взгляд параллельно подбородку должен смотреть на уровне окон второго этажа. Глаза должны смотреть прямо.» - сделав пару шагов, сказал «Ну где-то для начала пойдёт». Зашёл с тыла «Правую ногу на носок ставь!». Мы выполнили команду. «Левую ногу на носок ставь!». Потом прошёлся перед строем, подёргивая каждого курсанта за ремень… После этого последовала команда: «Курсант Лунёв, курсант Чубаров, и ещё человек десять… Выйти из строя! Взвод равняйсь, смирно. Курсанту…» - перечислил по фамильно, «Объявляю по два наряда на работу! Не слышу».  Мы в разнобой «Есть два наряда на работу» «Вольно. Разойдись». Пришлось чистить ботинки, подтягивать ремни, поправлять форму. Армия есть армия. Нянчиться с нами здесь не будут. Эта истина ускоренными темпами начала до нас доходить.

Наступили первые выходные. Офицеры в субботу после обеда уехали на автобусе по домам. Остался дежурный по части и наши командиры-инструктора сержанты и старшины. После обеда нас построили и зачитали результаты утреннего забега. Марш-бросок проходил в полной боевой на-грузке. Бежали  вдоль дороги шесть километров, проваливаясь по щиколотку, а местами и глубже в пески, изрытые тушканчиками и другими местными обитателями пустыни. Преодолев первую половину маршрута, развернулись и побежали в обратную сторону. В горле першило. Появился привкус крови. Начали отставать высокие, на первый взгляд крепкие парни. Они оказались менее выносливыми. Последовала команда их не бросать. Подхватили под мышки и потащили в общем строю. На финиш пришли одной командой. Никого не потеряли. Немного не дотянули до норматива второго разряда ВСК (военно-спортивного комплекса).

По результатам забега наш взвод оказался на первом месте в батарее. И нам, ввиде поощрения, предоставили первую половину воскресного дня в личное распоряжение. Командир отделения объяснил как мы могли бы рационально использовать это время с пользой для себя. Оказывается, для того, чтобы не парить ноги в свободное от службы время в ботинках, можно носить тапочки. А поскольку тапочек в местный военторговский магазин не завозили, мы должны были их изготовить сами. Нам подсказали, что в южном направлении от части, примерно в одном километре, находится артезианская скважина, а по дороге к ней небольшая свалка с остатками материалов после строительства и ремонта объектов части.
Воскресным утром, после завтрака, мы всем взводом двинулись в указанном направлении. Минут через пятнадцать – двадцать мы наткнулись на небольшую свалку. Пройти её просто не представлялось возможным. Она располагалась прямо у дороги. Чего здесь только не было… И разноцветные пластиковые и тканевые оболочки от кабелей, и куски самих кабелей, и куски брезента, и прорезиненная ткань и много ещё другого. Набрав необходимое количество разного материала для изготовления тапочек, двинулись дальше, к видневшимся метрах в трёхстах камышам. Из большой лужи воды торчала загнутая буквой Г труба, из которой постоянно лилась вода с запахом сероводорода. На берегу было брошено несколько досок. Мы быстро разделись и плюхнулись в воду. Вода была прохладной, почти прозрачной. Глубина была в среднем по пояс. Для нас это была находка. Немного поплескавшись, решили всполоснуть форму и бельё. У кого-то из ребят нашёлся кусок мыла. Намылив робу, начали её полоскать. Эффект для нас был неожиданным. Вода с сероводородом вымывала любую грязь вплоть до жирных пятен. Прополоскав робу и бельё, ещё раз искупавшись, потихоньку двинулись в часть…

Примерно через месяц, в результате интенсивных тренировок и самостоятельных занятий наш взвод уже поголовно выполнял нормативы по боевой и физической подготовке не ниже второго разряда военно-спортивного комплекса. Да и по остальным предметам показатели хотя и не зашкаливали, но были достаточно весомыми.

После очередных стрельб мы занялись чисткой оружия в расположении взвода, а по простому в казарме в коридоре между кроватями. Выставили столы и приступили к чистке оружия. Анатолий посмотрел на меня: - Сгу-щёнку будешь? Кто же откажется от сгущёнки. – Где возьмем? Спросил я.  - Раздобудь лезвие «Нева» и дело в шляпе. Я сходил в соседний взвод и раздобыл у ребят пару лезвий. Анатолий взял лезвия, встал и обратился к сослуживцам: «Смотрите, у меня лезвие от бритвы. Я его могу съесть на ваших глазах». Толпа загудела, типа да ну, такого не бывает, да чтобы лезвие съесть… Анатолий спокойно положил лезвие на язык и закрыл рот. Подумав о чём-то, открыл рот, снял с языка лезвие, и улыбаясь сказал: «Я не могу это делать просто так. Давайте на сгущёнку, что-ли. Ну скажем, вы ставите пару банок, а я ем лезвие. Если не съем, то я ставлю пару банок». Толпа махом послала гонца за сгущёнкой. Через пару минут Анатолий жевал во рту лезвие, потом показал на всеобщее обозрение язык, покрытый измельчённым лезвием. Запил стаканом воды и показал чистый язык. Сгущёнка перекочевала на нашу сторону стола. «А ещё сможешь?» бросил кто-то из ребят. Анатолий, обвёл взглядом всех – Смогу! Только количество  сгущёнки нужно удвоить. Через минут пять у нас было уже шесть банок. На этом и остановились.
 
По окончании чистки оружия нам сообщили, что через пару-тройку дней мы будем совершать самый главный воинский обряд – принимать присягу на верность Отечеству. К этому дню готовились абсолютно все. На территории части, в казармах был наведён идеальный порядок. И вот утром на построение части нас вывели в парадной форме на плац. Торжественно под оркестр вынесли знамя части. Командир зачитал приказ и мы с приподнятым настроением и каким-то до этого неизвестным чувством, по команде начали выходить из строя, чеканя шаг подходить к импровизированной трибуне, и, держа в одной руке автомат, в другой текст присяги, внятным, чётким голосом читать:
«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников.
 Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству.
 Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины - Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся».
После этого, текст присяги передавался командиру, ставилась подпись в ведомости регистрации присяги, преклонялись, целовали знамя, и с чувством исполненного долга возвращались в строй. Когда последний курсант зачитал текст присяги, наступила тишина. Стало слышно как шумит ветерок в листве деревьев. Прозвучала команда: «Часть равняйсь! Часть смирно! Приготовиться к торжественному маршу!» Мы замерли, прижав плотно к груди автоматы. «Повзводно, первый взвод прямо, остальные на лево. Шагом марш!» Устанавливая ритм шага застучали барабаны, затем оркестр заиграл Прощание Славянки. После праздничного обеда всех распустили отдыхать.

После принятия присяги время полетело ещё быстрее. Через пару месяцев нужно было сдавать экзамены по специальности, боевой, физической и политической подготовке.

Когда нас везли эшелоном в армию, в купе познакомился с парнем из нашего района, которого раньше не встречал. Был он родом из Костина Лога. Общительный. Хорошо играл на гитаре и очень хорошо пел. Звали его Владимир. Когда нас на станции построили и развезли по частям мы вроде как потерялись. А во время принятия присяги увидели друг друга. И естественно уже вечером того же дня общались. Он ещё в поезде рассказывал о том, что у него на гражданке осталась девушка-красавица, что зовут её Зоя, и что она обязательно будет его ждать и дождётся. И вот, спустя почти месяц, мы встретились. Он достал из кармана пачку писем и начал мне их читать. Письма были написаны Зоей. Они были пронизаны любовью и нежностью. Дочитав последнее письмо, он начал рассказывать о своих чувствах к ней. И только когда наступило время расходиться, он вдруг замолчал, а потом сказал, что он в соседней пятой батарее учится на теплотехника, и что в ноябре их будут распределять по воинским частям. После этого мы встречались с ним редко. Но при каждой встрече он доставал из кармана письма от Зои и не читая, наизусть пересказывал их.

Так незаметно пролетели четыре месяца. И вот мы уже сдали экзамены. Показали и доказали,  что пригодны для защиты Отечества и готовы отправиться в воинские части для прохождения дальнейшей службы. Но нас задержали в части ещё на пару месяцев. Пока не сдадут экзамены радисты, телеграфисты и засовцы, мы должны за них ходить в наряды, в караул, заниматься подготовкой к зиме. Практически мы были уже свободными бойцами и действовали в рамках присяги и устава Советской армии. Ездили на какую-то площадку разгружали вагоны с овощами, с квашенной капустой, солёными огурцами и зелёными помидорами. Соленья почему-то привозили в трёхсотлитровых неподъёмных бочках. Ходили в караулы. У меня были два любимых поста: - склад горюче смазочных материалов и продовольственные склады. На первом интересно было тем, что там, в углу у какого-то сарая стоял  столб, на котором болтался и скрипел единственный  фонарь. Ночью, когда дул пронизывающий ветер, можно было встать спиной к сараю с подветренной стороны и вся территория склада, освещённая этим фонарём, была как на ладони. При этом, я оставался в тени. На втором наоборот, вся территория по периметру была очень хорошо освещена и надёжно огорожена. Можно было спокойно ходить по маршруту и быть уверенным, что в случае чего, никто ничего в спину не воткнёт.

 За время прохождения службы в учебной части начинаешь понимать и це-нить мужскую дружбу. Понятия Родина, отечество, честь, совесть обостряются на столько, что любая попытка посягнуть на эти священные понятия вызывает взрыв эмоций и желаний подавить эти попытки. И если требования командиров, в начале нашей службы вызывали отрицательные эмоции, когда нас через силу заставляли делать то, что нужно было делать, а не то, что хотелось нам, то в конце учёбы, возмужав и встав с ними на одну ступеньку, начинаешь понимать, что сегодня да, я смогу защитить реально себя, свою семью, свою Родину, а не на понтах, как это было до этого.

Морозным ноябрьским утром нам приказали построиться с вещами. Старшина батареи  проверил ещё раз наличие у нас всего необходимого. Посадили в машину и повезли в направление воинской части, где нам предстояло проходить дальнейшую службу. Службу на уже реальных действующих объектах, а не в учебных классах.

Часть III. Техздание

В штабе части нас встретил майор Иванов. Посмотрев моё личное дело, спросил: «До армии на стройке работали?» «Так точно» - ответил я. Он что-то пометил у себя в бумагах. «Пойдёте в пятый отдел в распоряжение майора Курушина» - сказал он. «Разрешите идти» - приложив руку к шапке, спросил я. «Идите», - подав мне какую-то бумагу, сказал он. Я развернулся на месте и вышел из штаба части. На улице было прохладно. Рядом с входом в штаб курил какой-то боец. Он и указал мне в каком направлении двигаться.

Я подошёл к новому, по видимому недавно построенному зданию. Открыл дверь и зашёл внутрь. В здании было тепло. Пахло стройкой. Запах клеевой краски перемешивался с запахом масляной и водоэмульсионной.

Открыл дверь с табличкой «Начальник отделения». Кабинет был просто-рный, светлый. Перед окном стоял двух тумбовый стол, покрытый зелёным сукном. Сверху лежало большое стекло. Стояли авиационные часы в хрустальной оправе. Прибор с перекидным календарём, двумя писчими ручками, гранёный стакан с хорошо заточенными карандашами, графин с водой на стеклянном блюде с двумя стаканами тонкого стекла, хрустальная пепельница. У стены слева шкаф с двумя распашными дверками, справа пять новых стульев с матерчатой обивкой. В углу на тумбе стоял радиоприёмник первого класса «Казахстан». Передавали первый концерт для фортепьяно с оркестром Петра Ильича Чайковского. За столом сидел Майор с рыжими усами, и такой же рыжей шевелюрой, держа в руке карандаш, чему-то улыбался. «Товарищ майор,  рядовой Чубаров прибыл для прохождения дальнейшей службы» - отчеканил я. Майор, не поднимая головы, прижал палец к губам, махнул свободной рукой, типа садись. Через пару минут его голова поднялась, и он, широко улыбаясь, встал и подошёл ко мне. Положил руку на плечё: «Что, гово-ришь, для дальнейшего прохождения службы прибыл?» толи спросил, толи просто сказал он. Я передал ему бумаги из штаба. Он сел за стол, внимательно прочитал бумаги, и улыбаясь, сказал: «Вот видишь как вовремя всё. Здание у строителей приняли с небольшими недоделками. Недоделки нужно устранять. Ты оказывается, до армии на стройке работал. Тебе и карты в руки. За месяц необходимо подготовить здание к приёмке оборудования. Будешь участвовать в монтаже. А там и на новейшем оборудовании поработаешь. Вот такие дела». Дверь за моей спиной открылась. «Товарищ майор, разрешите войти?». В дверях стоял смуглый парень крепкого телосложения. «Познакомьтесь, это рядовой Гирей из хозвзвода. Будете вместе наводить порядок», наливая из графина в стакан воды, сказал товарищ майор. «Идите. Гирей всё покажет» - сказал майор и продолжил заниматься своими делами.

Мы вышли с Гиреем из кабинета, и пошли смотреть здание. По центру был длинный, метра два ширины, коридор. По правому краю коридора, тянулся канал, под кабеля, закрытый рифлёным металлом. От канала отходили аналогичные каналы в помещения, где планировалось установить в перспективе оборудование. Пол был покрыт плиткой ПВХ светло-салатного цвета, в шахматном порядке вставлены плитки светло-серого цвета. Панели под потолок окрашены водоэмульсионной краской салатного цвета. Потолок и бордюр сантиметров пятнадцать, окрашены белым цветом. Между каждыми двумя помещениями для размещения аппаратуры, находились помещения, в которых стояло смонтированное и прокрученное оборудование, которое выполняло три основных функции – обеспечивало в соседних помещениях постоянную температуру, влажность и чистоту воздуха. Полы в этих помещениях, так называемых кондиционерных, были покрыты керамической плиткой, стены светлых тонов, кафелем. Окна были большие, трёхстворчатые, окрашенные белой краской. Всё это великолепие было заляпано раствором, краской, клеем и всякими другими строительными материалами. И это всё, со слов товарища майора необходимо было привести в надлежащий вид до марта следующего года.

Вернувшись в кабинет начальника отделения, я доложил о том, что необходимо выполнить большой объём работ, что светового дня для этого мало, сколько и каких расходных материалов потребуется для решения поставленной задачи. Майор внимательно выслушал, что-то записал себе в ежедневник. Потом с кем-то переговорил по телефону. Минут через десять у меня в руках были записки на склад, в материально-техническую часть, и рубль на четыре пачки лезвий для чистки окон и плитки от краски. Получив всё необходимое на складах, мы с Гиреем сложили всё в отдельную комнату. Майор позвонил в штаб и попросил сделать приказ на нас с Гиреем на круглосуточное дежурство в техздании до марта следующего года.

В шестнадцать сорок пять командир отбыл на мотовоз, а мы с Гиреем пошли выбирать помещение, с которого нужно было начинать работать. Часов в девять вечера, Гирей позвал меня в помещение, где мы могли спать, пить чай и просто отдыхать. Вдоль стены от окна стояли две кровати. У окна стол, два стула, электроплитка, чайник, кое-какая посуда. На алюминиевой миске лежали два куска чёрного хлеба, намазанные каким-то жиром, сверху лежали дольки репчатого лука, посыпанные солью. Рядом стояли две солдатских кружки, до половины наполненные какой-то, молочного цвета жидкостью. Запах напоминал одеколон. «Ну давай брат, за знакомство, за встречу, чтобы дела пошли нормально» - предложил Гирей. Я, по принципу «Люди пьют и им ничего», решил поддержать и мы выпили эту гадость, быстро закусив приготовленными бутербродами. Послевкусие одеколона ещё долго напоминало мне о выпитом. «Ну ты тут ковыряйся, а я побегу к пацанам в казарму»- сказал Гирей и исчез за дверью. Я остался один в техздании.

Вскипятил воды, заварил чайку. Минут через десять пошёл в дальнюю комнату, в которой было шесть больших окон, и начал соскабливать лезвием потёки краски со стекла. Закончив скоблить стекло,  отмывал намоченной в растворителе тряпкой следы краски. Затем водой с мылом смывал остатки грязи, протирал стекло бумагой. Так за работой прошло часа три или четыре. На  часах было около четырёх утра. То-ли от растворителя, то-ли от выпитого крепкого чая сон прошёл. Из шести окон оставалось три. Выпив кружку крепкого чая, продолжил дальше. К семи утра оставалось одно окно. Без четверти восемь появился Гирей и минут через пятнадцать майор. Командир был в хорошем настроении, улыбался, шутил: «Ну, показывайте, чего вы тут натворили за время моего отсутствия» Показали ему дальнюю комнату. Глаза его сощурились от широкой улыбки. Он достал носовой платок, сложил его вчетверо и провёл по стеклу. Стекло скрипнуло. «Да… Чувствуется рука мастера. Молодец» почему-то он сказал только обо мне и посмотрел тепло на меня. Круто развернувшись, он, накинув шинель, ушёл в штаб части.
Гирей как-то странно посмотрел на меня. Я развёл руками, типа я здесь не причём, и принялся чистить шестое окно.

Минут через пятнадцать вернулся командир и пригласил к себе в кабинет. Встал из-за стола и зачитал нам приказ командира части, в котором говорилось, что мы с Гиреем со вчерашнего дня заступаем, в связи с отопительным сезоном, на круглосуточное дежурство по техническому зданию. Что нам необходимо присутствовать на утреннем осмотре, завтраке, утреннем разводе, обеде, ужине и вечерней проверке. Остальное время мы должны находится в техническом здании, проверять работу системы отопления, водоснабжения, канализации, пожаротушения, энергообеспечения и т. п.. Далее, командир достал из стола пару пачек новых лезвий. Одну пачку дал Гирею, другую мне. Завёл нас в комнату, аналогичную той, в которой я чистил окна. Обозначил задачу Гирею до утра очистить шесть окон. Меня завёл в соседнюю комнату и также как и Гирею, обозначил очистить шесть окон, и ушёл к себе. До вечера у меня готовы были четыре окна, у Гирея два. В шестнадцать сорок пять командир ушёл на мотовоз. После ужина Гирей предложил мне почистить за него оставшиеся окна, а сам ушёл в казарму до утра. Я дочистил свои окна, сходил на вечернюю проверку, закрыл входные двери и лёг спать.

Утром, как было прописано в приказе, сходил на утренний осмотр, завтрак и вместе с Гиреем вернулись в здание. После развода командир прошёл сразу в комнаты. Посмотрев на окна, он сразу понял, в чём дело. А дело в том, что Гирей на полгода призывался раньше меня и попытался подчинить меня себе не по званию и должности, а по статусу младшего призыва.
«Рядовой Гирей. Смирно!» достаточно жестко произнёс командир. «Слушай мою команду! Пойдёте в отдел хозяйственного обеспечения и доложите старшине отдела о том, что я вас отправляю в отдел для прохождения дальнейшей службы. Бегом марш». Гирей зыркнул исподлобья на меня и направился к выходу. Командир вышел следом за ним на крыльцо. Через открытую дверь было слышно, как командир с раздражением в голосе повторил: «Я сказал бегом!». Топот ног, убегающего Гирея, через пару минут затих.

Прошла неделя. Казалось, всё успокоилось. Никто вопросов по поводу Гирея не задавал. Пришла суббота. После обеда во входную дверь постучали. Я открыл. На пороге стоял Гирей и какой-то парень из его призыва. «Поговорим», предложил он. Я согласился. Одел бушлат и вышел на крыльцо. В здание по приказу посторонних впускать было запрещено. Начался не совсем понятный разговор. Какие-то угрозы. Передо мной стоял качок с глуповатым выражением на лице. Когда он начинал угрожать, глуповатое выражение на лице превращалось в тупое. Мне надоел этот балаган, и только одна мысль сдерживала меня – передо мной стоял тупой качок. Вдруг меня прорвало: « А не пошёл бы ты… Стоишь тут мне права качаешь. Ты кто такой?». Он схватил рукой меня за борт бушлата. У меня всё произошло непроизвольно. Удар в грудь, второй в лоб. Он слетел с крыльца и сел на натоптанную тропу, повалился на бок, встал на четвереньки, потом поднялся на ноги. Прокашлялся: «Ну теперь всё. Теперь тебе конец» - прошипел он. «Всё, или ёщё что-то бу-дет?» спросил я у открывшего рот его товарища. Они развернулись и как-то не уверенно пошли в неизвестном направлении.

В понедельник утром меня позвал к себе командир. На столе лежала раздутая до литрового объёма армейская фляга. «Как дела?» - спросил он. «Нормально», ответил я. Майор достал из шкафа алюминиевую канистру на двадцать четыре литра: «Будешь каждую пятницу получать на складе канистру спирта. Фляжку будешь наливать себе. Остальное ставить в шкаф. Про фляжку рассказывать никому не нужно. Узнают, дисбат. Надеюсь тебе всё понятно?» - «Так точно» ответил я.

Практически в течении двух месяцев здание было приведено в надлежащий вид и готово к приёмке оборудования. Приближался новый, одна тысяча девятьсот семидесятый год. В с толовой нарядили откуда-то привезённую сосну. Был праздничный новогодний ужин. Как-то было странно. У нас на новый год обычно снег, мороз, а здесь прохладно и почти всю новогоднюю ночь шёл дождь.

Наступил тысяча девятьсот семидесятый год. Через неделю выпал снег. Морозец днём стоял около десяти градусов. Ночью опускался до минус пятнадцати, двадцати градусов. За территорией части насобирал охапку местной сухой травы, что-то вроде нашей полыни. В гараже выпросил старую покрышку, и между ужином и отбоем сжёг её за территорией части. Из отожженной проволоки наделал петель, проварил в отваре трав пару часов. В ближайший выходной сходил к периметру заброшенной территории. По разговорам там раньше был какой-то радиометрический пункт. Периметр вдоль колючей проволоки был истоптан заячьими следами. Поставил несколько петель. На вторые сутки, вечером, вытащил пару замёрзших зайчишек. Заяц был совершенно не похож на нашего.  Размером поменьше, задние лапы как две лепёшки. Уши большие. Мясо суховатое.  Петли переставил. Зайцев, когда оттаяли, ободрал. Одного разрубил ножом на куски и сварил в ведре, другого отдал командиру. Так потихоньку, пару раз в неделю бегал проверял петли. Попадалось по два, три. Иногда петли были пустые. Толи корсак, толи шакал съедали зайчатину. Так потихоньку заканчивался февраль.
 
В конце февраля командир вызвал меня к себе: «Улетаю в командировку на месяц за оборудованием на завод. Все вопросы решай с начальником штаба майором Ивановым. Проверь ещё раз, всели готово под монтаж и установку оборудования. Если да, то попробуй сделать беседку для отдыха личного состава. Постарайся как-то прилично оформить вход в техздание. Посмотри, может какие-нибудь стенды в коридоре повесить. В общем, дерзай и жди меня».

Через пару дней после его отъезда, просмотрев все помещения на предмет готовности, обошёл здание снаружи. Над запасными выходами с торцов здания висели бетонные козырьки. Над основным входом козырька не было. От центрального крыльца до проезда была натоптана дорожка. Вырезал двухметровую палку, перемерял всё, набросал эскизы. Над крыльцом набросал козырёк с выступом над краем последней ступени на полметра, с опиранием на два столба. От крайней ступени до проезда забетонировать дорожку метра два шириной и сантиметров двадцать высотой. Слева от дорожки, нарисовал беседку, шестигранной формы с фонтанчиком для питья посередине. По ходу наброски эскизов, появилась идея, на вершине крыши беседки поместить флигель в виде медведя, играющего на гармошке и петуха на балалайке. Так потихоньку прорисовался комплекс оформления входа в техздание.

За нашим техзданием стройбатовцы строили здание станции под антенну «Орбита» для нашей аппаратуры. Контингент был в основном из средней Азии. Переговорил с ребятами. Пообещали любые материалы в обмен на зелёные армейские значки, фотографии с автоматом, эбонит. Пришлось идти к майору Иванову. Он внимательно выслушал меня, улыбнулся: «Значки «Зелёные» возьмёшь на складе. Они нам не нужны. У нас в части бойцов с третьим разрядом ВСК и третьим классом практически нет. Автомат возьмёшь свой в оружейке, я распоряжусь. Фотографа отправлю в твоё распоряжение на полдня. Скажешь когда. Насчёт эбонита нужно подумать».

Практически  в течении недели у нашего парадного входа появился красивый козырёк на двух элегантных опорах, бетонная дорожка и забетонированная площадка под беседку с торчащей трубой под питьевой фонтанчик. У стройбатовцев пять комплектов зелёных значков, и фотографии с автоматом на память. Через неделю с какой-то станции ночью привезли столбы, доски на обрешетку и металл на крышу беседки. Художник, он же и фотограф, нарисовал и раскрасил флигель. Так в течении двух-трёх недель вход в техздание преобразился. Практически аналогов в нашей части, нашем гарнизоне просто не было. А командира с оборудованием всё не было.

Часть 4. Свинарник

Однажды днём, когда я докрашивал отдельные фрагменты беседки, передо мной, как из под земли, вырос Батя. Я вытянулся по струнке: «Товарищ подполковник!  Рядовой Чубаров занят на хозработах».  «Вольно», махнув рукой, произнёс он. «Кто такую красоту соорудил?» «Я, товарищ подполковник» «Один?» удивлённо спросил он. «Так точно» ответил я. Он прошёл по дорожке, зашёл в беседку, проверил питьевой фонтанчик. «Открывай техздание. Хочу посмотреть». Я открыл дверь. Командир части прошёл по всему зданию, заглянул в каждую комнату: «Да, помню когда в октябре в прошлом году строители уходили, какой тут свинарник после них оставался». Батя остановился у тематического стенда «А это чья работа?» «Моя», ответил я. Он с удивлением внимательно посмотрел на меня и ушёл по своим делам.

 На следующий день после утреннего развода прибежал посыльный из штаба: «Приказано срочно явиться в штаб». Майор Иванов, взяв какую-то папку, предложил мне пройти в кабинет командира части. Подполковник Горбунов, выслушав доклад о прибытии, взял у начальника папку, открыл, и поизучав некоторое время, обратился ко мне: «На гражданке работал на стройке? Построить здание сможешь?». «При наличии проекта, материалов и специалистов, можно попробовать» ответил я. «Пробовать некогда! Надо построить! Идите! Начальник штаба Вам всё изложит». В своём кабинете начальник штаба закурил. Внимательно посмотрел на меня. Чему-то улыбнулся: «Говоришь проект. Люди, материалы». Взял в руки карандаш, лист бумаги. Нарисовал по линейке прямоугольник: «Это существующий свинарник», сбоку пририсовал раза в три больше здание. Получилось типа буквы «Г», «А это нужно построить» «Вот тебе проект». Придвинул ко мне список бойцов: «Вот люди. Выбирай, кто тебе нужен. Материалы по заброшенным частям насобираете. Часть у стройбатовцев выменяете на что-нибудь. После завтрака и до вечерней поверки график свободный. В твоём распоряжении ГАЗ-66, водовозка. Действуй!»

В списке были ребята разных призывов с различными строительными специальностями. Выбрав пару сварщиков, пару плотников-бетонщиков, пару каменщиков, оставил список у начальника штаба. После обеда подошли восемь парней. – «Ты за главного?» Спросил один из них. – «Да. Зовут меня Виктор». Перезнакомился со всеми. Один из них был водитель ГАЗ-66, другой водитель водовозки. Остальные по моему списку. – «Будем строить свинарник на двести голов. Если сегодня нужны каменщики, значит все каменщики, если сварщики, значит все сварщики… Пахать будем не глядя на часы. Питание усиленное. Режим между утренним разводом и вечерней поверкой свободный. Сачки и прочие не желающие работать сразу свободны. Найдём других. Любое предложение, просьба считайте приказом. Всем всё ясно?» – «Да!» По глазам было видно, что всё ясно! Так началась моя первая в жизни самостоятельная работа.

Первым делом отправил ребят на ГАЗ-66 по заброшенным площадкам смотреть где что можно использовать для строительства, а сам пошёл на свинарник посмотреть что там и как. На свинарнике меня встретил рядовой. Когда познакомились, оказалось, он тоже призывался из Алтайского края. Звали его Геннадий Курепин. До армии успел закончить Алтайский сельскохозяйственный институт, по специальности зоотехник. Призвался на службу на один год. Геннадий показал мне существующий свинарник. Рассказал, каким он видит новый, с учётом физиологии свиней. Мы с ним набросали примерный эскиз здания. Предусмотрели откормочник, маточник, кормокухню, и небольшую баню с парилкой для обслуживающего персонала. Вернувшись в техздание, с помощью линейки, ластика и карандаша изобразил на бумаге подобие проекта и пошёл в штаб. Майор Иванов с моим творением сходил к Бате. Минут через двадцать отдал мне листок с размашистым автографом командира части. – Иди, действуй. – Есть! Ответил я и вышел из штаба.

Из реквизита на железнодорожной станции, если её так можно было назвать, выбрали более или менее приличные доски, бруски, вязальную проволоку. Всё это отвезли на свинарник. Ближе к вечеру сделали разбивку основных осей и приступили к рытью траншей под фундаменты. На следующий день к обеду траншеи были готовы. К вечеру установили опалубку из реквизита.  Ребята поехали собирать по заброшенным площадкам  строительный материал, а я пошёл к стройбатовцам договариваться насчёт бетона. Для заливки фундамента с учётом всех помещений необходимо было немного более ста   метров кубических. За значки, эбонит, фотографии с оружием договорились на половину бетона. Обещали завести в течении недели во вторую смену. Остальной объём добивали битым кирпичом, камнями, металлоломом, и другим строительным, пригодным для бетонирования, мусором. В течении полу-тора недель фундаменты были залиты под отметку. Опалубку сняли. Получился вполне ожидаемый шедевр. В бетоне проглядывались куски кирпича, металла и ещё чего-то. Главное конструкция была монолитной и смотрелась вполне прочно. В процессе поисков материалов наткнулись в степи на заброшенные полуподземные ангары, которые поверху были обложены в четыре слоя красным кирпичом  на глине. Я посчитал, этого вполне хватало и на свинарник и на обменный фонд. Практически пришлось просить ещё людей для разборки и вывозки кирпича. Недели за три вывезли практически всё до кирпичика. Пока парни разбирали и возили кирпич, мы занялись кирпичной кладкой. Проблем с кирпичом, водой и песком не было. Проблемы были с цементом и каменщиками. Кроме меня никто вести кирпичную кладку не умел. Пришлось учить ребят с нуля. Через неделю практически уже все имели представление и могли самостоятельно, по шнуру, класть кирпич на раствор, готовить раствор, и многое другое. Цемент каким-то образом наши командиры нашли на соседней площадке в ангаре. Количество было достаточное, чтобы вести работы. Так потихоньку росли стены будущего свинарника. Где-то нашли остеклённые окна, где-то двери, кто-то из ребят нашёл целую пачку стальных дюймовых труб, которые были присыпаны песком и немного проржавели. К середине сентября подошли к устройству перекрытия крыши. Пиломатериала на стропила и обрешетку практически найти в нужном количестве было не возможно, да и на саму кровлю. Решили крышу монолитить бетоном с армированием стальными трубами и другим металлоломом. В качестве колонн, на которые должно было опираться перекрытие, забетонировали в грунт стальные трубы диаметром восемьдесят, сто пятьдесят миллиметров. Поперёк, с опиранием на колонны и стены, положили всё, что было под рукой, швеллера, уголки, трубы большого диаметра. На каркас в качестве основания опалубки уложили доски, листы фанеры, металла… Застелили рубероид. Сверху из труб и других подручных металлических материалов сварили каркас и приступили к бетонированию. Поскольку проекта не было, расчёты на строительные конструкции никто из нас произвести не мог, всё делали на свой страх и риск, чисто по наитию. Результат не заставил себя долго ждать. Крыша на глазах стала медленно проседать. Работы пришлось остановить. По всем частям гарнизона собрали все домкраты и приступили к дополнительному усилению конструкции перекрытия. Спустя много лет, когда я стал строителем, анализируя сложившуюся ситуацию, понял, насколько рискованна была авантюра со строительством свинарника. А в данный момент времени, необходимо было завершать объект, если это так можно было назвать. Подняв домкратами в просевших местах конструкцию перекрытия и установив дополнительные колонны, продолжили процесс бетонирования перекрытия. Глубокой ночью завершили укладку бетона и здесь же на досках упали спать. Часа через два разбудил всех. На востоке занималась заря. День обещал быть жарким. Приспособив шланг, лейку, начали потихоньку поливать бетон водой чтобы не потрескался. На следующее утро бетон уже приобрёл определённую форму, и мы осторожно прошлись по перекрытию. Практически крыша получилась немного выпуклой, что придало ей дополнительную прочность. Установив в некоторых местах вентиляционные шахты, покрыли крышу рубероидом на битуме, предварительно загрунтовав бетон праймером.

В августе прилетел из командировки мой командир и с ним несколько военных и гражданских. Они осмотрели внимательно здание изнутри, снаружи. Сходили на строящееся здание под антенну «Орбита». Командир крепко пожал мне руку: - Молодец. Я в тебе не ошибся. Я понял, что это всё творение разума и рук твоих. – Так точно, ответил я. – Виктор, вот полковник Воробьев, он из управления телеметрии, хочет с тобой переговорить, первый раз назвав меня по имени, сообщил мне майор Курушин. Поскольку полковник стоял рядом, я повернулся к нему лицом, приложив руку к полям панамы. – Ладно, к чему формальности. Вижу ты парень не простой. Кто родители? Спросил полковник. – Отец экономист, мать учитель. До армии на стройке работал… - Почему не поступил учиться? – Так получилось, товарищ полковник. Он вдруг достал из кармана двадцати пяти рублёвую купюру, и, держа её между пальцами, развернул газету «Красная Звезда». На второй странице внизу было объявление, что Ленинградская лесотехническая академия набирает на заочные подготовительные курсы людей, желающих потом поступить в академию или любой другой вуз. Стоимость обучения за учебный год двадцать пять рублей. Полковник протянул мне деньги вместе с газетой – На, учись. Сегодня без высшего образования никуда. А тебе оно просто необходимо! Ты меня понял, рядовой. – Так точно товарищ полковник, только, немного смутившись, я замолчал. – Что только? Начал, продолжай. – как я Вам верну деньги? – Он внимательно посмотрел на меня, улыбнулся, и похлопав меня по плечу, - Закончишь академию, будешь управлять какими-нибудь  лесами. Я тогда наверное буду уже на пенсии. Приеду к тебе в хозяйство, а ты мне лесу на дом выпишешь. Вот и рассчитаешься. Военные с гражданскими уехали, а через неделю и мой командир. А я отнёс деньги на почту и отправил их в академию вместе с заявлением. В конце августа получил бандероль, в которой были методички, задания по предметам и выписка из приказа о моём зачислении.

К концу октября свинарник был готов к вводу в эксплуатацию. Практически все работы были закончены. Геннадий Курепин, как специалист – зоотехник был доволен результатом. Работало всё! Водопровод на привозной воде, приспособления для приготовления и раздачи кормов, уборки навоза, смывки грязи и ненужного мусора. Особой гордостью была конечно банька, в которой могли одновременно париться и мыться четверо. В назначенный день протопили баньку, запарили дубовые веники. Которые привезли знакомые парни из стройбата. За неделю до этого опробовали сами. Жар держался долго. Да и зона отдыха вызывала у всех ощущение восторга. И вот к объекту подъехал командирский уазик. Первым вышел Батя. –Ну давай, веди, показывай, обратился командир ко мне. За ним следом вышли начальник штаба, замполит, мой командир. Я провёл всех по объекту. Показал и рассказал где, что и как, какое назначение имеет каждое помещение, каждое конструктивное изделие. Представил ребят – участников строительства. Наибольший восторг у всех вызвала баня. Офицеры вопросительно посмотрели на Батю. Тот кивнул мне. Намёк понял. Ребят отправили в часть. Из рядового состава остались мы с Геннадием. Распаренные офицеры расслабились… Батя послал куда-то водителя. Через пару часов офицеры уехали на дежурной машине.   Приехал уазик с семейством Бати. В общем объект был сдан в эксплуатацию с самой высокой оценкой.

Часть 5. Отпуск

Я вернулся в техздание. Начиналась долгожданная работа. Пару раз в неделю на станцию поступало оборудование, упакованное в специальные ящики. Нужно было принимать по описи, отыскивать по проектной пояснительной записке место размещения аппаратуры и разносить её по нужным помещениям. Вскоре должны были подъехать монтажники от заводов изготовителей.

Так за делами наступили Октябрьские праздники. Торжественную часть проводили в актовом зале части в первом техздании. Командир поздравил всех с наступающей годовщиной Великой Октябрьской революции. Все участники строительства были награждены почётными грамотами, некоторые именными часами командира части. Очередь дошла до меня. – Рядовому Чубарову присвоить очередное воинское звание младший сержант! – Служу Советскому союзу – отчеканил я. В зале наступила тишина. Начальник штаба, майор Иванов встал, взял в руки какую-то папку – За успехи в боевой и политической подготовке, высокую самоотдачу, повышенную ответственность… , поощрить младшего сержанта Чубарова отпуском десять суток без времени нахождения в пути, с выездом на родину… Я не ожидал такого поворота… Начальник штаба смотрел на меня выжидательно… Кто-то дёрнул меня за рукав… - Служу Советскому союзу! – отчеканил я. Зал взорвался аплодисментами…

Сборы были недолгими. В финчасти предупредили, что денег сейчас нет. Появятся после праздников. В штабе выписал требование на билет от стан-ции Тюратам до станции Корчино. Перехватил у ребят по принципу: кто сколько может. К штабу подкатил УАЗ. Там уже сидел какой-то рядовой. Пока ехали до станции познакомились. Парень оказался моего призыва. Звали его Сергей Черепанов. Он ехал в отпуск по телеграмме. Что-то случилось с родителями. На станции подошли к кассе. Подали военные билеты и требования. Кассир, внимательно изучив предъявленные документы, вопросительно посмотрела на нас: А доплачивать, кто за вас будет? Мы достали из карманов всё, что было и кучкой подали ей. Она аккуратно, понимая важность момента, разгладила каждую помятую бумажку, разложила по номиналу, пересчитала. Выписала нам билеты. С билетами в окошечке появились наши документы и сдача два рубля сорок копеек. Это всё на дорогу длиною в четверо суток, не считая времени на пересадку на станции Арысь-1, и станции Барнаул. Главное домой, в отпуск, а остальное ерунда! Подошёл поезд Москва – Ташкент. Мы с Сергеем зашли в вагон. Внутри было тепло и идеальная чистота. Проводница проводила нас на наши места. Поезд через пару минут тронулся. За окном замелькали бескрайние просторы пустыни Кызылкум. Толи от тепла, толи от того, что уже ехали, и вся нервотрёпка со сборами осталась где-то там, позади, мы уснули. Проснулись утром следующего дня. В окно вагона светило яркое осеннее солнце, согревая последним теплом. Поезд шёл почти бесшумно, иногда постукивая на редких стыках. Как пояснил нам мужчина – сосед по вагону, на данном участке лежат сварные рельсы.
Заглянула проводница – Мальчики, может чаю? Мы с Сергеем переглянулись. У нас чай бесплатный, добавила она, и поставила на столик пару стаканов крепко заваренного чая. – Сахар размешаете сами. И ушла по своим делам…
К обеду поезд остановился на станции Арысь-1. Мы вышли на перрон. У столба, с болтающемся на ветру фонарём, стоял стол. На столе располагалась большая кастрюля, завёрнутая в ватный халат. Казашка лет тридцати, поднимала по необходимости крышку кастрюли и продавала желающим горячие манты по двенадцать копеек штука. Мы с Сергеем переглянулись. А, была не была. Купили по одному манту, отошли в сторону и не растягивая удовольствия, съели. Хотелось ещё… Но, увы, впереди были ещё трое суток пути. Решили на оставшиеся деньги купить брынзы и буханку серого хлеба. Съешь кусочек солёной брынзы, зажуёшь хлебом, и ходи попивай водичку целый день.

На перрон первого пути подали поезд. Мы с Сергеем поднялись в вагон. К нашему удивлению вагон оказался купейным, старого образца. Полки были деревянными. Всё остальное как во всех аналогичных вагонах. Вагон был пустой. Проводника не было. Разместились согласно мест, указанных в билетах. Минут через тридцать поезд дёрнулся. Послышался лязг сцепок. Медленно, набирая скорость, поезд двинулся в сторону дома, на Север. За окном, залитым каплями осеннего дождя, проплывали какие-то строения, деревья с облетевшей листвой. Кое где стояли верблюды с гордо поднятыми головами, что-то пережевывая, всем видом показывая свою независимость от окружающего. Женщина в старенькой телогрейке, подвязанной верёвкой, с платком на голове, из-под которого выбивались пряди седых волос, вела за верёвку ишака, закруженного обрубками деревьев. Потом это всё исчезло и за окном потянулась унылая от промокшей пожухлой травы степь. Сергей сбросил с верхней полки два матраса с подушками. Мы развернули их на нижних полках. В матрасах оказались шерстяные одеяла. Постельного белья небыло. Проводника тоже. Отопление не работало. Титан был не растоплен.  Достав свои кружки, мы попили воды и легли спать.

Проснулись от того, что кругом было тихо. Поезд стоял на какой-то станции. В вагоне было сумеречно. Вышли в тамбур. К нам сразу подбежали женщины с вёдрами полными яблок: «Купите парни. По рублю ведро». Мы с Сергеем переглянулись: «Мы яблоки не едим. Нам нельзя» «Больные, что-ли?» спросила казашка, удаляясь от нашего вагона. Нам конечно очень хотелось яблок, но к сожалению хотелки были ограничены. Сергей вдруг толкнул меня в плечё: «Смотри!» К нашему вагону бежали с вещами четыре девушки в лётной форме. Две с погонами сержантов и две рядовые. «Мальчики, помогите», попросили они, забрасывая вещи в тамбур. Поезд, дёрнувшись, стал набирать обороты. Девушки разместились в соседнем купе. Стемнело окончательно. Освещение в вагоне было настолько слабым, что в пяти метрах уже сложно было что-то разглядеть. Мы с Сергеем пошли по поезду искать своего проводника. Он оказался в соседнем вагоне. Это был Казах лет сорока пяти – пятидесяти. Он был один на два вагона и о нашем существовании практически не знал. И когда узнал, что нас уже шестеро в соседнем вагоне, изобразил удивление на своём, сморщенном прожитыми годами лице. Молча встал, прошёл с нами в наш вагон. «Белья не будет. За кипятком ходите в соседний вагон, где меня нашли. Свет включу в одном купе. Котёл растоплю один раз за ночь. Дров мало. Уголь дадут в Семипалатинске» - выпалил он на одном дыхании. Свет включил в нашем купе. С котлом долго возился. Кое как растопил. Посмотрел пристально на нас: «Дровишек я вам немного оставлю. Если ночью не уснёте, подкинете» - сказал он и ушёл к себе в вагон.
Сергей взял наши кружки, и как говорится «Куй пока горячо», отправился следом за проводником. Минут через десять у нас на столе стояли две кружки с крепко заваренным чаем. Рядом лежало шесть мелких упаковок сахара. Я достал брынзу и хлеб. Отрезали пару ломтиков брынзы и по куску хлеба. В купе кто-то постучал. Мы не сговариваясь выпалили «Открыто». В дверях стояла светловолосая девушка в лётной форме в звании сержанта: «Мальчики, к вам можно?» И не дожидаясь ответа, зашла в купе. Быстро окинув взглядом наш скромный стол, что-то буркнув про себя, вышла. Через минут пять в купе зашли все четверо. Ставя на стол какие-то пакеты, девушки улыбаясь представились «Света, Наташа, Галя, Нина». Мы тоже не заставили долго себя ждать «Сергей» представился Сергей, «А это Виктор. Служим в одной части. Едем в краткосрочный отпуск на Алтай». «Ну ка убирайте свою брынзу! Будем знакомиться ближе!» Скомандовала Света, которая первой вошла к нам в купе. По-видимому она была старшей. «Я тоже в прошлом году ездила в отпуск по семейным обстоятельствам. У начфина денег не нашлось. Пришлось у девчонок перехватить». Девушки быстро, по хозяйски расстелили свежую газету, нарезали хлеб, сало. Достали варёные яйца. Сбегали помыли помидоры, огурцы, яблоки, груши. На столе появилась фляжка с водкой. Стол получился что надо. Содержимое фляжки решили разделить на пару раз. Сергей разлил, и мы, скрестив кружки над столом, выпили. Приятное тепло опустилось сначала вниз по пищеводу, и потом, медленно стало растекаться по телу. Закусив, как-то смущаясь, а возможно и теряясь в незнании или неумении общения с девушками, мы с Сергеем молча сидели, и улыбаясь как два дурака, смотрели на них. Понять нас в данную минуту мог только парень из нашей части. За полтора года службы это были первые девушки, которых мы видели в живую, видели так близко, что можно было дотронуться рукой, вступить в диалог… Да и их отношение к нам, восприятие и понимание нас с первого взгляда, жеста, и тому подобное, ввели нас в ступор. «Серёга, наливай!» Скомандовала  Света. И мы снова, скрестив кружки, выпили. Сергей вдруг широко улыбнулся, и что-то изобразив, пошутил. Девушки рассмеялись. «Ты всегда такой серьёзный?» Обратилась ко мне Света. «Не всегда» коротко ответил я и улыбнулся. В процессе общения выяснили, что девушки служат связистами на полигоне Капустин Яр, что лётная форму у них на полигоне общепринятая, также как у нас на Байконуре форма артил-леристов. Что едут они в командировку под Семипалатинск, и что Свете и Нине, которая тоже была сержантом, осталось служить как и нам, месяцев шесть. Наташа и Галя прослужили уже по году. Мы поделились с ними обстановкой в вагоне. Мы со Светой пошли подбрасывать дрова в котёл, а Сергей с девушками за кипятком в соседний вагон. Минут через десять, попив чайку, убрав со стола, достали карты. Поскольку игроки мы были ещё те, начали с подкидного дурака. Я вообще в карты играть не умел. Постелив себе чтобы не мешать остальным, забрался на вторую полку, и свесив вниз голову, наблюдал за игрой, пока не надоело. Повернулся на другой бок и уснул чутким сном, предчувствуя что-то необыкновенное в этом всём происходящем.

Нужно сказать о том, что вагон был старого образца и запущен на линию как плацкартный. Судя по широким полкам, в полтора раза шире стандартных, и просторным купе, вагон был когда-то или командирским или спальным.

Проснулся от того, что кто-то обнял меня. Привыкнув за пару минут к темноте, разглядел Светлану. Она, улыбаясь, смотрела мне в глаза. «Ты не возражаешь, если мы вместе, под одним одеялом, переспим эту холодную ночь?» Спросила она. Прижавшись ко мне, положила руку на моё плечё. «Не возражаю» ответил я. Она взяла  меня за руку и провела по своему телу до бедра. Рука сначала ощутила ткань нательной рубахи, под которой выступала упругая девичья грудь, потом рейтузы, обтягивающие бёдра, и остановилась чуть ниже резинки, коснувшись обнажённой ноги. Я замер, а если честно, растерялся. Так близко с девушками я  ещё не был. Целоваться-то ещё не пробовал. Она убрала руку с моей, и шепотом на ухо: «У тебя ещё не было? Ну, этого. Ну, ты понял?». «Нет» - Честно сказал я. «А ты знаешь, у меня тоже. Так, с мальчишками целовались и всё. Я и в армию пошла назло своему бывшему парню. Берегла себя для него. Думала, после свадьбы отдам ему всю себя, до капельки. А он, гад, переспал с моей подружкой. Вот я и решила. А ты как?» Я просунул правую руку ей под шею, притянул к себе: « Я просто до армии увлекался рыбалкой, охотой. По танцам и вечеринкам ходить особо некогда было. Нравилась одна соседская девчонка. Но до армии объясниться не смог. Стеснялся, что-ли. А из армии за полтора года писем с десяток написал и как в пустоту. Ни ответа ни привета». «Бывает» Ответила Света. «У нас в части, девчонка одна писала, писала, а ответа нет. На полигоне какой-то аврал был. Она оказалась в рядах ликвидаторов. Дали отпуск с выездом на родину. Встретила там парня, а он от неё первый раз про письма услышал. Оказалось, что его мать эти письма в печке сжигала. Хотела, чтобы он на другой женился. Сейчас на дембель уехала. Написала, через неделю свадьба». На нижней полке кашлянул Сергей. Похоже, всё купе не спало. Все чего-то ждали. И вдруг все дружно рассмеялись. Аналогичная ситуация была почти у каждого. Напряжение спало. Все заворочались, устраиваясь поудобней. «Давай спать» Предложил я Светлане. И, мы, обнявшись, как брат и сестра, уснули крепким сном.

Проснулся от тишины. В купе было светло. Похоже,  уже наступил день. Внизу напротив меня Светлана расчёсывала свои пышные волосы. Сергея и девушек в купе небыло. Я откинул одеяло и спрыгнул вниз. В купе было холодно. За окном было здание какого-то разъезда, пару каких-то хозяйственных построек. Всё было покрыто снегом. Похоже, ночью проехали горный массив и оказались за северным склоном хребта, названия которого, к сожалению не помню. Надел сапоги, и вышел в тамбур. Проводник высыпал из мешков в ящик уголь. Пытался растопить котёл. Я помог ему. Слабый огонёк начал неуверенно пробиваться сквозь щепки и дрова. Вдруг вспыхнул. В трубе загудело, затрещало. Проводник с облегчением вздохнул. Кинув в топку несколько совков угля, закрыл дверцу и пошёл к себе в вагон. Я вернулся в купе. На столе стояли кружки с горячим чаем, нарезанная брынза, хлеб, остатки от вчерашнего ужина. Поезд дёрнулся, лязгая сцепками, и  набирая скорость, помчался в сторону Семипалатинска.

День прошёл незаметно. Все чем-то занимались, делились впечатлениями, с иронией вспоминали прошедшую ночь. За окном проплывали заснеженные поля, небольшие деревушки с покрытыми снегом крышами. На горизонте просматривались какие-то горы. К вечеру девушки засобирались. Не доезжая Семипалатинска им нужно было выходить к месту своего назначения. Расставаться не хотелось. Поезд потихоньку замедляя ход, скрипя тормозными колодками остановился у какого-то столба с одиноко висящим фонарём. Вокруг столба было шумно. Играла гармошка. Какие-то военные в шинелях с погонами сержантов и пушками в петлицах провожались с девушками. Были люди и постарше. Проводник открыл дверь и в лицо ударил в перемешку со снегом холодный воздух. Опустив площадку, спустился на площадку, заменяющую перрон: «Всё красавицы, приехали! Выходите». Мы с Сергеем помогли девушкам вынести вещи и спустились вниз попрощаться. Светлана вдруг обняла меня и поцеловала в щеку: «Давай. Жаль больше не увидимся» с грустью в голосе сказала она. Потом, взглянув на толпу военных, вдруг об-радовалась: «Пацаны на дембель едут. И нам уже надо начинать готовиться. Ты ко мне приедешь, если не забудешь?» Я не успел ответить. Кто-то их позвал, и девушки направились к стоящему в стороне уазу.

Мы поднялись в вагон. Послышался гудок тепловоза и парни в форме начали грузиться в вагон. Поезд тронулся, и под перестук колёс, набирая скорость, сокращая расстояние до родного дома, помчался вперёд.

«Ух, ты! Пацаны, да тут тоже братва артиллеристы!» Воскликнул заглянувший в купе сержант. «Тоже дембель, или в отпуск?» «В отпуск» в голос ответили с Сергеем. На столе появился жареный гусь, сало, хлеб, самогон. Один из парней достал складной нож и быстро нарезал всего. Лишнее убрали в сумку. Самогон оказался крепким, градусов шестьдесят. Закусили. Потихоньку разговорились. Парни ехали домой на дембель в Красноярский край. В посёлке, недалеко от полустанка, где они сели в вагон, остались их два друга. Местные девушки оказались краше Красноярских. Служили они в артиллерийском полку самыми настоящими артиллеристами. Рост под два метра, в ладони любого из них могла уместиться моя голова шестидесятого размера. Мы с Сергеем сходили за чаем. После самогона и выпитого чая разморило и мы уснули.

Утром у проводника узнали, что ночью проехали Семипалатинск. Через час будет Рубцовск. Часов в пять вечера будем проезжать Алейск. И чем ближе поезд приближался к Алейску, тем сильнее билось сердце. Если выйти в Алейске, то до дома километров девяносто будет. Да и автобус наверное ходит. Пару часов и я дома. А если до Барнаула, то часа три поездом, потом полдня пересадка до станции Корчино, и там километров сорок до дома. Почти сутки. Когда поезд остановился на станции Алейск, я уже стоял в тамбуре с вешьмешком в бушлате, зимней шапке. Серёга и парни вышли меня проводить. Попрощавшись, я вышел из вагона и направился к зданию вокзала. В справочном сказали, что автобус на Мамонтово ушёл полчаса назад. Следующий будет завтра часов в двенадцать. Ко мне подошёл какой-то мужчина: «Можно добраться на попутках. Поднимешься на бугор в сторону Барнаула. Километра два будет. Там дорога прямо идёт на Мамонтово, а на право на Барнаул. Сегодня пятница. День рабочий. Машины из Барнаула на Мамонтово до глубокой ночи будут ходить». «Спасибо» - выпалил я. До сих пор не знаю, или тяга домой и страстное желание увидеть своих близких, или что-то другое двигало мной в ту минуту. Я вышел из здания вокзала и петляя по улицам Алейска, направился в сторону дома. Минут через двадцать я уже был на бугре на перекрёстке Мамонтово – Алейск – Барнаул. Подождав немного, направился пешком. Небольшой морозец, позёмок, стимулировали к интенсивному движению. Местами шёл шагом, местами бежал трусцой. Стемнело. Не помню, сколько километров я осилил. Вдруг далеко за спиной мелькнул свет фар. Потом исчез, и спустя минут десять появился снова, приближаясь ко мне. Поравнявшись со мной, машина остановилась. Это был газик. Дверь кабины открылась и мужской голос спросил: «Тебе куда, солдат?». «В Мамонтово» - ответил я. «Садись. Как раз туда и едем». Я втиснулся в кабину и мы поехали. Проехали Боровское, Барнаульский бор, Костин Лог, и поднявшись на водораздел, там, в дали, за нашим бором я увидел светящуюся вышку. «Что это там, за бором?» « Э паря, да ты давно дома видать не был. Это наш телецентр. У нас уже дома телевидение» хором ответили мужики. Как же я совсем забыл. Мы же летом в 1968 году с пацанами из бригады копали вручную ямы под фундаменты. Как сейчас помню, глубиной метра три и в основании три на три метра. Проехали Покровку, Буканку. Минут через двадцать въехали в Мамонтово. «Тебе куда? Мы в совхозные гаражи». Попрощавшись, я вышел в центре.

Вот она родная улица, наш двенадцатиквартирный дом, из которого полтора года назад я ушёл в армию. В окнах нашей квартиры горел свет. Я остановился. Дома никто не знал, что я еду. Нужно было что-то делать. Пока я думал, ноги принесли меня на второй этаж. Дверь была закрыта неплотно. Тихо открыв дверь, я зашёл в прихожую, поставил на пол вещмешок, повесил на вешалку бушлат и зашёл на кухню. «Всем привет» сказал я. Мать стряпала пельмени. Подняла голову и снова опустила. Потом как-то вздрогнула, медленно поднялась, и сквозь слёзы радости: «Отец, Витя приехал», упала мне в объятья. Из соседней комнаты прибежал младший брат Юрка. Он крепко обнял мою ногу. Ему было годика четыре. На правом плече повис брат Борис. Отец, обнял меня сзади. Так и стояли бы. Да тут в кастрюле закипела вода, и мать отпустила меня. «Как раз вовремя. Сейчас пельмешки сварятся. За стол сядем». Суетилась она. На столе появилась бутылка водки, солёные помидоры, огурцы, капуста приправленная лучком и растительным маслом домашнего отжима. Отец нарезал сала. Юрка залез на плечи. Боря провёл меня в зал и показал телевизор. Изображение было чёрно-белым, не чётким. Рассказал мне, что готовится поступать в политехнический институт на строительный факультет. Минут через десять позвали к столу. Отец разлил по стаканам. Выпили за приезд. Потом ещё пару раз за что-то хорошее. Меня разморило, и я ушёл спать.

Проснулся утром от тишины. Дома никого не было. Суббота. Борис в школе, отец, мать на работе до обеда, Юрка в садике. Умылся. Заглянул на кухню. Перекусил. Собрался. Вместо бушлата надел зимнее пальто с шалевым воротником и вышел на улицу. Солнце было уже высоко. Кругом лежал снег. Направился на площадь к дому культуры. У кинотеатра висела афиша «Укрощение огня». Билетные кассы были открыты. Попросил кассира оставить четыре билета на вечерний сеанс. Прошёлся по улицам, заглянул в магазины в надежде кого-нибудь увидеть. У кинотеатра встретил одноклассницу Любу. Она куда-то спешила и сразу меня не узнала. «Ой, Витя, это ты?» «Да, это я, Витя». Дело в том, что до армии в классе я, Миша и Толя были самым ма-ленькими ростом. А в данный момент я стоял рядом с Любой и она была мне по плечё. Мы разговорились. Я совсем и забыл, что после выпускного прошло уже два с половиной года, что парни или в армии или где-то учатся, как и девушки. Некоторые на работе. И если кого-то ещё можно встретить, то вечером в кино или в клубе.

Вечером мы с отцом и мамой пошли смотреть фильм «Укрощение огня». И чем больше я смотрел этот фильм, тем сильнее распрямлялись мои плечи, тем сильнее распирала гордость за нас, нашу страну. А когда показали эпизод пожара на стартовой площадке и кусочек окружающего пейзажа, я дёрнул отца за рукав. Он посмотрел на меня, и я понял, что он уловил чем-то ему одному известному, мою мысль. Так, не рассекречивая сути, мы поняли друг друга. Ведь это мой отец!

Когда пришли домой, уже сидя за столом на кухне, я сказал отцу, что эпизод пожара в фильме снимали рядом с нашей частью. Что там я и служу. Отцу можно было доверять многое. Он был настоящим офицером пограничником до войны, и, в составе своего погранотряда, принял первый удар, а потом всем подразделением выходили из окружения. И до сорок восьмого года продолжал в лесах Волынщины и Львовщины защищать нашу родину.

Перекусив, засобирался в клуб. Морозец градусов десять пощипывал уши. Форма, да и возраст, не позволяли опустить уши солдатской шапки ушанки. Снежок поскрипывал под сапогами. В свете ночных фонарей кружились редкие снежинки, плавно опускаясь на свежевыпавший снег. На крыльце клуба толпилось несколько человек. Знакомых среди них не было. Зашёл во внутрь. В лицо ударило теплом, запахом смешанного дыма курева и пива. У буфета толпилось несколько человек. По субботам обычно в клубе открывали буфет. В зале кресла и диваны были расставлены вдоль стен. На сцене играл какую-то современную музыку местный инструментальный ансамбль из школьников старших классов и ребят постарше. В центре зала несколько человек бились в конвульсиях, изображая что-то вроде модного тогда, шейка или твиста. Музыка вдруг стихла. Оркестранты положили инструменты на стулья и направились на перекур. Кто-то тронул меня за плечё. Я повернулся. Передо мной стоял, широко улыбаясь, Женька Морозов, мой лучший и наверное единственный друг. Мы с ним учились в одном классе в соседнем районе с первого по пятый. И здесь, в Мамонтово, в шестой класс тоже ходили вместе. А вот по воле судьбы и местного районо, судьба нас развела, и седьмой, восьмой классы мне пришлось заканчивать в другой школе. Правда девятый, десятый классы мы снова учились в одной школе, только в параллельных классах.

Мы обнялись. «Ну ты как?» - спросил я его. – «Потихоньку, Ответил он. – Живу в Барнауле, работаю на заводе. В армию не взяли по зрению. Хотел поступить в институт связи, не прошёл по конкурсу. На заводе работаю в отделении связи. Вся телефония, радио и другое находится в ведении нашего отделения. Ну а ты как? Где служишь?»  Я посмотрел внимательно ему в глаза – «Жень, как видишь, жив, здоров. Служба нормальная. Всего сказать не могу, да и не к чему. Если доживём до подшитых валенок и завалинки,  тогда и услышишь всю правду. Кстати, ты Наташу давно видел?» – «По моему, на прошлые выходные приезжала. Учится в Бийске в педе. А что, какие-то проблемы?» – «Знаешь, за полтора года с десяток писем написал и ни ответа, ни привета. Странно как-то». – «А ты на какой адрес пишешь?» – «На какой, на какой, на домашний,  разумеется, другого у меня нет». – «Ситуацию исправим. Будет у тебя адрес непосредственно её, я обещаю». В это время в клубе появились дружинники, и молодь до семнадцати лет скрылась за дверью Клуба. Парни из ансамбля объявили белый танец и по залу, заполняя укромные места, потекла красивая медленная музыка. Евгения тут же увлекла какая-то девушка. Ко мне из противоположного угла приближалась какая-то симпатяшка. Лицо было сложно определить, так как в зале притушили на время танца свет. Я потихоньку направился к двери и встал за спинами му-жиков. Симпатяшка, пошарив по залу глазами, присела на боковой диван.  Когда закончился танец, я позвал Женьку и передал ему свой адрес. Попрощавшись, ушёл бродить по улицам в тишине медленно падающего снега.

Так незаметно пролетел отпуск. Мне нужно было собираться в часть. Там было дел не впроворот. Отец принёс новую резиновую грелку, налил в неё пять бутылок водки и уложил на свёрнутое бельё, на дно котомки. Сверху положили другое бельё, какую-то еду. –«Пап, у нас там спирту, залейся. Зачем водку такую даль переть?» – «Угостишь ребят. Это из дома. Да и сальца домашнего нарежешь с хлебом домашним». Встряла в разговор мать. «У нас в школе физрук молодой, недавно отслужил, говорит в армии всему домашнему всегда рады. Так что давай, не перечь, вези». Утром отвезли меня на станцию Алейск и оттуда поездом в часть, до станции Тюратам с пересадкой в Алма-Ате и на станции Арысь-1.

Через полтора суток я был в Алма-Ате. До моего поезда было часов шесть и я пошёл побродить по городу. Погода была мерзкая. Сырость, слякоть. Дул какой-то ветер, гнал по небу свинцовые тучи. Иногда между туч пробивалось солнце и сразу становилось тепло. Потом снова наплывали тучи и холодный сырой воздух начинал пробирать до костей. Экзекуции природы мне надоели, и я направился на вокзал. В буфете взял стакан горячего чая с сахаром, беляш. От съеденного и выпитого, стало немного теплее. Вскоре объявили о подходе нужного поезда.

Настоящий современный плацкартный вагон поезда дальнего следования встретил теплом и уютом. Немного послонявшись по вагону, посидев у окна, попил горячего чайку и забравшись на верхнюю полку уснул.

Проснулся на следующий день утром.  Была станция Арысь-1, станция пересадки. Расписание в здании вокзала говорило о том, что поезд, прибытием на станцию Тюратам ранним утром, только один и он относится к поездам местного сообщения, что-то типа электрички. Выходит со станции Арысь-1 в районе обеда и в шестом часу утра прибывает на нужную мне станцию. Я, закомпостировал билет и дождавшись поезда, сел в вагон. Плацкартный вагон был старого образца с деревянными полками. Проводник был один на три вагона. За кипятком приходилось ходить в соседний вагон. Бросив вещмешок на верхнюю полку, я прошёлся по вагону. Вагон был пустой. Стёкла немытых окон размывали пробегающие за окнами пейзажи. Бросив под голову вещмешок, накрывшись бушлатом, уснул. Проснулся от того, что в вагоне послышались голоса. Наверное появились пассажиры. Я сходил с кружкой в соседний вагон за кипятком, а заодно посмотрел краем глаза, что за пассажиры. Через один отсек от меня сидела симпатичная кореянка. В середине вагона подвыпившие казахи, человек пять. В конце вагона, у тамбура, сидели пограничники с собакой. С кружкой кипятка, возвращаясь назад. Заметил какие-то недобрые взгляды сидевших, возбуждённо говоривших между собой, казахов. Кореянка, когда я поравнялся с её отсеком, встала и прошла впереди меня в мой отсек «Можно я с тобой посижу?» спросила она. «Да не вопрос» ответил я и предложил ей половину кипятка. Разговорились. Оказывается, на юге Казахстана проживает много Корейцев, Греков и даже Китайцев. На поливных площадях выращивают рис, просо, занимаются рыборазведением, выращивают овощи, лук, чеснок и многое другое. Так, за разговорам незаметно пролетело время. В проёме в наш отсек появился казах лет двадцати или немного старше. От него несло перегаром и ещё чем-то непонятным. Одет он был в модные тогда брюки клёш. На ногах были остроносые туфли на каблуках. Поверх клетчатой рубахи серый полувер. « Слышь, ты, солдафон, отдай девку нам! А то…» «Что А то?» Спросил я, внутренне возмутившись неожиданной наглостью. «Щас узнаешь» вызывающе сказал он и что-то на казахском языке крикнул своим друзьям. Девушка пересела на мою лавку у окна. Практически, чтобы дотянуться до неё, нужно было перелезть через меня. В проёме появились ещё трое пьяных рож. «Ты наверное хочешь выйти на перегоне? Никогда не летал с поезда? Сам прыгать будешь или выкинуть?». Такого оборота я не ожидал. У парней настрой был серьёзным. Я понял, что ситуация не в мою пользу. Нутром чувствовал, что это всё, конец. В памяти прорезались воспоминания, как говорил двоюродный брат : «Дерись не просто, дерись за свою жизнь. Другой не будет!» И вдруг во мне закипела злость. Я встал. Отдал бушлат кореянке: «Не волнуйся, скоро вернусь», и направился к тамбуру, у которого сидели пограничники. Казахи, разжигая в себе злость, шли сзади, подталкивая меня. Я уже приготовился, первого рывком головой о дверь соседнего вагона, второго ударом в голову правой рукой, в ладони которой зажал для утяжеления пятак, а дальше как будет так и будет. Проходя мимо пограничников, увидел, как собака, подняв морду, рыкнула. Мой взгляд встретился со взглядом пограничника. Резко открыв дверь в тамбур, сделал шаг в сторону и повернулся перехватить первого за грудки. Но за спиной никого не было. Я вернулся в вагон. В соседнем от пограничников отсеке шла работа по нейтрализации пьяных казахов. «Помочь?» Спросил я «Нет» коротко ответил старший наряда. «Они на следующей выходят. Их там уже ждут». Я вернулся на своё место. На столе лежала записка с одним словом «Спасибо».

Через пару часов я уже стоял на перроне станции Тюратам и искал попутную машину добраться до части. Погода была промозглая. Моросил мелкий дождь. Напротив вокзала стоял Уазик. Водитель в форме рядового кого-то поджидал. Подошёл: «Куда едешь?» - «Жду ребят из отпуска. А так на сорок третью. Сейчас подойдут». – «Возьмёшь?» - «Садись. Места хватит». Подошли два сержанта. Одного из них я знал. Служил он в соседней части связистом. Поздоровались и двинулись в путь. Через час были на месте. Попрощавшись с ребятами, взял свои вещи и направился в часть.

Часть 6. Пополнение

После утреннего развода доложил командиру о своём возвращении из отпуска. Передал ему подарок от родителей – сало алтайское сухого посола. Обменялись рукопожатиями. «Перебирайся в техздание совсем. Работы много. После обеда познакомлю с монтажниками и пополнением». Монтажники были от завода изготовителя оборудования и специализированного предприятия. Трое молодых мужчин и две молодые женщины. В процессе знакомства определили круг обязанностей, набросали график работ. В крайней комнате по срокам монтажа оборудовали что-то подобие кухни-столовой, комнаты отдыха. Поставили телевизор, электроплиту, пару диванов, кресла, столы, стулья. Комнату для ночлега монтажники оборудовали сами. Часам к трём появились бойцы пополнения. Ребята были из разных частей полигона. Один ефрейтор был моего призыва. Звали ефрейтора Павел. Он оказался ещё и земляком из Барнаула с Горы. Меня в штабе предупредили, что ни одна часть лучших не отдаст. Это я почувствовал при первом построении. Команду «Равняйсь, смирно», строевую и многое другое выполняли с какой-то, слегка нагловатой, неохотой. Пришлось параллельно с работой в техздании, плотно заняться строевой, физической подготовкой, изучением уставов, и приобретением других, необходимых бойцу, навыков. Через пару недель все без исключения выполняли норматив ВСК на второй разряд, а по строевой, знаниям уставов были не хуже курсантов школы младших специалистов, которую я закончил. Наверное сказалось то, что парни были не новобранцы, и то, что с утра до вечера занимались коллективным трудом по прокладке кабелей и установке оборудования.

К новому году по монтажным лоткам, колодцам и кронштейнам были про-ложены, прозвонены и промаркированы все кабеля. В залах установлено и закреплено основное оборудование. На здании станции «Орбита» была смонтирована и прокручена тарелка антенны. В самом здании установлены основные стойки ведения и приёма телеметрической информации. Проброшены кабеля между основным зданием и зданием «Орбиты». Практически всё было готово к монтажу и пусконаладочным работам. Гражданские улетели на несколько дней домой встречать новый, одна тысяча девятьсот семьдесят первый год.

В солдатской столовой установили ёлку. Нарядили игрушками, раскрашенными лампочками, самоделками. Получилось нарядно и празднично. На столах в предновогодний ужин и первого января для всех лежали конфеты, печенье, яблоки. Одним словом, праздник удался. Единственно, погода подкачала. В новогоднюю ночь вместо минусовой температуры и снега, было тепло, и шёл дождь.

Второго января, после утреннего развода, мы продолжили работу в техздании и на станции «Орбита». К концу недели вернулись специалисты. А ещё через неделю в нашем отделении появились молодые лейтенанты, которые с первых дней сразу включились в работу. Прозванивали кабеля, распаивали. Прокручивали оборудование в холостую, поэлементно, по отдельным конструктивам и комплекса в целом. Работа была неспешная, кропотливая. Наша задача была обеспечить нормальные условия работы. Помогали передвигать оборудование для оптимизации его работы, вскрывали, закрывали каналы, просматривали плети кабелей и многое другое. В комнате отдыха постоянно должен был быть горячий чай, кофе. Любой монтажник или офицер могли в любое время зайти, выпить чего-нибудь и снова в работу.

С появлением офицеров, у нас появилось больше времени на боевую и политическую подготовку. Отделение стало сплочённее, дружнее. Практически в марте мы уже могли вступить в соревнование по боевой подготовке с любым отделением части. С одного призыва было двое, я и Павел из Барнаула. Все остальные были разных призывов. Среди них выделялся рядовой Соловьёв, родом из Москвы. Парень был физически и умственно сильнее остальных Трудолюбив, исполнителен. Любое поручение выполнял на совесть. Если что-то было не понятно, не стеснялся, спрашивал. Посоветовавшись с командиром, начал в его лице готовить себе замену.

Как-то вечером в курилке, как обычно разговор ни о чём, Соловьёв вдруг спросил – «А Вы товарищ младший сержант, говорят на баяне музицируете?» – «Немного» – Ответил я. – «А что себе на дембель готовите? Я знаю, там пепельницу из панциря черепахи, браслет из скорпиончиков, залитых в эпоксидку, и всякую другую мелочь. А хотите электрогитару настоящую своими руками на дембель? У нас столько всяких радиодеталей и других комплектующих, что можно космический корабль собрать». – «Было бы не плохо, только смогу ли я? Там же наверное нужно какие-то размеры, соотношения, сам принцип…» - «Ерунда. Я вам помогу. Начнём с грифа, ладов и колок. Бронзовые пластинки в третьем зале на подоконнике валяются, колки, если в гарнизоне по каптёркам пробежаться, то наверняка разбитая гитара найдётся. Остаётся только гриф. Гриф можно из берёзы, многослойной фанеры, а лучше из бука или дуба. Корпус из фанеры. Звукосниматели из напильников. Предварительные усилители, фильтра сами спаяем. Струны офицерам закажем. Из Ленинска привезут». И тут я понял, на сколько плохо знал Соловьёва. Ведь это возможно единственная или может одна из немногих такого уровня память о службе в армии сделанная своими руками. И я согласился. Главное зацепиться и стартануть, а там, как в народе говорят, война план даст. Уже через неделю в техздании в моей комнате лежал буковый реквизит, пару наборов колок от разбитых гитар, бронза на лады и у кого-то из ребят в соседней части, взятая на время настоящая электрогитара для образца. Сначала по размерам изготовили гриф из бука, пропилили и посадили на эпоксидку бронзовые пластинки – лады. Выровняв лады, и отполировав гриф, прикрутили колки. Из сантиметровой фанеры выпилил заготовку внутренней части гитары, предусмотрев пустоты для размещения звукоснимателей, фильтров, предварительного усилителя и другого необходимого оборудования. Из трёхслойной берёзовой фанеры выпилил дно и верхнюю часть корпуса гитары. Верхнюю часть приклеил эпоксидной смолой к внутренней части гитары. Дно прихватил временно мелкими гвоздями. После нескольких приёмов отшлифовал корпус. Из пульверизатора для одеколона, медицинского шланга и автомобильной камеры, изготовили краскопульт. Прозрачной нитроэмали в части было достаточно. Добавляй любой пигмент или смешивай с нитрокраской и получишь нужный тебе цвет. Покрасив корпус на несколько слоёв нитроэмалью малинового цвета, просушили в течении недели до полного высыхания и отполировали сукном с пастой гоя. Гитара почти не отличалась от фабричной. В автомастерских нашли плоский напильник. Отожгли его в столовской печи. Выпилили ножовкой по металлу нужного размера заготовку, закалили, и посчитав сколько необходимо намотать проволоки на катушку, приступили к изготовлению звукоснимателя.

Так не торопясь, между службой и другими делами на свет появилась электрогитара, мало чем отличающаяся от фабричной. Была одна проблема – я на гитаре не умел играть. Потом появилась пепельница из черепахи и пара ручек собственного производства. В местном гарнизонном магазине купил небольшой чемодан, и полный комплект гражданской одежды на лето. Как-то командир остановил меня в коридоре: «Ты домой поедешь после службы или в части останешься? Смотри, новое перспективное оборудование. В Ленинске есть филиал от московского авиационного института. Поступишь на вечернее отделение. Прослужишь шесть месяцев и в полноценный отпуск в любую точку Союза за счёт министерства обороны. После третьего курса получишь должность в части или перейдёшь в монтажно-испытательный корпус изделия собирать». «Я подумаю», ответил я.

Через пару недель командир пригласил к себе в кабинет. «Садись Виктор, говорить будем. Ты подумал?» «Да. Домой поеду. А там видно будет» ответил я. «Я так и думал. Ничего, это возможно, более лучший, для тебя вариант. В углу возьмёшь мешок. Я тебе там приготовил на дембель кое-что. Помню, ты как-то говорил, что парадная форма тебе ни к чему. А это тебе и домой доехать, да и в хозяйстве потом пригодится. Насчёт остального там плёнки, резака, радиодеталей не беспокойся. Не трать время. Я уже этот вопрос решил. Занимайся людьми, оборудованием. Не забудь, когда будешь уезжать, зайти попрощаться».

В мешке лежала офицерская полевая полушерстяная форма, состоящая из гимнастёрки и брюк галифе, яловые сапоги, пара комплектов портянок, за-щитного цвета погоны и метра полтора красной тесьмы на лычки. Всё было новое, моего размера с небольшим запасом на вырост. Был конец апреля одна тысяча девятьсот семьдесят первого года. У меня практически всё готово было к демобилизации.

Прокрутили в холостую всё оборудование в комплексе с антенной. Пару раз отработали по изделиям, которые собирались в монтажно-испытательных комплексах полигона. Всё было готово к сдаче объекта Государственной комиссии и вводу в эксплуатацию. В середине мая на объект прибыла Государственная комиссия. В составе были генералы, адмиралы, офицеры от капитана до полковника. Комиссия изучила документы пробных испытаний, холостых прокруток. Члены комиссии осмотрели оборудование, здание изнутри, снаружи. Поднялись на крышу здания антенны станции «Орбита». Было тепло. Лёгкий ветерок освежал стоящих на площадке. Рядовой Соловьёв с товарищем, в белых куртках, взятых на прокат в столовой, разлили по пиалам, стоящим на импровизированном столе, зелёный чай. Между офицерами завязалась непринуждённая беседа. Видно по роду деятельности, не часто им до-водилось вот так собираться вместе. Говорили о каких-то удачных и не удачных пусках Американцев. О перспективности развития отрасли, о разном. Кто-то из наших офицеров предложил пройти в техздание на фуршет. Члены комиссии, не спеша спустились вниз, продолжая непринуждённо беседовать, прошли в техздание. Кто-то спросил: «Кормить будут?» «Да, конечно» - ответил командир части подполковник Горбунов, «Сейчас акты ввода подпишем, чтобы потом не отвлекаться, и приступим к трапезе». У многих членов комиссии посветлели лица. «А что, мужики, вполне разумно. Надо подписать. У кого-то есть предложения, пожелания? Предложений нет!» Произнёс председатель Государственной комиссии. Все чинно расселись за сдвинутыми столами и начали визировать акт ввода объекта в эксплуатацию. Закончив процедуру, все встали и перешли в соседний зал.

Для удобства общения столы стояли буквой П, так, чтобы все могли видеть друг друга. Да и обслуживать так было удобнее. В основании буквы П стоял стол, параллельно верхней перекладине, с обеих сторон были оставлены проходы. За этим столом сел председатель комиссии, в звании генерал-лейтенанта, главный конструктор, генерал-майор и адмирал. Офицеры расселись за основным столом. Бойцы из нашего отделения в белых куртках обслуживали членов комиссии и приглашенных гостей.Один из старших офицеров предложил наполнить стаканы. Председатель комиссии встал, держа в руке стакан с коньяком. Следом за ним встали офицеры. «Товарищи офицеры! Сегодня мы подписали исторический документ, документ, который является очередной победой в освоении военных и космических технологий! Сегодня мы приступили к качественно новому решению поставленных Партией и Правительством задач в повышении обороноспособности и освоения космоса. Ура!» Прозвучало троекратное Ура. После нескольких тостов уже никто никого не слушал. Кто-то запел песню. Многие подхватили. Через пару часов все как по команде встали и вышли из здания на крыльцо. Перекурив, попрощавшись, разъехались по своим делам. Наши офицеры тоже ушли на мотовоз.

Часть 7. Дембель

Дня через два, после развода, меня пригласили в штаб части. Там зачитали приказ о присвоении мне воинского звания сержант, и приказ о моей демобилизации. Выдали денежное довольствие, требование на билет в плацкартном вагоне. Сообщили, что командирский уазик повезёт нас на станцию в двенадцать часов. Расписавшись в книге приказов, вышел на крыльцо штаба. Сердце билось в непонятном до этого момента ритме. Душа пела. Вот он, долгожданный дембель! Быстрым шагом направился к техзданию. Зашёл в помещение, где находились мои вещи. Достал погоны, красные лычки. Достал клей БФ. Аккуратно обернул каждый погон лычками и приклеил их с внутренней стороны клеем. Начистил сапоги до блеска. Одел форму, сапоги, фуражку. Посмотрел в зеркало. Да, вид был респектабельный. Настоящий боец Красной Армии! Вышел в коридор. В коридоре было пусто. Постучал в кабинет своего командира. «Входи» послышалось из-за двери. Я зашёл в кабинет. Майор Курушин встал из-за стола. Я доложил: «Товарищ майор! Сержант Чубаров, по поводу демобилизации, прибыл попрощаться!» Командир крепко пожал мне руку: «Не забывай там, на гражданке традиции нашего отдела, нашей части. Искренне желаю, чтобы у тебя всё получилось. Там на вокзале открой окно в вагоне, в котором поедете домой. Всё как обещал. Иди, там тебя твои бойцы ждут. Я вышел из кабинета. Забрал дембельский чемодан, электрогитару и вышел на крыльцо.  До отправления уазика оставалось минут сорок. Бойцы сидели в курилке. Увидев меня, Соловьёв вскочил: «Встать, смирно, равнение на середину», Приложив руку к панаме, чеканя шаг, подошёл ко мне. Я, одев фуражку, приложив руку к козырьку, вытянулся по стойке Смирно. «Товарищ сержант! Отделение для проводов вас на дембель построено!» «Вольно», отдал команду я. Попрощавшись с каждым бойцом, взял в руки чемодан, гитару и направился к выходу на основную дорожку, которая вела через плац к штабу. «Товарищ сержант» - обратился ко мне Соловьёв, «Можно вас попросить зайти на пару минут на трибуну?» «Да, конечно», сам того не ожидая от себя, ответил я. Оставив внизу чемодан и гитару, поднялся на трибуну. «Отделение! В колонну по три становись! Равняйсь, смирно! Шагом марш. Запевай!» И они запели, запели так, что комок к  горлу… Приложив руку к козырьку, вытянувшись по стойке смирно, я стоял на трибуне. Мимо меня проходили парни, с которыми меня свела судьба. С которыми, не смотря на короткий срок совместной службы, успел подружиться. И пели они одну из любимых моих строевых песен:

Пускай ты нынче не в строю,
Но под одеждой штатскою
Везде и всюду узнаю
Я выправку солдатскую.
И пусть не носишь ты давно
Армейский свой наряд,
Но люди все же говорят:
«Солдат — всегда солдат».
«Равнение на лево!» скомандовал Соловьёв, когда парни поравнялись с трибуной. Парни, закончив песню, ушли в техздание. Я с чемоданом и гитарой направился к уазику. Там уже стояли ещё трое дембелей, ожидая посадки. Уазик  медленно проехал мимо столовой, казармы, в конце гарнизона свернул на лево, и, выехав на бетонку, помчал нас на станцию Тюратам. 

На оформление билетов в кассе ушло несколько минут. Нам дали билеты в отдельном отсеке плацкартного мягкого вагона. До прибытия поезда оставалось минут пять. Солнце было уже в зените. Жара стояла неимоверная. На перроне ни одной души. В тени под козырьком крыши стоял какой-то лейтенант с таким же чемоданом как у меня, сильно похожий на лейтенанта из нашего отделения. По громкой связи сообщили о прибытии поезда на первый путь. Через пару минут поезд стоял перед нами. Проводники открыли двери и мы вошли в вагон. Прохладный, кондиционированный воздух медленно снимал с нас накал уличной жары.

Мы прошли в свой отсек. Заняли полки и стали переодеваться в трико. В окно постучали. Николай, нажав какие-то рычажки, опустил вагонное окно. В окне появился лейтенант: «Виктор, возьми. Откроешь после станции Арысь». Сунул мне в руки чемодан и исчез.

Поезд тронулся, и быстро набирая скорость, помчал нас в сторону дома, с каждой минутой сокращая путь.

На следующий день, часа в четыре утра прибыли на станцию Арысь-1. Нужно было делать пересадку. Вышли на перрон. Свежий воздух, лёгкий ветерок быстро привели нас в чувства. Закомпостировали билеты. Нам повезло. Поезд Ташкент-Новосибирск прибывал на станцию через сорок минут. В буфете купили каких-то булочек, лимонаду, пива. Съели по паре мантов. Сели в подошедший поезд, который нас прямиком должен доставить до Барнаула. Вагон был плацкартный, без кондиционера, с деревянными полками, обтянутыми дерматином. Проводник был узбек, лет тридцати. Собрав наши билеты, принёс постельное бельё. Рассказал правила пользования вагонным оборудованием. К нашему удивлению, у него оказался зелёный чай и мы ему заказали по стакану. Когда поезд тронулся, я открыл второй чемодан. Там лежали две дутые фляжки спирта, круглая металлическая коробка, обмотанная изолентой по стыку, с фотоплёнкой. Вторая круглая металлическая коробка была магнитофонной плёнкой, шириной тридцать пять миллиметров. Лежал са-модельный резак для магнитофонной плёнки. Пару банок армейской тушенки, грамм по девятьсот каждая, пачка зелёного чая и ещё что-то, уже не помню. Положил на стол одну фляжку, банку тушёнки. Остальное закинул на верхнюю полку. Парням сказал, что оставил угостить родных.

На столе появились булочки, лимонад, стаканы. Открыли тушёнку. Разлили по стаканам спирт грамм по тридцать. Скрестили над столом стаканы, и наконец-то, выпили за дембель. Немного погодя выпили ещё по чуть-чуть. Остальное решили оставить на завтра. Кто полез спать на верхнюю полку, кто ушел в тамбур. Я смотрел в окно на проходящие мимо пейзажи. Казалось, что поезд идёт медленно. Хотелось, чтобы процесс проходил быстрее.

К концу вторых суток, вечером, поезд остановился на каком-то полустанке. В вагон загрузились человек пять сержантов, под два метра ростом каждый. На них была парадная форма, чёрные погоны и пушки. Наверное артиллеристы. Поскольку мы были в чёрных хлопчатобумажных трикотажных спортивных костюмах, да и ростом поменьше, интереса для них не представляли.

Ночью проехали Семипалатинск. Утром, часов в десять поезд остановился в Рубцовске. Нам необходимо было пополнить свои запасы. Да и мы уже были на территории Алтайского края. Почти дома. Одели форму и вышли на перрон. Пацаны, артиллеристы, которые сели в поезд вчера, с удивлением смотрели на нас: «Парни, так вы тоже на дембель? Откуда?» - «Из Среднеазиатского военного округа» ответили мы. Затарившись всем необходимым, сели в вагон и двинули дальше.

Чем ближе поезд приближался к Алейску, тем сильнее я утверждался в мысли, что нужно выходить в Алейске. Ехать до Барнаула, там неизвестно, сколько ждать поезда до станции Корчино. Это терять почти полтора суток. Проводник сообщил, что скоро станция Алейск, поезд стоит пять минут. Я быстро собрался. Содержимое двух чемоданов уплотнил в один, захватил гитару. Попрощался с ребятами, и как только проводник открыл дверь вагона, спрыгнул на перрон. В ларьке «Союзпечать» уточнил где находится остановка автобусов, и направился сразу туда. Мне сказали, что автобусов сегодня в сторону Мамонтово не будет. Я не дожидаясь когда солнце сядет, снял ремень, пропустил через ручку чемодана, перекинул ремень через плечё, передвинув чемодан на спину, гитару, взяв рукой за гриф, положил на плечё, двинул пешком. По мосту перешёл речку Горевку, поднялся на бугор. Машин не было. Была пятница, и все уже отдыхали. И я двинулся в перёд. Где трусцой, где шагом, часа за три продвинулся более чем на двадцать километров. Из-за лесополосы выскочил мотоцикл типа ИЖ. Мужик притормозил: «Служивый, куда путь держишь? К мамке домой?» - «А ты догадливый» ответил ему я. «Садись, подброшу километров десять» Я сел на заднее сиденье и мы помчались в сторону Мохового. Мотоцикл вдруг остановился: «Уточни, куда идёшь?» «Домой, в Мамонтово». «Ладно, до перешейка подброшу, а там как повезёт. Мост паводком снесло. До темна дежурит Кировец. Людей и всё остальное через протоку перевозит». В сумерках подъехали к протоке. На берегу стоял Кировец. Уже укладывал троса. Наверное собирался домой: «Парень, тебе куда?» спросил тракторист. «Мне в Мамонтово» - ответил я. «Садись, довезу до Костина Лога, а там до Покровки рукой подать». Я распрощался с мотоциклистом и залез в кабину трактора: В Костином дружок у меня живёт. Вместе в учебке служили. Владимир Неклюдов» « А, Вовка. Так он уже дома. К свадьбе готовится. В следующие выходные свадьбу будем гулять» - Широко улыбаясь ответил тракторист. Так за разговорами, мы заехали в село. Трактор остановился у одного из домов: «Вовкина мать здесь живёт. Свет вон в окне горит. Не спит ещё». Я вылез из трактора, спустился на землю. Тракторист подал мне мой чемодан, гитару, и газанув, поехал в другой конец села.

Постучал в дверь. Она оказалась незакрытой. Вошёл в избу. Под потолком тускло горела электрическая лампочка. Дома похоже никого не было. Поставив вещи, присел на голбчик. Вдруг дверь отварилась, и на пороге вырос Вовка. Широко улыбаясь, он крепко сжал мою руку. Рывком поднял меня с голбчика. Мы обнялись. В дверях появилась женщина. «Мам, это Виктор, я тебе про него рассказывал. Накорми и спать уложи до утра. Он завтра в Мамонтово домой поедет». Мы с ним присели за столом. Он мне рассказал, что утром, в половине шестого от молоканки отходить колёсный трактор с прицепом. Везёт полевыми дорогами молоко в бидонах в Мамонтово на маслосырзавод. Рассказал о предстоящей свадьбе. Извинился, что не может со мной остаться. Невеста ждёт. И убежал.

Утром, следующего дня, я сидел на скамейке в прицепе среди бидонов с молоком, и ехал полевыми дорогами в сторону Мамонтово.

Через пару часов трактор остановился у маслосырзавода. Забрав свои вещи, попрощавшись с трактористом,  направился в сторону дома. Ноги несли меня сами по себе. Вот он, двор, подъезд, лестница на второй этаж. Ключ под ковриком. Открыл дверь. Дома никого не было. Да почему они должны быть дома? Я никого не предупреждал. В кухне, за батареей нашёл монтировку. Закрыл квартиру. Спустился вниз, к гаражу. В щель увидел, что мотоцикл стоит на месте. Сзади раздался знакомый женский голос: «Ой, Витя… Ты это или не ты? Прямо такой бравый стал» восхищалась соседка. «Лидия Михайловна, а вы случайно не знаете где родители?» спросил я. «Не знаю. Говорили, что поедут помогать картошку садить в деревню. Машина за ними заезжала, типа автолавки». Я примерно понял, где это. Вырвал монтировкой пробой, открыл ворота и выкатил на улицу отцовского мотоцикла. Проверил бензин, масло. Нажал на сигнал. Закрыл ворота. Завёл мотоцикл и напрямки, через площадь, через дамбу, бор, Шаравино, Островное, Погореловка… За Погореловкой (ныне Шипуново), на бугре в клубах пыли увидел автолавку. С ходу разминулись. Автолавка остановилась. Начала сдавать назад. Я развернулся и подъехал к автолавке. Валентин, двоюродный брат, обнял меня. Открыл заднюю дверь: «Все на выход».Первым выпрыгнул брат Борис, за ним младший Юрка, потом отец. Он из темноты будки никак не мог разглядеть меня. Немного погодя выбралась из кабины мать. Вся семья в сборе! Можно ехать домой. Было двадцать второе мая одна тысяча девятьсот семьдесят первого года.

В понедельник, двадцать четвёртого мая, встал на учёт в военкомате, и после обеда устроился на кабельный участок электромонтёром по необслуживаемым усилительным пунктам Правительственной связи. Ещё пройден один из этапов жизненного пути. Начиналась новая жизнь. Но об этом в следующий раз.