Прямой на восток

«Подумать только…» – говорил себе Сашка Иноземцев, разглядывая бронзовую стелу на Ярославском вокзале, состоящую   из плиты и столба, на котором был установлен указатель «Нулевой километр». В квадратном основании под столбом, значилась таблица с выгравированной надписью «ТРАНССИБ».
  Он обошёл стелу и увидел с другой стороны вожделенные цифры, взглянув на них не то с испугом, не то с радостью. Девять тысяч девятьсот двадцать восемь километров с невозмутимой гордостью несла свой транспарант таблица. Сашка несколько раз повторил эту цифру, желая, видимо, удостовериться в ее правдивости.

 «Вот как», - думал он, делая шаг назад ближе к основанию, – «здесь ноль, а здесь», – сделав длинный шаг вперед, - «первый метр из девяти тысяч».
Впечатленный сим открытием, он закрыл глаза и улыбнулся неизвестности путешествия, которое ждало его впереди и манило своими открытиями. 
«Как долго, - думал он, – я хотел проехать эти километры по своей огромной стране, начать свое путешествие в Европе, а закончить в Азии. Выехать из столицы нашей страны Москвы, а закончить в славном портовом городе Владивостоке». «Пересечь часовые пояса, регионы», – продолжал перебирать Сашка новизну открытий, давно запланированного путешествия. Бросив осмелевший взгляд на столб, он мысленно попрощался с ним, и добавил вслух: «До встречи во Владивостоке…».
Подхватив свой рюкзак, он бодро зашагал по направлению стоянки состава. Первое июньское солнце, словно очнувшись от весенней спячки, хорохорилось, пробуя свои силы и, поддерживаемое небом, разогнавшим все облака, плавило остатки сомнений поздней весны, сдружившейся с холодными дождями и позабывшей свое место в календаре. Было 12 часов дня, состав только подали на перрон. Сашка решил пройти вдоль состава и осмотреть махину, способную поглощать километры пути.
 
Подойдя к своему вагону, он достал документы и стал разглядывать людей, садящихся в вагон, пытаясь угадать своих попутчиков. Проводницы без устали проверяли документы и расступались перед исчезающими в чреве поезда людьми. Заглотившее Сашку черное нутро вагона, толкало его вперед, вдоль проема, к светлым квадратам окон. Зайдя в свое купе, он до конца осознал, что это тесное пространство его ближайший дом на семь дней.  Мысль о предстоящей поездке полностью занимала и волновала его. Он присел на полку дивана и, пользуясь одиночеством, улыбался себе считая минуты до отправления. Переведя взгляд на окно, он увидел картины, которые будут проплывать в нем – равнины центральной России, горы Урала, чистые как слезы реки и озера Сибири. Воображение рисовало такие виды и приключения, что он даже зажмурил свои голубые, и немного наивные глаза. Вообще, всем своим внешним видом он походил на путешественника-авантюриста, которому ровным счетом нечего не станет собраться на край Земли на спор.
Это был высокий крепко сложенный человек, который излучал глазами простоту и добро и, поэтому, казался меньше чем он есть на самом деле. Внушительный бас его голоса, не производил должного впечатления из-за того, что он все время старался говорить тихо.
Характер его был мягкий, но не податливый. Веснушки, в хаотичном порядке рассыпавшиеся по его слегка округлому лицу, с носом картошкой, большим и широким лбом, говорили о его добродушии. Движения его, были   спокойные и выверенные.
 Дверь купе распахнулась, впустив пожилую пару, прервав, и выведя Сашку из раздумий. Вошедшие сухонькие старики были одинаково бодры на движения и поддержку друг друга, Сашка легко помог им с багажом.
«Давайте знакомиться!», – сказал дедуля, похожий своей седой бородой на старика Хоттабыча из одноименной сказки, и протянул руку Сашке.



– Александр Иноземцев. – сказал Сашка и пожал еще крепкую руку старика.
– Василий Яковлевич, и Анастасия Сергеевна Радужные. – сказал старик и посмотрел внимательно на Сашку поверх очков.
– Рад знакомству! – искренне проговорил Сашка, вспоминая своих прародителей, которых очень любил.
Стук тяжелых сапог и прерывистое дыхание, обратили всеобщее   внимание на тяжело ввалившегося в купе солдата.
– Фуф, еле успел! – говоря то ли себе то ли в пустоту, произнес юноша определенного возраста, – Вовремя нагнал. – продолжал он, скорее для самоуспокоения, чем для окружающих.
Придя в себя, он начал осматриваться. Легкая краска смущения пунцового цвета   стала заливать его лицо, никак не уживаясь   со строгим зеленым камуфляжем солдатской формы.
– Денис. – выдавил из себя нарушитель спокойствия открыто улыбаясь.
Гудок поезда   и, забежавшая проверить документы, проводница известили, что поезд отбывает с вокзала. Сашка бросил прощальный взгляд на, успевшее затянуться черными тучами, Московское небо и сказал почти вслух: «До встречи Москва!»
Вагон начало плавно покачивать, пассажиры, познакомившись, уселись за квадратный столик пить чай. По негласным правилам вагонного этикета, принятого в купе российских поездов, совместное чаепитие сближало еще совсем недавно незнакомых людей, выводило их на совместные откровения, и участливое отношение к общим беседам. Застучали ложки в граненых стаканах, утонувших в серебряных подстаканниках с надписями: «Владивосток». На столе появился солдатский сухпаек, Ярославские баранки и прочие продукты. 
– Мы вот, внука в университет проводили учиться. – сказал Василий Яковлевич, просияв и переглянувшись с женой.
– Да, – не без гордости ответила Анастасия Сергеевна, – будет врачом.
Они казались поразительно похожими во всем, у обоих были глаза со счастливым отражением совместно прожитой жизни, в которых еще светились надежды друг на друга, и внука, который став врачом еще не раз осведомится об их здоровье.
– А сейчас домой едем, в Ярославль, – продолжал Василий Яковлевич, и тут же с интересом спросил у Сашки – ты был в Ярославле?
– Нет, не был – ответил Сашка, – я во Владик еду, хочу нашу страну пересечь, душу России через пространство и людей увидеть. Казалось, он сам воодушевился, зараженный своей идеей.
Колеса состава легко и ритмично отбивали километры пути, следующим пунктом остановки был город Ярославль. Проплывающие в окне нестройными рядами поля, леса и реки, не хотели заканчиваться. Не иначе, как хотели показать всю свою красоту.
– А я к девушке своей, в Киров, на побывку еду. – сказал успокоившийся Денис, – Полгода не видел.Последнюю фразу он произнес сдавленно и тут же вновь смутился.
Это был еще подросток, не до конца распробовавший вкус солдатских будней: тонкая шея, в широком не по размеру вороте солдатской гимнастерки, острые локти и колени, выпирающие из-под ткани, голос, в котором ребяческие нотки смешивались с твердым окриком солдата, и уверенность, которая формировалась в его взгляде под натиском взрослой жизни.
– Ждет любимая, – продолжал он, безоговорочно веря своим словам и запивая баранки сладким чаем.
– Из какого ты города? – Спросил его Сашка.
– Из Санкт Петербурга. – ответил Денис.
– Культурный значит, – оценил Cашка, – я жил в северной столице.  Это целый музей под открытым небом, только холодно там.
Сашка невольно поежился.
– А в Москве чем вы занимались, Александр? –¬¬ вежливо спросил Василий Яковлевич и посмотрел Сашке в глаза по-отцовски заботливым взглядом.
– Сердце России изучал, – ответил Сашка, – ведь это так интересно, каждый наш град, за душу берет, своей историей, людьми, обычаями и ритмом. А по Транссибу, я давно хотел проехать. На своей оболочке эти девять тысяч километров прочувствовать и во Владике привет железному столбу передать, от его брата Московского.
Поезд стал замедляться и остановился. Впереди была стоянка. Все в купе потянулись на выход размять ноги и подышать воздухом. На перроне уличные продавцы толкались и галдели, сражаясь за каждого покупателя. Копченая рыба, нанизанная на кольца, сбивала с ног своим густым и проникающим ароматом, уплывая из бойких рук продавцов, в хваткие руки пассажиров, смакующих ее жирные плавники и хвосты голодными взглядами. У каждого выхода из вагона собралась своя небольшая ярмарка выходного дня. Чего только не продавали на перроне: моченые яблоки с глянцевыми боками, соленья и варенья разных цветов, красных и пялящихся своими неподвижными глазами-точками, выставочных раков.  Торговали и, непонятно откуда взявшимися в начале лета, сезонными ягодами.

Толстые, откормленные пассажирами, уличные псы вяло взирали на происходящую сумятицу и интересовались окружающим только тогда, когда рядом, брошенное сердобольным пассажиром, падало что-то съедобное. С трудом оторвав нижнюю свою часть от земли, они подходили к еде и нехотя пробовали ее на вкус, постепенно с важной ленью поглощая, заслуженные своим бродячим положением, куски еды.  Даже птицы приковали себя к проводам столбов, и выискивали в маленьких пространствах, незаметные маленькие крошки, бесстрашно пикируя за ними, в надежде опередить собратьев. Особенно преуспели в этом голуби, до того избалованные человеческим участием и рутинностью однообразных событий, что пробегая   эстафету между ног людей, успевали поклевывать собачьи куски, смотря на все бесстрашными оловянными глазами.

Сашка вдохнул воздух полной грудью. Двести километров пути остались позади. Проводница вагона объявила о посадке. Ярмарки, рассеялись по перрону в ожидании новых пассажиров. Колеса состава тревожно скрипнули и медленно повернулись. Все живое немо провожало состав.
– Скоро наш Ярославль, ¬– утвердил Василий Яковлевич после того как они снова собрались в купе, – мы всю жизнь в нем прожили, детей внуков вырастили.   
Он поднял большой палец, не нуждаясь в ничьих одобрениях.
– Это дом наш славный. – утвердил он и, зачем то, внимательно посмотрел на Сашку. 
Постепенно, как это всегда бывает при длительном нахождении людей вместе за столом, речь зашла на более далекие, философские темы:
– Так вы, Александр, значит из города в город для жизни перебираетесь? –спросил Василий Яковлевич с неподдельным интересом.
– Да. – ответил Сашка.
– Если позволите, – стараясь казаться более вежливым, спросил Василий Яковлевич, – дом ваш где?
– Дом? – немного растерянно и озадаченно протянул Сашка и беспокойно заерзал на скамейке, – Так везде мой дом… Везде, где живу я. – сказал он, обрадовавшись верно найденному решению. – Вся Россия мой дом! – пробасил он наконец, забыв про свою привычку тихо говорить.
– Мы считаем, – продолжал Василий Яковлевич, – что дом там, где семья у человека, где корни его, где родители его живут. – он посмотрел на Анастасию Сергеевну и, встретив ее подтверждающий его слова взгляд, расчувствовался, лишний раз моргнул, и незаметно коснулся   ее руки.
– Дом там, где любовь нас ждет. – неожиданно сказал Денис, надев на себя неизвестно откуда взявшуюся мудрую маску зрелости, откинув юношескую робость, и став внешне взрослее на несколько лет.
Все замолчали, погрузившись в свои мысли, смотря в окно.  Откуда-то, с из начала состава, то гулко то звонко загрохотало эхо пролетов моста над водой.
– Добрались! – радостно утвердил Василий Яковлевич, разглядывая знакомые просторы Волги. Поезд на всех парах катил по мосту через одну из самых больших рек России.
– Собирайся, матушка! – радостно сказал он, обращаясь к Анастасии Сергеевне. Они собрались, Сашка с Денисом помогли им отнести вещи на выход. Ярославль, в этой девятитысячной гонке километров и городов, финишировал первым. Он, как и положено победителю, встретил гостей хорошей солнечной погодой. Сашка и Денис простились с Радужными на перроне, и, мельком окинув площадь вокзала взглядом, попрощались с Ярославлем.
 Сашка смотрел в окно, предаваясь своим размышлениям. Денис, взобравшись на свою полку, спал. Его остановка была глубоко ночью.
«И правда, – думал про себя Сашка, – где дом то мой?», –  ему с трудом представлялся ответ на этот вопрос. Он оперся щекой на руку, смотря в точку за   окном поезда. Фонари, мелькающие там, играли в догонялки с тенями на его лице, то на короткий миг озаряя   быстрыми отблесками света, то тьмой, которая   поглощала его силуэт.   
 
Сашке захотелось   чаю, взяв свою кружку он вышел в коридор и пошел за кипятком. В коридоре было пустынно, только закрытые двери купе тихо поскрипывали под натиском вагонной качки. Бесшумными шагами по мягкому вагонному коврику он дошел до титана с кипятком. Набрав его, Сашка постучал в купе проводницы в желании приобрести чай.

Проводница в синей форме сидела за столом. На вид ей было лет тридцать. Темные шелковистые волосы были аккуратно собраны и заколоты на макушке, лоб был открыт, глаза внимательны. Тонкая и вытянутая шея была спрятана в воротнике белой и строгой   рубашки. Она заварила себе кофе и мешала чайной ложкой сахар.
– Здравствуйте! – сказал Сашка вежливо, – я хотел бы купить чай 
-Да, конечно. – сказала она, встав и потянувшись к шкафу, из которого извлекла пакетики с чаем. Взяв пакеты, Сашка собрался уходить, но остановился в проеме. Возвращаться к своим одиноким мыслям в пустом купе он не хотел.
–А можно я посижу с вами? –   неожиданно для самого себя предложил Сашка.
И, не дожидаясь ответа, протянул руку, представившись.
– Вера. – представилась девушка, смущаясь и протягивая руку.
Она позволила ему остаться.
Они пили кофе, заедая вкусными булочками с маком, которые, как выяснилось, Вера испекла сама. Сашка хвалил и ел с удовольствием домашнюю выпечку, вкус которой, он помнил с детства. У Веры был час до следующей остановки. Время нашло себя в беседе и побежало не заметно.

Сашка по просьбе Веры рассказал ей цель своей поездки. Она в ответ не сильно удивилась, сказав, что часто встречает людей, которые путешествуют по Транссибу в надежде познать что-то новое в себе и в окружающем мире. За это время может произойти все что угодно, она вспоминала истории о том, как люди получали хорошие или плохие новости, завязывали романтические отношения или просто находили друзей на всю жизнь.
Сашка слушал ее с большим интересом и решил задать вопрос:
– А, как ты думаешь, Вер, – спросил ее Сашка, – где у человека дом его находится? Там, где он живет? Или там где любовь его ждет?
Вера впала в секундное раздумье, опустив глаза на свои руки, когда она подняла их они выразительно блеснули.
– Я расскажу тебе одну историю. – дрогнувшим голосом произнесла она.
Она еще больше подобралась, стала строже, пальцы ее рук несколько раз невольно пробежали по столу и крепко сцепившись застыли на середине.
– Случилось это два года назад весной, а кажется, что было вчера.  – наконец собравшись начала говорить Вера, смотря Сашке в глаза, – Это был очередной мой выезд из Владивостока в Москву. Я встречала пассажиров у вагона. Стояла хмурая майская погода. Дождливые облака полностью затянули небо.
На перроне было много людей. Я увидела пожилого мужчину в плаще и с деревянной тростью в руках. Он выделялся из толпы своим ростом, сложением и какой-то монументальностью в глазах.   Седые волосы, зачесанные набок, открывали большой мужественный лоб, испещренный глубокими мудрыми морщинами, большие, все принимающие глаза, под заросшими бровями. Статные плечи натягивали его плащ, а ручка трости в лопатообразных ладонях казалась игрушкой. Он, прихрамывая, двигался в обществе молодой девушки. Наверное внучка, подумала я. Позже я познакомилась с ней и зашла к ним в купе. Девушку звали Дарья, и она была волонтером дома престарелых. Она представила меня Ивану Андреевичу, который сидел на скамейке дивана купе, сложив мозолистые и грубые ладони одна на другую поверх своей трости. Он добродушно шутил и был  рад вниманию и компании .
Я попросила рассказать его   историю своей жизни. Ему было восемьдесят пять лет, и он был ветераном войны и труда. Война застала его, когда он был юношей, сначала он попросился работать в тыл, а потом подался к партизанам, с которыми и прошел всю войну, был ранен и встретил победу в госпитале. После войны он переехал во Владивосток, несколько лет строил дом для своей семьи в котором прожил очень долго и счастливо.

Спустя много лет, когда жена умерла, сыновья попросили освободить дом, который он же и построил.  Собрав свои вещи, он покорно переехал в дом старости. Единственной его мечтой оставался парад победы и встреча с фронтовиком-побратимом, который спас ему жизнь во время войны.
Вера на секунду замолчала, подняв свой взгляд куда-то вверх и начала часто моргать, стараясь удержать соленую влагу горечи, но она не смогла это сделать и по ее щеке побежала слеза, оставляя за собой ровный блестящий след. Сашка сидел, скрестив руки и пощипывая себя за губу.
Смахнув слезу, Вера продолжила:
– Иван Андреевич простил своих сыновей и не держал на них зла. – сказала она.
 – Единственное, чего он хотел, чтобы они навещали его хоть иногда. Я думаю, что дом для этого человека есть его большое и доброе сердце, которое умеет прощать надеется и верить в лучшее.
В Москве мы простились, воин старой гвардии Иван Андреевич стоя ждал выхода из вагона. Он стал как будто еще выше, на груди его были три медали, а в глазах молодой блеск.
Я смотрела на этого человека, отказываясь верить в его сложную и противоречивую судьбу. На вокзале его встречал тот самый фронтовик. Они обнимались и радовались встрече, плакали и вспоминали чудесные истории спасения и ужасы войны.
Вера замолчала и стала глядеть в окно. Сашка тяжело выдохнул и уперся ладонями обеих рук в узкий стол.
– Ты, знаешь адрес дома где он живет? Спросил наконец Сашка прервав молчание.
– Да, знаю. – ответила Вера.
Она быстрым почерком написала адрес на бумаге и передала его Сашке.
– Я навещу его, – пообещал Сашка и спрятал листок в карман.
– Тебе пора. – сказала Вера, – Мне нужно идти работать.
Сашка попрощался и пошел в свое купе. Рассказ Веры потряс его до глубины души. Он улегся на свою полку и смотрел в потолок.
«Выходит, – думал он, – такой человек как Иван Андреевич, построив дом в своем большом и добром сердце, поселил туда надежду, веру – и живет в этом доме, и может взять с собой жить  еще много людей». Думая об этом, Сашка заснул лишь под утро, помахав сквозь сон выходящему на своей станции Денису.
 На следующий день, он проснулся очень поздно, обнаружив в вагоне женщину неопределенных лет, она сидела, склоняясь над столом и что-то писала в кипе бумаг, покрывающих весь стол.
Сашка деликатно кашлянул, обозначив свое присутствие и спустился вниз.
– Здравствуйте! – сказал он и вежливо поклонился.
–Здравствуйте-здравствуйте, молодой человек! – сказала она, разглядывая Сашку добрым взглядом, поверх которого сквозил юмор с иронией.
– Сашка Иноземцев. – выпалил он 
– Анна Николаевна Бакке. –представилась она, прижимая к себе книгу в тонком переплете.
Отличительной чертой ее, которая сразу бросалась в глаза было любопытство ...

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.