Методичка для начинающих диктаторов

Матвей взял паспорт и пошёл на балкон. За появление без документов на улице запросто могли оштрафовать; а учитывая, что балконы давным-давно перестали считаться частью жилища, на них появляться без документов тоже стало рискованно: порой подлетит управляемый дрон, сфотографирует, прикажет показать документ, и, если с собой ничего не окажется, по фотографии и расположению квартиры выпишут электронный штраф. А если окажется, что квартира не твоя, ещё и собственнику штраф пришлют – за пособничество в административном правонарушении.

Матвей закурил. Внизу шёл митинг трудовых мигрантов – в поддержку миграционной политики российского правительства. Согласованный, естественно. И, скорее всего, проплаченный (будто мигрантам больше заняться нечем!). Матвея не покидало чувство, что такие проправительственные митинги (мигрантов, силовиков и наиболее бесхребетных бюджетников) устраиваются, только чтобы помозолить глаза тем, кому митинговать не разрешают. Ибо с недавних пор убеждать людей в том, что среди них есть искренне довольные властью, стало слишком трудной задачей. Хотя сейчас не об этом – навстречу митингу мигрантов шли русские протестующие, недовольные недавним запретом штор в квартирах. Вот этих уже будут разгонять и штрафовать – как говорится, к гадалке не ходи. Всё началось с того самого запрета штор правительством – под предлогом того, что если простые люди не прячут в своих домах ничего противозаконного, то и шторы им не нужны (а если же прячут, то, тем более, не шторы нужны, а наказание). Шторы остались дозволенными только силовикам, чиновникам и депутатам, то есть людям, чья служба и так сопряжена с повышенным риском покушений. Сама идея запрета штор родилась из более раннего закона – о запрете анонимности в интернете. Дескать, анонимность не нужна тем, кто не планирует ничего противозаконного; соответственно, прочим нужна не анонимность, а наказание. И почему-то на правительство не подействовали аргументы, что многие просто избегают встреч с начальниками в социальных сетях, дабы разделять работу и личную жизнь, или же попросту не хотят лишний раз встречаться с некоторыми знакомыми из прошлого. А ведь было время, когда даже сотрудники спецслужб имели в распоряжении армию фейковых аккаунтов, якобы довольных режимом, для видимости того, что в стране всё не так плохо (ну, и для убеждения других в этом). Впрочем, в такой стратегии отпал всякий смысл, когда был принят закон о запрете анонимности в и-нете. Из-за того, что в соцсетях стало возможно остаться только после отправки паспортных данных, подтверждённых фотографиями нескольких страниц паспорта, уже нельзя было просто так пожаловаться на трудности жизни или раскритиковать работу кого-то из правительства. Для таких недовольных были придуманы штрафы «за отсутствие патриотизма»; в правительстве просто смекнули – раз уж есть наказание за предательство Родины, то почему нет наказания за неуважение к Ней? После этого выражать недовольство в и-нете стало себе дороже...

А внизу тем временем началась потасовка. Митингующим против запрета штор не понравились проправительственные лозунги трудовых мигрантов, и первые накинулись на вторых. Эх, заснять бы это, да не на что: и фото-, и видеокамеры, не только обычные, но даже в телефонах давно под запретом – для всех, кроме представителей определённых профессий. А всё из-за террористов и шпионов НАТО – дескать, чем меньше фото и видео природы и населённых пунктов России появляется в сети, тем сложнее неприятелю ориентироваться на местности. Фото- и видеосъёмка разрешены только в специально отведённых под это павильонах, а фотографы и операторы дерут за свои услуги неприличные деньги. Матвей взглянул на свой китайский смартфон с камерой, намеренно испорченной в одном из «центров оптимизации», куда все зарубежные телефоны попадают после пересечения границы и до появления в магазинах. Можно было бы поискать подпольного мастера для починки камеры, да... может, лучше не рисковать? Разве оно тебе так сильно надо? К тому же у Матвея в шкафу был спрятан настоящий фотоаппарат с функцией видеосъёмки, купленный ещё до вступления закона в силу. С другой стороны, ту штуку никуда не вынести без риска конфискации – и штрафа. А вот с телефоном проще – меньше внимания привлекает. Так что стоило бы поискать техника. Тут Матвей усмехнулся, поняв, что уже не первый год живёт с этим желанием и никак не решится...

Наконец, подъехала полиция с несколькими автозаками. Орки (как полицейских «ласково» называют некоторые знакомые Матвея) знают своё дело – и быстро прекращают массовую драку. И русских, и нерусских «пакуют» и увозят; сбежать удалось лишь единицам – самым расторопным из всех.

Матвей зашёл обратно в квартиру и включил телевизор. Хотя там уже давно не показывали ничего, кроме цензуры. В прямом смысле. Началось это с зацензуривания наготы в кино, а также сигарет, любого потенциального алкоголя и даже просто неопознанных таблеток. Порой Матвей задумывался – а для кого всё это было сделано? Уж точно, не для взрослых: если человек решил посмотреть вполне определённый контент, то вряд ли хотел увидеть там цензуру (да и те, кому подобное не нравится, просто изначально не стали бы смотреть такое). Тогда, может, для детей? Но ведь перед фильмами для взрослой аудитории пишут возрастной рейтинг, да и выходят они в специально отведённое для них время – тут уж, прежде всего, родители должны следить за тем, что смотрят дети. Вот то, что против этого вроде бы никогда не было протестов, Матвея удивляло. В этом была даже какая-то мораль: раз уж взрослые не протестуют из-за ущемления их прав на контент под видом заботы телевидения о детях, значит – они не против того, чтобы о детях заботилось само телевидение (вместо взрослых). В итоге, в противовес цензуре начали появляться маразматические передачи, маргинальные кумиры и... усиленная политическая пропаганда. А цензура начала походить на самую настоящую имитацию заботы ради отвлечения внимания от истинных проблем, вроде прогрессирующего упадка нравственности во всей поп-культуре с одной стороны и попыток промывки мозгов населения – с другой. К тому же её (цензуры) становилось всё больше: «замыливание» эмблем автомобильных концернов на машинах, рекламных плакатов и баннеров, а также продукции случайных брендов, дабы, не дай бог, не нарушить рекламный контракт телеканала с фирмами, чья продукция конкурирует с мелькнувшей в каком-нибудь фильме или новостном выпуске. Ну, или же просто чтобы не получить обвинение в несогласованном использовании бренда, с которым у телеканала отсутствует договор. Постепенно начало складываться впечатление, что ТВ стало существовать по принципу «сгорел сарай – гори и хата» и стало лепить цензуру не только под видом заботы о нравственности и юридических нюансах, но и ради (мнимой) заботы о (мнимой) безопасности. Началось «замыливание» номеров автомашин и лиц прохожих, также появилось «замыливание» и «запикивание» названий русских городов и улиц, если дело касалось фильмов; а в случае с новостными выпусками операторы просто перестали снимать любые пейзажи. Матвей задумался – неужто в правительстве есть такие люди, которые так сильно боятся террористов и натовцев? Может и так. А может – просто используют всех этих террористов и натовцев, как повод для закошмаривания населения, ведь чем больше оно боится абстрактно обозначенных врагов, тем лояльнее относится к чётко обозначенным лидерам. В любом случае, с некоторых пор смотреть фильмы и новости стало физически больно. За что, по логике властей, стоило ненавидеть именно террористов и натовцев...

По одному из каналов шли предвыборные дебаты – лица кандидатов «замылены», голоса изменены, даже имена скрыты. Зато есть номера: если вам нравятся идеи кандидата №1301 – проголосуете за №1301, а если больше по душе то, что говорит номер тысяча триста четыре, голосуйте за тысячу триста четвёртого! И вроде бы всё просто и ясно, да уж как-то... не по-человечески, что ли. Надо ли уточнять, что даже после выборов у победивших не показываются имена, лица?.. И получается, что страной правят безликие числа: предлагают законопроекты, голосуют между собой, решая, что будет, а что – нет. Вот, до чего способен довести страх шпионов и террористов, а может и просто наиболее лихих выходцев из народа. Матвей никогда не думал голосовать. Вдруг все эти «замыленные» – на самом деле преступники? Что, если даже сидели? Мало ли, что они говорят; никогда же не делают всего, что обещают! Эх, если бы снова не закон, хотя бы в теории можно было бы выяснить, преступники они или нет! Закон о неразглашении национальности и должности преступника был принят относительно давно; его суть в том, чтобы преступления не становились поводом для предвзятого отношения общества к определённым людям, т. е. не способствовали межнациональной и «классовой» ненависти. Ну, кто ж знал, что в условиях параноидальной боязни террористической и натовской угроз такое поспособствует анонимности власти – в отличие от простых людей, у которых, считай, уже и нет анонимности?..

Матвей щёлкнул пультом – на другом канале шла какая-то пропагандистская передача. «Замыленный» ведущий с изменённым голосом рассказывал, какие американцы плохие, и как именно они спонсируют террористов; при этом на экране то и дело появлялись «незамыленные» изображения и настоящие имена вроде бы виноватых американских военных и политиков. Любопытно, подумал Матвей, – т. е. межнациональную ненависть разжигать нельзя, но, если дело касается американцев, то можно? Или даже нужно? Хотя, если бы закон этот не был предвзятым, современные люди вряд ли бы знали, например, кто такой Гитлер. Во-первых – немец, во-вторых – политический деятель, в-третьих – военный преступник; ну, прям полный набор для применения закона (и таких примеров уйма – хоть историю запрещай изучать, чтобы люди не учились на чужих ошибках, а повторяли их!). В общем, странненький закон – работает, явно, не в интересах большинства, которому, по известной логике властей, всё равно должно быть нечего скрывать...

Матвей ещё раз переключил канал. Как раз попал на новости, в которых рассказывалось об очередном успешном задержании террористов, готовивших очередную серию терактов. Лица «скрученных» террористов, ясное дело, зацензурены. Но вот, что странно: от людей старших поколений Матвей слышал, что лица террористов начали цензурить ещё до вступления в силу закона о неразглашении национальности преступника... А также, что не менее странно, Матвей помнил, что наблюдал репортажи о задержании новых и новых террористов относительно часто; но никак не мог вспомнить, чтобы по ТВ с той же регулярностью показывали суды над пойманными террористами. А показывали ли их, вообще? Или, точнее, были ли... суды?

Матвей выключил телевизор и включил компьютер, вышел в и-нет и увидел на электронной почте новое письмо. Штраф? Вот, блин... Неужели вчера кто-то всё-таки увидел, как он поднимал с тротуара монету в 150 инфлярублей, и написал донос?! Матвей ведь смотрел по сторонам: поблизости ни прохожих, ни дронов, ни уличных камер не было – проверил же несколько раз, прежде чем поднять!.. Эх, чтоб его, этот закон о кладах! Согласно его последней редакции, любые деньги, изначально не твои и найденные за пределами какого-либо жилья, приравниваются к кладу, а значит – ты обязан сдать их государству и получить только 25% от находки. А иначе – штраф (как правило, в несколько сотен раз превышающий ценность самой находки). В общем, поднимать монеты на улице давно стало себе дороже – волокиты при сдаче гос-ву немерено, а попытка избежать её может обернуться штрафом. Однако Матвей решил рискнуть...

Всё это очень злило его. Существующая система давно не нравилась Матвею, и похоже, что не планировала браться за ум: исправно придумывала новую чушь и новые поводы к отъёму денег у населения, будь то штраф за подобранную монету или же налог «на проживание в экологически менее вредной среде», т. е. в спальном районе. Очевидно, что такую систему можно изменить только одним путём – насильно... Вот только об этом даже думать противозаконно. Серьёзно – само наличие таких мыслей приравнивается к намеренному снижению обороноспособности страны, т. е. саботажу обороноспособности путём отсутствия у тебя, как у потенциального защитника Родины, патриотизма, а кроме того к неуважению Родины, т. е. непосредственно самому отсутствию патриотизма. Но Матвей рискнул развить мысль; он задумался – есть ли в его окружении кто-то, уже думавший о том же, пришедший к тем же выводам? Точно, есть! Не просто же так в лексиконе некоторых его знакомых (притом даже не поклонников фэнтези) используется слово «орки». А бабушка Матвея так и вовсе – сорвиголова: это ж надо осмелиться – в наше время торговать домашними заготовками! Да за это сейчас такие штрафы, что можно без жилья остаться в попытках их выплатить! Увы, но в противовес таким, как она, большинство людей довольно аморфные и готовы терпеть измывательства властей, пока не придётся бороться за само своё существование. Нынешняя власть, похоже, понимает это – и не допускает ошибок предыдущих гос. систем; т. е. не пытается взять больше, чем большинство готово отдать. Ведь, если вспомнить историю, можно убедиться, что поводом к восстанию куда чаще становился голод, а не поборы. Люди были готовы терпеть поборы подолгу, а вот когда к поборам добавлялся голод, чаша терпения переполнялась. Нынешняя власть просто выучила исторический урок: большинству куда страшнее умирать от голода, чем подвергаться унижениям. А еду достать сейчас проще, чем когда либо; вопрос лишь в соотношении цены и качества, но для многих это уже вторичное. Потому и получается, что, пока людское недовольство не связано напрямую с самим выживанием, всё будет обходиться «безоружным возмущением» для привлечения внимания к проблеме. А правительству только это и надо: ему просто выгодно, чтобы были «виновные в нарушении спокойствия», у которых под предлогом наказания можно отнимать деньги. Осмелился не согласиться, например, с новыми поборами – подвергнешься за это старому штрафу, изначально придуманному как раз для таких недовольных! Сломать эту паразитическую систему можно только силовым путём, но Матвей уже понял, что для этого именно власти сначала должны довести население до отчаяния; а власти такого не допускают. Замкнутый круг. Идеальные условия для закручивания новых и новых гаек. Да и о мелочах правительство не забывает – оно отнимает свободу не сразу, а постепенно, давая населению время на смирение с новыми ограничениями (чтобы те успели стать старыми) и только после этого добавляя другие неприятные нововведения. Эту процедуру оно повторяло множество раз, при этом не жадничая и не торопясь, дабы отъём свободы не был так очевиден. Люди так устроены, что не станут просто так отдавать большую часть того, что считают своим (в т. ч. свободы); а вот с небольшими уступками им легче смириться (к тому же не дело это – из-за мелочей проливать кровь!). В итоге, правительство забирало вроде бы немного, но регулярно, и таким образом оказалось, что люди попрощались с внушительной частью свободы просто так, чего не допустили бы, кабы правительство попыталось забрать всё и сразу – в этом случае даже обилие дешёвой еды в магазинах не спасло бы страну от бунтов...

Наконец, Матвей набрался смелости открыть письмо. Как он и думал, там был штраф. Вот только не за монету; а за то, что сегодня, став свидетелем массовой драки, он не доложил о ней, куда следует. Ну, ёлы-палы!