Благословенная глушь северной калифорнии 2

БЛАГОСЛОВЕННАЯ ГЛУШЬ СЕВЕРНОЙ КАЛИФОРНИИ
АРИНА БРАГИ

В северной Калифорнии звезды огромны, как на южном берегу в детстве, но здесь они не падают на голову, а взмыв ввысь, прожигают дыры в гигантском шапито, натянутом на красные стволы деревьев-великанов. «Celestial», - вдыхала Робин Веселенький Дрозд, бывшая хиппи и подруга Алисы.

В ноябре девяносто первого Алиса, с двумя детьми и мужем, осела в Аннаполисе, в калифорнийской деревне у старинного русского форта среди американцев, индейцев и мексиканцев. Белые укрывались здесь от оголтелого потребления, коего и не знали в резервации, а латиноамериканцы впахивали, чтобы дать детям то самое, оголтелое. Варево в плавильном котле людей и желаний - с ложкой дегтя странных русских - источала крепкий аромат сердечности, особенно в дни общих праздников. 

Когда в девяностом Робин привезла в Питер школьников по обмену, а Алиса ей переводила, их принимали за сестер. Как-то выпивая в их питерской квартире, Алисин муж хмыкнул «причудливо-тасуется-колода», а бойфренд Робин отозвался «кровь-не-водица» и, расчувствовавшись, пригласил их в Форт Росс. Он вскоре бросил Робин, оставив ей русских в наследство, а они, дети асфальта, нашли в северной глуши малую родину и кровную родню разных рас. 

Когда-то давно здесь был яблочный рай с давильнями сидра, потом - коммуна хиппи, a Робин осталась, купив их землю и родив двух мальчишек. В деревне сплетничали как Робин лишилась работы водителя школьного автобуса: когда ее «достали» хулиганы-детишки, отвезла полный их автобус в соседнюю резервацию и сбежала. Теперь Робин подрабатывала по нескольку дней в музее форта, а в основном, уезжая по утрам на старом траке, очищала земли соседей от кустарников. От стрижки, во влаге распаренной Калифорнии дикие заросли бросались в атаку еще яростнее. «Мать Природа!», - уважительно покачивали все головами, глядя на очередную попытку отвоевать кусок лужайки у дома. 

Робин поселила русских в амбар, где до них перекантовывались то хиппи с детьми, а то и нелегалы ирландцы. Дом-амбар, прогреваясь солнцем днем, промерзал ночью. На втором этаже проживал стол, продольный спил гигантской секвойи, источая тонкий аромат кваса. В кухоньке первого этажа Алиса пекла пирожки с капустой и варила тазы соуса из брошенных на огороде томатов, пока Алисин муж, интеллектуал с тонкими пальцами, вкалывал с мексиканцами на стройках побережья, а по субботам сидел с ними в баре, а жены и дети ждали у входа.

Многое было странно горожанам-русским. И их буржуйка. Они топили ее дровами, которые дети воровали из гнилой поленницы. «Кто украл бревно? Молодец!» - рефрен доброго утра. И то, как по утрам, спустившись со второго этажа, дочь и сын жались к остывшей печурке и им вроде становилось теплее. В начале февраля над северной Калифорнией зависли дожди, напитывая липким холодом их дом как губку. Уром субботы Алиса облегченно улыбнулась, увидев красный фордик соседа, что въехал в огромную грязную лужу под окном. Фред махнул рукой «Выходите!», выпрыгнул из кабины и, откинув задний борт, влез в кузов грузовичка на кучу деревянных обрезков. Его желтый дождевик заблестел. Все они, натягивая клеенчатые плащи и перчатки, галдя и мешая друг другу, высыпали под дождь. Фред кидал дровишки, а они перетаскивали их в дом, ближе к печурке. Муж пожал ему руку «Спасибо, выручил!», Фред надвинул козырек бейсболки: «Пока, я на работу!», и укатил.

Гуляя по земле Робин в долине красных папоротников, дети набредали на покинутые огородики хиппи, обнесенные перламутровыми океанскими раковинами. Океан был в двух часах ходьбы по тропе через лес, покрытый влажной парчой серебристого мха.

Алиса и ее муж отсылали резюме в американские университеты, для этого ходили на почту, центр деревенской цивилизации, считая повороты, бугры, и дыры в асфальте. Идти было трудно. Проезжавшие тормозили: «Где ваша машина? Помощь не нужна?». Чужих здесь нет. Все становились своими, вдохнув влажный дух древесных гигантов. Русские знали, что уедут отсюда в большой мир и еще крепче любили и людей, и красные деревья, и ржавые папоротники, и орлов в вышине, и липкие дожди февраля.

У Алисы завелись две новые душевные подруги, создав ей теплый бабий мирок. По утрам Алиса с сыном выходили в клочковатый туман дороги, и Джейн, долговязая учительница сына, подвозила их в школу. Окно второго этажа амбара глядело через овраг на дальний холм, где по ночам горело электричество в доме Джейн и подруги, как в детстве, перемигивались светом.

Как волонтер в классе Джейн, Алиса готовила мольберты, краски и фартучки для рисование пальчиками, смотрела как детки рассаживаются в круг и, передавая палочку из рук в руку, делятся новостями: «мой папа купил трак, а у меня ковбойские сапоги». На ленч они с Джейн мастерили им перекусы «лягушата на бревнышках», насаживая изюминки на стебли сельдерея с арахисовым маслом.

Потом они с сыном брели домой из школы, груженные книгами, игрушками, яблоками и сухариками, пошучивая «Ходим в школу поесть». Окружная тропа уходила от дороги по общей земле красных деревьев и ныряла в заросли красных папоротников, и на земле Робин становилась грунтовкой с боковой канавой. Они подошли к старому «жуку» бывшего бойфренда Робин, она там порой плакала «И открытки на Рождество не прислал». Сынишка влез внутрь проверил передачи, педали и монетки в бардачке. «Смотри олень», - олененок дернул шеей назад, как цапля, и переступая так, что три копыта всегда оставались на земле, унес в кусты свой белый зад. Сын засмеялся - олени часто наблюдал за ними.

Милая седовласая Марта была приемной мамой девочки с аутизмом в их классе. Удочерив ребенка, Марта с мужем-композитором переехали в большой солнечный дом на берегу океана. Подруги пили травяные чаи на веранде Марты и болтали о школе, детях и музыке. У Алисы были три прабабкины пуговицы, шарики бронзы на петельке. Как-то, сидя на поваленной гигантской секвойе перед амбаром, она смастерила обереги подругам. В плетенье из льняных нитей ввела по кованной пуговке. И каждая из них повесила свою над изголовьем. Обереги эти хранят их до сих пор.

Алисы подружилась с девяностолетним ветераном Великой Войны, что жил у школы. Яблоневый его сад был дряхл, а давильня сидра прогнулась под тяжестью мха. Древние красные деревья на его земле были огромными, и Алиса входила внутрь их выгоревшей от молний сердцевины, как в домашний храм, а живые их ветви качались в поднебесье.

Их первый праздник здесь был день Благодарения. Вся деревня собралась в домике бывшей школы, и каждый принес картофельное пюре, бобовый салат, клюквенный соус к индейке, тыквенный торт и огромные миски красного «холодца» из фруктов. К рождеству они срубили елочку в леске за домом, с трудом открутив сочный стволик. Соседи из дальнего оврага, пожилой программист и его полная улыбчивая жена, заглянули к ним и, увидев полупустой холодильник, забрали их к себе на рождественский ужин.

Русские покидали Аннаполис через полгода, не видя сквозь слезы ни буйство желтых калифорнийских маков, ни цветения скрюченных старых яблонь, и не различая в прощальных поцелуях лица соседей и подруг. На новое рождество, в Мегаполис восточного побережье, пришла посылка от старушки-матери программиста с фаянсовым сервизом и благословением. Как и всем ее остальным внукам. 

10 января 2022