Хождение по водам

Когда стало невмоготу, Николай  высмотрел в садике свободную скамейку.
Спасительный остров среди гибельных  волн, мертвая зона в секторе обстрела.
Или стойло, куда устремляется измученная лошадь.
И с каждым шагом все полнее забывает о боли.
Но человек проклятое животное, и не сразу удается забыться.
Волны сокрушили, пули впились, окончательно ослаб, не дошел до скамейки; ноги подогнулись, опустился на колени.
Острый камень вонзился в коленную чашечку.
Ухватился за спасительную эту боль, достал обрывок газеты.
Обычно наши люди готовы помочь больному человеку.
Но болезнь его настолько заразна, что никто не решился подойти.
Такие времена, издали опознают тайные пороки.
Некоторые страдальцы предпочитают свежеотпечатанные купюры, запах и вид денег будоражит воображение.
Но если смешать порошок с типографской краской, добавить туда пыль и смрад, то получится еще более ядреная смесь.
Свернул кулечек, и засыпал в него.
Хранил зелье в кисете, однажды побывал на лекции, где историк рассказал, как раньше были снаряжены  солдаты.
Руки дрожали, но когда доставал из кисета,  не потерял ни крупинки.
Поочередно зажал ноздри и вдохнул из кулечка.
А потом – порошок смешался со слизью, и это взвесь могла вылиться из носа – запрокинул голову.
Живительная горячая волна накрыла жаждущее тело.
И выбросила на чудный остров. Уже не стоял на коленях, но внимательно огляделся.
Обрел необычайную зоркость – так орел с запредельной высоты высматривает добычу, – люди, кажется, нуждаются в его участии.
Готов их осчастливить.
Один из тех, кого он одарил своим теплом, удивленно оглянулся. Даже в летний зной облачился в темный тяжелый пиджак.  Проверил: все пуговицы на месте. Тогда вроде бы невзначай двумя пальцами провел по ширинке. Молния не разошлась.
Что-то сказал сквозь стиснутые зубы.
Наверное, с молитвой обратился к своим богам. Молитва его состояла из нескольких затасканных слов.
Другой прохожий тоже попытался улыбнуться. Оскалился, но тут же ладонью прикрыл щербатый рот.
С годами не становимся мы краше.
А парень, что приобнял девчонку, защищая ее, не заметил болезненной улыбки.
Тем более не заметила девчонка.
Но все равно он обрел свободу, и готов освободить всех. 
Некоторые считают, что зелье это пробуждает в человеке  низменные инстинкты.
Неправда, взрастает то, что преобладает в нас.
Если бы он верил в существование высших сил, то, может быть, посчитал бы себя  их посланником.
Он верил, но не был настолько самонадеян.
Просто надо любить людей.
Опешил и огорчился, когда наткнулся на глухую стену, забранную по верху колючкой.

Раньше за забором располагалось  государственное учреждение.
Настолько важное, что проникнуть туда можно было только через проходную, где бдительный охранник допрашивал посетителей, и если его удовлетворяли ответы, заносил данные в  журнал посещений.
Настолько проницательный взгляд, что мужчины обеими руками прикрывали причинное место,  женщинам порою не хватало рук, тогда наиболее продвинутые втягивала живот и выпячивали грудь.
Наивные попытки повиниться  или выслужиться.
Когда власть сменилась – мы столько пережили революций и заварушек, что не хватит пальцев пересчитать их, - былых властителей  прогнали с насиженного места.
Здание пустовало и постепенно разрушалось.
Его облюбовали бомжи.
Новая власть не протестовала.
Казалось,   отверженные наши люди могут выжить в любых условиях, тем более над головой  крыша, а топливом для костра служат деревянные перегородки.
Но то ли водка, которую они добывали в соседних ларьках, была настояна на махорке, то ли дом этот  возвели на разломе земной коры, не было им покоя.
Ежедневно  выясняли отношения.
Костры, оставленные без присмотра, разбрасывали горючие искры.
Несколько раз приезжали пожарные.
Правда милиция  туда не совалась.
И  никто не узнал, сколько человек погибло.
Те, что не сгорели, и кого не прирезали в пьяных разборках, тоже пострадали. Одних сгубили болезни, другие обезумели.
Дознаватели, которых послали разобраться, догадались, но не проговорились.
Среди развалин бродят и досаждают призраки былых хозяев.
Снести и что-нибудь построить на этом месте, единогласно решили члены высокой комиссии.
Пригнали технику.
Огромный железный снаряд, подвешенный на стреле крана, с размаха ударил по стене.
Горожане содрогнулись от грохота.
Обломки вывезли на свалку.
Теперь не потревожат призраки.
На месте дома остался котлован, постепенно превратившийся в болото.
Прорехи в заборе кое-как подлатали, поверху пустили колючку, запретная зона, можно запросто утонуть в болоте.
Окрестные жители не совались туда.
Пришлые, что презрели  запреты, бесследно сгинули.
Прежде чем навсегда покинуть объект, строители проложили гать через болото.
Прошли дожди, настил  затопило, и уже ничего не различить под мутной водой.
Не одолеть неприступные крепостные стены, но когда Николай принимал очередную дозу, то обычно попадал в иной несуществующий, но желанный мир.
Все возможно, пока видел внутренним, самым зорким зрением.
Безошибочно различил слабое звено.
Доска едва держалась на ржавом гвозде.
Не вышиб ее, но осторожно отвел в сторону. Когда протиснулся, то зажмурился и  прикрылся ладонями.
Так ярко и зримо, что не сразу поверил.
Чтобы не спугнуть, осторожно приоткрыл один глаз, потом уронил руки.
Доска со скрипом вернулась на место, назад нет дороги, да он и не собирался возвращаться.
Древнее, иссушенное жарой море.  На берегу застыли соляные столбы. Вода мутная, густая и неподвижная.
И никого нет, то ли жизнь еще не зародилась, то ли все живое попряталось от испепеляющего зноя.
Наконец добрел через  пустыню.
Последний источник, что сохранился на мертвой планете.
И если суждено погибнуть – а в одиночку  не выжить, - то, умирая, надо упасть в воду, и из воды возродиться жизнь.
По щиколотку увязая в песке – песчинка карабкались по голым ногам и больно впивались, - добрел до моря.
Зачерпнул горстью, но когда поднес ко рту, вода обернулась солью, та разъела кожу.
А значит мир этот не приемлет пришельца, и умереть придется на берегу, и жизнь не возродится, и пустая Земля затеряется в бесконечном пространстве.
Сел около мертвой воды, подтянул к груди колени, уронил на них тяжелую голову.
Повалился на бок, поза эмбриона, так мы приходим, так предстоит уйти.
В знойной пустыне без воды человек не может продержаться больше нескольких дней, закончились его дни.
Потом пустая оболочка тела навечно затеряется в песках.
Закрыл глаза, чтобы не наблюдать за неминуемой гибелью.
Но пыль набилась под веки, надавил на них, чтобы избавиться от боли.
Протер и не избавился, но различил в багровых сполохах.
Движемся не по спирали, но по кругу, некогда призвали Спасителя, и он напрямик, по водам, чтобы быстрее добраться, устремился на зов.
Услышал и на этот раз, странник разобрал в боли и отчаянии.
На картинах – какие-то еще картины сохранились от погибшей цивилизации – Спасителя согласно канонам изображали просветленным и успешным человеком, таким он и был, когда общался и позировал.
Но неузнаваемо менялся, если за ним не наблюдали.
Николай пришел из другого мира, и видел в искаженном свете.
К мертвой воде подобрался изможденный человек неопределенного возраста, кожа под обрывками одежды задубела от ненастья и бродячей жизни.
Из обрезков досок соорудил себе жилище, похожее на собачью конуру.
Зажмурился и зажал нос, прежде чем сунуться в воду.
Так поступают самоубийцы, когда бросаются в пучину.
Николай хотел крикнуть, предупредить его, но язык распух и прилип к нёбу.
Если и позовет, его не услышат.
Местный житель не бросился, но осторожно нащупал босой ногой.
Занес другую ногу, ногти, заметил странник, почернели и были изломаны.
Потом наблюдатель забыл об этом.
Забыл об изодранной одежде, о коже в синяках и ссадинах, о согбенных плечах, об изможденном лице -  во рту наверняка не хватает зубов, -  о всклокоченных, спутанных волосах, обо всем второстепенном и необязательном.
Балансируя разведенными руками, иногда оступаясь, но не падая, неторопливо пошел по водам.
Что-то удалось вынеси из сгинувшей реальности, Николай торопливо достал телефон.
Навел  камеру и  нажал на гашетку.
Отправившись за добычей, зарядил орудие, и теперь бил наверняка.
Как из пулемета. на воде остались воронки – следы от попаданий.
Когда они подобрались к Спасителю, тот  обернулся.
Жизнь развивается по кругу, но при очередном повторении событий возможны некоторые изменения.
Былые свидетели единогласно подтвердили.
Соратник и последователь вывалился из лодки.
То ли попытался спасти наставника, то ли вообразил себя тоже избранным.
Но сразу же провалился.
Спасать пришлось наставнику.
Протянул  добрую и верную руку.
Не ученик, но женщина последовала за учителем.
Николай не сразу разобрался в женской ее сущности.
Некое бесполое создание в бесформенном балахоне, более похожем на мешок для сыпучих грузов. Распухшее больное лицо.
Но, кажется, различил грудь под мешковиной, грубая материя слегка оттопырилась.
Бросилась вдогонку за беглецом.
Оступилась через несколько шагов.
В Мертвом море невозможно утонуть, такая плотная вода, что удерживает на поверхности.
Но женщина погрузилась по колено, потом по пояс
За долгие годы существования на дне скопились вязкие отложения.
Болотная жижа, если провалишь,  уже не выбраться.
Воззвала и протянула руки к Спасителю.
Голос  хриплый,  руки корявые, женщина изношенная, только безумцы могут откликнуться на этот зов.
Он услышал и откликнулся.
И как в детской сказке тащат репку, попытался вытащить ее.
Дернул, но лишь ободрал ладони.
Тогда вспомнил былое – память наша иногда подменяет реальность.
Были друзья, жена и, может быть, дети; дружная эта команда потянула вместе с ним.
Трясина медленно и неохотно поддалась.
Кое-как, больше уже не оступаясь на невидимой гати, добрались до другого берега.
Задыхаясь, повалились на истоптанную, выжженную траву.
Наблюдатель продолжал снимать.
Но судорогой свело палец, вернулся в больную реальность и недоуменно огляделся.
Зачем попал на заброшенную  стройку? наверное, прикинул, что его ждет  в дальнейшем.
От сумы и от тюрьмы не зарекайся, не зря считает народная мудрость.
С вековым проклятием  не поспоришь.
Не сразу отыскал дыру в заборе.
Сгорбившись, подволакивая ноги, поплелся домой.
Далеко не забрел в своих странствиях.
Сначала от дома до садика.
Зато после того, как принял дозу, попал в иной мир. В этом мире стоило жить, но с каждым разом все больше требовалось порошка, чтобы совершилось превращение. И все меньше времени пребывал там.
Опять добрел до заветной скамейки, вытряхнул из кисета последние крупинки.
Потом очутился в пустой своей квартире, не избавился лишь от компьютера, не выжить без всемирной паутины.
Поверил, что встретил Спасителя, и поспешил поделиться своей верой.
Тот шел по водам, если приглядеться, можно было  различить нимб над головой.
Но напрасно пытались повторить ученики.
Или ученицы, теперь вроде бы равноправие, и женщины часто обгоняют нас.
Но когда проваливаются в болото,  отчаянно взывают.
Мужчина успел разместить снимок хождения по водам и сцену спасения  на своем сайте, прежде чем  забылся.
Многие увидели и изумились.

Если вы считаете, что настоятель вникает в любую хозяйственную проблему, то глубоко заблуждаетесь.
Но  тщательно знакомится помощник, иерей Кирилл, недавний выпускник духовной семинарии.
Настоятель, протоиерей отец Сергей случайно  узнал о пришествии.
Помощник отвлекся на важный звонок.
Услышал знакомый женский голосок  и расплылся в улыбке.
И машинально положил снимок в дежурную папку.
Отец-настоятель так изумился, что протер глаза. Очки принципиально не носил,  поднес снимок к  лицу.
Различил и заинтересовался.
На всякий случай перекрестился, потом вызвал помощника.
Если бросить камень в пруд, то кругами разойдутся волны.
Волны добежали.
Но помощдник наотрез отказался.
- Атеисты-фанатики подсунули!
Так разволновался, что  настоятель не разобрал.
- А если…? – предположил он. – И там узнают.
Посмотрел на потолок и воздел указательный палец.
- Опасно, - не согласился сообразительный помощник
В любом случае он проиграет. Если настоятель сообщит начальству, то возможны два варианта.
Возвысят, и тогда приставят к нему другого помощника, наверняка служивого человека, или откажут и низвергнут в пучину, а там тем более не потребуется помощь.
В церковь пришлют другого протоиерея, и неизвестно, удастся ли с ним сработаться.
- Очень опасно, - повторил он.
- Надо выяснить, - решил отец Сергей.
- Знание – сила! – вспомнил старинный девиз.
Сомнительное признание. Дело в том, что изречение это придумал политический деятель из недружественной страны. И пусть после этого прошло несколько столетий, все равно следует опасаться.
Поэтому, чтобы отвлечь помощника, наставник приказал отыскать специалиста, который растиражировал этот взрывоопасный материал.
Тот и не думал прятаться, может быть, отметят его старания.
- Снимал дилетант! – сходу определил он.
- И артист, что согласился на эту кощунственную съемку, явно из самодеятельного театра!
- Откуда я знаю, где этот так называемый артист! – разошелся он не на шутку.
Презирал тех, кто плохо владел цифровой техникой, и не стеснялся в выражениях.
- Как же, вынь и положь, будто легко его отыскать!
То есть обещал приложить все усилия, чтобы найти.
Может быть, у него получится.

Ретиво принялся искать, для начала переслал снимок по неприметному адресу.
Обратился к директору скромного магазина.
Там торговали футбольной символикой, и фанатики могли не только разжиться футболками и шарфиками с автографами любимых игроков, но после очередной игры обсудить с хозяином магазина все перипетии замечательной игры.
Лишь несколько человек знали истинное положение дел.
Ночной правитель, так втихомолку называли они директора.
Наверное, Власть догадывалась, но предпочитала не связываться.
Ежегодно исчезают несколько тысяч человек, никто не хотел числиться среди пропавших.
Ночной правитель тоже заинтересовался снимком.
Если городское начальство посещает церковь скорее по привычке, а некоторые не сразу могут вспомнить, как следует креститься, то Иван Петрович был глубоко и искренне верующим человеком.
И кажется, не пропустил ни одного воскресного богослужения.
Как положено, исповедовался.
Только грехов в него не было, разве что однажды осерчал на недотепу-телохранителя или выругался, когда прочитал очередной правительственный указ.
Батюшка с умильной улыбкой каждый раз очищал его от скверны.
Вежливый, воспитанный и достаточно образованный человек,  даже поступил  в театральный институт, но некогда было учиться.
В отличие от настоятеля Петрович не потребовал немедленно привести к нему провинившегося человека, но послал за ним машину.
Посланцы  подсадили специалиста.
Старенький Опель с низкой крышей, поэтому, чтобы не разбил голову, при посадке жестоко надавили на затылок; пленник не посмел даже выругаться.
Когда  привели, хозяин вежливо обратился.
- Будь любезен, - приветствовал его.
Такой сладкий голос, что пленник едва сдержался, чтобы не облизнуться.
- Если тебе, сучьему потроху не трудно…
Конечно, не трудно, хотел выкрикнуть он, но патокой забило горло, онемел и едва не задохнулся.
- Если не справишься за три, нет, за два дня…, - помиловал его хозяин.
И воображаемыми ножницами перерезал невидимую нить – так древняя богиня расправлялась с провинившимися никчемными людишками.
Всего-то, в отличии от пожеланий настоятеля, требовалось найти незадачливого фотографа. Такой нечеткий снимок и  странный ракурс, что не отвести взгляд.
Толкового художника необходимо иметь в своей команде, заявил Иван Петрович.

Два дня – небольшой срок, поэтому Сергей немедленно приступил к поискам.
Новые времена, если раньше требовалось собрать маковый сок  - он выступает на срезе стебля, -  а потом в ложке прокалить это снадобье, то теперь  используют химические препараты.
Но он, современный специалист, все же воспользовался дедовскими методами.
По старой памяти купил бутылку.
До того растерялся, что глотнул из горлышка.
Но поперхнулся, зажал рот ладонью и едва успел добежать до уборной.
Пришлось достать стакан.
И все равно, казалось, что вливают расплавленное олово, или, вычитал в какой-то книге, пленных русских князей татарва придавила досками и уселась пировать у них на груди.
Больно и страшно, когда тебя приговаривают к смерти, но все равно хочешь выжить и отчаянно барахтаешься.
Изрядно отпил и вспомнил о бывшем сослуживце, тот увлекался химией и мечтал оказаться на берегу Мертвого моря.
Когда Сергей позвонил ему несколько дней назад, то не разобрался в хрипе и в надсадном кашле.
Следовало навестить его и выяснить.
Осталось на донышке, брызнул по  углам, чтобы по языческому обряду задобрить домового.
Тот не отказался от угощения.
Значит все получится на этот раз.
Когда добрался до нужного дома, то не надо было ломать голову над кодовой комбинацией, замок был с корнем  выдран из двери, беспомощно болтались оборванные провода.
И по лестнице словно прошло вражеское войско, отбили уголки ступенек и  погнули железные штыри перил.
Бывший сослуживец еще на лестнице вступил в отчаянную борьбу с захватчиками, так почудилось посетителю.
Как многие увлекался он компьютерными играми и мыслил игровыми категориями.
Обычно несколько жизней даровано участнику, а это изобилие почти всегда гарантирует победу.
Местные жители попрятались по квартирам, но показалось, что поле битвы усеяно поверженными бойцами, и воронье уже готово приступить к пиршеству.
Отмахнулся от зловещих птиц, они оглушили пронзительными хриплыми криками, и толкнулся в крепостные ворота.
Те поддались и распахнулись.
Настолько вошел в игру, что тоже увидел.
Все цифровые специалисты немного сдвинутые люди, Сергей попал на берег Мертвого моря.
Но никто не бродил по водам и не увязал в болоте.
Невыносимо смердела черная вода, а на берегу отстойника лежал труп.
Бесполезно тормошить и пытаться оживить мертвеца, рядом валялись останки компьютера.
Такова традиция: если гибнет мастер, то перед смертью избавляется от самого ценного оборудования.
А если сам не успевает разбить, то поручает это друзьям и соратникам. И те не смеют отказать  в последнем желании.
Но этот мастер обошелся без посторонней помощи, Сергей признал бывшего сотрудника.
У того была привычка скрещивать  пальцы на левой руке, пальцы  были не просто скрещены, но переплетены.
То есть он победил в   игре, и не его вина, что одной жизни не хватило до полного триумфа.
Посланец выполнил поручение ночного правителя, тому придется удовлетвориться мертвым специалистом.
Но могут придраться правоохранительные органы, как известно, лучше всего охраняют они свое имущество.
Поэтому надо незаметно убраться из  криминальной квартиры.
Придумал, как это сделать, прежде всего надо уничтожить следы присутствия.
На кухне подобрал веник, и когда отступил, то затер следы.
Ладонью зажал рот, чтобы не расчихаться и не выдать себя.
А на лестнице – предусмотрительно подобрал пластилин в мертвой квартире – замазал  дверные глазки, чтобы не подглядывали.
Опытные игроки не совершают ошибок.
Избавился от преследователей, и только на улице решился позвонить.
Бросил монетку, чтобы определить очередность.
Монетка закатилась в люк, он  не нуждается в сомнительной подсказке.
Прежде всего необходимо отчитаться перед хозяином.
Игра подходит к логическому завершению, остались последние две жизни, хотя бы в одну надо вцепиться мертвой хваткой.
- Я не успел, - повинился он. Голос  такой жалкий, что от горечи свело рот. Но все равно постарался доложить четко и кратко.
- Я не умею…Но, может быть, вашим костоломам удастся его оживить.
Телефон почти разрядился, энергии осталось еще на одно сообщение, поэтому пришлось отключиться.
Теперь узнает, какой я бесстрашный и самостоятельный человек, бесшабашно похвалил себя.
Последнюю жизнь потратил на звонок в дежурную часть.
Вычитал в известном детективе: не только затер следы, но  изменил голос: носовым платком прикрыл микрофон.
- Криминальные разборки, - прохрипел он.
Дежурный не всполошился,  привык к подобным сообщениям и не воспринимал их всерьез.
О своих изысканиях Сергей не  успел сообщить настоятелю, но тот – он не сомневался – обо всем узнает по своим каналам, церковь нынче пользуется почетом и уважением.
Все выполнил, как положено, игра удалась, осталось загадать, кто первым сюда приедет, удобно расположился на другой стороне улицы: спрятался за деревом, наверное, его посадили еще в царские времена, настолько корявым и ущербным выглядел ствол.
Встретятся на бранном поле и, может быть, перебьют друг друга, размечтался наблюдатель.
Его надеждам не сужено было сбыться.

Приехали одновременно, но посланец ночного правителя выбрал неприметную тачку.
Раритетную «единичку», подобных машин почти не осталось, поэтому прохожие оглядывались ей вслед.
Скромно встала в сторонке, водитель и пассажиры укрылись за тонированными стеклами.
Служивые – два дюжих сержанта – прежде чем подняться по лестнице, обернулись к укрывшейся машине.
Оттуда не последовало никаких указаний.
Молчание – знак согласия, поплелись в разбойную квартиру.
Всякое может случиться, перед ответственным заданием поделились  сокровенным.
- Дочка  на меня не похожа, - пожаловался один.
- Все бабы – сучки, - согласился другой.
- Наверное, - печально согласился первый.
- Битие определяет сознание, - вспомнил классику более грамотный сержант.
Прежде чем нырнуть, задержали дыхание и одновременно вступили в чумную комнату.
- До чего некоторые живучие, - удивился  усомнившийся отец.
- Наверное, не русский, -  предположил его товарищ.
- Понаехали, - согласился собеседник.
Наверняка были ознакомлены с правилами оказания первой помощи, но если санитары использовали для транспортировки носилки, то служивые владели более действенными приемами.
Есть особые болевые точки, если грамотно надавить на них, то оживет даже мертвец.
Николай ожил, так просыпается спящий человек, когда его окатывают ледяной водой.
С добавлением некоторых отравляющих веществ, которые не просто проедают кожу, но выжигают внутренности.
Заметался по комнате, натыкаясь на голые стены.
Потом выскочил на лестницу и скатился по крутым ступеням, чудом не переломав ноги.
Обыватели порадовались, что какой-то доброхот замазал их дверные глазки.
В некоторых случаях лучше не видеть и не знать.
Лишние знания – многие печали.
В патрульной машине остался лейтенант, более высокие чины неохотно выезжали на задержание. Тоже опытный психолог, увидев выбежавшего на улицу обезумевшего человека, прищелкнул пальцами.
Этого хватило, чтобы пресечь безумие.
Сгорбившись, подволакивая непослушные ноги, арестант послушно поплелся к автозаку.
Убедившись, что задержанного надежно упаковали, лейтенант направился к затаившейся машине.
Отделение, где он служил, давно и успешно сотрудничало с командой ночного правителя, но молодые сотрудники пытались выглядеть самостоятельными и неподкупными.
Так кормят  хищников в зоопарке. Старики равнодушно принимают подачку,  молодежь, прежде чем сожрать, долго терзает кусок мяса.
Поэтому офицер расправил плечи и вышагивал, как на параде.
Но все же склонился к приоткрытому окошку, чтобы разобрать указание.
- Вот еще! – отказался выполнять нелепый  приказ.
Еще бы, потратили столько сил и едва не погибли, задерживая преступника.
А теперь  должны отпустить его.
Стыда не оберешься, если узнают.
Незаметно  огляделся, чтобы определиться.
Конец лета, уже темно по ночам. И уличные фонари едва мерцают.
Так тщательно осмотрелся, что едва не свернул шею.
Не приметил наблюдателя, что укрылся за деревом.
Тот, наверное, прикинулся сухостоиной.
Никто не осудит, придется подчиниться.
Когда возвращался к автозаку, то сгорбился и подволакивал ноги.
Так подранок уходит от охотника, а тот не спешит добить его.
Но когда приказал подчиненным, то опять обрел былую стать.
- Чего привязались к человеку? – вопросил он.
Сержанты промолчали. Не потому что не знали, как ответить, но посчитали ниже своего достоинства связываться с сосунком.
- Будто сами не выпиваете! – еще больше распалился обвинитель.
В голосе появились басовитые нотки. А над верхней губой, кажется, прорезались  еле заметные рыжеватые усики.
- Я знаю, как много пьете! – не  унялся молодой зверь. Наверное, забыл, что сидит в клетке.
Этим выступлением, может быть, подписал себе смертный приговор.
Нет, его не расстреляют прилюдно перед строем, и публика, приглашенная на казнь, не восхититься его мужественным поведением.
Ночью главный надзиратель распахнет дверцу  клетки. И другие звери загрызут отступника.
Но нынче насладился он своим иллюзорным могуществом.
Сержанты не стали перечить, молча вытолкнули Николая из клетки.
Лейтенант так себя распалил, что не смог удержаться. Размахнулся и ударил.  Если и не переломал хрупкие косточки, то предал негодяю значительное ускорение.
Его подхватили заботливые руки  и торжественно усадили на заднее сиденье раритетной машины.
Не каждому выпадает честь прокатиться на  знатной тачке.
А чтобы  лучше это осознал, с двух сторон его подперли маститые искусствоведы.
Будто истерзанный, искалеченный и едва живой пакостник еще способен на что-то.
Автозак неторопливо убрался с места несостоявшейся казни.
Не получилось быстрее, такой изношенный механизм, что в любой момент мог развалиться.
Конечно, выделяли деньги на ремонт, но почему-то их не использовали по назначению.
И почти перевелись спонсоры.

Сергей, что укрылся за старым деревом, осознал, как непредсказуема наша жизнь.
Надо затаиться и переждать тяжелые времена.
Вспомнил о подруге, с которой не так давно разошелся
Интеллигентные люди не стали громко и всенародно выяснять отношения.
Давно рассосались синяки, а царапины затянуло розовой кожицей.
И столько событий на нашей многострадальной родине, что  позабылись личные неурядицы.
Тем  более жила она недалеко.
И если осталась одна – а никто более нескольких дней не продержится рядом с этой скандалисткой, - то, может быть, позволит ему укрыться.
Зашел в ночной магазин, чтобы отовариться.
Винный отдел, как положено, был прикрыт рогожей. Местный художник постарался. Изобразил такие гибкие пальцы, что удалось сложить два кукиша.
Явный перебор, значит с хозяйкой можно договориться.
Поздоровался с ней неестественной улыбкой: растянул уголки губ.
Потом вспомнил, как нашел и признал друга.
Одной рукой растягивая губы, на другой скрестил пальцы.
Тайный знак негласного содружества, хозяйка не сможет отказать.
Впервые согласилась в неполные пятнадцать лет, после этого мужики пошли сплошной чередой.
Иногда такие противные, что изнывала от общения.
Поэтому в свои двадцать два года выглядела как женщина средних лет.
Или так казалось из-за обилия краски и штукатурки на лице.
Так выглядит картина, созданная маляром.
С каждым годом все больше таких картин, и за некоторые на аукционе предлагают неплохие деньги.
- Если человеку плохо…, - позвала женщина.
- Плохо, - послушным эхом откликнулся он.
- Если нуждается в помощи...
Побитая жизнью женщина, а голос, как у девчонки.
Вот дружной стайкой вылетают они на крыльцо сельской школы. И одна, самая светлая и непорочная, с размаху бросается в зелень майских трав. Распростертыми руками обнимает Землю.
И призывает долгожданного и единственного.
А тот не услышал зов.
- Нуждаюсь, - отозвался мужчина.
Не только сказал, но изобразил: указательным пальцем щелкнул себя по горлу.
Если бы услышал женщину, то, может быть, выжил в дальнейших неурядицах.
Но мы глухи и безнадежны.
Словно ударил беззащитного человека.
Женщина отшатнулась.
От резкого движения частично осыпалась штукатурка.
Под драконьей чешуей различил он ослепительно белую кожу.
Это несоответствие еще больше оттолкнуло пришельца.
- Чтоб тебе подавиться! – пожалела его и достала бутылку хозяйка.
- Чтоб отравиться этой дрянью!
Прижал добычу к животу и отступил от разъяренной львицы.
- Чтоб  близость с женщиной обернулась отравой!
Вывалился из магазина и побежал.
Будто бегством можно спастись от колдуньи.
Отыскал нужный дом, и долго не мог отдышаться.
На кодовом замке истерлись цифры на некоторых кнопках, поэтому безошибочно набрал нужную комбинацию.
А около двери в  квартиру приосанился, но уже не удалось растянуть уголки губ.
Старые друзья, почему бы не пообщаться после долгой разлуки?
Подруга неплохо сохранилась, а Сергей не мог забыть ночную хозяйку магазина, и иногда отмахивался, как от досадной помехи.
Почти не выпил, но столько было принято до этого, что опьянел после первых  стопок.
И конечно, проговорился, что у пьяного на уме, то на языке, не зря утверждает народная мудрость.
- Все из-за тебя, - обвинил он.
Тяжелая голова наклонилась. Подпер ее кулаком, чтобы не упала.
Женщина промолчала.
Отвратительное пойло. Те, что так считают, мгновенно опрокидывают дозу в глотку. И отрава падает в желудок, по пути раздирая пищевод.
Но женщина пила осторожно, вдумчиво, мелкими глотками.
А если и морщилась, то от слов собеседника.
- Теперь, когда могут убить, тем более нужны твои родственники, - сказал мужчина.
Речь его разладилась, с трудом удерживал тяжелую голову.
После революции прадед Веры остался в России. Остальные  не приняли новую власть. И казалось, связь с ними навсегда потеряна. А когда после войны кто-то попытался найти деда, тот  испугался до полусмерти.
Коммунистам не положено иметь родственников за границей.
Не имею, указывал он во всех анкетах.
Каким-то чудом не попал в лагеря.
Времена изменились, Верин отец нашел потомков давних беглецов.
Если взмолиться и покаяться…
А девчонка наотрез отказалась, напрасно Сергей настаивал.
Но не только из-за этого они расстались.
- Если бы ты меня вывезла, я бы там стал большим человеком, - сказал он.
Да, конечно, теперь другие времена, каждый может уехать.
А там жить на пособие или работать дворником, или крутить баранку. Или услужливым швейцаром распахивать двери.
Не желал он такой судьбы.
Но свои люди  подыщут теплое местечко.
- Я заставлю тебя  увезти! – предупредил ее.
Сил хватило только на это громкое заявление.
Сложил на столе руки, на них уловил  голову.
- Убьют, если останусь,- произнес, перед тем как забыться.
Настолько невнятно, что женщина вряд ли разобрала.
Но решила помочь ему обустроиться в чужой стране. Или такая попалась выпивка, что людей тянуло на свершения.
Ночная хозяйка магазина подсуетилась. Давно  возненавидела мужиков. Особенно тех, что кривлялись.
Этот деятель то задирал пальцы в показной крутизне, то пугался  и прятался за прилавком.
И храбрых ненавидела, и трусливых.
Промышляла левым товаром.
Снабжала им особо противных.
Вера опорожнила почти всю бутылку, поэтому помогла пришельцу.
Проверила, прежде чем приступить.
Ухватила его за волосы и приподняла голову.
Посмертная маска, но нащупала и свободной рукой надавила на щеки.
Кожа на лице натянулась, один глаз приоткрылся.
Но напрасно она заглянула,  не различила среди мути.
Не притворяется и не помешает.
И откуда взялась сила, стащила его со стула. Тот отлетел в сторону, а она не удержалась, упала вместе с мужчиной.
Он ударился затылком, половицы, кажется, не треснули. А Вера разбила локоть, рука онемела,  неловко раздевать  одной рукой.
- Обязана справиться! – приказала  себе. 
Повредила правую руку, поэтому не взяла под козырек, и не годится отдавать честь левой рукой.
- Да, честь отдавать не годится, - согласилась она.
Когда люди разговаривают сами с собой, то готовы на многое.
Ремень не поддавался, помогла  зубами.
Стягивая брюки,  вывернула их наизнанку.
И как честная девушка – вспомнила, что когда-то была такой – не смотрела на обнаженного мужчину.
Что она там не видела.
Случайно дотронулась до мошонки, то неохотно убрала руку.
Не сразу справилось с острым желанием.
Интимной близости  пожелала им продавщица, он успел похвастаться.
Так устала, что не смогла подняться,  на коленях доползла до комода, в ящике отыскала  белье.
Выбрала кокетливые почти прозрачные трусики  и ажурный лифчик.
Размер, видимо, соответствует, не такой он здоровый.
Доползла  до него, рука вроде бы отошла, негоже лежать голому человеку, можно простудиться или слечь с воспалением легких, кое-как облачила мужчину.
Трусы в самую пору, на этот раз поспешно отдернула руку, если задержится, то может не сдержаться.
Так встряхнет его, что лопнут половицы.
С лифчиком получилось похуже, чашечки плоско лежали на груди.
Придумала и попыталась подняться. Доползла до стула, сначала грудью упала на сиденье, потом встала, цепляясь за спинку.
Наверное, столкнулись тектонические плиты, земля дернулась и взбрыкнула, едва удержалась на ногах.
Бесполезно, наших людей не запугать такой малостью.
Нашла вату и вернулась шаткой палубой.
Плотно набила чашечки и отступила, любуясь своей работой.
Там, куда он стремится, уважают таких клоунов, с распростертыми объятиями примут соратника.
Осталось запечатлеть этот феномен, все мы стали мастерами съемки,  женщина тоже  не промахнулась.
Но забыла  адрес, по которому надо послать снимок, если ее давний предшественник отправил письмо на деревню дедушке, то она обратилась ко всем желающим.
Вымоталась и обессилела от тяжелой неблагодарной работы, тоже прилегла отдохнуть.
Не валяться же на земле, как поступают незадачливые насильники, добрела до кровати.
Ей не надо  набивать чашечки ватой и силиконовыми вставками, когда сняла подпругу, то груди поникли и измялись, а на спине и на плечах стали видны алые полоски от тугих лямок. Полоски остались и на бедрах.
Завернулась в простыню, верная и надежная защита.

А Николая  привезли  к ночному правителю.
Тот скептически оглядел его.
Нелепая фигура: длинный и тощий, и одежда болтается, как на вешалке.
И лицо бессмысленное и пустое.
Разбирался в людях, многие прошли через его руки, и когда он спрашивал – даже  не повышал голос, -  старались выложить все до последней мелочи.
А он впитывал промокательной бумагой.
Поэтому поднялся над серой обыденностью.
- Лицо у тебя, как и гения или у идиота, - поздоровался с пришельцем.
- Поэтому можешь присесть, - добавил он. Даже не назвал его сучим потрохом, как обычно именовал своих прихлебателей..
Николай не услышал.
Если некоторым, попавшим в эту пыточную камеру, казалось, что они в предбаннике, где решается их судьба, и могут возвысить или уничтожить, то Николай не осознал этого.
Пустыня, песок заносит следы, испепеляющий жар, и если немедленно не принять…
Начальник кивнул, два телохранителя, что на всякий случай присутствовали на допросе – кто знает этих малахольных, - помогли ему опуститься на стул. Хрустнули плечи.
Если на сиденье были шипы, то маленькие и незаметные.
- Дайте ему нюхнуть, весь извелся, - милостиво разрешил Иван Петрович.
Сам  не потреблял,  запрещал и своей команде.
А также не пил, не пила и команда, и тем более презирал табак.
Конечно, его люди при возможности не  отказываются от доброго глотка, а некоторые и покуривают, хозяин знал, но не наказывал.
Когда потребуется отыскать виновного,  ткнет в первого попавшего, и не промахнется.
Оказывается, и порошок был у них в заначке.
Своевременно помогли страдальцу.
Один так надавил на грудь, что выжал остатки  воздуха, и когда пленник жадно и судорожно вдохнул, то порошок мгновенно разошелся по организму.
- Встань, - проверил хозяин.
Николай поднялся. И суставы почти не скрипели, только оператор перепутал диски, и попал он в другую реальность.
- Мертвое море, - потеряно вспомнил.
- Сделай снимок,  как там, - согласился палач.
- Хождение по водам.
- Нет, пока еще рано, но снять так, чтобы каждый понял, что могу, в том числе  и по воде, - научил  правитель.
- Наверное, он утонул, - огляделся свидетель.
- Помесь шакала и ехидны, - сказал Иван Петрович.
Но тут же опомнился, истинный интеллигент не отличит этих животных.
- Сучий потрох, - привычно добавил он.
Плохо видно, Николай сложил пальцы колечком, чтобы лучше различить, посмотрел через нехитрый  оптический прибор.
Иван Петрович уже успокоился.
Почти  не надеялся на чудо, но всякое случается.
Секретные переговоры, телохранители поспешно покинули камеру.
Правитель тоже всмотрелся.  В полутьме  лучше видно, прикрылся ладонью как козырьком.
В нелепой надежде прозревают даже слепцы, а хромоногие забывают об  увечье, излечиваются сухорукие, подрастают малыши, а уроды превращаются в красавцев.
- Не просто идет по водам, но не касается воды, - показал Николай.
Иван Петрович зажмурился, прежде чем взглянуть. Медленно и осторожно приоткрыл глаза.
Пальцы разжались,  телефон упал, брызнули осколки.
Если очень постараться, можно собрать и сложить эти детали.
Иван Петрович постарался.
Топтал до изнеможения, до звона в ушах, до бешеного тока крови.
Николай застыл истуканом.
Разве что не обратился в соляной столб, безупречные свидетели описали подобные случаи.
Тело онемело,  не смог убраться из пекла, а горло пересохло, не позвал на помощь.
- Виноват!  -  покаялся  Иван Петрович.
Пал на колени и простер руки, только коленопреклоненных мог понять и помиловать Спаситель.
На мгновение посмел усомниться и обратился к врагу рода человеческого.
Настолько углубился в теологические изыскания, что не сомневался в его существовании.
Не Спаситель, но враг шествовал по водам, если тот позволит сбыться его надеждам, если сделает его писаным красавцем, то дорого придется заплатить за это. И душа не обретет бессмертие.
- Пусть все останется как есть! – взмолился фанатик.
Все и осталось.
Была камера с дырой на полу для стояка крови. Стены выложены бетонными блоками.  Над дверью стосвечовая лампочка в решетчатом колпаке. Крошечное окно тоже забрано решеткой.
Средневековая пыточная камера, лишь большой экран на стене напоминал о современности.
- Изыди, сатана! – обратился хозяин к совратителю.
Тот так давно принимал снадобье, что все короче становились промежутки между приемами. Или попался некачественный порошок.
Очнулся и сглотнул густую слюну.
- Дай, - попросил он. Вернее прохрипел, горло пересохло, опять очутился в пустыне.
Услышав хрип, охранники, что поджидали в коридоре, понимающе переглянулись.
Увлекающимся человеком  был их хозяин. Иногда приближал к себе случайного человека. Но чем дольше общался с ним, тем сильнее было разочарование.
На этот раз хватило нескольких минут.
Один охранник ребром ладони провел по шее и закатил глаза, другой кивнул и свесил голову.
Досконально изучили хозяина, но ошиблись на этот раз.
Слишком очевидный и простой выход: избавиться от человека. Все там будем, всем уготовлен одинаковый конец.
Но пусть сам взмолится о смерти, и надо не сразу откликнуться на его зов.
- Смотри! – приказал хозяин.
Если до этого мечтал подрасти, то теперь навис над долговязым пленником. И лысина его покрылась жестким, похожим на свиную щетину волосом. Взбугрились мускулы, тело налилось первобытной силой.
Щелкнул пальцами, и высветился экран.
С грохотом взорвалась лампочка над дверью.
Осколки, кажется, не поранили.
А если вонзились, то не заметили.
Иван Петрович общался со многими зарубежными соратниками, те снабжали его справочными материалами.
Не всегда удавалось отличить компьютерную графику от подлинных событий.
Вот трибуну заняли знатные зрители. 
Палач запалил костер.
К шесту посреди поленницы был привязан человек.
Иван Петрович закрыл лицо руками. Но подглядывал сквозь щель между пальцев.
Видимо снимали  из укрытия, чья-то спина заслонила панораму. Потом съемку прервали помехи.
Но оператор уже проник в пыточную камеру.
Палач проверил, как заточены шипы. Неосторожно тронул острие и  поранил палец.
Поэтому решил медленно и постепенно выдвигать шипы из сидения, чтобы узник досконально  прочувствовал, как они впиваются в плоть.
Или заложил в очаг сырые поленья,  мясо не сразу запечется, а сначала подкоптится.
Или затупились щипцы и клещи.
Или зрителей оглушило таким отчаянным криком, что с деревьев – если бы действие происходило на природе –  облетели листья.
Но техника отказала, экран потух и пошел трещинами.
Попался живучий экземпляр, охрана ворвалась – красными фонариками светились их глаза – и повязала узника.
Повелитель устало повел рукой.
В подвал, безошибочно определила челядь.
Почти незаметно шевельнул пальцами.
Не морить голодом, но отказать в снадобье, определили они.
Суровое, смертельное наказание, в юности Ваня тоже подсел на иглу.
Попал в лечебницу, специалисты схлестнулись в яростном споре.  Одни считали, что проживет он около месяца, другие ограничили его существование неделей.
А он выжил назло им.
Крошечный городок в бескрайней степи. Добрые люди пожалели его. Спеленали как ребенка, отвезли подальше от жилья и бросили умирать среди разнотравья.
Издали не слышны крики.
Добрые люди, через неделю пришли предать земле останки.
Удивились, человек не способен вынести такие муки,  не сразу решились перерезать путы.
Излечился и завязал, а чтобы не забылась та боль, в сейфе держал убийственное снадобье.
И теперь готов был воспользоваться.
Но перед этим привычно заглянул в интернет.
Обладал абсолютной памятью, помнил всех людей, с которыми хотя бы случайно соприкасался.
Сразу же признал одного из своих осведомителей.
Тот облачился в женское белье и томно раскинулся на лежанке, поджидая богатых клиентов.
Настолько гадкое поведение для истинно верующего человека, что требуется немедленно наказать развратника.

Разнообразные заведения входили в империю Ивана Петровича. Среди прочего покровительствовал он ночным бабочкам, так называл жриц свободной любви.
И был не согласен с президентом, который считал их девушками с низким уровнем социальной ответственности, многие из них были настоящими патриотками.
- И этого в патриоты, - приказал он.
Рано задумал травиться, еще столько предстоит перелопатить.
На всякий случай его люди проследили, куда отправился и где задумал укрыться Сергей.
  Тяжелые сапоги грозно и неумолимо затопали по лестнице.
Местные жители давно попрятались по убежищам, а теперь на всякий случай заткнули уши.
И если их в дальнейшем опросят, честно и откровенно признаются.
Спали глубокой ночью, нас не разбудить даже пушечным выстрелом.
Но женщина, что отомстила Сергею, услышала грохот.
Распахнула дверь – все еще продолжала заворачиваться в простыню - и позвала.
- Жизнь мою испоганил, - обвинила любовника.
Оглушили – если быка надо бить молотом, то для человека достаточно крепкого кулака - и выволокли на лестницу.
Женщина не угомонилась.
- Только, чтобы не больно, - пожалела партнера.
Еще громче затопали сапоги.
- И чтобы сразу, - попросила  женщина.
Жестокие создания, видимо, не из того ребра слепили их.
Кто же сразу собирается его убивать, сначала должен осознать свои ошибки.
Иван Петрович только недавно стал работать с ночными бабочками и еще не обзавелся стационаром.
Но уже отвоевал  улицу. Как на плацу выстроил на тротуаре своих подопечных.
Водители быстро освоили эту дорогу.
Чаще всего машина едва ползла,  шофер высматривал.
Останавливался, увидев подходящий экземпляр, и манил пальцем.
Одни сразу договаривались, скупые и бережливые долго и нудно торговались. Иногда удавалось выторговать несколько рублей.
Некуда идти, разве что устроиться на скамейке в парке, но местная администрация около каждой скамейки установила фонарь.
А может быть, не поскупилась на потайные камеры, так в бане пацаны протирают дырочку в матовом стекле и наслаждаются замечательным зрелищем.
Потом они взрослеют, становятся начальством, но продолжают подглядывать.
И уже мало им  голой натуры.
Поэтому так называемой любовью занимались прямо в машине. И в большинстве случаев не требовалось раскладывать сиденья.
Самые стыдливые закрывали окна шторкой или тонировали стекла, но многим было наплевать на эти предосторожности.
Родное сердце, при знакомстве обращаются женщины к своим клиентам, но после окончания процедуры долго отплевываются.
Сюда, на эту людную улицу по приказу хозяина привезли охранники своего пленника.
Сначала очистили зону, потеснили девиц, чтобы не отвлекали ложными своими прелестями.
Женщины привыкли облачаться в пестрые наряды, но многое теряют, стоит содрать оболочку.
Выставили  приманку под дежурным фонарем, власть, наверное, предвидела такие события.
В каком виде повязали его на месте преступления, в таком и оставили: в кокетливой короткой юбочке и в лифчике, старательно набитым ватой.
А когда Сергей попытался прикрыться: одной рукой удивленно ощупал ватную грудь, другую наложил на причинное место, не позволили ему безобразничать.
Ударили электричеством – последняя разработка военной промышленности, бить можно издалека, - пленник более не посмел выступать.
Показалось, что сел на раскаленный штырь, при каждом движении, тот все глубже вонзался.
- Европа, как положено в Европах. – Наблюдал Иван Петрович на экране монитора.   
Но Европа не сразу вошла в нашу привычную обыденность.
Водители вместо того, чтобы  заглотить приманку,  вдавливали в полик педаль газа.
И машины уносились, ревя  мотором. И казалось, еще немного и взлетят.
Так спешили убраться от этой непристойности.
Но не все умеют летать.
Наконец отыскался европеец.
Окошко приоткрылось, толстое, похожее на блин лицо заполнило проем. Поманил холеный палец.
- Нет! – отказался несчастный.
Электрический разряд снова ударил.
Раскаленный штырь вонзился и спереди.
Давно уже перевелись партизаны. Наоборот, стоит всего лишь припугнуть, как нам не избавиться от словесного поноса. Среди  шелухи почти невозможно отыскать сущность.
Раскорячась, с трудом передвигая непослушные ноги, Сергей доплелся до машины.
Дверца открылась, его повелитель выпростал толстую руку.
Мужчина похожий на медведя, наверное, в лесных деревнях перевелись жители, поэтому подался в город.
Прежде чем использовать, ощупал своего подопечного.
- На безрыбье любой станет раком, - слегка переиначил пословицу.
Втянул его в машину, дверца захлопнулась.
- Не Европа, а сплошные сучьи потроха, - прокомментировал Иван Петрович.
Помог еще одному страдальцу: тот заранее переоделся, хозяин реализовал его мечту, приобщил к современным тенденциям. 
Столько дел, что тут же позабыл об этом свершении.
Если долго и тщательно следить за нашими действиями, то не хватит никакой аппаратуры.
Правда на этот раз управились за месяц.
Через тридцать дней вездеход заехал в глухомань, куда боялась соваться  даже лесная живность. Танковые гусеницы оставили два колеи, похожие на глубокие раны.
Огромна наша страна, и остались еще непроходимые болота.
В одном из них, когда снимали очередной патриотический фильм, едва не утонула ведущая актриса.
Зато получилось потрясающая сцена ее гибели.
На этот раз никто не снимал.
Раскачали и бросили, не слезая с брони.
Болото привычно чавкнуло, принимая очередную добычу.
Изуродованный труп, будто перед смертью его долго избивали, а потом по мертвому телу несколько раз проехала машина.
Никто не найдет, никто не будет искать.
Ежегодно пропадает несколько тысяч человек, если за каждым следить, то ни на что другое не останется времени.

Иван Петрович не так уж и молод, но много еще предстоит сделать.
Первым делом надо разобраться с Николаем, если помог одному пристраститься к европейским ценностям, то этого требовалось отвадить от пагубной привычки.
На всякий случай  давно обустроил несколько камер.
Старинное здание. Раньше, когда еще было печное отопление, подвал был разделен на  клетушки, в которых хранились дрова.
Всего лишь укрепил их стены, не пожалел самого качественного бетона, и заложил камнем смотровые щели.
Создал камеры, для тех, кто желает выздороветь, в одну из них поместил больного.
Если все получится, и тот поправится, а Иван Петрович не сомневался в успехе, все у него всегда получалось, то можно будет открыть лечебницу для наркоманов.
Прибыльное дело, столько их развелось, что везде натыкаешься на использованные шприцы.
Хуже всего, что не сразу удается подобрать правильных бойцов в свою команду.
Пионер, или комсомолец, или партиец – Петрович забыл точное определение – должен быть безупречен в своем поведении.
И хотя не стало былых кумиров, но сохранились критерии отбора.
Но нынче такой ушлый народ, что научились  дурить даже  детектор лжи.
И когда тот или иной боец попадался на запрещенных препаратах, его товарищи смотрели на хозяина преданными, но пустыми глазами.
Тренированные деятели, хорошо, хоть удается разобраться с обыкновенными обывателями.
Николая швырнули в камеру, дверь скрипуче затворилась.
Узник дополз до стены, неровный бетон оцарапал ладони.
Не отыскал даже крошечной отдушины.
Обойдя по периметру камеру, доковылял до двери.
Толстые дубовые доски окаменели за долгие годы.
Нащупал крошечное окошко,  забранное железом.
Если удастся проломить его,  разве что кошка пролезет в  щель.
Но попытался сломать, бил кулаками, кровь скатывалась на предплечья и застывала ржавыми, корявыми пятнами.
Взмолился среди боли и отчаяния.
- Если вы люди! – воззвал к тюремщикам.
Голос хриплый  и тоненький, так, наверное, нищенка на паперти выпрашивает копеечку.
- Вы не люди! – различил он.
Умолял не о копеечке, но  получить хотя бы  несколько крупинок.
Если его тюремщики были садистами, то наверняка бы прислушивались к каждому его слову. Или  установили бы камеру, чтобы наблюдать за  мучениями.
Но бросили в клетку и забыли.
Но вспомнил самый совестливый.
Недавно врачи обнаружили у него гастрит – хозяин заботился о челяди и настаивал на ежегодном профилактическом осмотре – и рекомендовали питаться  кашой.
Он не посмел ослушаться. Но занемог после первой  ложки. Плюнул в тарелку, переложил отраву в одноразовую пластиковую миску – только такая посуда полагалась заключенным – с трудом просунул тарелку в узкую щель.
А узник   не притронулся к еде.
Так в гордыне сами себе выносим мы смертный приговор.
Еще бы, тюремщик поделился своей пайкой, едва не сломал ноги, спускаясь крутой лестницей, набил на лбу шишку, стукнувшись о низкую притолоку, а узник пренебрег его заботой.
Попеременно, то кричал, срывая голос  в проклятиях и в униженных просьбах, то головой бился о стену.
Одежда изодралась, кровь залила не только предплечья, но шею и грудь.
Обессилел и упал, лежал на спине, сложив на животе руки.
Так долго принимал снадобье, что отрава требовала постоянной подпитки, а когда та прекратилась,  ядовитыми каплями выступила из пор.
В трупном запахе гниющего мяса.
Такой едкий дух, что всюду просочился.
И хотя кабинет Ивана Петровича был отделен   от подвальных камер межэтажными перекрытиями и многочисленными дверями, хозяин учуял.
Вспомнил бесшабашную свою юность, когда едва не погиб в лечебнице.
Такая же невыносимая вонь.
Чтобы руководить разношерстной командой, требуется определенный  уровень культуры.
Излечившись, Иван поступил в театральный институт. Перед этим изучил столько справочной литературы, что голова распухла от ненужных сведений.
Учиться не стал, было не до этого, но кое-что запомнил из прочитанного.
Классическая мера предосторожности: некто привел друга или недруга в тупиковую часть подвала, приковал  стене и заложил проход камнем.
Только так можно избавиться от отвратительного запаха.
Хозяин тяжело вздохнул.
Нет, не пожалел человека – готов был уничтожить всех извращенцев, - но придется отказаться от некоторых камер.
А преступников все больше  с каждым годом.
И правоохранительным органам все чаще приходится обращаться к ночному правителю.
Что ж, не поскупится и на этот раз. Оборудует еще одну потайную тюрьму.
- Только скорее, сучьи потроха, - напутствовал  своих слуг. – Пока эта вонь не отравила нас.
- Проклятый город, проклятые люди, - высказался, когда исполнители убрались. – А где взять послушных и правильных? – задал риторический вопрос.
Естественно ему не ответили, негде их взять.
Поэтому тщательно проинструктировал каменщиков, они не стали перечить – себе дороже станет, - нижнюю часть лица обвязали тройным слоем марли.
Возвели защитную стену, а напоследок запенили  щели.
Но запах так глубоко въелся в одежду и в мебель, что обитатели этого дома долго не могли очухаться.
Но при этом ничто не изменилось в их действиях.
Ночная империя продолжала существовать и развиваться.
Ученые утверждают, что жизнь наша меняется под воздействием радиации.
Но, наверное, существуют  и другие факторы.
И каждая гибель человека влияет на эти изменения.
Переход количества в качество, так внушали нам на философских диспутах.
Так плотина едва удерживает воду в рукотворном озере.
Вот ветер вздымает вроде бы небольшую волну.
Этой малости  достаточно, чтобы разрушить преграду.
Человечество изменится, когда ночные правители придут во власть.
Человечество уже меняется.

Отец-настоятель обратился к своей пастве.
Достаточно пожилой человек, и когда требовалось решить те или иные организационные вопросы, этим занимался его помощник.
Но в некоторых случаях приходилось выступать самому.
Перед выступлением проштудировал показания свидетелей.
Прежде всего заинтересовался Апокрифическими Деяниями Петра.
Тот заподозрил Симона Волхва в использовании черной магии  для того, чтобы взлететь и этим доказать свою божественность.
Необоснованные подозрения Петра, решил отец Сергей, но так или иначе, но Симон упал и разбился.
Наверное, Петр позавидовал его умению, решил настоятель, и тут же испуганно огляделся. Мысли иногда осязаемы, могут обвинить недоброжелатели, но рядом никого не было.
На месте полета Симона возвели церковь, то есть поверили в его божественную сущность.
Одни, как например Франциск Ассизский, когда молились, то высоко поднимались.
Поэтому молитву творили в храме, под крышей, чтобы далеко не улететь.
Другие во время полета обретали орлиную зоркость: видели подземные реки и показывали, где надо отрыть колодцы.
Летала и святая Тереза, о чем написала в своей автобиографии.
« Вознесение сродни неожиданному и  резкому удару. Будто облако или орел уносят тебя. А потом, когда вознесение оканчивается, необыкновенная легкость во всем теле, будто я совсем невесомая».
Некто взлетел и на глаза у Папы.
Этот полет настолько смутил верующих – откуда в человеке такая святость? – что его удалили в  захудалый монастырь.
И может быть – об этом историки умалчивают – заковали в цепи.
А на Руси Василий Блаженный многократно переносился через Москву-реку.
А еще настоятель вспомнил о строителе Кораллового замка в Америке.
Силой молитвы тот легко перемещал огромные глыбы. Ворота весили более девяти тонн и открывались легким прикосновением.
Когда через несколько десятилетий сломался поворотный механизм, то для починки понадобился мощной подъемный кран и бригада рабочих.
Отец Сергей не сомневался в реальности тех событий.
Но чтобы окончательно убедиться, требовалось найти человека, который и теперь способен пройти по водам.
Его помощник, иерей Кирилл  отретушировал снимок.
Нельзя сразу, надо постепенно, исподволь подготовить паству.
Узкая дорога ведет в райские кущи. Вернее тропинка, и если все одновременно устремятся, то многие погибнут в давке.
Поэтому Кирилл убрал мнимого святого.
Он подозревал, что под водой были мостки, но не решался огорчить своего наставника.
Тот так долго и истово молился, что, может быть, слегка переусердствовал.
Попросил паству опознать местность, но в городе  много котлованов, и  трудно выбрать.
Тем более,  среди прихожан преобладали старушки, они обычно не удаляются далеко от дома.
Выручил  мужик, что случайно забрел в церковь.
Так иногда случается: спешишь по своим делам, но вдруг застываешь, а потом не можешь противиться неведомой силе, что повелевает твоими действиями.
Чаще всего мужики попадают в питейные заведения, и когда их обвиняют, не знают, как оправдаться.
Этот забрел в церковь.
И когда увидел снимок,  так громко чихнул, что погасла ближайшая свеча.
Не сразу удалось  договориться.
Церковь – не самое доходное предприятие.
Но все же поймали частника, поехал отец-настоятель.
Забыл снять рясу; водитель, парнишка лет двадцати, тоже пожелал приобщиться.
- Правда, что у вас золото гребут лопатой? – спросил он.
Проводник видел, с каким трудом собрали деньги на поездку  и на оплату его трудов, поэтому ответил вместо батюшки.
- Не лопатой, а крошечным совочком, и не золото, а ржавое железо, - объяснил молокососу.
- А ты кто? – обиделся тот.
- Наблюдатель из органов, - нашелся шутник.
Вроде бы давно уже не пугают нас подобные страшилки, а молодое поколение  не знает и не хочет знать  недавнее прошлое. Но водитель на всякий случай поостерегся.
Вдруг не врут, и те изверги действительно  поубивали.
Поэтому поехал  медленно и осторожно, будто мотор растерял половину мощности.
Чтобы показать, какой он смелый и отчаянный.
Трус бы погнал во весь опор, чтобы быстрее избавиться от опасных пассажиров.
Отец Сергей до крови искусал губы.
А когда приехали, не узнал местность.
Водитель и проводник попятились и отступили.
Такая волна тоски и отчаяния, что можно захлебнуться и погибнуть.
Когда выбрались, то долго не могли отдышаться.
Водитель  укрылся в машине и до упора поднял стекла.
Проводник поочередно прочистил каждую ноздрю, потом сплюнул, желчь растеклась ядовитой лужицей.
Настоятель не только искусал губы, но заныло сердце,  запустил руку под одежду и постарался унять  боль.
Не когтистые пальцы, но расцарапал грудь.
Наверное, доброжелатели сообщили начальству о творящемся безобразии.
Нельзя провоцировать людей, найдутся последователи.
Еще долго придется вылавливать объеденные рыбами, обезображенные трупы.
Чепуха конечно, но лучше не связываться с кляузниками, Власть подсуетилась.
Пригнали строительную технику.
Проклятое место: сначала здесь прижились бомжи, потом кто-то посмел издеваться над Святым Писанием.
Некогда было разбирать забор, проломили его в нескольких местах.
А потом тяжелые самосвалы засыпали котлован обломками кирпичей.
Где-то ломали дома, повезло водителям: мусор не надо было вести на дальнюю свалку.
Сверху это непотребство засыпали песком.
Отец Сергей не запомнил, как вернулся обратно.
Кажется, сначала забрался на песчаную горку.
Подтянул рясу, чтобы не измазать подол.
Ботинки были до того изношены, что почти прохудилась подошва.
И когда притопнул, чтобы сокрушить  кучу – под ней осталось Мертвое море, и Спаситель там идет по водам, - то вонзилась какая-то железка.
Бессмысленно и бесполезно, прихрамывая и волоча больную ногу,  вышел к людям.
Люди – никакие беды не вытравят из нас человеческую сущность – помогли вернуться.
Лишь поздним вечером выбрался из своего крошечного домика на углу церковного надела.
А в церкви распластался на камне.
«Господи наш, который на небесах! Пусть благословенно почитается имя твое...», - обратился к Богу.
До конца дочитал  молитву.
А потом еще раз, десятки, сотни раз, чтобы избавиться от лукавого.
Почудилось, что воронье, что обосновалось на ночлег около храма, всполошилось и улетело.
Когда твердишь до бесконечности, то каждое слово ярко вспыхивает во мраке.
Вспышки эти слились в одно пламя – как огонь на неопалимой купине, - Бог услышал и принял молитву.
Значит пора повиниться.
« Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои.
Многократно омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня…» – взмолился он.
Так долго твердил, что куст еще ярче разгорелся.
Не только воронье, но насторожились затаившиеся грабители и убийцы.
Не те несчастные и больные люди, что попрятались по чердакам и подвалам, но многие успешные политики и бизнесмены.
Считается, что не спится им в полнолуние.
И тогда утешаются они всеми доступными способами.
Женщины, вино, наркотики.
Но не  спутники и планеты, тревожит их молитва праведника.
Но что может один человек? и сколько людей должны воззвать?
Сто, тысяча, миллион?
Столько не наберется на нашей планете.
И насколько всепоглощающей должна быть любовь к Всевышнему?
- Я отказался от сына, - признался отец.
- От единственного сына, жена умерла родами, воспитал его в любви и почитании…
Говорил хриплым шепотом, то ли сорвал голос, то ли такие больные слова.
Его помощник впитывал каждое слово.
В семинарии их так не учили.
Ему тоже не спалось этой ночью.
Почудилось, что в храме  мерцает огонь, проник запасным пожарным лазом.
С таким напряжением внимал, что иногда забывал дышать.
- А он организовал общество по борьбе с так называемым мракобесием, - пожаловался отец.
Последнее слово произнес с таким отвращением, будто оторвал от себя присосавшегося гада.
- Мой единственный сын, мой любимый сын, - призвал наследника.
- Проклятый сын, - проклял его.
Кирилл задохнулся и больше не мог терпеть.
Дополз до распростертого старика, сошлись их руки и дыхание.
Не верил ни в хождение по водам, ни в такую святость, что позволяет вознестись над нами, но  жалко стало одинокого отца, мечтателя и фантазера.
- Я увидел, - сказал он.
- Что? – спросил обессилевший старец.
- Поднялись совсем немного, на вершок, меньше, чем на вершок, - придумал Кирилл.
- Правда?
- Это как факел, как подобрать упавший факел.
- Разве  я одолею? – не поверил старик.
- Чтобы не пропасть в темноте.
- Мы не пропадем?
- Нет, - обещал Кирилл.
Помог добраться настоятелю до его убежища. Домик был похож на конуру, ее тоже удалось различить на одном из снимков.
Ложь во спасение, уговорил себя, когда довел старика.
Припомнил подробности.
Камни излучали.
Настолько мощное излучение, что приподняло тело.
Обман зрения, Кирилл зажмурился, чтобы не обманываться.
Конечно, показалось, когда снова посмотрел, то увидел, что тело распласталось на камне.
- Наваждение, - безошибочно определил он, когда ушел от старика.
- Не настолько мы святы, - вынес приговор и ему, и себе, и всему человечеству.
Но все же  попробовал: подпрыгнул и как крыльями взмахнул руками.
Не взлетел, неудачно приземлился, отбил пятки.
- Размечтался! – выругался мальчишка.
Чтобы мечты напрасно не тревожили, когда вернулся домой и лег спать, то с головой укрылся одеялом.
Будто так можно уберечься от неизбежности.
Я не уберегся.
                ………………………..
                Г.В. Декабрь 21.