Удар судьбы

Каждый день нам –
Подарок от Бога
С небом, солнцем,
Земной красотой
и дорогой – Да жаль,
незнакомой, неизвестно какой.



Новый день не предвещал ничего хорошего. Моросящий дождь бесконечно долго шёл третьи сутки. Мрачные тучи стояли смогом над сопками, на одной из которых стояло жилище, двухэтажное деревянное построение в директории ещё при директоре прииска Вайзерове. В этом жилище и проводил свою жизнь Костя и его жена Любаша.

Не было конца ностальгическому настроению Кости.Как известно по темпераменту люди подразделяются на четыре вида: меланхолики, холерики, флегматики, сангвиники. Костя относился к числу первого типа: невротический склад характера, интраверсия (определённая скрытность) и отчуждённость, и замкнутость плюс эмоционально неустойчивый характер.

Косте было трудно со всеми, «тяжёлый» тип говорил в нём, в его душе, а душа вселенной или идея души, так сказать квинтэссенция или пятая сущность в дополнение к четырём элементам стихий заговорила в нём и тогда он не находил покоя ни в чём.

Костя встал с постели и долго разминался. Особенно в непогоду ныла нога. Играя в футбол он выбежал из ворот футбольного поля навстречу нападающему и результат сломанная нога, которая потом долго не срасталась. Ходить пришлось на костылях всё короткое лето. Иногда выходил на крыльцо ночью, когда не спалось и на крыльце никого не было, закуривал и долго смотрел на мириады звёзд, которые казались подмигивали своими огоньками говоря: «Крепись, парень!» И он крепился из последних сил, хотя иногда срывался на свою Любашу, которая в последнее время всё чаще стала уходить из дома к соседке, делать по заказу причёски, завивки и укладку волос. А когда долго не приходила он скучал, оставаясь со своей душой, со своим одиночеством во всей вселенной и его астральное тело неразвитого человека,- а он себя таким считал, - подчинялось его грубым страстям, куреву, пьянству и бабничеству, за что его и отчитывала его Любаша.
 
Он ещё помнил, когда выходил со своего тела в астральную сферу и проявил во сне свою сознательность, которую теперь после надлома в жизни, когда пошли неудачи и с женой, с ней в последнее время испортились отношения. А первая неудача – сломанная нога, вторая – жена, которая стала отлучаться и надолго, иногда приходила поздно и вся «помятая» и говорила, что устала на работе по заказу, делая причёски. Вот тогда он по-настоящему почувствовал себя одиноким.

А когда она была дома, он подлаживался под её настроение, старался угодить ей, готовя еду и поднося чай в постель и тогда получал расположение Любаши. Его страсть к ней переходила все границы, необузданность этой страсти и грубая сила мужская не прельщала Любашу и, о чём она выговаривала ему, не раз и, тогда он опять скукоживался в своей улитке и замирал.

В этот мрачный день он по круто сбитой лестнице, протянутой с сопки, спустился  вниз, и по дороге распадка направил свои стопы в столовую. Она манила, притягивая как магнит, давала отдушину и, хоть на время забытье. Там можно опрокинуть стопку, другую и третью, благо денег всегда хватало, жили они с Любашей только вдвоём и он носил портмоне в кармане и днём, и ночью. Водку давали на разлив, и здесь можно перекинуться словом-другим с кем-нибудь из знакомых и скрасить своё одиночество.

Сегодня за стойкой бара столовой работала русоволосая женщина Полина, которая увидев его, предложила, указывая на бутылку: «Налить?» Ответом был кивок головы. Сегодня говорить не хотелось. Но он напряг свою волю, улыбнулся и что-то сказал в ответ. Хотя потом спроси его – он не мог бы вспомнить. У него было умение отключаться и уходить в себя. Он мог жить на этой грешной земле и одновременно на какой-то другой планете, вычитанной в Библии. Он, несмотря на свою разносторонность знаний, не мог найти в этой жизни своего ангела-утешителя, разве только Любаша, но она как-то стала отдаляться, его душенька, его Любаша.

После выпитой водки, тепло разлилось, исчезла тревога в теле, взор затуманился, тяжёлая голова склонилась к столику. Кто-то подходил к столику предлагая выпить, но он мотал головой, бормотал невпопад собеседнику и, наконец подложив руку под голову, погрузился в свой кошмарный сон. К нему пришёл человек во всём чёрном и сказал: «Валтасар, ты будешь убит ночью, своими слугами». И он медленно оторвал голову от столика и глазами на выкате увидел цыганку с цыганятами. В туманности она подошла к нему. Он всё ещё вспоминал к чему сон и, наконец, понял, что читал «Последние дни Романовых» Роберта Вильтона и, видимо, потому и приснилось. Цыганка раскачивая бёдрами подходила протягивая руку. «Дай милок погадаю – всю правду расскажу, позолоти ручку».

Рука Кости потянулась в карман за бумажником, он вытащил его и сунул цыганке бумажку и посмотрел в блеснувшие огоньками глаза цыганки. Она взяла в свою руку его протянутую ладошкой кверху руку с прерывистыми линиями на руке. Линия жизни на руке опасно прерывалась, это или опасность, или неожиданная смерть. О том цыганка и вынесла ему вердикт. Он всё понял, но знал, что свою судьбу он изменить уже не мог, он прикипел к своей Любаше. Цыганка добавила при этом: «Побереги себя, милок, уезжай куда-нибудь, мир не без добрых людей, может, и жить будешь» при этих словах отвернула взгляд.

Куда он мог уехать от своей Любаши, он мог часами любоваться своей Любашей, её причудами, когда она творила природу причёсок и стрижек или когда часами просиживала у зеркала, любовавшись собой выщипывая то брови, то всё лишнее, что смешило Костю в глубине души. Он считал, что Любаша и так красива Любаша была антиподом Кости, но они как-то сходились после недоразумений и даже после трений, получался ещё душевней разговор. Она усаживалась утром у зеркала и говорила: «Вот видишь Костя я утром оставляю на зеркале свою энергию, за день растраченную, а когда вечером сажусь у зеркала, я её забираю себе опять, подкрепляясь».

Косте было смешно, но он верил Любаше, зная её причуды делал вид, что она права. Незаметно он ловил её взгляды, которые красноречивее слов говорили «хороша я!» и он про себя говорил то ли себе, то ли ей: «Спаси Бог», а получилось «спасибо». Последняя буква терялась, пропадала, куда-то улетая в пространство, и возвращалась уже с вселенной в виде нового слова или слога, который Костя придумывал для своей любимой. Любимая особо не утруждала Костю своим вниманием и Костю это обижало. Вот и сейчас покрутившись около зеркала, сбежала к соседке покурить и поболтать.

Была осень. За окном господствовала соседняя сопка над всеми высотами, над бесконечной тайгой, извивов рек и горных хребтов и даже кажется над этим красным диском солнца, который уходил вечером за горизонт на отдых, говоря: «Пора на покой».

От всех бесконечных мыслей, которые находили на Костю и от слова «уезжай» веяло тревогой. От кого бежать, от себя не убежишь. Видно судьба, её не обойдёшь. Костя был из тех людей, кто верил в судьбу. Но теперь «судьба» не давала покоя.
Она «Владыка» дала дар предвидения, преподнесла подарок тревоги и беспокойства, застряла в голове мысль, говоря в какой час уготован твой рок.

Сборы были не долгими. Рюкзак и сумка с вещами и продуктами были приготовлены заранее, стояли в прихожей ожидания своего часа, и этот час пришёл. Со своим хозяином тронулись в путь. При отъезде он не нашёл свою Любашу, и не заглянув в карие глаза, которые часто менялись по временам года, тревожился. До последней минуты отъезда высматривал её, белоголовую. А вдруг она его видит, поднимет руку и не обделит своим вниманием, а ему приятно. Но не было Любаши. Вот и вахтовка подкатила. Приехав на вертолётное поле, он уже знал, что не увидит её, любимую.

Весь белый свет померк. Отложить бы, не поехать. Сделать заезд позже, но вторая сущность «я» говорила не уезжай, а пятая магнетизмом, квинтэссенцией, заполняя всё большее и большее пространство, говорило: «Навсегда».

С каким чувством и уехал. Оживлённо стояли разговоры, перекидывая друг друга при приземлении вертолёта, гоняя воздух винтами, приземлился, все стали садиться. Было два рейса, уезжал первый, оставляя вторую партию на другой раз, не вмещая всех, хотя и так брали лишних людей, беря на себя ответственность. Тень вертолета скользнула, оторвалась от земли и растворилась.

Тайга позолотела от осени. Только кедровый стланик с рыжей хвоей, да пересечённые тропы зверей, мари, сопки, горные перевалы-хребты распростёрлись под винтами вертолёта. Щемящее чувство тревоги так и не покидала Костю, с тоской в сердце он всё отдалялся от любимой. Вертолёт медленно завис над площадкой, рядом деревянные строения, общежитие с узким длинным коридором, по обе стороны комнаты на два-три человека. Недалеко – баня и узел связи  - радиостанция, в которой работают молодые девушки, посменно. Вот опять его встретила родная Усть-Уркима, шелестом деревьев, унылым видом хвойного леса, да крупноглыбового монолита камней. Вся эта красота настораживала, она говорила: «Я вечная, ты никто».

Костя не попрощался с любимой и это его угнетало. Он забежал на радиостанцию и просил молодую дежурную соединить его домом, но каждый новый звонок не приносил результатов.  Он не стал больше никого утруждать своими заботами и положился опять на судьбу. Хотя откуда-то опять возникла тревога, которая нарастала как снежный ком, который катится всё увеличиваясь.

Многие ушли в ночную смену, стал собираться и Костя, сходил в местную столовую названную между собой «тошниловка» и, поужинав на скорую руку, направился на драгу. Драгёр, последний, сдавал драгу – сменщику, драга пришвартована до упора натянутыми тросами, подвесной мостик приспущен, а для работы драги он убирается. В этот раз драгу покинули быстрее обычного, чтобы быстрее улететь отбыв вахту-пятнадцатидневку, не задерживать вертолёт . Все разошлись по дороге просматривать узлы агрегатов драги, занимая свои рабочие места.

Драгер ушёл в драгёрку на «верхотуру» как её называют в кабинет-помещение, где находилось управление драгой. Пульт управления, лобовое стекло, для обзора, сплошное переднее остекление, окно открыто для притока свежего воздуха, а в нём видна черпаковая цепь. Ковши которой захватывая породу направляют её как червяк, пропуская через себя и, выплёскивая уже отмытую от золота, шлихов и мелкой породы в отвалы. А со шлюзов мелкая порода идёт на борта драги. На шлюзах оседает золото, когда крутится бочка, оно туда и попадает. Потом шлюза разбирают промывая коврики струёй воды в карманы-улавливатели, а оттуда в доводку. Захватывая породу, черпаки выбрасывают породу в завалочный люк на высшей точке драги, откуда с завалочного она падает в бочку и орошается водой при этом струями воды через стволы в бочке, промывается и мелкая порода из бочки и сразу попадает на боковые шлюзы. Завалочный люк и сыграет злую шутку…

Костя растопил котёл, который установленный на нижней палубе драги, нагнал нужную температуру и ушёл проверять кормового. Кормовой машинист Вася имел свой пульт управления, из кабины кормового управлял бочкой и транспортёром, включал и выключал, а также следил, чтобы валуны-камни проходили через бочку и транспортёр, при этом бочку ставили в режим меньшей оборотости. Транспортёр в полной зависимости от бочки. Если в бочке нету породы, то останавливал транспортёр, и подавал на пульт в драгёрку сигнал драгеру, а драгер при включении также подавал сигнал для включения бочки и транспортёра. Останавливал кормовой транспортёр и бочку, когда драга зашагивала сваями выпуская их по очереди, Вася «кормовой» мог и вздремнуть, он знал когда можно бодрствовать, а когда на время вырубиться, при этом он слышал по звуку шум подающих камней, которые ударяются друг о друга под шум воды- струй. Когда чувствовал, что может уснуть, выходил в столовую попить чайку. Брал чайник, который постоянно был под рукой и перекусывал. Днём работала повариха, на ночь могли оставаться пирожки к чаю. Мог выйти и на мостик подышать свежим воздухом после душной кабины в которой находился обогреватель. Нагревался он от котла, который топил Костя.

Сегодня Костя казался задумчивым и философским настроением на разговор, хотелось хотя с ним поделиться высказавшись, что его любимая не отвечает на взаимность. Шёл обычный разговор, как казалось, но и этот разговор не дал результата успокоения. А через неделю работы Костя пришёл к кормовому с ещё более пессимистическим настроением жалуясь в очередной раз, что звонили с прииска, шёл разговор, что Любаша, его любимая Любаша, нашла любовника. В душе Кости теперь и вовсе не было покоя, он ходил сам не свой, при этом и дневной сон был нарушен после ночной вахты.

В ночную смену выходил на носовую палубу долго всматривался в ночную темень, как бы призывая её расступиться, чтобы увидеть свою любимую Любашу. Шёл третий день в ночной смене, около котла было тягостно находиться и чтобы развеется ища покоя, которого не было пошёл по драге. Вдруг спускаясь по лестнице крутой и железной, услышал как скрипнула дверь на нижней палубе. Слух, которым Костя не был обделён, донёс до его ушей разговор и, разговор шёл между двоими, он прислушался и узнал. Подошёл поближе и, увидел… То, что увидел, видеть ему вовсе было не нужно. Дверь в доводку была открыта, двое заправляли в доводке, место, где проходил сбор золота сполосчиком. Там же при работающем столе золото, которое поступает, отделяется от шлихов и попадает в карманы, с карманов опять перемывается, чтобы было меньше шлихов, а потом уже вместе со шлихами отправляют его в ШОУ (шлихо-обогатительная установка) для дальнейшей промывки до чистого золота, где идёт ещё выпаривание. Всё это было Косте знакомо.

Знал он, что доступ без пропуска и допуска посторонних лиц запрещён, без пропусков на драгу и без допуска в доводку, разве только сварщику и драгеру с разрешения начальника драги, и то под присмотром, и то при ремонте. Допуск и пропуск выписывался начальником по режиму.

Он заметил в драгёрке рыжеволосого и конопатого уже в годах мужчину – Авсея, и второго, которого узнал – Андрей электрик. Ремонта нет, что они тут делают? И сам себе ответил – воровство. «Вот «она», что мне нагадала цыганка». Их глаза встретились. Под взглядом колючих глаз Авсея - Косте стало худо, и он тотчас же удалился, не зная как поступить. Только знал, нельзя этого было видеть. Они думали, что он дремлет. И что-то в нём содрогнулось. Ему хотелось куда-то убежать, ему вспомнились слова цыганки: «Тебе лучше уехать». Ёжась он ждал уже развязки. Немного спустя заглянул Авсей.

- Ну как дела? – спросил и посмотрел в глаза.

Костя отвёл глаза, как будто он вор, а не Авсей. Видно было по поведению, что Авсей принял какое-то решение. Стало неудобно Косте. Ещё раз спросил: «Всё видел?» Костя промолчал.

- Помочь нужно, - в завалочный попал камень.

Обычно при попадании камня, когда он был большой и, его пропускал драгёр, то он мог застрять, всё это знал Костя.

Стали подниматься по железной лестнице наверх верхней палубы к завалочному люку. Авсей шёл впереди, сзади Андрей. Костя был в кольце. Отказать он уже не мог. Он до последнего верил. Но когда шли мелькнула мысль, что нет кормового, поэтому его охватила тревога и он всё больше ежился. Он не знал, откуда это, опять сработал пятый элемент обострённого чувства, и он пока шёл опять вернулся к мысли о цыганке. Вот она судьба. И ничего не изменить. Остановились у завалочного люка.
- Посмотри.

Невольно магнетизм сработал, опять пятый элемент от всех стихий. Костя наклонился и заглянул в завалочный люк и некая сила подхватила его и сбросила вниз. Он не сразу потерял сознание, его тело бросало по бочке, которая вертелась, промываясь струями, камни падали на него, перемешивая его и породу. Последнее, что промелькнуло в сознании, лицо милой Любаши, которой он уже не видел. Стоял грохот в бочке, и всё померкло, сознание от боли отключилось.

Кормовой Вася дремал, равномерно шла порода, и под такой шум он в дрёме отключался, он умел спать и слышать. Когда шёл валун или большой камень, он сразу уменьшал скорость вращения бочки и медленнее пускал транспортёр, а то и вовсе перед спуском камня-вaлуна останавливал транспортёр. Бочка мерно грохотала, падали камни и падали на транспортёр, унося их в дражные отвалы. Кормовой открыл глаза, чтобы посмотреть, сколько ещё породы, чтобы остановить бочку. Прямо с бочки на транспортёр вывалилось тело – сплошное месиво.

Автоматом руки остановили бочку и транспортёр. Кормовому стало жутко от увиденного, хотя парень и был не из робкого десятка: он узнал Костю. И тут же дал сигнал драгёру. Черпаковая цепь всё работала и через некоторое время остановилась. По прибытии драгера и электрика, которые почему-то прибыли вдвоём, кормовой указал на уже труп и при этом его стала бить нервная дрожь. Он не мог вымолвить ни слова, и всё указывал на Костю. Потом прорвался голос: «Жена ему изменила, это он из-за неё. Точно из-за неё». Авсей напряжённо о чём-то думал и сказал спокойно и хладнокровно: «Сам упал в завалочный, может из-за жены, говорили же мужики, что изменяет ему».

- Любил он её – поддержал разговор электрик.

Вызвали кого полагается, и различного уровня комиссии стали выяснять, что случилось. Получалось самоубийство из-за неверности жены. На этом сошлись мнениями.

Кормовой быстренько сославшись на болезнь, смотался на прииск не доработав вахту. Всех остальных таскали и не найдя ничего подозрительного, отпустили. Долго велись разговоры, потом поутихли и всё стало на свои места.

Любаша привела себе уже не любовника, а законного мужа, расписались и стали жить и смотреть в то же окно с выходом на сопку, которую так любил созерцать Костя.
 
Прииск Соловьёвск 1985 год, осень.