УРОК

УРОК



Тут, читатель должен представить себе небольшой частный сектор, расположенный недалеко от города. Вполне респектабельный район.  Разговор происходит между отцом и сыном, в беседке-качалке во дворе небольшого, но приятного домика. Лето, день. 

  Вот стою я и думаю, - Господи, когда же это все закончится? Ну не в смысле все это (показывает пальцем в небо), а эта гребаная репетиция посвящённая хер знает чему… Конечно, я понимаю чему она посвящена, и все это можно как-то сформулировать, определить в некий такой художественный образ, некий смысл, который когда-нибудь возвысит художника-поэта над бренностью его бытия и устремит его существо далеко в космос, и уже там, где преломляются пространство и время, он рассыплется в слезах покаянных и усмирит зверя своего. 

  Стою и размышляю о великом вечном. В тайне. В тайне от всех тех, кто окружает меня на репетиции. Воображение рисует мне Дантовский ад...  Но, проблема не в этом, проблема в том, что у меня нет никакой Беатриче! Нет этого смысла, этой центростремительной силы, которая проведет меня через Стигийское болото! Стою как раб, которого насквозь пронизывает чувство ненависти и гнева! Почему, почему именно я - закончивший высшее театральное училище в России, получивший дополнительное образование в европейском институте, работавший со светилами мирового театра, отдавший театру лучшие года своей жизни, артист игравший Чехова, Шекспира, роли мирового репертуара, почему именно я должен выслушивать всю эту педагогическую херню от режиссера и ждать пока мои партнеры выучат текст!? Я текст дома учу! Я прихожу на репетиции подготовленный! Это же элементарно. ЧТО может артист репетировать, если он текста не знает и в бумажку смотрит? Как можно вообще сцену разводить в этот момент? Кто-нибудь может ответить мне?

  Короче, стою я так однажды на репетиции и думаю, как тот самый артист из Театра на Малой Бронной с алебардой в руках, который во время детского спектакля плюнул на пол, скинул оружие и ушел со сцены прямо через зрительный зал. (Исторический факт. В театре, с тех пор, его больше никогда не видели). Я прям вижу его…  Он как Вергилий, ведущий меня к своей возлюбленной сквозь театральное невежество. Он зовёт меня! И вот, я прямо вижу, как выхожу на авансцену, и от всей души, из самых её сокровенных недр, говорю во все горло: да пошло это всё на хер! Сколько можно топтаться на месте! На хер пошло! Понятно!? Идите текст учить! Вам, что времени своего не жалко что ли?! Мне вот жалко, например! Что вы ходите как инвалиды друг за другом туда – сюда!? Пик, мик, тык, дык – вас не слышно нихрена! Я в двух метрах стою и не могу разобрать что вы там под нос себе говорите! (Закуривает)
   
 И вот в этот самый момент, когда ты уже готов совершить акт превращения из червя-кольцевика в Человека, ты вдруг осознаешь, что ты на зарплате... Ты работаешь в единственном профессиональном театре на русском языке и идти тебе больше некуда. Ты вообще больше никому не нужен, как творческая единица. Языка эстонского ты не знаешь, профессиями другими не владеешь, меняться ты тоже особо не хочешь, да и поздно уже, тебе уже далеко за сорок. На тебе кредиты, счета, родители, жена ребёнок, ну и т.д…
   
 Короче, сынок, запомни - в этой жизни нужно иметь профессию, которая будет тебя кормить, тебя и всю твою семью. Вон, дядя Коля, сосед наш по даче, мы с ним еще в одной школе учились…  Смеялись тогда над ним, что он в институт не пошёл, а сразу водителем куда-то устроился, чуть старше меня был… Так он теперь на своём говновозе, каждый месяц, три тысячи евро зарабатывает… Откуда думаешь у него дом такой? Вот и шурупь теперь...
 
 У меня образование высшее (тушит сигаретный бычок), а минималку до сих пор в театре платят, хотя работаю по специальности. Я – профессионал! Понял? (Треплет рукой волосы мальчика) Ладно, принеси пивка… потом за уроки. (Вдогонку) И чтобы на следующей неделе по физкультуре все нормативы сдал!