Вся жизнь. Коллективизация. глава 3. Свёкр

Мой свекор прожил всего 76 лет.
После того, как я прочла его автобиографию, я поняла, почему, он так боялся рассказывать о своей жизни.
Он боялся за своих родных,  за будущее детей и внуков, за свою старость.
Когда его младший сын, однажды, в школе на уроке истории сказал, что в книжке пишут неправду о кулаках, что они труженики, а не эксплуататоры,                его вызвали в школу, где уже присутствовали представители органов безопасности, и ….! Какие ему привели аргументы? Он не сказал никому. Но, домой он пришел сам не свой, и долго плакал, как на похоронах, рассказывала свекровь. Это были шестидесятые годы.
Уже в восьмидесятых годах, я нечаянно услышала его ссору с соседом. Сосед кричал, что кулаков надо убивать ещё в зародыше, свёкор сказал, что таких ленивых и завистливых бесштанников, как сосед, вообще не должно быть на земле.

Всю свою жизнь этот человек, честный труженик, оправдывался перед властью и обществом, за свое право и умение трудиться на земле.
Выжив в таких условиях, мой свёкор не растратил своих человеческих качеств. Он был очень добрым и гостеприимным.
К нему всегда шли соседи за помощью.
Он был хорошим столяром. Делал мебель себе и соседям. Его шкаф, комод, круглый стол с резными толстыми ногами и стулья с изогнутой спинкой, и тонкими ножками, живы до сего времени и стоят на даче.
Сделанные им стол и стулья для кухни, тоже хорошо сохранились и используются в нашем хозяйстве.
А сколько детских кроваток, саночек, саней для катания с гор и для кошевого выезда наделал!!!
Каждую зиму к нему вереницей шли подшить валенки. И он вечером после работы, под керосиновой лампой, висевшей на цепочке под потолком, подшивал валенки.
Выйдя на пенсию, он не смог сидеть дома и пошел на работу. Он плотничал, столярничал, топил печи.
Сколько помню, он всегда делился продуктами со всеми, кто жил беднее его семьи. После рыбалки, излишки рыбы раздавал соседям.
Они со свекровью держали корову и другую живность. Мясо, молоко, яйца были всегда. На полях выращивали для себя и скотины картофель, косили покосы, рыбачили, собирали дикоросы.
Уже в начале двухтысячных, после смерти свёкра, мы побывали на его родине. Нашли даже место, где когда-то стоял тот самый дом с высоким крыльцом, в котором жила его семья. Конечно, остался только столбик от бывшей калитки и всё.
С этого участка мы привезли горсть земли на могилу отцу.

Мы разыскали женщину, которая помнила всё, что происходило те годы.  Свёкр рассказывал, что она им приходилась родственницей через чью-то жену, чьего-то брата. В общем, седьмая вода на киселе, как говорят.  Она по-прежнему, жила там, где и говорил отец. Только дом новый, построенный, по ее словам, сыновьями.
Мы нашли и двоюродного брата нашего свёкра. Ему уже больше девяноста лет. Но, еще бодрячком выглядел.
Он разговоров с нами вести не стал. Сказал, что ничего не помнит, никого и ни чего не знает, и родственников у него нет.
Страх, который промелькнул у него в глазах, сказал нам всё без слов.
До самых печёнок вьелся страх в то поколение людей, которое пережило ужасы коллективизации, войны, голода. Страх, который до сей поры не дает спать спокойно.

В доме была только жена его сына, который находился на работе далеко от дома. Мы были, конечно, расстроены таким приемом и не подумали взять номер телефона, чтобы потом перезвонить уже из дома и поговорить.
 
Родственница, которую мы нашли, рассказала нам, что в доме пытались сделать сельсовет, но он сгорел. Кому-то отдали землю, он отстроился, но дом снова погорел.
Несколько раз перепродавали участок, но так никто и не смог там ничего построить.
Видно Ульяна крепко прокляла всех, кто посягает на её землю, сказала она печально. Наверное, ждёт землица потомков её рода.

Моего свёкра не стало 17 марта 1994 года.
 
Я написала ему поминальные стихи:

Дедушка, родненький, что ж ты наделал?
Так рано из жизни ушёл.
Ты же ещё не все дела сделал,
Восьмой десяток лишь шёл.

Нет таких слов, которые надо,
В такие моменты сказать.
Сердце из клетки бы выскочить радо,
Чтобы от боли сбежать.

Когда – то ты принял меня, как родную,
Чужую девчонку в дом привёл сын.
Так же, наверное, принял б другую,
Выбор за сыном, согласен был с ним.

По жизни ко мне ты был благодушен,
Всегда на моей стороне.
В гости с детьми ты встречал нас радушно,
И дети бежали к тебе.

Расстелешь тулуп на полу, им прикрыв щели,
В мире важнее нет ничего,
Чем внуков потискать, висящих на шее.
Счастливее нет себя самого.

Нам сколько бидонов сносил молока,
Трудно представить цистерну.
Шёл легкой походкой из далека.
Гостинец в кармане был непременно.

Дедушка, родненький, как пережить, 
Ту боль, что сковала меня?
Есть в сердце моём потайной уголок,
Где сохраню я тебя.

Спи с миром, дедушка наш дорогой.
Ты в памяти нашей живой.
Я очень счастливой невесткой была, и
Судьбе благодарна за встречу с тобой.

  Свекровь.
 
Жена пережила его на восемь лет. Она родилась в 1925 году, и её судьба тоже была безрадостной.
Когда начался процесс коллективизации, её отец сбежал и больше не возвратился в семью.
Имущество отняли, но оставили жить на месте. Мать с семьей вступила в колхоз.  Документов в виде паспорта на руках не было. Были только метрики о рождении.  И выехать из колхоза было нельзя. Это считалось побегом. За это следовало наказание. Девушка могла выехать, только выйдя замуж за мужчину из другого села.
Иногда мой будущий свёкор возил по колхозам начальство, его-то и заприметила  девушка.  Возникло влечение, а дальше дети пошли. Только так и выехала из колхоза. 
Что сказать, не сразу у нас с ней общий язык нашёлся. Не буду нагнетать обстановку, просто предоставлю свои поминальные стихи для моей свекрови, и всё станет понятным о наших с ней отношениях.

Сижу над тобой.  Головою поникнув.
Прощенья прошу, осознав,
Была не права. Быть правой привыкла,
Упрямство за правило взяв.

Что ж сделать могла ты с невесткой строптивой.
Конечно же, надо лечить.
Жалить словами, словно крапивой,
В нужный момент уличить.

Спасибо тебе, что упорно ломила
Ты гордыню мою.
Ты лучшего мужа мне подарила,
За это тебя я люблю.

Сколько ж ты вынесла, женщина, милая,
В жизни нелёгкой своей?!
И всё же была ты мужем любимая,
Родив ему трёх сыновей.

Для внуков, ты лучшая бабушка в мире.
Им тяжело тебя потерять.
Знай, что пройдет  много  время,
Мы будем тебя вспоминать.

Родная, спасибо сказать я посмею,
Правнучка помнит тебя,
А время тобой проведённое с нею,
Она вспоминает любя.

Ты тихо ушла и больше не надо
Болезненно муки переносить.
Это тебе за страданья награда.
Ещё раз прощенья хочу попросить.

Твоей душе я тихонько шепчу,
Выбирай себе легкий путь,
Покойся с миром, а я помолюсь,
Свободная ты от земных пут.

Такая вот история родителей моего мужа.
Похожих на эту, миллион историй, трагически выстраданных. Насильственно не справедливых историй нашего народа.
Кто-то прочитает и скажет: - это о моих родных, а кто-то скажет: это обо мне.  Каждая семья в Нарыме является представителем той породы людей, которые могли и умели трудиться на земле. И передали по крови любовь к земле своим потомкам. 
Я тоже люблю свою землю, и я тоже потомок таких представителей, и мне больно смотреть на то, как губят нашу прекрасную Землю, и пытаются сгубить народ, живущий на ней. Разорены деревни, уничтожены хозяйства, некогда известные далеко за пределами своих районов. Закрыты школы и больницы, поэтому молодежь покинули малую родину, в поисках лучших бытовых условий. Остались только одинокие старики, пережившие своих детей, да зарастающие подлеском погосты, за которыми уже, и ухаживать некому. От безсилия хочется заорать, на весь белый свет, «Господи! Вразуми неразумных детей своих!»

Деревня рыдает, на помощь зовёт,
Сорняк землю душит, время не ждёт.
Поля зарастают, свалки растут,
Просторы России хозяина ждут.
На этих просторах духа полёт,
Вставай, просыпайся русский народ.
Землица устала, ей помощь нужна,                Одарит родная труд ратный сполна.