Закат прекрасного, как день, камергера Салтыкова-3

Дипломат или «пятое колесо»

О начале дипломатической карьеры Сергея Васильевича Салтыкова можно узнать из тех же «Записок» Екатерины II. Причем это событие датировано с точностью до дня:

«После крестин моего сына - на шестой день после рождения - были празднества, балы, иллюминация и фейерверк при дворе. Что касается меня, то я все еще была в постели, больная и страдающая от сильной скуки; наконец, выбрали семнадцатый день после моих родов, чтобы объявить мне сразу две очень неприятные новости. Первая, что Сергей Салтыков был назначен отвезти известие о рождении моего сына в Швецию. Вторая, что свадьба княжны Гагариной назначена на следующей неделе; это значило попросту сказать, что я буду немедленно разлучена с двумя лицами, которых я любила больше всех из тех, кто меня окружал …».

Для Екатерины эти три события отложились в памяти почти равнозначно: что крестины сына - 26 сентября 1754 года, что известие об убытии за море её героя-любовника, а также горькая обида  на удаление от Двора её фрейлины-подружки Гагариной – 7 октября (все даты по юлианскому календарю). Причем, если о крестинах первенца сказано как-то равнодушно, то два других известия её явно сильно опечалили.

Однако почему именно Сергей Салтыков по решению императрицы Елизаветы Петровны должен был известить европейскую общественность о судьбоносном для России событии – рождении долгожданного наследника престола? Разве нельзя было найти для этого других лиц или просто профессиональных дипломатов? И почему именно в Швецию его направили?

Историографы, если и пытаются дать объяснение этому факту, предполагают, что тем самым императрица Елизавета хотела досадить невестке Екатерине за её строптивый характер. Да и зачем было держать Салтыкова при Дворе, если он уже сделал своё «дело»? Однако этому факту можно найти вполне простое и логичное объяснение.

В то время королем Швеции был  Адольф Фредрик – родной дядя Екатерины, брат её матушки Иоганны-Елизаветы, княгини Ангальт-Цербстской. Соответственно новорожденный наследник Павел Петрович был его внучатым племянником. Поэтому все объяснимо – фактического папашу Салтыкова снарядили известить родственника о рождении малыша – дело-то семейное …

Конечно  же, Салтыков отправился в Стокгольм не с пустыми руками. Муж Екатерины, Петр Фёдорович, написал дядюшке своей благоверной супруги прочувственное письмо, выражавшее неподдельное облегчение от того, что, мол, наконец, то, для чего его женили на племяннице дяди Адольфа, свершилось!  Тон этого родственного письма почему-то дает историографам основание утверждать, что именно Петр Фёдорович был фактическим отцом Павла …

Дальнейшую хронологию продвижения Салтыкова на дипломатическом поприще также можно отследить по записям Екатерины: «… Сергей Салтыков после некоторых отсрочек, происшедших оттого, что императрица нечасто и неохотно подписывала бумаги, уехал». Причем передача дяде Адольфу счастливого известия заняла несколько месяцев: «К концу масленой (недели, т.е. только в марте следующего  года) Сергей Салтыков вернулся из Швеции. Во время его отсутствия великий канцлер граф Бестужев все известия, какие он получал от него, и депеши графа Панина, в то время русского посланника в Швеции, посылал мне через Владиславову  (фрейлину Двора), которой передавал их ее зять, старший чиновник при великом канцлере, а я их отсылала тем же путем. Таким же образом я узнала еще, что, как только Сергей Салтыков вернется, решено послать его жить в Гамбург в качестве русского посланника. … Это новое распоряжение не уменьшило моего горя».

Упрочившийся вследствие этих почтовых сообщений  треугольник «Екатерина –  Бестужев – Салтыков»,  видимо, позволил Сергею Васильевичу завоевать доверие канцлера и тот выхлопотал ему назначение посланником в Гамбург. 

Следует сказать, что в то время Гамбург был не самым безнадежным местом для начала дипломатической карьеры. Вольный ганзейский город Гамбург был самостоятельной  государственной единицей на карте донельзя раздробленной Германии. Город-государство, жители которого занимались прибыльными торговыми операциями и морскими перевозками, как правило, занимал нейтральную позицию в разнообразных конфликтах того времени, включая военные. Нейтральный статус этого города позволял собираться в Гамбурге авантюристам всех мастей, ну и дипломатам основных европейских держав, конечно же. Таким образом, Салтыков должен был оказаться не в самой скучной компании, что в итоге и произошло.   

Сведения о Салтыкове-дипломате, как прочем и в целом о его последующей жизни, весьма отрывочны и фрагментарны. Создается впечатление, что серьезные персоны того времени старались не иметь особых контактов  с  повесой-камергером. И, как показали последующие события, они были в этом правы.

О пребывании Салтыкова посланником в Гамбурге мы уже упоминали во «Французской мелодраме матушки Екатерины II». Именно он приютил в феврале 1758 года сбежавшую от наглых пруссаков Иоганну-Елизавету и её непутевого сына-князя.  Да и куда было деваться Сергею Васильевичу, когда во дворе русской миссии остановилась дорожная карета, обложенная баулами, и из неё выпорхнула растрепанная «биологическая теща»? Судя по нервическим письмам Иоганны к дочери Екатерине и графу Воронцову, сперва душераздирающий рассказ о вторжении пруссаков в Цербст пришлось выслушать посланнику Салтыкову. Впрочем, он сам был частично повинен в этом "казус белли", так как, видимо, проговорился французскому коллеге-посланнику о своих тесных отношениях с великой княгиней Екатериной. Но мы не будем повторяться, т.к. частые упоминания имени Салтыкова в переписке Иоганны-Елизаветы Цербстской уже цитировались нами в названном выше очерке.

Следует сказать, что камергер Салтыков – а это придворное звание оставалось за ним, видимо, пожизненно, - не  переменил своих светских привычек, будучи посланником. Об этом в частном письме из Парижа сообщает Иоганна-Елизавета: «Я думаю, что красавец Салтыков был бы очень оскорблен, если бы мог знать, какое жалкое положение занимает здесь их посол (тогдашним российским посланникои в Париже был старший брат канцлера Бестужева). Эта должность была бы хороша для него: он бы блистал и разорялся».
Эта цитата в очередной раз свидетельствует, что  Иоганна хорошо разбиралась в людях и воздавала должное их способностям. Пусть даже и таким, коими обладал Сергей Салтыков – жизнерадостного, беззаботного повесы. В другом письме Иоганна в свойственной ей легкой светской манере жалуется на забывчивость Салтыкова: «Вы думаете, он написал мне еще? Ничуть не бывало. И речи нет о пяти или шести письмах. Это не слишком-то любезно».

Весьма точная характеристика Салтыкова, данная его «биологической тещей», увы, была правдива, ибо легкомысленное отношение камергера к денежным средствам, в том числе, видимо, и казенным не способствовало его карьерному росту.
К великому сожалению историографов эпистолярный архив княгини Цербстской был уничтожен ею самой перед смертью, поэтому узнать подробности  отношений этих фактических «родственников» не представляется возможным.
Камергер-посланник не оставил в дипломатических архивах каких-либо значимых депеш и сообщений. Наоборот, опубликованная дипломатическая переписка того времени содержит несколько инструкций в адрес Салтыкова и сотрудникам российской миссии в Гамбурге, но всего лишь пару-тройку сообщений от самого посланника.
Однако, принимая Иоганну-Елизавету в Гамбурге, Салтыков  не мог не понимать, что это чревато… В этот самый момент в российском дипломатическом ведомстве произошел малый переворот – канцлер Бестужев был отстранен от должности и фактически арестован. Его место занял граф Воронцов, не питавший к Салтыкову особых симпатий. Но Салтыкову удалось каким-то образом спровадить княгиню Цербстскую в Париж, избежав неминуемых осложнений из-за неприязни императрицы Елизаветы Петровны к своей немецкой родственнице.

Между тем в Европе вовсю полыхала Семилетняя война и российская миссия в Гамбурге не имела особой возможности проявить себя на дипломатическом поле боя, что не мешало Салтыкову вести привычный для него образ жизни. Видимо, еще в Гамбурге Сергей Васильевич  немало поистратился, и эти долги будут преследовать его до конца дипломатической карьеры.

В Гамбурге Салтыков встретил окончание Семилетней войны, которая  довольно быстро завершилась после выхода из неё России. Вступивший в декабре 1761 года на российский престол Петр III был, как известно, ярый поборник мира с Пруссией. Свергнувшая миролюбивого мужа в июне 1762 года Екатерина, видимо, не забыла определенных талантов Салтыкова и пожелала  продолжения его дипломатической карьеры. Только бы он не возвращался в Россию, ибо его место героя-любовника опять было  занято, на сей раз – Григорием Орловым.