Обыкновенное рождественское чудо

Как с полки, жизнь мою достала и пыль обдула…
(Б.Пастернак)
 
   Как  всегда в сочельник она шла на рождественскую службу в церковь.  Такой светлый праздник, а  на улице – словно  во владениях Снежной королевы – стужа, ветер, колкий и липкий снег, забивающийся  под одежду, склеивающий ресницы и  обжигающий  леденящим душу холодом. С трудом передвигая ноги  в модельных сапожках (не может же известная, узнаваемая всеми личность  позволить себе надеть пусть и удобные, но неуклюжие угги!), она, наконец, подошла  к церковной ограде,  вдоль которой рядком, безропотно, ожидая щедрой в праздники милостыни, стояли, скрючившись, нищие. Кого тут только не было: немощные, увечные старики и старушки, опустившиеся бомжи неопределенного возраста, цыганки с младенцами, никому не нужные беспризорные ребятишки с  недетским смирением в глазах.
   Она привычно достала приготовленный  загодя  для таких случаев кошелек,  и начала вкладывать в трясущиеся от нетерпения руки рубли, пятерки, десятки – кому что, в зависимости от степени вызываемой  жалости. Хотя жалко ей было всех.  «Да минует меня чаша сия», – мысленно обратилась она к  Господу и тут  будто споткнулась о жесткий, озлобленный мужской взгляд. Приостановившись, она приняла на себя эту не расплёсканную ненависть.  С таким  выражением  лица не просят подаяния. 
  –  А  ты что здесь делаешь? –  грубовато вырвалось у нее.  – Здоровый мужик, не стыдно? Иди, работай!
   Он   медленно окинул ее тяжелым взглядом: не женщина, а картинка из модного журнала. Шикарная шубка, модный необычный вязаный шлем ярко-желтого цвета с эффектным черным крестом,ухоженная длинная кисть,застывшая над его протянутой грубой рукой.
   – Вы, дамочка, идите себе дальше, не грузитесь, – процедил  он сквозь зубы. –  Не хотите подать  –  так не задерживайтесь.
   – Но вы же еще достаточно молодой и крепкий, почему же…? – растерянно пролепетала она.
   –  Вам-то что за дело? Не лезьте в душу, мадам, таким, как вы,  не понять,    как человек до самого дна может дойти. Постойте тут, не жрамши, до заутрени, тогда, может, снизойдете.
   Резко повернувшись, она  почти вбежала в церковный  двор.  «Каков бугай!   Правильно я сделала, что не подала. На нем пахать да пахать, а он еще грубит,  ничтожество!»

   В церкви было тепло и уютно. Шла служба, люди стояли с просветленными лицами, возведя глаза, полные мольбы, к чудодейственным иконам. Каждый молился о своем, и все надеялись, что Господь сегодня будет особенно снисходителен к ним, страждущим,  взывающим  о прощении, кающимся в вольных и невольных грехах, просящих  милости  и защиты  у  Всевышнего. Слушая волшебное песнопение, она почувствовала, как оттаивает сердце и на душу снисходит умиротворение. Ощутив себя частичкой человеческого мироздания, она, вместе со всеми, воздавала хвалу Господу, впадая в экстаз сопричастности  с этими, по сути, чужими, а, может, и чуждыми  ей  людьми. Душа возносилась к небесам, пела и жаждала обновления. Она счастливо улыбалась, думая о том, что дома её ждут тепло и уют, празднично накрытый рождественский стол, любимые дети, муж и обожаемые внуки. «Какое счастье, Господи, – подумалось ей, – что ты мне дал все это!» И, возвращаясь в реальность, она перекрестилась и  стала осторожно пробираться к выходу,  стараясь не потревожить молящихся вокруг людей.
   Выйдя на улицу и вновь ощутив пронизывающий до костей холод, она заспешила домой. И, торопливо семеня по покрытой льдом дорожке, обернулась на мгновение, чтобы перекреститься на церковные купола. Взгляд ее упал на почти заиндевевшие фигуры нищих. Их было уже не так много. Она отметила коренастую фигуру  того, кого обделила своей милостью и вдруг подумала: «А  ведь я не вправе судить его! Господь дает надежду на покаяние и молитву всем, а я? Кем я себя возомнила? Я иду в тепло и уют, а он? Он  будет стоять здесь на морозе под  сбивающим с ног ветром, надеясь на то, что до утра  у него наберется  денег на кусок хлеба и глоток горячего чая! Господи, прости меня за жестокосердие. Я обещаю тебе, что не сяду за праздничный стол, пока не отнесу ему  что-нибудь поесть и согреться!»

  … Взрослые дети с удивлением смотрели на ворвавшуюся вихрем в дом мать, которая, не раздеваясь, схватила большую сумку и начала  беспорядочно складывать туда  приготовленные  для  рождественского ужина яства.
   –  Я  скоро, садитесь без меня, –  бросила она на ходу мужу, который в ответ успел только развести руками.

   Казалось, что она бежит вечность.  Белая пелена, пронизывающий ветер и лишь одна мысль: «Только бы он был там, Господи!» Увидев, наконец, знакомую согбенную фигуру, обессиленная, она опустилась рядом с ним прямо в снег.
   – На, возьми, поешь и согрейся. – Шептала она непослушными  губами, выкладывая из сумки термос с горячим кофе, пироги, индейку, мандарины.
   Тяжелые, заиндевелые веки мужчины приподнялись, и растерянно-удивленный        хрипловатый голос спросил:
– Мне? Это все мне?! 
– Конечно, тебе. А ты прости меня. Согрейся и… прости.
  Он с трудом оторвал взгляд от этого изобилия.  Посмотрел на нее,силясь понять и,возможно, узнать столь щедрую покровительницу,похожую на сказочную фею, спустившуюся с небес в рождественскую ночь.
– Нет, ты не Фея. Шлем, я запомнил  твой шлем! – прохрипел он.  – Это ТЫ! Ты вернулась из-за МЕНЯ? – Из его широко распахнутых глаз сползали льдинки, оставляя на грубом неухоженном лице мокрые дорожки.
– Обещай, обещай мне, что ты подымешься, что ты вырвешься из этого ада, я знаю, ты сможешь! – прошептала она яростно, с трудом поднялась и, слегка пошатываясь от пережитого, побрела к дому.
   Он долго смотрел вслед, не замечая, как растаскивают принесённое ею его «собратья» по несчастью.

 … А когда  куранты  пробили двенадцать, в небольшую квартирку в отдаленном спальном районе города постучали.
– Мама, ты слышишь, это Снежная королева! Она пришла, открывай, мамочка! – раздался детский голосок, и дверь широко распахнулась навстречу заблудшему человеку, не переступавшему порог этого дома уже почти год.  В его  руках  пылал оранжевым  цветом крупный  мандарин.
– Папа! Мамочка, это наш папа вернулся! – с разбегу бросился навстречу мужчине  ряженый в зайчонка малыш.  – Папочка, она тебя отпустила? Вот видишь, мама, а ты не верила, что она добрая! Я каждый день просил ее отпустить тебя, и она поняла, как ты нам нужен!
– Кто? Кто меня должен был отпустить? – растерянно спрашивал  отец, прижав к груди  крепенького  мальчугана и мысленно, в который раз, проклиная себя за  допущенные в прошлом ошибки, расплата за которые была столь высока.
– Но ты ведь  был у Снежной королевы? Мама говорила,  что  она держит тебя в своем замке, твое сердце  оледенело, и ты забыл нас! Значит, твоё сердце оттаяло, и ты нас вспомнил?
– Да, малыш, моё сердце оттаяло, но я никогда не забывал вас…
– А почему тогда тебя так долго не было? Ты оттаивал свое сердце?
– Нет, мой дорогой, его оттаяла мне добрая фея, спустившаяся с небес на землю в эту рождественскую ночь.
– Фея? А какая она?  В ледяной короне и платье из снега?
– Нет, дорогой, она в ярко-желтом вязаном шлеме с черным крестом…

  А рядом тихо, не веря в чудо, стояла женщина, мысленно посылая слова благодарности той, другой, которая смогла сделать то, что ей было не по силам.