Роковая встреча часть 4

 Роковая встреча
Часть четвёртая
ХХVIII. На пруду

Когда Максим в первый раз увидел ее, у него даже ничего не шевельнулось в душе. Никаких чувств, никаких эмоций. Он даже не посмотрел в ее сторону, когда она прошелестела мимо него в сером платье. И у нее в его сторону, похоже, тоже не было никакого интереса. Как она потом, в мешковатой юбке и с отсутствующим взглядом миловидного лица, проходила мимо него незамеченной, так и сама не тратила своего драгоценного времени, чтобы разглядеть его.
“Что за серая мышь появилась у нас в отделе?” — думал он при встрече.
“Этот дятел на меня даже не смотрит. Кто он такой вообще?” — думала она.
Так, может быть, и ходили бы они, не замечая друг друга до самой пенсии, если бы однажды…
В общем, подшефном совхозе их не ждали. Тогда даже бесплатную рабочую силу на сельхозпредприятиях использовали, как попало. Да и чего дергаться-то, шефы все равно помогут.
А была суббота, и день был солнечный. На небе ни облачка. Михаил Григорьевич, заведующий их отделом, рассказывал анекдоты. И работать начали только в десять. Не было фронта работ. Потом пришел пресс-подборщик, и они за ним стали грузить сено на машины.
Во время работы Максим залез в пышащую жаром кабину одной из них.
— Ну и жара у тебя тут. Свариться можно, — посочувствовал он водителю.
—А что сделаешь. Как в печке, а не уйдешь, сено-то возить надо, — водитель улыбнулся.
— Слушай, — Максим провел ладонью по потному лицу. — Нет у вас тут чего такого, чтобы помыться. А-то всё в поту, труха так и липнет.
— Да вон, — водитель махнул рукой, — пруд рядом, мойся, сколь хочешь.
— Пруд, говоришь, а купаться-то там можно?
— Не знаю. Наши купаются, — парень снова блеснул белыми зубами.
— Ну, так это же здорово. Мы же тогда тоже попробуем покупаться, — Максим соскочил с подножки машины.
— Айда, на пруд, ; желание искупаться так и лезло из него наружу
— Где пруд, какой пруд? — женщины, вяло перебиравшие граблями, сгрудились вокруг него.
— До часу работаем, потом пруд, — охладил накаляющуюся обстановку Михаил Григорьевич. Он продолжал работать. Все уныло потянулись за ним. Но в двенадцать, как и положено, в таких случаях, сломался пресс-подборщик. Трактористы пошли искать запчасти, а все остальные, довольные этим обстоятельством, потянулись на пруд. Пруд был почти рядом. Просто из-за лесочка его не было видно. Он был большой, и вода в нем, не смотря ни на что, всё-таки была чистая. Около берега на мелкоте барахтались местные ребятишки. Им было хорошо, они были счастливы.
Максим скинул туфли. Раскалённым песком обожгло ноги. После небольшого произвольного танца на раскалённом песке брюки и рубаха упали рядом. И только тогда он зашел по пояс в воду и поплыл. Вода была теплая, как парное молоко. Плавать в нем было одно удовольствие. Вслед за ним весь отдел попадал в воду.
Накупавшись вдоволь, Максим вышел на берег. А на берегу его уже ждал сюрприз. И какой! Это была она. Она не шла, а плыла по воздуху, едва касаясь своими красивыми ножками речного песка.
— Кто это движется по берегу, как по речной глади? — вот что было первое, что пришло ему на ум. Он был очень похож в этот момент на человека, который только что прозрел. И точно так же не видел, не видел и вдруг всё сразу увидел. Как говорится, вдруг взял всё и разглядел. Теперь в ней все ему нравилось, и глаза и руки и ноги и шея…
— Вот то, что я давно искал, — прошептал он. — Это сделано, похоже, специально для меня, — тут в нем сразу же заговорил голос собственника. — Подожди-ка, подожди. А что же раньше-то я на нее внимания не обращал? Может, все дело в юбке?..
Так и действительно, юбки на ней сидели всегда одинаково мешковато. И ходила она по заводу всегда, словно манекен. Но здесь, если бы она даже захотела, то не смогла пройти бы так, как ходила по заводу. Раскаленный песок  не дал бы. Вот поэтому-то и плыла она по воздуху в мини-бикини, осторожно переступая аккуратными ножками. Тут уж, поневоле засмотришься, тем более, было на что. И он стоял, ел ее глазами и не мог никак наглядеться.
— Н-да, оказывается, я совсем не разбираюсь в этих созданиях, — он растянулся на песке, — говорят, что это и невозможно, но чтобы до такой степени… Никогда бы не подумал, подумал он.
После обеденного перерыва работу возобновить не смогли. Трактористы, ушедшие искать запчасти, сами потерялись. Делать больше было нечего, и их отправили домой. Обратно они ехали на совхозном тентованном грузовике. Небольшой участок пути ехали по грунтовке. Пыль, завиваясь, обволакивала задний борт кузова автомашины, а они еще и не знали ничего. Он украдкой бросал на нее взгляды. Она делала вид, что не замечает их. Но оба внутри себя уже шли навстречу друг другу.
XXIX. Туда и обратно

— И опять ты у меня путаешься под ногами, — продолжал Сорокин.
При этих словах Максим очнулся от пришедших в голову воспоминаний.
— Послушай, но ведь сейчас ты живешь гораздо лучше меня, — заметил он.
— Да, лучше. Материально. Занимаюсь непосредственно перепродажей дури. Ее у нас хватает. И на этом делаю деньги. Наша фирма – лишь прикрытие, — в словах Сорокина чувствовался неподдельный сарказм.
— И что? Деньги не греют? — Максиму не всё было понятно в этом деле.
— Греют, а где моральное удовлетворение? — Сорокин развел руками, выражая этим самым неопределённость.
— А, избавившись от меня, ты его получишь? — Максим пытался понять Сорокина и не мог.
— Еще какое. Ты даже не представляешь.
— Но это же зависть. Обыкновенная черная зависть, — Максим даже сделал попытку пошевелиться в "кресле" от такого своего вывода. — И страдают ею обычно женщины, — продолжил он, — у них это быстро. Не куришь, не пьешь, жену не бьешь – все, у них уже зависть. Правда, потом они все-таки заставляют завидовать и мужчин. Они это здорово умеют.
— О, — Сорокин поднял указательный палец. — Вот тут ты, наверное, прав. Моя мама всегда ставила мне тебя в пример. Поэтому, я, наверное, и терпеть тебя не мог.
—Даже так? Ты смотри. Никогда бы не подумал. — Максим был ошарашен. — Но зависть – это же недостойно настоящего мужчины?..
— Да знаю я, знаю, — перебил Максима Сорокин. — Только ты учти, что не будет тебя – не будет и зависти. Понимаешь?
— Да понимать-то я понимаю, но ты еще забыл, что все прилипает. Не будет меня, будешь завидовать другому, — Максим наконец-то поймал взгляд Сорокина. Прочитать в нем что-либо было невозможно. Но в этот момент что-то такое включилось в голове Максима.
— Послушай…, — Максим вдруг как будто прозрел, — а Жанну, как постельную разведку, не ты ли мне подсунул? И наркоденьги свои, растраченные, не ты ли решил на меня повесить? Оставил в этом подземелье все открытым. Знал, что я туда приду. Больше некуда. Да? — этот вопрос застал Сорокина врасплох, но он быстро оправился от секундного замешательства.
— Ладно. Все уже решено. Я и так тебе много лишнего рассказал. Прощай, — задержавшийся, было, в дверях Сорокин, вышел.
Почти сразу же вошли его помощники.
— Ну что, помолился?
— Нет, не успел.
— Тогда молись, — они засунули ему в рот кляп и потащили к сходням прямо с привязанным к нему стулом. К стулу привязали булыжник, кляп вытащили и сразу столкнули в воду. Увлекаемый грузом, Максим тотчас пошел ко дну. Пытаясь освободиться, он быстро терял силы. И вот они оставили его совсем. Стравив последние остатки воздуха, он сделал вдох, и его сознание заволокло густым липким туманом.
Когда Максим очнулся, то долго не мог понять, что же это с ним произошло. Сознание возвращаться к нему не спешило. Чье-то лицо склонилось над ним, то, вытягиваясь, то, уменьшаясь в размерах.
— Где я? — беззвучным голосом спросил он.
— А, очухался. Не волнуйся, дорогой, ты у своих.
— Значит ли это, что это мир иной. И я уже у своих, — пробормотал Максим, — а ты что, родственник? – не узнал он наклонившееся лицо.
— Какой родственник? Не видишь, друг перед тобой. Ну, что видишь?
— Вижу, — расплывающееся перед Максимом лицо стало принимать нормальные очертания, и Максим узнал в них Гравина. — И тебя вижу, — продолжал он, — и облака, и небо. А ну-ка, ущипни меня, как следует.
Гравин ущипнул. Тело, казалось, было сделанным из дерева, но боль была.
— Ты смотри, живой?
— Да живой, живой. Считай, с того света вернулся. Благодари бога и вот его, — Гравин похлопал по плечу невысокого белобрысого крепыша. — Это Вася Плюснин, наш водолаз. Это он за тобой нырял. В воде чувствует себя, как рыба. Поплавок на воде хуже держится, чем он. Как только в Воду они тебя спрятали, он сразу бросился за тобой. Если бы не он, если бы не его старания, то кормил бы ты сейчас рыб на речном дне.
— Спа-си-бо, — слабым голосом выразил свою благодарность Максим.
— Не за что. Не ныряй больше с таким балластом, — водолаз улыбнулся.
— Так разве же я сам. Силом отправили в это дальнее плавание.
— Ну, да. Дальше некуда, — добавил Гравин и улыбнулся. Он был доволен. Сработал всё-таки запасной вариант их плана, пусть не идеальный, но жизнь человеку спас.
Тут Максим решил приподняться, а, сделав это, увидел приближающийся знакомый катер. Автоматически перед глазами возник незнакомец с плеткой, и тупая боль пронзила затылок. Потом кадр сменился, и он уже увидел в нем, как увлекаемый грузом идет ко дну, и закашлялся.
— Ты лежи, лежи, — Гравин увидел, что Максиму стало плохо, и начал его успокаивать. — Мы тут и без тебя управимся. Вон Круглов и Ежов. Они одни чего стоят. К тому же учти, что они в форме. Все будет хорошо. Не волнуйся, отдыхай. Мы у твоего дружка сейчас все посмотрим и тебе потом всё расскажем.
В это время Круглов поднял рупор и попросил идущее перед ними судно остановиться. Судно остановилось. Они на своем катерке подошли к нему. Отдали швартовы. Гравин, Ежов и Круглов перешли на остановившееся судно. Вася Плюснин остался с Максимом.









XXX. Бунт на корабле

Сначала все было тихо и спокойно, хотя уже тогда чувствовалось, что в воздухе происходит медленное накопление грозовых зарядов. Казалось, что сейчас вот-вот что-то произойдет. И Максим понял, что спокойно лежать ему не придется. Он попытался, было, встать, но сил, подняться, еще не было. Тело было ватным, голова чугунной, как после большой пьянки. Даже язык во рту ворочался с большим трудом.
Максим облизал пересохшие губы.
— Вася, а выпить у нас ничего не найдется?
— Как не найдется? Конечно, найдется. Всегда для сугреву держим. На, держи, — Плюснин передал ему фляжку.
Открыв фляжку, Максим глотнул. Обожгло горло и сразу же по телу пошло тепло.
— Коньяк, что ли?
— Да, коньяк, для таких случаев.
— Хорошо живете.
— Да, есть маленько.
— Здорово греет, — Максим встал и сделал несколько медленных приседаний. Потом еще несколько физических упражнений в медленном темпе. Боли в теле стало меньше.
— Сам-то будешь? — Максим протянул фляжку.
— Не, мне пока нельзя. А вдруг опять за кем-нибудь нырять придется.
— Дело хозяйское, а я с вашего разрешения еще пару раз глотну.
Максим сделал глоток побольше и почувствовал, как тонус его организма стал неумолимо поднимается вверх.
— Слышишь? — Максим так и замер с фляжкой в правой руке.
— Кажется, бунт на корабле? — теперь уже оба навострили уши.
Шум у "соседей" усиливался. Послышались выкрики и глухие удары. Потом раздались выстрелы.
— Стреляют, — они озадаченно переглянулись.
А на соседнем катере происходило следующее. Когда все трое, Гравин, Круглов и Ежов, поднялись на палубу, их встретила там полная тишина.
— Слышь, — Круглов тронул Гравина за плечо. — А мы не на "Летучий Голландец" попали?
— Шутишь? — Гравин осторожно двинулся вдоль борта. Катер был прогулочным, но прогулкой это назвать было нельзя. Все трое были напряжены до предела. Грянь, случайно, сейчас гром, и все трое тотчас упали бы на палубу.
— Посмотри в рубке, — кивнул Гравин Ежову.
Пошевелив своими черными усиками, тот заглянул в рубку:
— Никого нет, пусто.
— Эй, есть тут кто? — сложив ладони рупором, прокричал похожий на Плюснина Круглов.
— Нет никого, — дверь салона резко распахнулась, и на пороге появился элегантно одетый высокий молодой человек. Гравин узнал в нем Сорокина, но не подал виду.
— Чем обязан? — Сорокин явно рисовался.
— А это ваше судно? — вопросом на вопрос ответил Круглов.
— Да, мое. А в чем, собственно, дело?
— "Милиция на воде". Лейтенант Круглов. Хотелось бы осмотреть ваш катер на предмет отсутствия на нем запрещенных орудий лова, — почти выпалил Круглов. — Ваши документы, пожалуйста…, на себя и на катер.
— Пожалуйста, — Сорокин передал свой паспорт и документы на катер Круглову.
— Ну, что ж, документы у вас в порядке, — Круглов вернул их Сорокину. — А еще на катере кто-нибудь есть?
— Да, конечно.
— Можно их пригласить?
— Отчего ж нельзя, — Сорокин повернул голову в сторону салона. — Ребята, подойдите сюда. Тут с вами хотят познакомиться.
Словно по команде, появились "двое из ларца". Гравин сразу узнал их. Они его тоже.
— Ваши документы, пожалуйста, — Круглов был раза в два меньше каждого из них, но это обстоятельство ничуть не смущало его.
— У меня только права, — заявил один из них.
— У меня тоже, — не стал отставать второй.
— Вполне достаточно, — Круглов был невозмутим. "Двое из ларца" тоже вели себя прилично. Видно, опыт у них был, и они знали, что невысокие служители правопорядка более въедливы.
— Еще кто-нибудь есть?
— Нет, все здесь, — Сорокин обезоруживающе улыбнулся белозубой улыбкой.
— Ну, что ж, тогда, давайте, спустимся в трюм, — продолжал гнуть свою линию Круглов.
— Не понял, — улыбка погасла на лице Сорокина. — Это что – обыск? Тогда показывайте ордер, господа офицеры.
— Это не обыск, а досмотр, — Круглов сделал вид, что не обратил внимания на тон Сорокина. — А досмотр мы имеем право, проводить без ордера. Попрошу вас проводить меня, а остальные пусть останутся здесь.
— Ладно. Пошли, — Сорокин сдался, поняв, что упираться бесполезно.
Никаких запрещенных орудий лова в трюме Круглов, конечно же, не увидел.
— Все. Больше ничего из этой ситуации без ордера, мне не выжать, — подумал он. Но картонные коробки, поставленные друг на друга у стенки трюма, заинтересовали его. — Что в коробках? — он посмотрел на Сорокина.
— Стиральный порошок, — процедил тот сквозь стиснутые зубы.
— Зачем вам столько? — продолжал спрашивать ровным голосом Круглов.
— Вы же сами знаете, занимаемся его распродажей, — с раздражением ответил Сорокин.
— Понятно. А можно открыть?
— Нельзя, конечно.
— Я бы все-таки попросил вас…
— Без ордера открывать не буду. Это произвол, — в голосе Сорокина слышалось явное негодование. И Круглов не стал бы настаивать, если бы не знал, что искал.
— Тогда я все заберу.
В глазах Сорокина промелькнул испуг. Это не ускользнуло от внимания Круглова. Поэтому все коробки были открыты и из каждой взято по пачке.
— Ну, ты милиционер хороший, — Сорокин от возмущения не знал, что сказать. — Обнаглел совсем. Смотри, с работы бы не вылететь.
— Ладно, ладно. Давай сюда, — Круглов сложил пачки в полиэтиленовый пакет. Пакеты он всегда носил с собой. Разных размеров. Мало ли что. Когда нужно будет – не найдешь. Потом с пакетом он поднялся наверх. Там все было по-прежнему. Четыре человека стояли друг против друга, и напряжение не отпускало их ни на минуту.
Все чего-то ждали. Круглов вылез, Сорокин не появлялся. Наконец вылез и он.
— Ты что так долго? — обеспокоенный Круглов облегченно вздохнул.
— Коробки в порядок приводил, — у Сорокина слегка тряслись руки. Он никак не мог запустить в трюме таймер пластиковой "игрушки". Тут он на ходу что-то сказал своим телохранителям. Скорее всего, это была команда "фас!". Потому что после этого тот, что был поменьше, сразу же бросился на Гравина, а тот, что покрупнее, сбил с ног Ежова.
Круглов, видя такое дело, бросился на помощь. Дорогу перегородил Сорокин. Он ничего не предпринимал, но и дорогу уступать не думал. Уговаривать было просто некогда. Короткий, резкий хук левой в голову, и у Сорокина подкосились ноги. Потом он медленно, можно сказать, сполз вниз. А противник Ежова уже схватил его за волосы и рывками приводил его голову в короткие соприкосновения с палубой.
Круглов подбежал к ним и рукояткой вытащенного из кобуры пистолета ударил противника Ежова по голове. Тот дернулся, упал и накрыл собой Ежова всем своим не маленьким телом.
Круглов не успел выпрямиться, как вдруг резкая боль ударила его по ногам. Он опомниться не успел, как сам оказался на полу. Пистолет выпал из его рук и покатился по палубе.
Ежов в это время кое-как вылез из-под накрывшей его туши, и пистолет, валявшийся на палубе, мгновенно оказался в его руке. Понимая, что этого "ковбоя" с плеткой ничем больше не остановить, он выстрелил в него из пистолета в упор. Из какого тот был сделан теста, непонятно, но и этот выстрел не остановил его. Еще выстрел, и Ежов метнулся под ноги нападавшему. А плеть свистнула там, где только что находилась голова Ежова. Он чудом избежал этого страшного удара плетью. Мачо с плеткой после второго выстрела упал, и Ежов снова был погребен под инородным телом.
Потом он кое-как выкарабкался из-под него и, шатаясь от усталости, встал.
Гравин в это время, уйдя от ударов нападавшего старого знакомого, сделал финт левой, а правой провел резкий короткий удар в лоб. В боксе, бывает, специально подставляют голову под удар противника, чтобы вызвать повреждения рук. И лоб можно подставлять, но не под кулак Гравина. После такого удара противник его рухнул на палубу, как подкошенный.
Не успели все трое прийти в себя, как послышался всплеск упавшего в воду тела. Заработал мотор и как будто стал удаляться от них. Все кинулись на корму. Плюснин, как и положено водолазу, находился в воде. Сорокин на их же моторке удирал от них во все лопатки.
Оказалось, пока они выясняли отношения, он прыгнул в их катерок, ударил рукояткой складного ножа Плюснина по голове и выбросил его за борт. Потом завел катер, развернулся и помчался в обратную сторону. Он спешил. Взрывное устройство, которое он оставил в трюме своего катера, вот-вот должно было сработать.
А Максим все это видел. Он взял из инструментального ящика, стоящего рядом, гаечный ключ 2224, завернул его в большую промасленную тряпку, валявшуюся здесь же, и, осторожно поднявшись, ударил этой "куклой" Сорокина по голове. Здесь расплата за Плюснина к нему пришла сразу. Сорокин выпустил из рук штурвал, и катер, потеряв управление, вошел в крутой вираж.
Максим чуть не вылетел, было, за борт, но вовремя успел схватиться за штурвал, на котором лежал Сорокин. Спихнув его, он выровнял катер. Его успело развернуть на 180 градусов, и Максиму оставалось только нажать на газ, что он и сделал, и катерок помчался обратно.
А в это время все речное братство вместе с Гравиным ждало Максима на борту прогулочного катера. Они только что, было, выловили своего водолаза и не могли отдышаться.
— Принимайте беглеца, — Максим подтащил к борту Сорокина.
Гравин с Ежовым взяли его подмышки и втащили на палубу его же родного катера, с которого он сбежал. И тут в душу Максима начал заползать этот, знакомый с детства, тупой безотчетный страх. Он понял – это говорило о том, что нужно рвать когти отсюда. И чем быстрее, тем лучше.
— Быстро в катер! — призывной резкий взмах руки и решительный тон сделали свое дело. Через мгновение все были на месте. Максим дал по газам, и катер, рассекая водную гладь, снова помчался по реке. Не успели они отъехать на достаточное расстояние, как сзади раздался мощный взрыв. Катер, получив ударной волной под зад, полетел вперед, словно птица. Максим успел вцепиться в штурвал и удержаться, остальные попадали вниз. Взрыв был такой силы, что от судна Сорокина, кроме догорающих обломков, почти ничего не осталось, а в близлежащих деревнях, как потом они узнали, повылетали стекла.

XXXI. Обыск

Не успел отгреметь взрыв на реке, как Гравин был уже в городе и стоял у порога кабинета своего уважаемого шефа.
— Ну, как дела, что новенького? Вижу по лицу. Опять, наверное, какую-нибудь пакость принес? — Начальник встретил Гравина на пороге обычными словами.
— Да что Вы, Иван Андреевич? Разве ж можно?
— Можно, если осторожно. Давай, выкладывай, что там у тебя?
— Да вот, обыск позарез нужен.
— Так в чем дело? Бери у прокурора ордер и вперед. Первый раз, что ли? Ты меня удивляешь, — Шеф старательно делал вид, что не понимает, зачем на самом деле пришел к нему Гравин.
— Так ведь не даст прокурор ордера, — Гравин поскреб у себя в затылке.
— Как не даст? А ты к нему ходил?
— Ходил, бесполезно. У нас по ограблениям почти ничего нет.
— А что есть?
— Есть наводка о том, что у подозреваемого дома спрятано оружие.
— А еще что?
— Больше ничего. Увы, — Гравин беспомощно развел руками.
— М-да, — шеф в упор посмотрел на Гравина. — Не густо. Ты хоть знаешь, что нам будет после этого обыска?
— Да. Мы оба можем вылететь с работы.
— Ну вот. Знаешь, а подставляешь.
— Никак нет, Иван Андреевич. Всю ответственность за обыск беру на себя.
— Всю ответственность на себя ты никак взять не можешь, — Иван Андреевич обхватил лобастую голову двумя большими своими руками. Вздохнул. — Ладно. Пиши постановление. И завтра с утра дуй. Если пролетишь, на выходной день свалить можно. И держи меня в курсе.
— Само собой. Только тут еще одно небольшое происшествие: яхта на реке взорвалась. Вот. И я случайно там был перед взрывом…
— Так. Принес все-таки, — шеф устало опустил плечи. — Чья яхта-то хоть? Нет, вроде, яхт у нас.
— Это яхта Сорокина. Сорокин – это руководитель фирмы, которая занимается ширпотребом. Прогулочный катер у него под яхту сделан.
— Ясно. А ты-то как там оказался?
— Да вот. В гости заглянул.
— В гости заглянул, и катер взорвался. Очень интересно, — шеф с усмешкой посмотрел на переминающегося с ноги на ногу Гравина.
— Да я-то тут ни при чем, — ответил Гравин и осторожно добавил, — почти.
— Вот, видишь, уже теплее. Давай тогда признавайся уж до конца, — шеф выбил барабанную дробь пальцами по столу, что было признаком его пристального внимания и глубокого мыслительного процесса. — Давай все по порядку.
И Гравину хошь-не-хошь пришлось рассказать все. Ну, если не совсем все, то почти все. Конец рассказа снова ознаменовался барабанной дробью.
— Так, говоришь, стиральный порошок отдали в лабораторию? Хорошо. Посмотрим, что там у вас в пачках, — шеф обдумывал ситуацию. Потом хлопнул по столу рукой. — Ладно, оформляй своему сбежавшему другу подписку о невыезде, остальное я пока улажу. Дальше – будет видно. И в понедельник с утра ко мне с полным отчетом. И не забывай. Держи меня всё время  в курсе.
— Это всенепременно. Но только мне бы еще машину и людей на завтра, — робко напомнил ему Гравин о насущном.
— Знаю, знаю. Иди, — отмахнулся от него Иван Андреевич, снимая трубку зазвонившего телефона.
Получив "добро" на обыск, группа на следующий день выехала по указанному адресу.
На звук звонка открыла им уже немолодая женщина. Внешне приятной наружности, она выглядела ещё не старой.
— Вам кого? – спросила она.
— Нам бы … — Паша, помявшись немного, назвал имя.
— Нет его, — женщина хотела закрыть дверь.
— А где его можно найти?
Дверь захлопнулась бы перед самым носом у Паши Лескова, если бы у него не сработал условно-приобретенный футбольный рефлекс. Его нога нашла свободное место между дверью и косяком быстрее, чем дверь смогла захлопнуться.
— Мы из уголовного розыска, — Паша вынул удостоверение, показал его женщине.
— Что вам нужно? — женщина пыталась вытолкнуть Пашину ногу и закрыть дверь.
— Мы к вам с обыском, — Паша упирался и ногу не убирал.
— Как с обыском? — женщина была удивлена. — Выходи, — это она обращалась к кому-то в глубь комнаты. — Выходи, к нам с обыском, — потом она повернулась к Паше. ; Он что, что-нибудь натворил? — широко распахнулись ее выразительные глаза. Она явно была не в курсе дел своего сына.
— Точно пока не знаю, но есть подозрения, — Пашин голос приобрел таинственный оттенок.
— Какие подозрения? А ордер у вас есть? — это в проеме дверей появился его отец. Всё это было копией сына, но в миниатюре. Сын был весь в своего небольшого отца, но ростом был весь в маму.
— Есть, конечно, — подошедший к дверям Гравин подал ей постановление на обыск.
Отец внимательно просмотрел его.
— Ну, что ж, входите. А что случилось-то?
Этот вопрос остался без ответа. Каждый уже занимался своим делом.
Обыск – это вообще-то штука непростая. Прежде всего, это кропотливая тяжелая работа. Нужно рыться в чужом грязном белье. Кому охота. Но кому-то нужно. Танаев, напарник Паши Лескова по работе, привел понятых: двух пенсионеров из соседней квартиры, – и процесс пошел. Выдвигались ящики, перетряхивались постели, просматривались книги. Гравин стоял со списком похищенных вещей и старался углядеть среди перетряхиваемого барахла то, что значилось по списку.
— Ничего нет, — Танаев удручённо посмотрел на Гравина и развёл руками.
И действительно, из того, что значилось в списке, ничего найдено не было. Все перерыли, все пересмотрели, и выпала из общего технологического процесса только прихожая.
Гравин подошел, распахнул дверцы. Прихожка, как и положено, скрипнула ими, мол, смотрите, чего уж там. Посмотрели и даже очень тщательно, но среди курток, плащей и другого барахла снова ничего обнаружено не было.
У Гравина опустились руки, и было отчего. Столько титанической работы и всё впустую.
— Паша, занеси в протокол, пожалуйста. Ничего не обнаружено.
Тут бесполезный обыск можно, было бы, и заканчивать, но оставался, по словам "Годзиллы", спрятанный в сарайке пистолет. Его нужно было найти обязательно.
— А хозпостройки у вас есть? — Гравин провел глазами снизу вверх по хозяйке. Женщиной она была еще не старой и интересной, но у него интерес был совсем другой.
— Да, есть. Сарайка во дворе.
— Тогда, давайте, пройдем туда, — предложил Гравин. — Кто-нибудь из вас пусть идет с нами.
— Хорошо. Муж мой сходит. Возьми ключ от сарайки. Сходи с ними. Пусть посмотрят, — обратилась она к нему.
Сарайкой был старенький покосившийся железный гараж. Там было темно. Свет проводить туда не разрешали, но большие ворота открывались свободно. Ворота распахнули, и стало светло, как днём, потому что на улице был день.
— А погреб у вас есть? — Гравин вопросительно посмотрел на хозяина, надеясь получить утвердительный ответ, но в ответ прозвучало то, что и так было видно невооружённым глазом.
— Нет. Погреба у нас нет. Надо бы, но нету, — хозяин был немногословен. То ли был неразговорчив, то ли просто не хотел с ними разговаривать.
— А другие постройки у вас есть, — продолжал спрашивать Гравин, надеясь напасть хоть на какой-нибудь след.
— Нет, нету. Только это, — хозяин явно тяготился затянувшимся обыском.
— Ну и что? — переключился Гравин на Танаева, закончившего осматривать гараж.
— Нет ничего, — развел руками Танаев.
— Тогда разбирайте пол, — кивнул Гравин двум прикрепленным к ним милиционерам.
Те засуетились, быстро нашли и принесли ломик.
Пол был разобран, но под ним тоже ничего не было обнаружено.
— Где же пистолет? — задал вопрос себе Гравин и задумался. — «Череп» сказал, что в сарайке, но тут пистолетом и не пахнет. И где же тогда он? — Этот вопрос большим вопросительным знаком повис перед Гравиным.
— А что это у вас за стекловата? — обратился он к хозяину гаража.
— Да сын хотел что-то делать. Вот стекловаты и привез, а чтобы не мешалась, под пол ее запихал, ; хозяин сухо пожевал губами, как бы давая понять этим, мол моя хата с краю, ничего не знаю.
— Говорите, хотел что-то строить, — повторил про себя Гравин и подумал, а не то ли это место, про которое говорил его сын? Может быть, здесь и лежит пистолет? — Надо чем-то потыкать, — перевел он свою мысль в слуховые колебания и вопросительно посмотрел на хозяина гаража.
Потыкали здесь же найденными вилами. Толстый слой стекловаты не протыкивался. Лезть туда руками никто не хотел. С этой стекловаты зудеть потом тоже приятного было мало.
— Что же делать? — задал Гравин риторический вопрос и получил риторический ответ.
— Надо почесать голову, может быть какая-нибудь мысль и придет, — пошутил Танаев.
Гравин почесал голову, и мысль пришла.
— Дай-ка мне большой пакет.
Паша Лесков принес из машины и подал Гравину большой полиэтиленовый пакет. Тот надел эту полиэтиленовую перчатку на правую руку и, отвернувшись, засунул ее под стекловату. То, что там было, ни о чём не говорило. Три раза он вытаскивал оттуда только обломки кирпичей. В душу стало закрадываться сомнение. Может, нет там никакого пистолета, и не было никогда? Разве можно найти то, чего нет? Может, перекидать всю кучу. Но в последний раз рука, засунутая под стекловату, аж, до подбородка, вытащила оттуда сверток в полиэтиленовом пакете. Может опять кирпич, радоваться было рано.
Вынесли пакет на свет. Блеснувший вороненой сталью пистолет заставил всех вздрогнуть. Не все каждый день смотрят на оружие.
— Ух, ты, — вырвалось у понятых.
Хозяин тоже слегка побледнел.
— Ну, вот и все, — просипел Гравин, потеряв на время голос от волнения. Напряжение, державшее его так долго, отпустило. Он сразу почувствовал страшную усталость. Захотелось присесть. Не найдя глазами ничего подходящего, он прислонился к железной стенке гаража.
— Ну, вот и конец комедии, — выдохнул он снова и пошел составлять протокол.









ХХХII. Наитие

Но точку в этом деле ставить было еще рано. Хозяин пистолета все отрицал. Его можно было привлечь только за хранение оружия. По грабежам фактов против него не было. Нужно было рыть землю, искать факты.
— Ну что, как наши дела? Что новенького? — Гравин тяжело опустился на стул. Паша Лесков сел напротив.
— Да, глухо, как в танке. Топчемся на одном месте. Толку никакого. С этим лбом, как о стенку лбом, – пошутил Паша.
— Не говори-ка. И вроде бы все козыри на руках, а игра не идет. И как его зацепить? Если только за хранение оружия его привлечь, то этого для него, я думаю, будет мало. Да и грабежи по городу повиснут в воздухе.
— Ну, а что подельники его говорят?
— Молчат. Отдельно держим обоих, но не колются что-то пока. А прижать их у нас фактов не хватает. И где их взять?
— Гравин снова тяжело скрипнул стулом. — И Шеф торопит. Говорит, что это вы с ним возитесь, а я ключ к этому "амбарному замку" никак подобрать не могу, — Гравин легонько хлопнул по столу ладонью, выражая раздражение. — И что ни говори сейчас, а все плохо. И друг у меня в подвешенном состоянии находится. Я этим господам из отдела наркотиков говорю: “Утопили они его вместе со стулом. Чего вы хотите?” А они мне: “Значит, не поделили что-то”. Понимаешь? Я и возразить им ничего не могу.
Гравин огорченно вздохнул и продолжал уже более спокойным тоном:
— На нары снова его хотят определить. Я им говорю, куда он денется. А они мне – убежал один раз, может убежать и второй. И ведь формально правы они, понимаешь?
— Понимаю. Им бы к каждому кого-нибудь с ружьем приставить, или с пушкой, — посочувствовал Паша своему коллеге.
Гравин уперся в Пашу долгим взглядом.
— Что ты сказал? — внезапная догадка осенила голову опера.
Паша заерзал на стуле:
— А ничего. Просто то, что им бы к каждому, у кого нет оружия, кого-нибудь с ружьем приставить, или с пушкой. Вот и все.
— Во! Ты такой молодец. Я совсем забыл, а ты мне и напомнил. Кого-нибудь с ружьем… — Гравин даже посветлел лицом.
— А что, собственно, случилось? — на Пашином лице проявилось недоумение.
— Ничего не случилось. Просто ты мне напомнил кое о чем.
— О чем я тебе напомнил? — продолжал допытываться Паша.
— Потом скажу. Не хочу раньше времени. Спугнуть можно, — Гравин явно надыбал, было, что-то в своей башке.
— Секреты какие-то? — Паша изобразил обиду.
— Завтра, завтра, — Гравин, можно сказать, потирал уже руки в ожидании близкой развязки.
Все, вроде бы, стало ясно, все встало на свои места, но торопиться, как он знал из предыдущего опыта, было нельзя, да и воспоминания нужно было обновить. Что-то лесная незнакомка вдруг пришла ему на ум. Чем-то она напомнила ему ту, которую он отыскал в своих воспоминаниях.











XXXIII. Алёша, да Марина

Алёшка сидел, старательно думал, но в голову ничего почему-то не лезло. Вообще-то он сидел, учил уроки. Нужно было их выучить и идти к ней. К ней – это к своей однокласснице, Марине. Уроки не учились, потому что его голова была забита совсем другим, вернее не совсем другим, а той же Мариной. Она в последнее время ходила, словно в воду опущенная. Что-то с ней происходило, но она старалась не говорить об этом. Он, конечно же, интересовался, спрашивал её, но она упорно молчала. Вот и сейчас он сидел, мучился догадками, как вдруг зазвонил телефон. Звонок у этого телефонного аппарата был похож на лошадиное ржание, и поэтому внезапный звонок немного напрягал его. Алексей взял трубку.
— Алло, это ты? — приятным женским голосом спросила трубка. Марина была ещё угловатой школьницей, но буквально в самое последнее время приятно округлилась так, что он даже задеть теперь её не мог без волнения. И голос округлился, стал какой-то другой. И хорошо, что это была только трубка…
— Я, а что случилось? — Вопросом на вопрос ответил он, начиная волноваться.
— Да так, плохо мне что-то, приходи, я на нашей скамейке, — упавший голос свидетельствовал о том, что ей действительно плохо.
— Я уже бегу, — он бросил трубку, надел кроссовки и выскочил на лестничную площадку.
— Уроки выучил? — донесся вслед, как обычно, строгий голос мамы.
— Выучил, выучил, — машинально ответил он уже сам себе, сбегая по ступенькам. Наконец-то, она, может быть, мне всё расскажет. А то мучается, молчит, не говорит ничего, думал он, выбегая на родную улицу.
Буквально за пять минут он добежал до парка и до заветной скамейки. Серым комочком сидело на нём безликое существо.
— Что с тобой? На тебе лица нет, — ещё не отдышавшись, спросил он.
— Не знаю, — ответило существо и всхлипнуло.
— Как это не знаешь. Давай, рассказывай, а то я себе места уже не нахожу, — он присел на корточки, пытаясь заглянуть в глаза своей Маришке. Так он называл её иногда. Она сердилась, а он на это говорил ей:
— Ну, ничего же странного в этом нет. Таня-матаня, Наташка-маташка, Марина-Маришка. Что в этом плохого? А она ему:
— Так получается, что я матаня что ли?
— Да не матаня ты, а Маришка. Неужели не слышишь разницы, — успокаивал он её.
— Всё равно не называй меня так. Если продолжать дальше, то будет Маришка-мартышка, а я Марина, а Маринка – картинка, — сердилась она.
— Ладно, не буду, — говорил он, но иногда оно всё-таки выскакивало. Вот и сейчас:
— Маришка, — вырвалось у него, как бы нечаянно, чтобы задеть за струну, за которую всегда можно было дёрнуть, — ты самая красивая, — добавил он тут же, чтобы загладить свою вину. Он пытался растормошить её, а она только всхлипывала. Он сел рядом с ней, чтобы успокоить её, а она, уткнувшись в его плечо, расплакалась:
— Он сказал, что с моей мамой что-нибудь случится, если я не приду, — наконец сквозь слёзы вырвалось у неё.
— Что случится? — это сбивчивое сообщение поставило мальчика в тупик. Оно было настолько неожиданным, что он сначала ничего не понял.
— С мамой что-нибудь случится, если я не приду к нему на встречу, — всхлипывая, повторила она.
— К кому к нему? — чувствуя холодок в груди, переспросил он.
— Не знаю… Он уже вторую неделю за мной ходит, и я не знаю что делать. Маму жалко, — тут ей действительно стало жалко маму и себя заодно, и она расплакалась ещё сильнее. Алёшка задумался, лихорадочно ища выход из создавшегося нестандартного положения
— Ладно, не реви. Мы что-нибудь придумаем, — в голосе мальчика уже не было растерянности. От внезапно пришедшего к нему решения он почувствовал себя мужчиной.
— Что ты задумал? — почувствовав в голосе молодого человека несвойственную этому возрасту решимость, она сразу как-то насторожилась и перестала плакать.
— Да ничего, — начал было отнекиваться он.
— Рассказывай, рассказывай, — прицепилась Марина так, как умеют цепляться только женщины к мужчинам.
— А чего рассказывать? — не выдержал он и рассказал следующее:
— У моего дедушки дома висит ружьё, — начал он свой рассказ.
— Ты что, хочешь его из ружья застрелить? — испугалась Марина.
— Да нет, просто попугать, — успокоил он её.
— А-а, ну, тогда ладно, — понимающе кивнула она головой. Ей тоже эта идея понравилась.
— А как ты думаешь взять у него ружьё? Дед ведь просто так тебе его не даст, — она вопросительно посмотрела на него.
— Конечно, не даст. Я его просто незаметно возьму на время, а потом верну его обратно.
— Украдёшь, значит, — уточнила она.
— Нет, я же не насовсем. Просто возьму без спроса попользоваться на время, — скорректировал он словами смысл своих действий.
— Ну, ладно, ладно, ну, возьмёшь и возьмёшь, а как по улице-то понесёшь? — снова нашла она ещё одно препятствие.
— Не знаю, — честно признался он. — Может, дуло отпилить? — внес он своё предложение.
— Дуло отпилишь, и что это будет тогда? — не поняла Марина.
— Это будет обрез, — ответил ей он, хотя название само просилось на язык.
— Отрез, говоришь, повторила она глубокомысленно, что-то припоминая.
— Да не отрез, а обрез, — пояснил он со знанием дела Марине.
— Ну и ладно. Пусть хоть отрезают, хоть обрезают, только с обрезом-то ты бандитом будешь, а бандит нам ни к чему. Вот с ружьём ты будешь охотник, или просто юноша с ружьём, а это совсем другое дело, — она про себя уже решила, что ружьё – это выход из создавшегося положения, но категорически была против обреза.
— Хорошо, обреза не будет, — согласился он с ней тут же, — да и дед мне потом такое спасибо скажет, что мало не покажется. Это я так, пошутил просто, — добавил он.
— Да, ладно, ладно. Только как же его по улице-то нести? Видно же ведь будет, что ружьё несёшь. Ведь не скажешь же, что на охоту? — она задумалась. Этот вопрос остался даже на её губах, скатанных трубочкой. Действительно, пронести по улице ружьё незаметно было не так-то просто.
— Я, кажется, придумал, — он подошёл к скамейке, стоящей напротив.
— Ты что, опять скамейку ломать будешь? — забеспокоилась Марина.
— Нет, на этот раз не буду, — он, действительно, не хотел ломать. В прошлый раз на вопрос: “Зачем ломаешь?” — он ответил:
— Чтоб другие не садились, — а сейчас у него было совсем другое желание. Доска, которую он оторвал тогда от скамейки, валялась рядом, вернее не доска, а два обломка. Из двух обломков он выбрал тот, который был длиннее.
— Теперь пошли, — это он взял на себя инициативу, как человек, принявший какое-то важное решение.
— Куда? — она не знала, куда можно идти сейчас с этим обломком доски. Тёплый ветерок ласково гладил её по бархатной щёчке, солнышко дарило тепло, то тут, то там был слышен птичий щебет, и ей, конечно же, никуда не хотелось уходить из этого райского сада.
— У тебя все дома? — расслабленный тёплым ветерком, гулявшим в его жёлтых колечках на голове, он задал ей этот вопрос, не задумываясь.
— Ну, если здесь, то все, — она постучала себя пальцем по голове.
— Извини, я неправильно выразился. Я хотел спросить тебя, есть ли кто-нибудь у тебя сейчас дома, на вашей квартире?
— Сейчас нет. Мама на работе. А что? — знак вопроса снова приоткрыл её пухлые губки.
— А ничего. Он взял её за руки и осторожно своими губами коснулся её губ. И всё. Чувство, которого он боялся, снова стало заполнять его. Его руки легли на её плечи. От прикосновения его даже слегка ударило током. Сила притяжения возросла. Он не удержался и нежно впился своими губами в её губы. Время остановилось, превратившись в вечность.
Когда они пришли к ней домой, то дома, действительно, ещё никого не было.
— У вас есть ножовка? — он торопился: времени уже было в обрез.
— Есть, — она принесла откуда-то ножовку. Он отпилил от доски то, что было лишним.
— А старое покрывало у вас найдётся?
— Сейчас посмотрим, — сказала она и принесла покрывало.
— А старые газеты?
— О, этого навалом, — она принесла и газеты. Целую стопку.
— Ну, вот и хорошо, — он завернул в покрывало доску, положив внутрь скомканные газеты, перевязал всё это бечёвкой и поместил в авоську.
— Всё, пошли, нужно успеть, а то бабушка уйдёт в магазин, — он знал, что она в это время каждый день в магазин ходит.
Они вышли на улицу и, обгоняя прохожих, почти бегом, понеслись к дому его бабушки.
Бабушка была ещё дома. Марина с муляжом осталась на лестничной площадке повыше, а Алёша позвонил в дверь бабушкиной квартиры.
— Ой, кто к нам пришёл! — бабушка, конечно же, была рада видеть своего внука. — Ты посиди, подожди немножко, я приду, и мы с тобой чай попьём, — она уже была на пороге и собиралась идти.
— Подожду, конечно, а дедушка-то где?
— В больнице, в больницу его положили. Что-то хуже ему стало вчера вечером.
— Вот хотел спросить, где он лежит?
— Сейчас приду и всё расскажу. Подожди немножко, только в магазин схожу, — бабушка ушла.
Когда бабушка ушла, Алексей с облегчением вздохнул, можно было браться за дело. Времени у него было немного, но он суетиться не стал. Он знал, где всё лежит. В столе он взял ключ, открыл им сейф для оружия и взял ружьё. Воронёная сталь ствола успокаивала и придавала уверенности. Как обращаться с ружьём он знал. Дедушка несколько раз брал его на охоту. Алексей тщательно осмотрел сейф. Нужен был хоть один патрон для большей уверенности, но патронов не было. Дед на охоту уже не ходил, и для того, чтобы ружьё не выстрелило, отдал все патроны другу-охотнику. Алексей разобрал ружьё. Теперь нужен был муляж. Он приоткрыл входную дверь.
— Ма-ри-на, — шёпотом пронеслось по лестничному пролёту. Марина сбежала вниз, прошмыгнула в квартиру, отдала авоську. Алёшка закрыл дверь, развязал муляж. Разобранное ружьё было быстро привязано к доске, завёрнуто в покрывало, перевязано бечёвкой и уложено в авоську. Взяв авоську, Марина осторожно вышла из квартиры, тихонько прикрыв за собой дверь.
Через какое-то время вернулась бабушка и захлопотала у плиты.
— Ой, Алёшенька, как хорошо, что ты пришёл. Сейчас мы с тобою чаю попьём с тортиком, — снова начала она изливать свою любовь внуку.
— Да я ненадолго. Вот забежал узнать, где дед лежит, — Алексей был уже в психологическом равновесии и разговаривал спокойно.
Когда он, попив чаю и узнав, где лежит дед, вышел из подъезда, заждавшаяся Марина была уже на пределе от томительного ожидания.
— Ты чего так долго? — накинулась она на него.
— Так быстрее нельзя было. С бабушкой пообщался, чай попил. Ну, не обижать же её такими пустяками, — начал оправдываться Алёксей.
— Ах, он там чай пьёт, а я жди его тут. А с чем чай-то? — вдруг поинтересовалась она.
— С тортиком, — машинально вылетело у ничего не подозревающего Алёшки.
— Ну, вот. Он с тортиком чай пьёт, а я жди его тут, как дура, — Марина невольно сглотнула слюну и чуть не расплакалась.
— Ну, ладно, ладно. Я уже пришёл. Ну, нельзя было раньше, — Алёшка развёл руками.
— Пошли, чего уж там…. — Маринка махнула рукой, стряхивая с себя остатки напряженного ожидания и успокаиваясь.
— Куда? — поинтересовался Алексей.
— Ты на наше место, а я домой чай с тортиком пить, не удержавшись, кольнула она.
— Хорошо, — он принял её укол, чувствуя себя несколько виноватым. — А во сколько у вас встреча сегодня?
— Через час, — посмотрев на часы, ответила уже совсем успокоившаяся Маринка.
— Тогда я пойду к скамейке. Ты права. Мне ж всё это ещё нужно подготовить. Он показал глазами на авоську в руках Марины.
— Ты только того…, смотри, не застрели его случайно, — она с опаской посмотрела на то, что находилось в авоське.
— Да, не застрелю, не застрелю, не боись. Да и как? Патронов-то нет, — Алёшка заставил себя улыбнуться при этих словах.
— Ну, ладно тогда я пошла чай пить с тортиком. Через час приду, — она показала ему язык при этом и быстро ушла.
Алёшка, когда дошёл до скамейки, вдруг понял, что ситуация складывается не в его пользу. Можно бы повернуть назад, но что тогда скажет Маринка? Выглядеть в её глазах трусом… Нет, это не для него. Выбор был уже сделан, и отступать было некуда. Он залез в кусты. Ружьё собрать было делом не сложным. Под руководством дедушки он это делал уже не один раз. Когда всё было готово, потянулись томительные минуты ожидания. Может быть, не нужно было, ружьё брать, снова начали терзать его душу сомнения. Да, ладно, успокаивал он себя снова и снова. Парень же не знает, что оно не заряжено, а заряженное ружьё может и выстрелить. Поэтому всё это даже хорошо, мысленно говорил он самому себе. Он бы долго ещё сомневался, но когда к скамейке подошла Маринка, все сомнения сразу вдруг куда-то исчезли. Сразу за ней появился парень. Он, как будто привязанный шёл за ней следом. Парень был высокий и широкоплечий. Алёшка, конечно же, ему здорово проигрывал по всем статьям.
— Что, пришла? — вопрос, похоже, был задан просто так. Парень, видно, и не сомневался в этом.
— Да, — еле слышно пролепетала Маринка.
— Ну, тогда пошли, чего расселась, — грубый тон резанул ухо.
— Куда? — почти пропищала Маринка.
— Куда надо. Не на скамейке же сидеть, — парень бесцеремонно схватил её за руку, почти сдёрнул со скамейки и потащил за собой.
— Никуда я не пойду, — продолжала пищать упиравшаяся Маринка. Парень не слушал. Он продолжал тащить её, как овечку на заклание.
— Может, оставишь её, — хриплым от волнения голосом из кустов заступился Алёша за Маринку.
— Тебе что ли? — сарказм, прозвучавший в голосе парня, явно говорил о том, что всё, что находится у него в руках, это его и ничьё больше.
— А хоть бы и мне, — осмелевшим голосом вдруг сказал Алёшка.
— А этого не хочешь? — парень показал ему дулю и двинулся дальше.
— А ну-ка, стой, — Алексей достал из-за спины ружьё. Парень, увидев наставленное на него дуло ружья, остановился.
— Ты смотри, никак застрелить меня хочешь, — Глаза у парня сузились и потемнели.
— Могу и застрелить. Оставь девчонку, — Алёшка сделал устрашающее движение воронёным стволом ружья.
— Ты что, рехнулся совсем, оставить тебе то, что принадлежит мне. А ну-ка, убери ствол, — страха у парня в глазах не было и в помине. Видно не из робкого он десятка, подумал Алексей, но продолжал упрямо гнуть своё:
— Давай, давай, проваливай, а то пальну случайно… — он взвёл курок, желая этим поселить в сопернике хоть какую-то неуверенность, но, увы…
— Это ты проваливай, щенок, — парень грудью упёрся в воронёный ствол ружья.
— Стой, стрелять буду, — Алёшка постарался придать голосу как можно больше уверенности, но парень бесстрашно шёл вперёд. Он напирал, и такая решительность была на его лице, что Алёшка не знал, что делать. Всё. Нужно было или бежать, или стрелять, но чем? Ни одного патрона. Ни в стволе, ни в кармане.
— Бежать, — мелькнуло в Алёшкиной голове, — но куда? От самого себя не убежишь. Кем же он будет выглядеть тогда в глазах Маринки… И он остался. Он снова сделал свой выбор. Хотя выбора-то у него по сути дела и не было вовсе. Он сделал то, что должен был сделать. У мальчика другого склада характера, возможно, и был выбор, а у него нет. Не мог он поступить по-другому.
— Посеешь характер – пожнёшь судьбу, – так говорят в народе и, видно не зря.
Щёлкнули впустую два курка, и ружьё отлетело в сторону. Парень не церемонился, в следующую секунду он схватил Алёшку за волосы, и светлые Алёшкины колечки переплелись с почти чёрными кольцами пальцев загорелой руки парня.
Раз – и парень сделал его мордой об колено, а самому Алёшке показалось тогда, что лицо его вдруг вдребезги разбилось об асфальт. И тут к нему после такой экзекуции пришло ясное понимание того, что второго такого удара он просто не выдержит. А ведь как он искал в дедушкином сейфе хоть один патрон, или лучше два.
Один в воздух, а другой на всякий случай. А ещё лучше, если бы там было три патрона.
Но не было там ни одного. Патронов там не было… Рука парня сама сделала то, что должна была сделать, жёстко и необратимо. Раз – одно резкое движение рукой, голова Алёшки ударилась об колено, и словно, кто-то выключил ему свет. Парень отпустил его, и Алёшка медленно повалился на траву. А парень застыл в неестественной позе, как будто не понимая, что случилось. Широко открытыми глазами Алёшка смотрел в небо, словно пытался там найти объяснение этому странному своему состоянию и не мог.
— Не-ет, — истошный крик вдруг прорезал тишину парка. У Маринки подкосились ноги, и она медленно опустилась рядом с ним на землю.











ХХХIV. Допрос

«Череп» не успел заставить себя проглотить завтрак, как прозвучало "приглашение" на допрос.
— Чего это им так не терпится? — промелькнуло у него в голове. — Может, что-то новенькое появилось? — высказал он свою догадку вслух. Он утвердился в своей догадке, когда перешагнул порог кабинета следователя и увидел лицо ведущего его допрос Гравина.
— Ну, присаживайся. Может, что-нибудь вспомнил? — доброжелательный тон Гравина еще больше насторожил «Черепа».
— Да нечего мне вспоминать. Я и так все вам рассказал, — голос допрашиваемого был насквозь пропитан жидкостью, которую вырабатывает всем нам наша печень.
— А вот и неправда, — Гравин, наоборот, был сама доброжелательность.
— Как это неправда?
—А так. Туфта это всё. Ты мне вчера на допросе что сказал? Что ничего общего с "дурью" не имеешь. А мне информация пришла… — Гравин многозначительно замолчал.
— Какая информация? — не выдержал затянувшейся паузы визави Гравина.
— А такая. Скажи-ка мне лучше, кому ты наркоту на квартиру подкидывал? — Гравин поймал взгляд человека, сидящего напротив.
— На понт берешь, начальник, — вознегодовал тот, отводя глаза.
— Да нет. Адрес могу назвать, — блефуя, Гравин назвал адрес Максима.
— Сказать можно все, что угодно, а доказательства где? — «Череп» отвечал уверенно, но при этом старался скрыть легкий холодок в груди.
— И доказательства есть. То, что вы подкинули на квартиру, и то, что мы нашли на "барже" твоего босса, из одной партии. Экспертиза подтвердила и документы соответствующие есть.
— Ну и что? При чем тут это? Что вы на меня повесить хотите? Ко мне это никаким боком, — придав голосу как можно больше уверенности, отбивался от Гравина «Череп».
— Дело в том, что это всеми частями к тебе. И боком, и передом, и задом.
— Это, с какого такого перепоя все так ко мне прилипло и не отлипает?
— А с такого. Сорокин нам все рассказал. Твой босс, твой шеф, твой начальник.
— Не знаю такого, — черные брови хмуро сошлись на переносице задержанного. — Неужели действительно все рассказал, не может быть? — пронеслось у него в голове.
— Ты не торопись в несознанку играть. Доказательства мы на тебя все равно соберем. Но тогда ты организатором пойдешь, паровой машиной, так сказать. Ты смотри, пистолет у тебя ко всему прочему нашли. Видишь, улики накапливаются, но… все бы хорошо, да вот незадача: босса твоего взрывом унесло туда, откуда не возвращаются… — здесь Гравин уловил реакцию допрашиваемого на сказанное, которую тот не сумел скрыть. Лицо его при этих словах дрогнуло, правда, тут же снова и застыло. Но Гравин успел это заметить.
Сделав паузу, Гравин продолжил:
— …И самого главного свидетеля у нас теперь нет. Дело затягивается. Но ты учти, что оно только затягивается, а чистосердечное признание и искреннее раскаяние смягчают вину. А насколько смягчают, зависит от тебя. Ты нам поможешь, и мы пойдем тебе навстречу. Не будем грузить тебя на статью за бандитизм, а пойдешь ты у нас по статье за грабеж. Разницу чуешь? Поэтому иди сейчас и подумай. Может быть, что и вспомнишь.
«Череп» помнил все, но не собирался прямо вот так все и выкладывать. Следователь поставил его перед новым фактом. Он где-то раскопал, что он работал по наводке Сорокина, и зачем-то тут же сообщил, что его уже и взрывом куда-то унесло.
— Зачем он мне это сказал? — ломал голову «Череп», сидя на нарах. — Ну, зачем? — и тут до него дошло, и он шлепнул себя по лбу. — Вот болван. Ведь знал же и не мог сразу допереть.
А причина-то была простая. В преступной среде существует негласный закон. Если появился труп, то все валить на него.
«Череп» вскочил, заходил по камере.
— Вот в чем дело! Гравин не зря предлагал мне чистосердечное признание. Ну, хитер, мужик. А может, он сам туфту мне впаривает? — вновь засомневался он. — Нет, не тот человек, — пришел «Череп» к окончательному выводу после некоторых раздумий над тем, что сказал ему Гравин.
Беспроволочный телеграф той же ночью подтвердил информацию о Сорокине.
— И что же мне делать? Похоже, писать придётся. Тут чистая выгода получается, другого выхода, всё равно, нет,… — так думал припёртый к стене «Череп». Эти и другие мысли не давали ему спать, и он заснул только под утро.
Но, прикинув все "за" и "против", он на следующий день сам попросился на допрос.
— Бери ручку, бумагу, — Гравин не удивился, он этого и ждал. И ничуть не удивился, читая написанное на бумаге.
Там все было, как положено. Как совершались грабежи, как подкидывались наркотики… Все было и было правильно. Только главным действующим лицом, организатором и вдохновителем здесь выступал Сорокин. Подследственный, по описанию, был ничего не подозревающим, простым исполнителем. Гравин посмотрел на автора написанных строк.
— Все верно, все хорошо. Только скажи мне, что ж ты про подельников своих ничего не написал?
— Так вы же сами сказали, что их унесло туда, откуда не возвращаются. — «Череп» постарался изобразить из себя святую невинность, оставив для себя эту лазейку про запас. Гравин, конечно же, сделал вид, что поверил, и снова спросил:
— И куда же вы награбленное добро прятали? — взгляд Гравина, направленный на сидящего напротив человека, при этом затвердел.
— Сорокин все забирал. На своей барже прятал, — выкрутился «Череп». Затвердевший взгляд Гравина дал осечку.
— Да-а. Другого ответа он, конечно, и не дал бы мне сейчас, но ещё не вечер…, — отметил про себя Гравин и вызвал конвойных.





…Эпилог
— Ну, ты даешь! — прямо от порога выразил свое восхищение Паша.
— Что, уже передали?
— Да. Танаева встретил. Он мне все и рассказал. Но как же это ты «Черепа» расколол? Мне что-то не очень понятно.
— А тебе это и не нужно понимать. А расколол я его очень просто. Мне Максим, когда передавал свой разговор с Сорокиным, сказал, что, якобы, тот хвастался, что сам он ничего не делает, а на грязную работу у него с «пушкой» кое-кто есть. Конечно, он, может быть, и сболтнул лишнего, но Максим-то у него был приговорен. Сам Максим про «Черепа» ничего не знал и не придал этому никакого значения. А вот я-то должен был сразу обратить на это внимание. Почему с пушкой, почему не с пистолетом? Но, вот видишь, был так занят делами, что сразу и не сообразил, что «пушка» и пистолет – это почти одно и тоже. Да, к тому же некоторые индивидуумы слово пушка с пистолетом вообще не объединяют. А ты мне вчера напомнил про ружьё и здорово помог. Старое дело тут я одно вспомнил про ружьё и обрез.
Гравин при этих словах подмигнул Паше и своей большой рукой, доставшейся ему от деда, хлопнул его по плечу.— Вот и все!



Содержание

XVIII. Футболист и рыбак 3
XIX. В подсадные 9
XX. Подземный коридор 12
XXI. В камере 22
XXII. Бесплатный сыр 27
XXIII. Во сне и наяву 39
ХХIV. Засада 43
ХХV. Нужен обыск 47
ХХVI. У реки 52
ХХVII. Друг детства 57
ХХVIII. На пруду 62
XXIX. Туда и обратно 66
XXX. Бунт на корабле 71
XXXI. Обыск 80
ХХХII. Наитие разделе89
XXXIII. Алёша, да Марина 92
ХХХIV. Допрос 107
…Эпилог 112