На словах ты Лев Толстой...

Однажды Льву Николаевичу Толстому было видение. Привидилась ему трехрукая девушка ангел. И остолбенел граф. Как был в одной ночной рубахе, так и остолбенел во всех конечностях. А это грех. Понимает это всё Лев Николаевич, а ничего с собой поделать не может.

Тогда трехрукая девушка ангел сама заговорила.
- Поговаривают, граф, на словах ты Лев Толстой, а на деле х@й простой. А я, кстати, Маша.
Граф прокашлялся в могучую, как вся русская литература, бороду и сказал только:
- А разве бывают трехрукие ангелы?
- Конечно, бывают. Это тебе не барышень на рельсы укладывать. А ангелы какие хочешь бывают. Ну, так, есть что ответить в своё оправдание?

Лев Николаевич в ответ пробормотал доселе неизвестную самому себе мантру, невесть откуда взявшуюся в голове:
Когда ж не приходит трехрукая Маша
Из жизни уходит смысл.
Герметика вся превращается в кашу
И рушится магия чисел.
- Да вы, граф, совсем того, ку-ку. Какая магия чисел?
Но граф продолжал шептать, как ему казалось, спасительные мантры:
Ужасные запахи, мерзкие звуки
Меня предают огню.
И я задыхаюсь от лени и скуки
И просто несу х@йню. 

- Вот-вот, х@йню. Только, наоборот, погубную. И, все-таки, правду говорят, на словах...

Тогда Лев Николаевич бросает в Машу невидимым тапком, трижды крестится и громко, что есть мочи, нараспев, словно псалмы:
Лишь только глаза мне смежает зелье
Я вижу всё ту же херь,
Как Маша - умертвия из подземелья
Ко мне открывает дверь. 
Один лабутен у нее железный, 
Другой костяной лабутен.
Она грациозно проходит между
Обмазанных калом стен. 
Почти не испачкав одежду
В подвале, где плесень и тлен.

От его криков просыпается супруга Софья Андреевна. Трясет Льва Николаевича, пытаясь его разбудить, но граф опадает в её руках, как озимые.

Под потолком кто-то ехидно засмеялся и обронил перо, которое медленно, кружась, ниспадает на пол спальни Толстых.

Утром, на скоро вызванный врач, поставит графу Толстому диагноз- шизофрения. Заболевание, совсем недавно открытое швейцарским психиатором Блейлером.
Перед уходом, доктор склонится над ухом Льва Николаевича и прошепчет:
Потом мне на шею, ногой пиная 
Накидывает петлю,
А я ей шепчу: - Не сердись, родная, 
Я только тебя люблю. -
Она поднимает меня, наверху я,
И в этой петле вися.
Семя моё вытекает из х@я,
И я просыпаюся. 

Отчего граф Толстой впадет в умиротворение и вскоре умрёт не произнеся больше ни слова.

*слова М.Елизарова из песни "трехрукая Маша"