de omnibus dubitandum 1. 25
Глава 1. 25. О ПРИЧИНАХ ЭТОГО НАДО ХОРОШЕНЬКО ПОДУМАТЬ…
Что мы имеем в «семейной жизни» богов?
Афродита – Великая мать, имея мужа Гефеста, который иногда признается, что пашет как раб на галерах (где он их увидел, наверно приснилось - Л.С.), ставит ему рога, на каждом перекрестке, спит со всеми подряд, в ее храме – сплошная проституция, помощник в этом – родной сынок, Эрот. Непрочь заняться и однополой любовью, иначе, зачем научила сына «пропагандировать» и однополую любовь. Но главное, она в связях инцеста не замечена. Прогрессивная богиня, но очень распущенная. Вылитая Екатерина II, только замужняя. Отсюда можно предположить, что Афродита не только богиня, но и царица, могущая себе позволить многое при живом муже, второстепенном члене семьи, которого и заменить всегда можно.
К Афродите очень подходят времена, описанные Фрэзером о Древнем Лациуме (Риме): «Политическим и религиозным центром каждой общины был неугасимый огонь царского очага, попечение о котором было делом девственниц-весталок из царского рода. Царем становился мужчина из другого клана и другого народа, который женился на дочери своего предшественника и благодаря ей получал свое царство. (Уточню в скобках: не он был настоящим царем, а царица, а он был только «инструментом»).
Дети, которых он имел от нее, наследовали не его, а ее имя. Дочери оставались дома, а возмужавшие сыновья пускались в путь. Это представление делает более понятными предания, согласно которым латинские цари рождались от матерей-девственниц и отцов божественного происхождения. (Добавлю, это позднее, чтобы скрыть распущенность).
Это означает, за вычетом элементов преувеличения, что женщина зачинала ребенка от неизвестного мужчины. (Вот это не в бровь, а в глаз. Посчитайте любовников Афродиты).
Если при рождении римских царей отцы их действительно были неизвестны, то это свидетельствует либо о половом бессилии (понятно у кого), половой распущенности, существовавшей в царских семьях вообще (не вообще, а только у царицы-богини), либо об ослаблении правил морали в особых случаях, когда женщины и мужчины на время возвращались к половой распущенности прежних времен (Это к царице не относится. Это относится только к ее народу: «Ишь, распустились…»).
На определенных стадиях (Каких же именно? Уточняю еще раз: только по праздникам) развития общества такие сатурналии обычное явление. В нашей собственной стране пережитки их долгое время давали о себе знать в майских, троицких и даже в рождественских обрядах».
Это действительно «пережитки» Афродиты, но уже в христианстве, в которое завлекали ползуче, боясь переборщить, но выгоды впереди видели колоссальные.
Итак, согласно моей классификации Афродита – символ царской распущенности сестринского клана первого рода, амазонок – матриархата, когда муж-царь – только инструмент.
Гея – богиня-мать – недалекая (правда умела готовить для зятя, в отличие от дочери - Л.С.), но предшественница Афродиты. Инцест только что «запрещен», «введены» табу на него, «очерчен» круг тотема, но помнится очень хорошо, такой прелестный.
У Геи был муж – Уран, но от него рождались одни уроды: эринии, гиганты, а единственный нормальный сынок их, Кронос, уже подрос, возмужал и у них с мамой возникла любовь. А что особенного, фрейдовское «Оно» потребовало, «Идеал Я» еще не выработался, каков нужен по Фрейду.
«Идеал Я» в это время – это те, кто позволял себе все (сейчас их называют мажоры), поэтому никаких табу, тотемов, какой-то дурацкой экзогамии не было и в помине. Вот мама с сыночком и наделали кучу детишек: Посейдона, Аид, Геру, Деметру, Гестия и, наконец, Зевса, остальных, непонравившихся, папа Кронос заглатывал. Или времена, может быть, были тяжелые, приходилось (каннибализм?). А те (младшенький Зевс и довольно взрослая сестренка Гера), в свою очередь, сотворили мальчика Ареса, будущего любовника Афродиты при живом косолапом муже-портянке Гефесте, ковавшем в это время пики со стрелами. Это еще раз подтверждает, что Афродита младше Геи. Чистейшей воды инцест.
Но, опять же, времена были такие (всякие народники, разночинцы, Базаровы, Добролюбовы и прочие Бесы). Надо полагать, маму никто не убивал еще из-за ревности, да и к кому ее Кроносу ревновать? Он же единственный. Но народ, когда ему запретили «это» делать повседневно, а только по праздникам, в виде исключения, очень полюбил такие праздники, а богиню, в которую превратилась Гея, - тоже. Аналогичен инцест Кибела – Аттис.
Итак, инцест матери с сыном рассмотрели.
Инцест брата с сестрой: Исида – Озирис, и их «продукт» Гор, Гера – Зевс с «продуктами» Аресом и Гермесом; инцест отца с дочерью: Фиест – Пелопия и «продукт» его Эгисф, Кинир – Мирра с «продуктом» Адонисом и его безымянными сестрами, которых папа Кинир (и тут еврей - Л.С.) заставил заниматься первой в истории проституцией.
Обратим внимание, что Кинир – первый царь-бог, который независим от своей жены, даже имя ее неизвестно. Это уже напоминает переход от матриархата к патриархату. И именно он, Кинир, сперва осмелевший, а потом обнаглевший мужик, в качестве примера послал своих дочерей заниматься проституцией, а сына – любовником к Афродите, которая, все еще очень сильна, но уже не замечена в инцестуозных связях, а только - в половой распущенности при здравствующем муже - гребце.
Трудно не заметить в этом поступке начало дипломатии: немного боюсь, но делаю по-своему, посылаю дочек, куда хочу, а чтобы другая, все еще опасная, сторона не слишком гневалась, направлю к ней сына-красавчика. Недаром отмечено, что она разгневалась на дочерей Кинира - проституток, родных сестер ее очередного любовника Адониса. Разгневаться-то она разгневалась, но перетерпела в объятиях красавчика, ничего не стала предпринимать.
Как тут не заметить прогресс дипломатии? Как, вообще, не заметить прогресс, как в деле преодоления такого привлекательного из-за «удобства» по осуществлению инцеста, так и в вопросе нравственности для других (это ВАЖНО!), но не для себя. Совсем как западноевропейцы, создавшие демократию для себя, но не для своих колоний. Разве не отчетливо из этого видно, что все категории морали, нравственности стали становиться как палка, о двух концах? Причем конец для владельцев народа приобрел удобную рукоятку, а второй конец, для народа, остро наточили – голыми руками не возьмешь.
Посмотрите в предыдущих главах, в которых перечислены все возможные инцестуозные связи в первобытной орде, среди которых в чистом виде нет ни одной даже в трудах у великого Фрейда. Но, все они, без исключения, имеются в приведенных «биографиях» богов.
Разве это не доказательство истинности моих «ужасных» для ушей и глаз высокоморального «просвещенного» человечества «предположений»? К сожалению, я не нашел здесь прямых иллюстраций образования братских и сестринских кланов первого рода, способных создавать тотем, табу, экзогамию и богов по Фрейду. Но, ведь, если уже боги существуют и мы читаем их «биографию», то, значит, предварительная стадия их создания уже пройдена, отгремела свое в умах и сердцах людей и без письменности была забыта? Или я плохо вникнул в суть «богоотношений»? Во всяком случае, надо откладывать прочитанную книгу, если она не может ничего дать больше неразвитому уму. Фабулу понял как в фантастическом романе, и достаточно.
Итак, из биографий богов мы имеем:
- хотя матриархат и патриархат возникли, как я показал, одновременно и сосуществовали в борьбе немало времени, но матриархат на старте обогнал патриархат, но «додавить» не смог, выдохся;
- потихоньку, хитроумными способами, в том числе дипломатией, «взятками», использованием слабых мест носительниц идеологии матриархата, патриархат перехватил инициативу у матриархата и довел свое влияние до преднынешнего, средних веков;
- потом матриархат, угнетенный донельзя, призадумался и тихой сапой начал отвоевывать назад утраченные позиции, сначала феминистки, суфражистки, коммунистки, а потом выдавая своей дражайшей половине в штанах в начале горбачевской «перестройки» «рубль на обед», не больше, иначе пропьет. Но это к нашему исследованию уже не относится;
- эндогамия довольно быстро, «на одном поколении богов», заменилась экзогамией, а это большое достижение, правда, половая распущенность замужних богинь-цариц приняла удручающе широкий размах, что, конечно, их не красит;
- зато с «широким внедрением» патриархата не богини-царицы, конечно, а простые женщины сполна расплатились за эти вольности, запертые в светелках и гаремах, сожженные на кострах;
- истоки проституции надо исследовать еще, но отправная точка уже есть, Кинир, первый царь-бог, не испугавшийся Афродиты, а применивший к ней все доступные его несколько иначе устроенной голове «методы».
И, наконец, чуть не забыл. Наблюдения над богами показывают, что любви, какая описана в рыцарских романах и между Ромео и Джульеттой, у них не было. Зато царствовал неприкрытый, все подавляющий, неразборчивый и все остальное заменяющий секс, первичный позыв, «Оно» по терминологии Фрейда.
Он то и правил богами, а значит и миром тех и нынешних времен. Иначе зачем этим качеством награждать богов, ведь их же люди придумали, притом, по своему подобию? Впрочем, женская любовь, похоже, была. Иначе, зачем Исида воскрешала бы брата-любовника из мертвых?
И еще одна тонкость. Посмотрим на супружескую пару, Афродиту и Гефеста. О ней все сказано, но кто такой Гефест? Хромой (наверное, производственная травма) мужик-работяга, каких свет не видел, бог кузнецов, сам кузнец, от горна не отходит, все что-то мастерит, в дом тащит. И какова благодарность от жены? Может быть, горячие шанежки ему в кузню носит? Нет, она, задрав подол, по любовникам шастает.
Вот вам, господа-марксисты, любители лосей, ваша «дружная первобытная семья», где совет, да любовь и «все делится поровну», еще чуть-чуть и появится «избыточный продукт».
Да такая, простите, жена все по ветру со своими любовниками пустит. Заметьте, господа марксисты, образы-то не исключительные, а собирательные. Исключительных в ту пору не замечали. Как тут не открыть «классовую» борьбу за патриархат?
А коммунисты нам говорят, что такой Гефест-страдалец начинает «свою, обособленную от Афродиты, собственность копить», чтобы «перейти на ее основе к патриархату». Где он копить ее будет, дом полон любовников, в кузне что ли?
Что, Афродита не понимала, какой чудесный ей муж-труженик достался? Прекрасно понимала, ведь богиня, – не дура, но этот треклятый первичный позыв так сильно действовал, «Оно» так было неумолимо, с которым она, ну хоть убей, не могла никак справиться. Повторяю, чтобы акцентировать, образ собирательный, народный, так сказать, выстраданный. Замечу без акцента, что ведь все богини-матери страдали этим недостатком. Широко распространенным. О причинах этого надо хорошенько подумать.
Дмитрий Николаевич Зенин в своей статье «След тамплиеров» пишет, - Первый всплеск собственно московской наступательной активности случился в 1246 году, когда она стала столицей удела младшего брата Александра Невского Михаила Ярославича по прозвищу Хоробрит. Этот князь выгнал дядю Святослава из Владимира и... пошёл "воевать Литву", где в том же году погиб в одной из стычек. Но после этого несколько десятилетий о Москве опять нет воспоминаний.
В 1263 году умер Великий князь Владимиро-Суздальский и всея Руси Александр Ярославич Невский, ещё при жизни признанный святым. От него осталось четыре сына: Дмитрий, Андрей, Иван и Даниил, которому в день смерти любящего родителя исполнился всего один год.
Этот-то четвёртый сын святого Великого князя и получил в удел Москву, со временем ставшую столицей Российского государства. По существовавшим в то время на Руси, в Европе, на Востоке и в Орде законам, Даниилу Александровичу очень не повезло.
Будь он сын баронский или дворянский, от всего Отчего состояния ему, четвёртому сыну, шли бы "конь, доспех да покрут". Но он был сыном Великого князя. Руское, как и вообще евразийское средневековье, предусмотрело и это случай. Его очень точно отразили руские средневековые Уставы о церковных судах:
"Аще князь осиротеет..."
Положение надо понимать так: отец умирает до того, как сын достигнет совершеннолетия. Такой князь считался изгоем (т.е. оказавшимся вне сословий) наравне с другими бедолагами: "попов сын грамоте не умеет, холоп из холопства выкупится, купец одолжает" (т.е. исторгуется себе в убыток, разорится).
Эта категория лиц, казалось бы, полностью социально незащищённых, имела одну существенную льготу: они подлежали исключительно юрисдикции церковного суда и находились под покровительством Церкви. В порядке разъяснения необходимо отметить, что по своей организации и структуре Руская Православная Церковь коренным образом отличалась от Константинопольской Патриархии. Последняя была составной частью государственного аппарата, поэтому находилась на содержании и под защитой государства. Руская Православная Церковь до реформ Романовых была самостоятельной государственной организацией, параллельной государственной структурой. В этом отношении она стояла тогда гораздо ближе к Римско-Католической Церкви.
Но, если последняя в силу жёсткой централизации в смысле прямого подчинения любой епархии Риму, была достаточно инородным внедрением в национальную государственность, то Руская Православная Церковь, несмотря на то что она была самостоятельной государственной структурой - владела землёй и зависимыми людьми, - оставалась национальной.
Поэтому, будучи как Церковь государством в государстве, она никоим образом не становилась инородным внедрением, а оставалась параллельной национальной государственной структурой. Именно поэтому интересы Руской Православной Церкви даже в периоды самых острых конфликтов между ней и государством (во всяком случае, в Средние века) оставались национальными и никогда не выражали интересов какой-либо другой стороны.
Этот момент весьма существенен. Прежде всего, потому, что, если в Константинопольской Патриархии или в государствах Римско-Католической юрисдикции всякий конфликт между Церковью и государством, в конечном счёте, вёл к нарушению социального равновесия в этнорегиональном смысле, то на Руси было по-другому. При любом развитии и исходе конфликта между светской и духовной властью, решение искали внутри национальных интересов. Поэтому при любом исходе противостояния административно-территориальная организационная структура государственности не расшатывалась, а укреплялась. Действительно, в смысле организации нет никакой разницы, кто стоит во главе управления: император, король, великий князь или высший иерарх Церкви.
Более того, государственный организм управляемой высшим иерархом Апостольской Церкви, поскольку таковые назначаются исключительно из монахов, отрекаются от родственников, не состоят в браке и потому детей, жадных до дележа наследства, не имеют, оказывается в смысле централизации и управляемости даже в более выгодных условиях, чем любая монархия или республика.
Для Руси, где епископат и настоятели монастырей, игумены (= катол. аббаты), рекрутировались исключительно из "знатных старцев", то есть представителей баронско-боярских и княжеских родов, лиц, для которых искусство управления было естественным состоянием, "природных джентльменов", это положение было приемлемо и актуально.
Тем более что, в отличие от православной Византии, руские епископы X-XVI вв., помимо церковного клира своих епархий, управляли и своими городами и не только занимались административно-хозяйственной и судебно-правовой деятельностью, но и... как светские сеньоры имели собственные вооружённые силы! Понятно, что эти войска не поднимались над уровнем своего времени по вооружению и снаряжению, но, оставаясь феодально-рыцарскими по своему комплектованию, отличались от своих светских аналогов более чёткой организацией, структурой подчинённости, управляемостью, относительной дисциплиной, а также особенностями дислокации и снабжения (В современной Церкви собственных войск, конечно, нет, но есть, к примеру своё ХОЗУ, в котором трудятся обычные светские люди. Чтобы понять статус средневековой Церкви, надо распространить её "ХОЗУ" и на военную сферу).
С того далёкого времени, когда Церковь взяла в опеку четвёртого сына Александра Невского Даниила, князя-изгоя, пройдёт 140 лет, и его прямой потомок Василий I Дмитриевич 28 июня 1404 года подпишет договор с митрополитом Киевским и всея Руси Киприаном, согласно которому вооружённые силы Руской Православной Церкви начнут "отныне и впредь" выступать совместно с войсками Великого князя Московского:
"...коли аз сам, князь великий, сяду на конь, тогда митрополичьим бояром и слугам, а под митрополичим воеводою, а под стягом моим, Великого князя".
Это событие произойдёт после Куликовской битвы, уже тогда, когда отсчёт Московского времени шёл вовсю. Отсюда вывод: глобальные события, связанные со становлением и закреплением роли Москвы как центра росийского государственного строительства произошли где-то между 1264 и 1380 гг.
Но первая точка, от которой начался отсчёт Московского времени, - как раз осиротевший князь Даниил Александрович, взятый под защиту Руской Православной Церковью.
Чем же прославился этот князь в истории государства Московского? Чем же он знаменит?
Он есть в летописях, есть его житие и... крайне оригинальная повесть XVII в. "Об убиении Даниила Суздальского и об основании града Москвы".
По данным Московского лицевого свода и "Тверского летописца", Даниил Александрович Московский ничем выдающимся не отличался. Первую сознательную половину своей жизни он в союзе с Андреем Александровичем Городецким и Иваном Александровичем Переславль-Залесским воевал против старшего брата Дмитрия Александровича, Великого князя Владимирского и всея Руси. Как только тот умер, а его союзник Андрей Городецкий стал Великим князем, начал воевать с ним. Наиболее замечательное в его жизни событие - это то, что он, неожиданно получил от умершего бездетным Ивана Александровича Переславль-Залесского по духовной (завещанию) в полное безраздельное владение всё его княжество в нарушение всех существовавших в то время, как до так и после, юридических норм - в обход интересов Великого князя!
Кроме того, Даниил Александрович на 20-м году жизни основал на берегу реки Москвы Монастырь Богородицы, ныне известный как Свято-Данилов. В 1303 г. по Р.Х. он почил в бозе, приняв схиму в основанном им монастыре, а в 1984 году Русская Православная Церковь неожиданно (!)... обрела его нетленные мощи, кои числились в розыске с 1812 года .
Свидетельство о публикации №221122601542