Прости меня, сестричка!

          Нелюбовь к старшей сестре Нинка осознала в четыре года, когда первокласснице Инне родители выделили отдельную комнату – Инночке нужно учить уроки! – а Нинку на пару лет переселили к бабушке в соседний дом. Бабушка младшую внучку любила, отлично готовила, всегда была готова и поиграть, и погулять... Но в Нинкином сердце затаилась обида, по вечерам стоящая комом в горле, отчего она роняла в подушку слезинки и, вместо того, чтобы злиться на родителей, вымещала горе на сестре.
          В шесть лет родители забрали Нинку домой – пора готовиться к школе – и за грубое и часто агрессивное поведение по отношению к Инне и ругали, и наказывали, несмотря на Иннины протесты. Добрая душа старшей дочери противилась этому – Инна искренне любила Ниночку и прощала злобные выходки. Инна родилась красивой – ещё одна несправедливость с точки зрения Нинки – и с годами расцвела, как роза. Переходный возраст не испортил её внешность, и малышка постепенно превратилась в породистую кареглазую блондинку, чьи роскошные  волосы, загнутые чёрные ресницы и столь же чёрные брови имели естественное происхождение и не знали химического воздействия. Голос у Инны – сильный и нежный, слух абсолютный. Окончила музыкальную школу с отличием и, на радость умилённых родителей, с удовольствием услаждала гостей на семейных праздниках пением и игрой на пианино, купленном специально для неё и с трудом втиснутом в небольшой зальчик их малогабаритной квартирки.
          А у Нинки наоборот – ни голоса, ни слуха, ни волос… И внешностью природа «наградила» своеобразной – излишне крупный рот, носик маленький и вздёрнутый, голубые глаза в обрамлении светлых ресниц, светлые бровки (бровями их при всём желании не назовёшь) и мягкие русые волосики, не поддающиеся укладке, в связи с чем любая стрижка являлась для Нинки очередным стрессом. Причудливо переплелись в сёстрах мамины и папины гены – Инночке, конечно, повезло!.. Ко всем огорчениям примешивалось еще и неприятие собственного имени, которое казалось некой пародией – Нина не Инна! – с детства ещё прилипло почему-то назойливое «Нинка», да так с ней и осталось… Разноречивые чувства сплелись в клубок, как змеи в террариуме, и шипели, плюясь ядом… Нинка росла угрюмой и замкнутой, и мама с папой, устав от безнадёжных попыток достучаться до младшей дочери, отдыхали душой рядом со старшей.
          Инна рано начала встречаться с мальчишками, чему Нинка завидовала до жути. На неё пока противоположный пол не обращал внимания, и успех Инны заставлял Нинку скрежетать зубами… Но вскоре наступил и на её улице праздник – пройдя мучительный путь взросления, к шестнадцати годам Нинка неожиданно для всех расцвела, и прыщавый, угловатый, коротко стриженный подросток  обернулся тонкой девушкой с копной струящихся по плечам волос. Брови и ресницы Нинка методично окрашивала в чёрный цвет, и в сёстрах стало заметным некоторое  сходство. Но за ангельской внешностью голубоглазой Нинки скрывалась воинственно настроенная душа, и ничто не смягчало её – все жизненные события, особенно неудачи, Нинка воспринимала сквозь призму противоречий с Инной, о чём та и не подозревала, занятая собственными делами.
          Так и не выйдя замуж в институте, хотя от поклонников отбоя не было, она устроилась на работу в банковский офис и… закрутила роман с женатым коллегой! Нинка, узнав об этом, чуть в осадок не выпала – надо же, Инна что натворила, такая правильная, пример для подражания, отрада родительская… У самой Нинки от кавалеров отбоя не было, и она купалась в мужском внимании. Но почему-то нравились ей Иннины ухажёры, а свои, в основном, вызывали раздражение. Она, иной раз, делала неявные попытки отбить у сестры поклонника, просто так, от скуки, чтобы насолить Инне – опасалась, правда, что мужчина окажется болтливым и пожалуется старшей сестре на домогательства младшей... Внешне взаимоотношения сестёр выглядели вполне дружелюбными, и родители с Инной искренне радовались тому, что колючая Нинулька переросла затянувшийся подростковый нигилизм.
          Новость грянула, как гром среди ясного неба – Инна забеременела, и, не моргнув глазом, солгала ошарашенным родителям, что сделала ЭКО, следовательно, официально отца у будущего ребёнка нет. Видно, не захотел жалкий женатик бросать семью и брать на себя ответственность… Нинка от души веселилась, вглядываясь в вытянувшиеся родительские лица и слушая их несмелые возражения: Инна – признанный авторитет, и до сего момента её поступки были безукоризненно правильными. А затем в сердце заползла завистливая змея и начала жалить: ребёнок – нечто непонятное, но чудесное; дар свыше; опять Инне повезло. Нинке вдруг до одури захотелось взять на руки малыша, прижать тёплое тельце к груди, поцеловать в макушку, покачать… Глаза наполнились слезами, и Нинка, поспешно выскочив из зала, помчалась в ванную умываться…
          Инна легко переносила беременность – похорошела еще больше, аппетит не пропадал, полнота сделала облик более нежным и женственным… Нинка наблюдала за ней исподтишка и гадала, кого носит Инна – мальчика или девочку? Ей самой страстно хотелось сыночка – так и представляла себя прогуливающейся  по парку с коляской небесно-голубого цвета… Но об этом и речи не было! По окончании университета Нинка получила высокооплачиваемую работу в престижной фирме – впереди сияли командировки за границу, и какие-то там дети никоим образом не вписывались в схему жизни успешной бизнес-леди.
          Однажды родители решили провести пару дней на даче с друзьями. Звали Инну, но та отказалась – на восьмом месяце она чувствовала постоянную усталость, хотя гинеколог из консультации с апломбом заверяла, мол, всё в порядке, анализы нормальные, а усталость – от большого срока. Жарким вечером мама с папой в радужном настроении укатили на отдых. Нинка явилась домой усталая и раздражённая донельзя – срывался важный контракт – и вид глубоко беременной сестры, оставшейся на её попечении, оптимизма не прибавил. Заснула она рано, и внезапно её разбудил болезненный  голос Инны: «Ниночка, голова болит, и мушки перед глазами…» «Ох, принесла тебя нелёгкая!» – подумала Нинка, не открывая глаз, а вслух посоветовала сестре выпить таблетку и снова провалилась в сон, который прервал глухой стук падения какого-то предмета, донесшийся из соседней комнаты. Натянув халат, Нинка нехотя поплелась к Инне. Через минуту она, издав сдавленный крик ужаса, трясущимися пальцами набирала на телефоне номер «скорой» – Инна лежала на полу, не подавая признаков жизни.
          Ребёнка удалось спасти – кесарево сечение провели экстренно. Через три дня, не приходя в сознание, Инна умерла, так и не узнав о рождении дочери… Патология головного мозга, развившаяся в результате беременности… Сквозь застилавшие глаза слёзы Нинка пыталась разобрать, что написано в заключении о смерти, а в голове неотступно звучал тихий голос: «Ниночка, голова болит…» Убитым горем родителям Нинка твёрдо заявила – малышку удочерит. Мама в отчаянии махнула рукой: «Поступай, как знаешь…». «Инной назову!» – непримиримым тоном заявила Нинка и, не услышав возражений, занялась оформлением документов.
          Налаженная Нинкина жизнь круто изменилась – ребёнок завладел всем её существом. Инночку она не спускала с рук, нянчила, лелеяла. Безропотно не спала по ночам, дежуря у кроватки, если ребёнок беспокоился. Усталости Нинка не чувствовала вообще, как будто в неё вставили батарейку. К девочке она испытывала всепоглощающую любовь, готова была целовать и обнимать её без конца. С престижной работой пришлось расстаться, что Нинка сделала без малейшего сожаления, найдя вариант надомной. Малышка росла крепкой и здоровой. Родители потихоньку оттаяли, и Инночка-младшая жила в окружёнии любящих родных… Когда девочка немного повзрослела, Нинка, осторожно подбирая слова, рассказала о прекрасной Фее – маме Инне, улетевшей в Рай и с любовью наблюдающей за Инночкой с неба. Так и росла Инночка – ежегодно ездила с мамой Ниной на могилу к маме Инне, и в тот момент, когда она, сосредоточенно нахмурившись, укладывала на могильный холмик букет, Нинкино сердце разрывалось от боли, и хотелось громко закричать: «Прости меня, сестричка!!!» Она обвиняла себя в Инниной смерти, и порой ей большого труда стоило держаться в рамках.
          Незаметно промелькнул десяток лет. Родители тихо ушли один за другим – тяжёлое потрясение, вызванное потерей старшей дочери, подорвало их и без того некрепкое здоровье. Нинка с Инночкой безмятежно жили вдвоём. Нинке даже в голову не приходило привести в дом отчима – нельзя   девочку травмировать. Как-то Нинка пришла с работы – в надомной необходимость давно отпала – едва держась на ногах от усталости и усиливающейся в течение дня головной боли. Инночка собиралась на прогулку. «Иди, солнышко, а я посплю. Закрой дверь сама, пожалуйста…» – с трудом ворочая языком, попросила Нинка, и, услышав звук захлопнувшейся двери, на ватных ногах дотащилась до дивана и рухнула без сил. Глухая чернота начала обволакивать её, окружающие звуки становились всё тише, пока совсем не исчезли, и вдруг тьму прорезал ослепительный луч света и знакомый голос отчётливо произнёс: «Нина, нет! Не сейчас!» «Инна…» – не в силах пошевелить губами, произнесла в уме потрясённая Нинка. «Возвращайся, тебя ждут!» – повелительно сказала, как отрезала, старшая сестра. «Инна, прости меня!..» – успела подумать Нинка и с трудом разлепила отяжелевшие веки.
          «Мамочка, очнись!» – послышались испуганные восклицания Инночки, которая, не успев выйти из подъезда, тут же вернулась обратно, словно подталкиваемая невидимой рукой, и оперативно вызвала «скорую» к потерявшей сознание маме Нине. В комнату уже решительным шагом входила фельдшер с чемоданом в руках. «Сильнейшее переутомление. Упадок сил. Полный покой!» – через пять минут отрывисто говорила она. Укол показался Нинке комариным укусом, и перед погружением в глубокий сон, несущий выздоровление, откуда-то издалека донёсся до её ушей долгожданный, освобождающий от многолетнего гнетущего чувства вины, внятный Иннин ответ: «Прощаю…»