Сказки старого Абати. Эла Закри

ЭЛА ЗАКРИ

– Абати, расскажи мне об Эла  Закри. Объясни мне, почему его слава не гаснет в долинах Ясси  вот уже три поколения?
Я смотрю на Баклан-корт, на котором удивительным образом сохранилась копна букового леса, а вокруг – утомляющие взор уродливые заросли боярышника вперемешку с кизилом.
С утра по июльскому небу поползли косяки облаков и только мы с Абати знаем, что дождя в долине не будет, если за макушку Баклан-корт, что высится прямо над нами по ту сторону реки, не зацепится облако.
– Ты лучше смотри, не прозевай. Не успеем занести под навес чеснок – конец нашей дружбе, – ворчит на меня старик, пытаясь разглядеть, что происходит в небе.
– Не волнуйся, Абати, – отвечаю я. – Эти облака торопятся в Дагестан, да и по телевизору передали, что дождя у нас не предвидится. Ты лучше расскажи, о чем прошу. Ведь много знатных и богатых, мудрых и святых, героев и предателей знала земля наша. Их имена то всплывают, то предаются забвению. И только одного Эла Закри все время вспоминают и нищий, и богатый, и мулла, и законченный пьяница. Кто он? Откуда родом? Где земли его, а они должны быть, раз его признавали князем?
Старый Абати, столетний отшельник, как всегда начинает говорить о чем-то своем.
– Знаешь, почему мои зубы крепче и белее твоих, хотя и не чищу их мелом, как вы. Я ведь тоже курил в твои годы. Моя Румани, да простит ее Аллах, привозила мне турецкий табак из самого Анжи. Там жил ее отец. Богатый был купец. Привозил товары из самого Истамбула. Хочешь, о нем расскажу?
– Не надо. Ты снова собираешься рассказывать мне о Румани. Ты уже рассказывал мне о ней еще когда я поднялся к тебе извиниться за это проклятое куриное яйцо. Ты всегда все забываешь, хотя это тухлое яйцо не можешь простить по сей день. Чем-нибудь не угожу, сразу начинаешь обзывать вором. Сколько лет прошло? Пора бы и забыть, Абати.
– И не подумаю.
– Ты боишься, если я получу твое прощение, больше к тебе не поднимусь?
– Нет. Не боюсь. Просто знаю, что не поднимешься… Или я не прав?
– Ты прав, Абати. Не поднимусь.
– Грабить одинокого старика – грех. Надо было попросить.
– Абати, за тобой скоро прилетит ангел. Тебе осталось говорить только правду. Ведь не дал бы! Что ты мучаешь меня столько лет?
Абати подозрительно смотрит на меня.
– Конечно, не дал бы. Но все равно, воровать – грех.
– Знаю, Абати. Но я так хотел попасть на этот фильм... А Сайд-Хусейн наш, как назло, в тот день был трезвым: «Хочешь смотреть кино, плати 10 копеек или принеси одно яйцо…» Вот и пришлось с пацанами подниматься к тебе на гору.
– Кто с тобой тогда был?
– Если не сдал тебе их будучи пионером, как ты думаешь, сдам их, когда я уже комсомолец?
– Кто подсказал тебе? Вы же тогда только вернулись в аул…
– Какая тебе разница? Все в ауле знают, что ты считаешь парами – двумя пальцами. Воруй, сколько хочешь, но обязательно четное количество. Хоть мешки. Ты и не заметишь. А я попался из-за своей порядочности. Мне же нужно было только одно яйцо.
– А твои подельники тебя не предупредили?
– Предупредили. Но я честный. Говорю же, мне нужно было только одно. Между прочим, Абати, жадность – не меньший грех. Ты же не поленился из-за одного яйца спуститься в аул…
– Кто тебе открыл мою тайну? Именно тебе?
– Не скажу. Весь аул кормился у тебя.
Абати мрачнеет от обиды.
– И они еще просят, чтобы я вернулся к ним. Не дождутся! Жалкие люди. Их волнует только одно – как далеко меня нужно будет нести отсюда на кладбище. Но мы еще посмотрим. Назло им, умру поздней осенью. Я заставлю их месить грязь, ежиться от холода. Мои три дня они запомнят надолго.
Я пытаюсь успокоить своего друга.
– Абати, а я знаю, почему ты про это яйцо вспоминаешь, как только сходит снег. Потому что нужно копаться в твоем огороде…
Абати умолкает.
Чувствую, что застал его врасплох. А это кончится очень плохо.
Пытаюсь смягчить просыпающийся в нем гнев.
– Абати, а твоя Румани, говорят, была очень красивой женщиной.
– Заткнись, подлец. Я рассказывал о ней тебе тысячу раз. А ты до сих пор не понял, почему.
– Как почему? Ты ее любил, а она бросила тебя, когда нас выселяли. Уехала к отцу в Анжи. Вспомнила вдруг, что не чеченка.
– Это я ей напомнил. Мы не знали, что нас ждет впереди. А полковник, который жил у меня в доме, рассказывал, что нас всех будут топить в море.
– Но тогда почему она не вернулась к тебе, когда вы вернулись обратно? Всего-то 13 лет прошло.
Старик уходит в дом и вскоре возвращается с сискалом .
– Хочешь знать, что за человек был Эла Закри? Ну, тогда слушай.
…Однажды Эла Закри отправился в Дагестан. В поисках аула, где о нем не могли знать, он забрел в одно лакское селение далеко в горах. Отыскав самый богатый дом, окликнул хозяина. Спросил, примет ли тот гостя из Чечни.
Лакец улыбнулся.
– Кто отважится не принять в гости чеченца? Прослывешь потом на весь Дегаста скрягой.
Не удивляйся. Времена тогда были такие. После казни Байсангура в Хаси-юрте мало кто осмеливался ездить в Чечню. Разве что торговцы солью да пастухи. Только закаленные в боях мюриды Шамиля, да и то тайком от всех, по звериным тропам пробирались в наши края к своим кунакам, чтобы за чаркой молодого кизлярского вина вспомнить о своих сражениях с гяурами. Не думай, что Абати свихнулся. Пили мюриды не хуже русских офицеров. А как еще вспомнишь буйство молодой крови, как не за крепким вином?
А наш лакец не был ни торговцем солью, ни пастухом, ни мюридом имама. Он был состоятельным человеком, но не лез вперед. Можно сказать, был конахом  и без бранных подвигов. Бывает же и так, живет человек и ничем не выделяется, а потом, со временем, как-то само собой обнаруживается, что мир вокруг держится на его плечах. Это гораздо труднее, чем добыть славу в бою. Таким человеком и был лакец, у которого остановился Эла Закри.
Больной человек мечтает о здоровье, нищего раздражает богатство соседа. А человек, привыкший к достатку и уставший от почитания нищих, мечтает о славе. Все ищут то, чего не имеют. Так устроен мир, и хорошо, что не нами он создан.
Кто знает, может, родись он во времена имамов, сложил бы свою голову где-то под Гунибом или Дарго. Смерть богача в бою – бесславна. «А как же газават?» – спросишь ты. Так все равно найдется голодранец, который, возвращаясь после похорон с кладбища, отважится в толпе себе подобных сказать вслух то, о чем думают остальные: «Чего ему не хватало? Жил человек, нужды не знал, да прилип к мозгам клещ».
Довольные, что среди них нашелся пустобрех, остальные молча согласятся с ним и разойдутся по своим домам. Таков нрав у голодранцев. Сколько же конахов погибло бесславно, увлекшись их пустыми речами о Боге, родине, свободе…
Так было всегда в наших горах. Сколько я живу. Меняются времена, а пороки и страсти – все те же.
Не был исключением и этот аул. Жил здесь старшина – здоровенный мужик. И имя под стать этой туше – Бугай. Заклятый враг того самого лакца, у которого остановился Закри. Посчитав себя униженным тем, что гость из Чечни остановился не у него, задумал он наказать гостя и своего одноаульца. Дружкам своим объяснил свое намерение просто – если гость не проявил уважения к аульскому голове, значит неуважение проявлено всему аулу.
Вечером после ужина к лакцу постучался один из дружков Бугая.
– Старшина в отъезде, но узнав о приезде гостя из Чечни, прислал гонца. Велит устроить в его честь вечеринку. Мы собрали лучших джигитов и пригласили самых красивых девушек. Если нашего гостя не разморила дальняя дорога, просим разделить с нами остаток ночи.
Эла Закри уже выходил вслед дружку Бугая, когда хозяин дома попросил его задержаться немного.
– Бугай в ауле, – шепнул он Закри. – Но на вечеринку придет последним. Он любит, когда все встают перед ним. Будет там и его возлюбленная. Красивая девушка. Зовут Саидой. Ни один мужчина в наших краях не осмеливается даже посмотреть в ее сторону. Выбери ее. Бугаю это очень не понравится. Без скандала не обойдется, это как раз то, что нам нужно. Будь спокоен. Мой кинжал хоть и в потертых ножнах, но самый острый и длинный в этих краях.
Эла Закри последовал совету своего нового друга. Оглядев девушек, рассевшихся напротив мужчин, он попросил слова у тамады. Тамада, согласно этикету, спросил у собравшихся:
– Дадим слово гостю?
Все хором ответили:
– Да!
– Я прослышал о самой красивой девушке Дагестана, – начал свою речь Закри. – В ее поисках я и добрался до вашего аула. Зовут ее Саида. Она здесь, сидит в кругу не менее красивых девушек. Пусть они не обижаются, но сердце и мысли мои пленила именно она. И если красавица снизойдет в этот вечер до разговора со мной – скажу ей несколько слов и вернусь обратно в Чечню. Этой краткой беседы вполне хватило бы, чтобы утолить мою мечту, которая и привела меня сюда, в круг достойных мужчин и девушек.
Саида оказалась не только красавицей, но и скромной девушкой.
– Желание гостя – закон для горянки, – коротко ответила Саида…
Вечеринка была в самом разгаре, когда объявился Бугай. Заметив через окно, что его возлюбленная увлеченно переговаривается с гостем, он в ярости ввалился в дом.
Что такое ревность? Болезнь, от которой люди теряют голову. Но, разве можно терять голову в таком месте, как горская вечеринка?
Забыв о всяком приличии, прямо с порога Бугай обратился к мужчинам:
– Ну как, джигиты, наша вечеринка? Веселят вас девушки?
Все дружно встали, кроме Закри. Он даже не шелохнулся.
Заметив это, села обратно и Саида.
В комнате повисла тишина.
Бугай внимательно посмотрел на Закри.
Перед ним сидел худощавый незнакомец, который невозмутимо продолжал разговор со своей избранницей.
– Ты тоже пришла на нашу вечеринку?
Что должен был делать в этой ситуации Закри?
Конечно, положить к ногам дружков Бугая голову этого сопляка!
Какой конах стерпел бы такое?
А Закри не только стерпел, но и дал понять, что не ослышался. Он догадался, что, если вспылит в ответ, собравшиеся не дадут ему вынуть из ножен кинжал, а сам старшина отшутится, что имел виду волка. Ведь волк на чеченском языке – существо женского рода. Ни один мускул не дрогнул на лице Закри.
– Да, – ответил он, чуть приподнявшись. – Я пришла.
В комнате снова наступила мертвая тишина.
Первым ее нарушил Бугай. Вперившись взглядом в обомлевшего от страха тамаду, процедил сквозь зубы:
– Наверное, гостье не сказали, что у нас не принято, чтобы женщины сидели среди мужчин.
Тамада виновато опустил голову.
Закри пришел ему на помощь.
– Я не вижу разницы, где мне сидеть. Но раз ты тут за всех решаешь, укажи мне мое место.
Бугай указал на Саиду.
– Тебе будет удобно, если ты сядешь рядом с ней.
Девушки расступились.
Закри, не говоря ни слова, подсел к Саиде.
– А теперь продолжим нашу вечеринку, – сказал Бугай. – Есть ли здесь мужчина, которому приглянулась наша гостья?
Дружки Бугая молчали.
Тогда Бугай обратился к Саиде:
– Прости, но порядок нашей вечеринки требует, чтобы развлекали гостью. Раз здесь нет никого, кому она понравилась, то придется мне этим заняться. Обратись к ней от меня, готова ли она уделить мне этот вечер?
Закри наклонился к уху Саиды, но его голос был слышен всем в комнате:
– Передай этому конаху, что я согласна. И скажи, что ему весело будет со мной не только в этот вечер.
Что было потом, о чем они беседовали, я не знаю. Вечеринка продолжалась до самого утра. Никто не расходился в ожидании развязки. Закри так вел беседу с Бугаем, что тому не оставалось ничего другого, как предложить выйти за него замуж. Когда обессиленный словесным поединком старшина выдавил из себя последнее слово, Закри встал во весь рост:
– Славный Бугай, – сказал он ровным голосом. – Такие мужчины, как ты, – находка для девушек. Какая бы не мечтала иметь такого мужа! Беру в свидетели Аллаха и всех пророков от Адама до Последнего, всех эвлия  и устазов ! Беру в свидетели черную землю, в чрево которой мы все вернемся! Беру в свидетели сидящую рядом Саиду! Я выйду замуж за тебя не позднее, чем сегодня. Почему сегодня? Не хочу томить ожиданием такого конаха, как ты. Дорога ко мне домой далекая. Всякое может случиться. Конь может споткнуться, камень сорвется с высоты. Всякое случается. Мало ли было случаев, когда свадьбы срывались из-за пустяков. А наша с тобой свадьба, судя по молчанию твоих друзей, запомнится надолго. Пока не случится нечто большее в ваших горах.
Ты мне понравился сразу, Бугай, как только зашел к нам. И такого, как ты, я не отпущу. После обеденной молитвы я выйду к роднику, куда приходят ваши девушки. Заберешь меня оттуда.
В комнате вновь воцарилась тишина. Все ждали, что скажет Бугай.
– Слушайте, мои кунаки, – заговорил тот тихим неуверенным голосом. – И ты слушай, Саида. Ты, наверное, догадалась, что нам не суждено больше встречаться на вечеринках. Я благодарю тебя за то, что столько времени была верна данному мне слову. Я освобождаю тебя от него. Ты в своей воле с этой минуты.
Уже светало, когда Закри вернулся домой. Хозяин дома ждал его у порога.
– Не буди меня до полудня. После обеда у меня дело. Только укажи мне, где находится родник, куда ваши девушки ходят за водой.
– Ты решил жениться?
– Нет. Я выхожу замуж…
Хозяин улыбнулся:
– За Бугая?
Эла Закри улыбнулся в ответ.
– За него.
Когда Закри проснулся, его конь был уже оседлан.
– Бугай из аула не выйдет. Мои люди засели на всех дорогах и тропинках. А я пойду с тобой. Кто-то же должен сопровождать невесту.
– Оставайся дома. Это не надолго…
...Напрасно ждал Закри Бугая.
Солнце уже клонилось к закату, когда он остановился у ворот старшины.
– Ты жена Бугая? – спросил он женщину, подметавшую двор.
– Да, – ответила та. – Но его нет дома. Уехал по важному делу. Сказал, что его долго не будет.
– Как он мог уехать, если сегодня должен был жениться?..
Закри слез с коня.
– Вряд ли я вернусь в эти края снова...
Закри потянулся к кинжалу. Женщина бросила метлу и закрыло лицо руками.
– Я отрежу твою косу. Пусть твой муж ищет ее в Чечне.
Страх женщины сменился яростью.
– Будь ты проклят, трусливый заяц! – воскликнула она, повернувшись к дому. – Спрятался под нары, когда хотят опозорить твою жену!!!
Женщина развязала платок, опустила голову. Но Закри прошел мимо нее. Толкнул ногой дверь, вошел в дом. Задержался внутри недолго... Вкладывая кинжал в ножны, заметил сидящую с обнаженной головой жену Бугая. Около калитки лежал ее платок. Закри поднял его кончиком кинжала и поднес ей.
– Сколько лет живешь с ним?
Женщина взяла свой платок. Накинула на голову.
– Я прожила с ним всю свою взрослую жизнь.
– Помоги ему перевязать раны. Я, кажется, два раза коснулся его.
Жена Бугая пропустила мимо ушей слова Закри. Молча подошла к его коню. Отвязав от шеста, протянула уздечку Закри.
– Прости меня, гость, что не смогла тебя принять как надо.
Закри сел на коня. Женщина, поправляя на ходу платок, побрела в дом своего отца…
Я смотрю на Баклан-корт и вижу, как последнее облако, едва коснувшись его зеленой копны, уплывает по ситцевому холсту неба в Дагестан.
– Абати, кто придумал эту историю? Говорят же, что Эла Закри никогда не рассказывал о своих похождениях.
Абати, прищурившись, смотрит на меня. Я улыбаюсь в ответ и качаю головой.
– Не будет дождя, Абати. Пусть чеснок сушится до вечера, а потом занесем его под навес. Я не сбегу, не бойся. Только скажи, кто это рассказал. Ведь там, кроме Закри, никого не было из наших.
Абати подозрительно смотрит на Баклан-корт.
– Смотри, ворюга. Не уйдешь, пока не занесешь.
Я продолжаю улыбаться и киваю. Он успокаивается.
– Эту историю слышал от самого Бугая, когда познакомился с ним в Анжи-кала на базаре. Узнав, что я из Чечни, он спросил, знаю ли я в Чечне человека по имени Закри?
– Много в Чечне людей с таким именем, – ответил я.
Он описал его.
– Наверное, ты спрашиваешь об Эла Закри, – улыбнулся я.
Бугай принял мою улыбку за насмешку. Быстро отошел от меня. Но вернувшись, рассказал все, как было.
Я засомневался. Разве может мужчина так говорить о себе?
– Клянусь Аллахом, – сказал он мне, – это чистая правда. Вот эти шрамы остались от его кинжала.
Он показал мне свою левую щеку, на которой действительно розовела тонкая линия.
Потом поднес руку к своему лицу, на котором также виднелся небольшой шрам. Он прикрыл этой рукой свое лицо.
– Только вот одно не пойму, – спросил Бугай. – Почему он не вытащил меня из-под нар? Я же был в тот момент мягче воска. И почему не добил меня под этими нарами? Мог же просто ткнуть своим кинжалом.
Вот тогда я и поверил Бугаю.
Но вместо того, чтобы ответить на его вопросы, я сам спросил у него, почему он так глупо повел себя с незнакомцем?
– Ревность, – ответил Бугай. – Будь она проклята. Думал, Закри вспылит в ответ и я посрамлю его перед Саидой. А он вместо этого сразу взял меня за горло и душил до самого конца вечеринки. Я знал, что пощады не будет…
Я допиваю свое молоко. Благодарю друга.
– Абати, а почему Закри не вытащил его из-под нар?
– Ему тогда пришлось бы вложить кинжал обратно в ножны.
– Но тогда почему не пронзил его кинжалом?
– Ну, для этого пришлось бы опуститься на колени. А такое позволить себе Закри не мог. Ведь он же был не просто Закри, а Эла Закри.
Лицо Абати спокойно. В такие минуты он бывает необычайно светел и добр.
Я кладу пустую кружку на табуретку, которая иногда заменяет нам стол. Иду к длинному ряду чеснока.
Я не верю июльской ночи. Вдруг какое-то облако отстанет от своего косяка и в наступающей темноте зацепит Баклан-корт. И тогда старику самому придется таскать этот чеснок под навес.
– Может быть, завтра? – предлагает он.
– Я хочу выспаться завтра. А вечером поднимусь к тебе.
Абати соглашается.
Через час он провожает меня до калитки. Прощаясь, спрашиваю, почему у него зубы крепче моих.
– Надо есть почаще сискал, – улыбается старик, чтобы я видел ровный ряд его зубов. – И запивать его молоком. А если нет молока, то холодной водой.
Я спускаюсь вниз по тропе. Абати кричит вслед:
– Поднимись сразу же после полуденной молитвы! Работы много. Если будешь работать так, как сегодня, может быть, очистишься от греха перед Аллахом.
Я киваю в ответ. Знаю, Абати может управиться сам и мой грех воровства он простил в тот же день, когда я честно признался ему в краже.
Ведь он же не позволил тогда отцу наказать меня.
Знаю также, что слова прощения он оставил на тот день, когда к нему прилетит самый несчастный из ангелов.
Он верит, что это поможет ему спокойно принять этого страшного гостя.